Не противопоставлять, а сравнивать
Нам следует руководствоваться не взаимоисключающими формулировками, но такими, которые служат инструментом сопоставления. По моему мнению, любое дидактическое заключение следует рассматривать в определенном контексте. В арт-терапевтических исследованиях акцент на художественных образах следует делать далеко не всегда, так же как и, напротив, не следует во всех без исключения случаях делать акцент на вербальных отчетах пациентов о создаваемых ими образах. В действительности обе эти стороны дополняют и усиливают друг друга.
Способы восприятия изобразительного материала
Я полагаю, что одной из наиболее актуальных проблем арт-терапии является то, насколько возможно исследование художественного творчества. Нам следует обсудить этот вопрос, с тем чтобы определить приоритеты и подобрать наилучшие методы. Для меня эта проблема связана с вопросами, как, что и почему пациенты рисуют, а также с получаемыми ври этом терапевтическими результатами.
Как люди рисуют
Существуют, по-видимому, тысячи исследований, стремящихся ответить на этот вопрос. Когда рисунок или скульптура созданы, они далее пребывают в своем законченном, неизменном виде, а потому их можно исследовать, не слишком углубляясь в проблему многозначности их символического содержания. Мы можем изучать определенный художественный материал с той или иной позиции, а пять лет спустя попытаться использовать иной подход. Это напоминает те ситуации, с которыми сталкиваются культурные антропологи, исследуя, например, произведения постмодернйстов, либо когда антропологи пытаются считать зубы у останков человека.
Считать зубы, должно быть, непросто. Находясь в Питтсбург-ском университете, я, например, услышала о том, что один из ассистентов кафедры антропологии получал разные результаты, когда пересчитывал зубы, находясь в разных эмоциональных состояниях. Это говорит о важности точных количественных исследований. Очевидно, однако, что гораздо проще считать конкретные физические признаки, чем комплексные, зачастую противоречивые переменные, связанные с содержанием символических образов.
На протяжении последних десяти летя, совместное К. Та-боном; привожу исследований такого рода. Он собрал коллекцию рисунков, авторам которых Давались одни и те же стандартные материалы и следующая инструкция: «Нарисуйте человека, срывающего яблоко с дерева».
В настоящее время собрано более четырех тысяч таких рисунков, их авторы — взрослые и дети, клинически здоровые лица и пациенты разных групп.
Мы много думали над тем, Каким образом следует анализировать полученные рисунки и какие признаки нас должны интересовать больше всего. Нам удалось сделать довольно интересные наблюдения. Например, мы заметили, что целый ряд рисунков включает изображение человеческой фигуры темно-синего цвета. Несколько меньше было фигур, нарисованных зеленым цветом (как правило, на тех рисунках, которые целиком выполнены зеленым цветом). Авторы рисунков, на которых фигурируют человеческие персонажи темно-синего цвета,
в подавляющем большинстве случаев являются психически больными. Есть категория рисунков (от 1 до 2 %), на которых изображена лишь одна крупная рука, тянущаяся за большим яблоком. Мы не Знаем, с какой психологической переменной связаны эти изображения, но намерены продолжать исследования, поскольку считаем, что арт-терапевтне может игнори' ровать различия, обнаруженные между рисунками пациентов, страдающих эндогенной депрессией, и рисунками клинически здоровых лиц. Рисунки этих двух групп испытуемых отличались наличием тех или иных деталей, общей.организаци-ей пространства изображения, цветовыми характеристиками и особенностями изображения самой человеческой фигуры. Эти различия довольно легко заметить и сделать предметам статистического анализа. По мере того как мы получаем все новые рисунки, нам удается сформировать новые группы изображений, характеризующихся сходными формальными признаками. Так, например, некоторое сходство с рисунками больных эндогенной депрессией имели рисунки больных с депрессивным синдромом, страдающих хроническими соматическими заболеваниями. В то же время их рисунки отличались от рисунков больных эндогенной депрессией менее четкими контурами и еще менее выразительным изображением человеческой фигуры, а также схемой нарисрванного^дерева. Рисунки больных с депрессивным синдромом, страдающих соматическими заболеваниями, напоминали рисунки больных с органическими психическими заболеваниями, такими, например, как болезнь Альцгеймера. Имея большое количество .рисунков, выполненных другими пациентами, нам, по-видимому, удастся определить, каким образом хроническое соматическое заболевание и деменция отражаются на особенностях рисунков.
Наш основной вывод заключается в том, что если мы видим определенные различия между теми или иными категориями рисунков, нам следует проверить это наблюдение, в частности определить, достоверны ли эти различия. Если будет установлено, что результаты других исследований совпадают с нашими и все они статистически достоверны, тогда можно говорить об определенных дифферен1шадьно-диагностических признаках. Лишь в этом случае будет соблюден принцип объективности — кардинальный принцип науки. Поскольку все, рисунки
в нашем исследовании были получены с использованием одной и той же стандартной процедуры, можно заключить, что наблюдаемые формальные различия действительно характеризуют ту или иную группу пациентов. При этом мы никоим образом не затрагиваем символического содержания образов. Мы лишь оцениваем внешние признаки изображения, абстрагируясь от объяснений, даваемых изображению его автором.
Мы надеемся сформировать некую модель арт-терапевти-ческого исследования и показать, как, используя подобное исследование, можно верифицировать те или иные клинические особенности. Нами разработан иллюстрированный протокол, включающий определенные оценочные критерии, а также метод регистрации двух типов переменных — общих формальных признаков изображения, с одной стороны (таких как трудоемкость работы, пространственные особенности изображения, преобладание тех или иных цветов и степень интегрированно-сти композиции в целом), и его содержательных особенностей, с другой стороны (например, какой цвет использовался для изображения дерева или человека, что изображенный человек делает, то есть стоит ли он или сидит и т. д.). Наш метод, таким образом, основан на анализе изображений, характерных для разных групп. Мы надеемся использовать это метод для анализа данных других исследований. Чарльза Лайеля (1797-1875) считают отцом геологии, поскольку он сформулировал принцип, согласно которому более глубоко лежащие слои земной коры имеют более древний возраст. Сейчас эта идея представляется банальной, однако во времена Лайеля она была революционной. Исходя из этой идеи, в дальнейшем были сформулированы определенные принципы археологических исследований. По-видимому, мы сможем помочь арт-терапевтам увидеть работы пациентов в ином свете, используя, на первый взгляд, простые представления.
Сохраняя предмет изображения неизменным, мы можем проверить, существуют ли различия между отдельными группами пациентов, комплектуемыми по признакам диагноза, возраста или культуры. Carmello и мне уже удалось получит» важные результаты, касающиеся различий между группами пациентов с разными заболеваниями, В то же время, мы не могли не заметить того, что сред и множества рисунков нет даже двух оди-
наковых. Каждый день мы получаем новые рисунки с новыми особенностями изображений. Наше исследование, таким образом, сулит новые сюрпризы.
Интересно обратиться к культуральному определению изобразительного искусства. Когда кто-то заявляет, что он может судить о чем-то, наблюдая то или иное изображение, он фактически сравнивает новый изобразительный материал с ожидаемыми, хотя и редко формулируемыми культурными дефинициями. Эти дефиниции довольно пластичны и позволяют воспринимать новый изобразительный материал, однако всякий материал, выходящий за рамки культурных норм, воспринимается с большим трудом. Обычно мы обращаем внимание на явные, а не скрытые особенности экспрессии. Явные особенности являются такими формами вербальной экспрессии и поведения, которые носят произвольный характер. Скрытые же особенности являются невербальными и непроизвольными компонентами вербальной экспрессии и поведения. Поскольку на последние обращают мало внимания, мы иногда выдаем себя и предоставлям другим важную информацию о себе. Когда пациентов, не имеющих художественного опыта, просят что-либо нарисовать, они обращают прежде всего внимание на то, что они рисуют, не думая о том, как они это делают. Они не осознают стилевых и технических особенностей изображения, поскольку, в отличие от художников-профессионалов, не имеют о них практически никакого представления. Они, например, не придают значения тому, какое место занимает изображение, или тому, закрашено ли все пространство рисунка или он состоит лишь из линий. И это создает большие возможности для арт-терапевтических исследований.
Что люди рисуют
Этот аспект исследований труднее, чем исследования способов рисования. Мы часто сталкиваемся с тем, что имеет место большее или меньшее расхождение между тем, что человек хотел нарисовать, и тем, что он фактически рисует. Наши намерения — сложная переменная. Гоффман пишет, что «характер выражения зависит от того, воспринимаем ли мы его серь-еаио, либо саркастично, либо используя непрямое цитирова-
ние, поэтому в процессе коммуникации мы обращаем внимание на такие паралиыгвистические особенности, как интонация, мимика и т. д. — то есть признаки, имеющие экспрессивную, а не семантическую природу*. (Goffman, 1969, р. 9). Один из рисунков из нашего исследования может являться иллюстрацией того, насколько сложна эта проблема. Рисунок был создан 13-летней девочкой в соответствии со стандартной инструкцией. Ствол дерева розовый, что статистически встречается весьма редко. Кроме того, его вершина закруглена, и отсутствуют ветви, которые обычно делают изображение дерева целостным. В нашей выборке подавляющее большинство деревьев — типичные яблойи. В приведенном же случае дерево трудно назвать яблоней. Судя но его форме и окраске, оно скорее напо* минаёт половой член. Мы не знаем, сознавала ли автор этого рисунка, что ее дерево напоминает половой член, однако мы достоверно знаем,-что она была изнасилована. Если она сама не видела скрытого смысла в своем рисунке, то что это означает? Каким образом нам следует построить исследование для того, чтобы анализировать подобного рода рисунки, которые несут в себе скрытый смысл? И кто засвидетельствует существование скрытого смысла рисунка, если сам автор его не осознает? Я не хочу сказать, что мы должны игнорировать рисунки, имеющие множество разных смыслов, но я знаю, что такие рисунки изучать очень сложно. В нашей выборке подобные изображения деревьев, напоминающих нечто иное, относительно редки. Такие необычные рисунки настораживают, однако создание «фаллического дерева» не обязательно должно быть характерно и для других детей, перенесших сексуальное насилие, хотя факт насилия может быть несомненным. Одним из факторов, влияющих на изображение, является, например, время, разделяющее момент насилия и момент создания рисунка. Приведенный же пример может быть своеобразным ««отблеском» относительно недавно совершенного насилия. С другой стороны, можно предположить, что подобный материал может проявиться лишь спустя несколько месяцев или даже лет после полученной психической травмы. Если мы намерены изучать символические изображения, нам следует ответить на вопрос, каково их происхождение. Например, вряд ли можно предполагать, что
изображения черепашек нинзя из популярного мультсериала будут широко встречаться в тех регионах, куда не проникла массовая американская культура, хотя сходные персонажи могут появляться в рисунках. Изображения ангелов — причуда массовой культуры последнего времени — появляются в рисунках детей сейчас чаще, чем, скажем, двадцать лег назад. Эти «отблески» массовой культуры, по-видимому, «погаснут» через некоторое время и на рисунках наших клиентов их сменят другие персонажи. Те из арт-терапевтов, которые живут в этой стране достаточно долго, хорошо помнят разные двух и трехмерные изображения сов, грибов и единорогов в массовом искусстве. Все они часто встречаются в работах наших клиентов. Они заимствуются ими из окружающей культурной среды и вряд ли могут рассматриваться как продукт самостоятельною творчества клиентов, каким-либо образом характеризующий их психические процессы. Если проводить соответствующие культурологические и антропологические исследования подобных символов, можно прийти к выводу, что они скорее характеризуют популяцию в целом, нежели определенную клиническую группу.
Почему люди рисуют?
Ответ на этот вопрос еще сложнее, чем ответы на два предыдущих. При этом он связан не с глубинным мотивомтворче-ства, а с тем, как сами люди объясняют то, почему они создали тот или иной рисунок. Как супервизор я хорошо знаю, что вопрос «почему?» является одним из наиболее характерных для студентов, изучающих арт-терапию. Я сама нередко задаю его в процессе своей арт-терапевтической работы, когда следует учесть разные факторы, связанные с мотивацией, инсайтом, дис-симуляцией, наряду со многими другими. Мы также должны принимать во внимание различные тонкие и зачастую неосознаваемые влияния. Недавно,лапример, один художник, посещающий мою группу, создал скульптуру женщины еоеклонен-ной головой и сжимающей вески, словно она плачет или чем-тоочень удручева. Другой художянк из этьй же группы ваиевил фигуру задумчиво сидящего человека, охватившего руками
свои колени. Можно ли сказать, что второй автор был под впечатлением первой работы? Однако намного раньше он самостоятельно создал другую скульптуру, которая имела с упомянутыми работами определенное сходство. Когда один художник влияет на другого, является ли это имитацией или исследованием некой общей идеи, отражением сходных состояний, переживаемых авторами, или чего-то иного? Все эти вопросы так или иначе освещаются в арт-терапевтических исследованиях.
Как рисунок или скульптура влияют на состояние их автора?
При ответе на этот вопрос вполне приемлемы развернутые клинические описания вроде тех, что упоминаются Розал (Ro-sal, 1998). Можно также использовать модели, применяемые в бихевиоральных исследованиях и медицине, хотя специфические требования к подобнВйг исследованиям могут смутить большинство арт-терапевтов. Исследования, связанные с наблюдением более чем одного случая, требуют исключения всех переменных, способных повлиять на результат, таких, например, как система вознаграждения или поощрения, медикаментозное лечение или иные лечебные процедуры, давление со стороны группы или авторитетных лиц либо желание испытуемого соответствовать образу «хорошего человека*. Часто невозможно либо морально недопустимо ограничить те ИЛИ иные вмешательства в клиническую популяцию в процессе исследования эффектов использования арт-терапии. В дополнение ко всему, если клиент работает не в изоляции, следует принимать во внимание такие факторы, как характер отношений между ним и арт-терапевтом, личностные особенности клиента, а также своеобразие используемых арт-терапевтичёских техник.