Художественная интуиция в сновидениях
По своим основным психологическим особенностям сновидная художественная интуиция существенно не отличается от той сновидной интуиции, которая приводит к решению научных проблем. Замысел произведения, отдельные образы или даже целостные художественные произведения могут образоваться на подсознательном уровне и войти в состав явного содержания сновидения.
Для иллюстрации данного положения приведем известный пример из истории музыки. Итальянский скрипач и композитор Джузеппе Тартини (1672-1770) одно из своих самых значительных и известных произведений — сонату «Дьявольская трель» — слышал во сне. Д. Ойстрах в предисловии к книге Л. Гинзбурга об этом композиторе писал: «Сонату "Дьявольская трель
счптаю настолько значительным произведением, что нередко заканчиваю программы своих сольных концертов» '.
Лж Тартини написал около 350 произведений, из которых около 200 — сонаты ДлЯ скрипки. Но он считал сонату «Дьявольская трель» своим'лучшим произведением. Французский астроном Ж. Ж. Лаланд, путешествовавший по Италии, приводит следующий рассказ, слышанный им от самого Тартини: «Однажды ночью, в 1713 году, ему приснилось, что он заключил соглашение с дьяволом, который оказался в его услужении. Все, чего бы Тартини ни захотел, удавалось ему, и любые желания предупреждались новым слугой. Как-то он вздумал дать ему свою скрипку, чтобы увидеть, сможет ли тот сыграть что-нибудь благозвучное. Но каково было удивление Тартини, когда он услышал сонату, столь своеобразную и прекрасную, исполненную с таким совершенством и осмысленностью, что он никогда не мог себе представить что-нибудь подобное. Он испытал такое изумление, восхищение и наслаждение, что потерял дыхание; от этого сильного ощущения он проснулся и тут же схватил скрипку, надеясь восстановить хотя бы часть слышанного, но напрасно; пьеса, которую Тартини тогда сочинил, действительно является лучшим из того, что он когда-либо сделал, и он называет еще ее "Сонатой дьявола". Но та, которая тогда его изумила, была настолько выше, что он сломал бы свою скрипку и навсегда забросил бы музыку, если бы только мог это сделать»2.
Полагают, что впоследствии Тартини совершенствовал сонату. Прав Л. Гинзбург, считая, что подготовительная работа над сонатой была начата задолго до сновидения, но творческий синтез произошел в сновидении. Здесь под «творческим синтезом» следует понимать, конечно, сновидное интуитивное «озарение». Мы полагаем также, что поскольку существует подсознательная актуализация, действуют две разновидности интуитивного «озарения»:
а) сновидное «озарение» как результат перехода глубинных подсознательных содержаний долговременной памяти на предсознатель-ный сновидный уровень;
°) «озарение» на уровне сознания, возникающее вследствие перехода подсознательных содержаний на уровень сознания.
Поскольку подавляющее большинство сновидений забывается, мы 0спроизводим только незначительную часть сновидных озарений. стальные для сознания теряются, хотя есть основание для предложения (эту идею мы уже высказывали на предыдущих страницах),
, Гин:^ург Л. Джузеппе Тартини. - М., 1969 - С. 3. Там же.-С. 119-120.
что на подсознательном глубоком уровне содержания целостных сц(. видений сохраняются.
В вышеназванной книге Л. Гинзбург приводит рассказы и других музыка,, тов о продолжении во сне творческой деятельности. Он пишет о Генрике В,. нявском, который уверял, «что его долгие поиски штриха staccato увенчалц(1 успехом после приснившегося ему приема»'.
О русском композиторе А. К. Глазунове известно, что он обычно не запц. сывал своих произведений, пока они не созревали в его сознании, и по этой причине оставил очень мало черновиков. Он вспоминает: «Помню однажды случай, когда мне не удавалось одно место в сочинении, во сне я его прид-у. мал и когда проснулся, то все сочинение было готово»2.
Приведя эти данные, Л. Гинзбург, к сожалению, не опирается на современные достижения в области изучения сна и сновидений, вследствие чего описанным явлениям дает упрощенное механистическое толкование.
Известны и другие случаи работы сновидной интуиции музыкантов. Л. Бетховен, путешествуя в карете, засыпает и во сне сочиняет канон, но после пробуждения не может его воспроизвести. На следующий день, сидя в топ же карете, он вспоминает это произведение и записывает его. Данный пример очень хорошо иллюстрирует высказанную нами на предыдущих страницах мысль, согласно которой сновидения, как результаты творческой работы подсознательного, сохраняются в долговременной памяти. Именно поэтому некоторые сновидения появляются вновь и вновь. Мы считаем, однако, что в долговременной памяти каждого взрослого человека сохраняется множество сновидений. Это вовсе не означает, что их элементы (образы, слова и т.д.) не могут стать звеньями новых ассоциаций, в частности — новых сновидений. Например, образ знакомого сновидцу человека может быть персонажем многих его сновидений.
О творческом процессе композитора Шумана известно, что он по ночам просыпался и поспешно записывал те мелодии, которые в его сновидениях давали ему образы Шуберта и Мендельсона.
Н. А. Римский-Корсаков некоторые отрывки своей «Снегурочки» получал в результате своей сновидной психической активности.
Приведем два замечательных сновидения Игоря Стравинского, о которых «н
рассказал в своих «Диалогах».
1. «Р. К. Приходят ли Ваши музыкальные идеи в любые часы дня и ночи'?
Гинзбург Л. Джузенпе Тартини. — М., 1969. — С. 122.
Глазунов А. К. Письма, статьи, воспоминания // Избранное. — М., 1958. — С. 458-
„л Познавательные процессы в сновидениях 129
и С. Обычно они приходят ко мне в ходе сочинения и очень редко возни-ают, когда я не за работой. Я всегда выхожу из равновесия, если они звучат мемя в ушах, а под рукой нет карандаша, и я вынужден держать их в памяти, повторяя про себя интервалы и ритмы. Для меня важно запомнить абсолютную высоту музыки при первом ее появлении: если я транспонирую ее по какой-либо причине, я рискую утерять свежесть первого соприкосновения с ней и столкнуться с трудностью в восстановлении ее привлекательности. Иногда музыка является мне в снах, но лишь однажды я смог записать ее. Это случилось в период сочинения "Истории солдата"; я был поражен и осчастливлен результатом. Мне приснилась не только музыка, но и персонаж, исполнявший ее. Молодая цыганка сидела у обочины дороги. У нее на коленях был ребенок, которого она развлекала, играя на скрипке. Повторявшийся ею мотив исполнялся во всю длину смычка... Ребенок был в восторге и аплодировал ей своими маленькими ручонками...» ' 2. «Р. К. Вы часто говорите о весе интервала. Что Вы имеете в виду?
И. С. У меня не хватает слов и способности разъяснить подобные вещи. Могу лишь сказать, что сочиняя интервал, я сознаю его как предмет (если я вообще думаю о нем), как нечто находящееся вне меня, отличное от впечатления.
Позвольте рассказать об одном сне, который посетил меня, когда я сочинял Threni. Однажды, заработавшись до позднего вечера, я лег в постель, мучимый одним интервалом. Этот интервал мне приснился. Он превратился в эластичное вещество, растянутое между двумя записанными мною нотами, причем на каждом конце, под нотами, было по яйцу, большому яйцу. Они были студенистыми на ощупь (я потрогал их) и теплыми, в защитных оболочках. Я проснулся с уверенностью, что мой интервал был правильным. (Для тех, кто интересуется подробностями, скажу, что сон был в розовых тонах — я часто вижу цветные сны.) Увидев яйцо, я был так удивлен, что сразу счел их символами. Во сне же я пошел в свою библиотеку словарей и под словом "интервал" нашел лишь запутанное толкование; наутро я проверил его, и смысл оказался тем же»2.