Беременность, преждевременные роды и аборт

Несмотря на растущий интерес к психоаналитическому пониманию беременности, все еще нет литературы по само­произвольным выкидышам и недонашиванию, хотя абортам и уделяется некоторое внимание. Анализ пациенток, у кото­рых был выкидыш*, часто открывает - много лет спустя пос­ле этого события - чувство утраты, долгое горе и не нашед­шую выхода скорбь (продолжительную депрессию), поте­рю самоуважения и ненависть к своему женскому телу, ко­торое не родило живого ребенка, как родило тело их матери. Выкидыш наносит урон представлению о самой себе.

Здесь я буду говорить и о выкидыше, и об аборте, и об их психологических предпосылках и последствиях. В обеих ситу­ациях молодая женщина беременеет, вступает в нормаль­ный этап дальнейшего развития жизненного цикла, но не спо­собна выносить беременность и стать матерью, даровать миру живого ребенка. Таким образом, нормальной первой беременности нередко угрожает выкидыш. Причины этого врачу зачастую трудно бывает установить и устранить, и они вовсе не обязательно повторятся в последующих беремен­ностях. Большинство выкидышей случается в первой трети беременности, когда женщина сознательно ощущает раз­вивающийся плод как часть Собственного Я. Ее сновиде­ния могут раскрыть другие стороны бессознательной фанта­зии и тревоги, например, о том, кого представляет собой плод и кто именно на эдипальной стадии девочки стал отцом ее ребенка в запретном, нагруженным виной половом акте.

При анализе женских сновидений на меня произвело силь­ное впечатление влияние физиологических телесных измене­ний на душевную жизнь. В сновидениях могут найти отра­жение даже гормональные изменения в теле женщины во время менструального цикла. Как в ежемесячном, так и в жизненном цикле развития женщины, психические и теле­сные изменения влияют друг на друга, и тесная связь меж-

* Следует отметить, что каждая четвертая из первых беременно­стей заканчивается выкидышем.

ду ними позволяет женщине бессознательно использовать свое тело в попытках избежать психического конфликта. Моя практика работы с пациентками, страдающими невынаши­ванием, заставила меня задуматься о возможности суще­ствования некоторых бессознательных причин для выкиды­ша. Психоанализ, при котором бессознательные причины невынашивания будут осознаны пациенткой, поможет ей сохранить беременность и родить живого ребенка.

Первая беременность, рывок от дочернего состояния к материнскому,- время эмоционального и психологического переворота. Однако, несмотря на эмоциональный кризис, ко­торый она провоцирует, это нормальная фаза развития и дра­гоценное время для эмоциональной подготовки к материн­ству. Во время беременности, особенно первой, оживают конфликты предыдущих этапов развития, и молодая жен­щина вынуждена разрешать их внутренне и внешне новым путем. Мы можем, таким образом, рассматривать первую беременность как кризисную точку в долгом поиске женс­кой идентичности, как точку, из которой невозможен возврат. Беременность - важный этап решения задачи отделения от матери и индивидуализации, задачи, которую женщина ре­шает всю свою жизнь. Как мы это видели в главе 6 («Влия­ние особенностей психического развития в раннем детстве на течение беременности и преждевременные роды»), детс­кое желание идентифицироваться с первичным объектом (могущественной доэдипальной матерью) можно наблюдать в играх и фантазиях девочки задолго до реальной возмож­ности стать матерью.

Когда в юности девушка вступает в свою собственную сексуальную жизнь, она подтверждает тем самым свои права на свое тело и ответственность за него, отдельное от мате­ринского. С этого времени слабеет власть матери над телом дочери. Однако беременность позволяет женщине вновь пе­режить первичное единство с матерью и одновременно нар-циссически идентифицироваться с собственным плодом как с Собственным Я в глубине материнского тела. Подобное симбиотическое состояние будущей матери может активи­ровать у нее напряженно амбивалентные чувства как к сво­ему плоду, так и к своей матери. Для молодой женщины,

чья мать была достаточно хорошей, временный регресс к первичной идентификации с щедрой жизнедающей матерью и к идентификации с Собственным Я в качестве собственного ребенка - это приятная фаза развития. Для других женщин, у которых амбивалентность к матери не получила разреше­ния или даже преобладают негативные чувства к Собствен­ному Я, сексуальному партнеру или важнейшим фигурам прошлого, неизбежный регресс беременности облегчает про­ецирование этих негативных чувств на плод. Таким обра­зом, ребенок задолго до своего появления на свет может обладать для матери негативной пренатальной иден­тичностью.

В период первой беременности перед молодой женщиной лежат два пути разрешения психического конфликта. Она может удерживать плод внутри себя, защищая его и позво­ляя ему месяц за месяцем расти и созревать, или же она может физически отвергнуть его выкидышем или абортом. Таким образом, мать может содействовать жизни плода и собственному материнству или разрушить и то и другое. Незавершенная беременность и отказ от рождения живого ребенка (по бессознательным мотивам или в силу сознатель­ного решения сделать аборт) для каждой женщины имеют индивидуальное значение. На эмоциональный исход бере­менности влияет взаимодействие фантазии и реальности в сознании беременной. Некоторые женщины, как только уз­нают о своей беременности, начинают мечтать и фантазиро­вать о своем ребенке, его образ возникает в их сновидени­ях или же в их бессознательных фантазиях, иногда даже с его собственной сексуальной идентичностью. Эти женщины предвкушают свое достаточно хорошее материнство, какое они пережили со своими матерями. Выкидыш для них- болез­ненная утрата, потеря полноценного ребенка, смерть которого требует оплакивания.

Другие женщины относятся к плоду как к части собствен­ного тела, без которой легко можно обойтись. Их сознатель­ное желание забеременеть вовсе не имеет своей конечной целью материнство. Беременность для них может быть бес­сознательным средством подтверждения женской сексуаль­ной идентичности или взрослости, физической зрелости.

Плод представлен в фантазиях, сновидениях или реаль­ности не как ребенок, а, скорее, как аспект плохого Собствен­ного Я или как плохой внутренний объект, который следует изгнать. Анализ таких пациенток открывает нам их раннедетс-кие отношения с матерью: они до предела заполнены фруст­рацией, гневом, разочарованием и виной. Утрата плода в результате выкидыша или аборта для них, скорее, облегче­ние, а не потеря. Внутри них словно продолжает сидеть пло­хая мать и не разрешает своей дочери самой стать мате­рью. Возможно, что бессознательная тревога беременной, связанная с фантазией о плоде как представителе плохих и опасных аспектов ее Собственного Я и ее партнера, вносит вклад в стимуляцию изгоняющих движений матки, которые и приводят к выкидышу. Аналитик в этих случаях восприни­мается при переносе как злонамеренная внутренняя мать. Анализ этих аспектов душевной жизни может помочь жен­щине сохранить беременность и стать матерью.

Главенствующая установка Фрейда на материнство состо­яла в том, что первенец для матери служит продолжению ее нарциссизма; таким образом, ее амбивалентность к живому ребенку получает позитивное разрешение. Ребенок стано­вится любимым и желанным. Любовь к ребенку вызывает у нее вину за негативные к нему чувства и желание эту вину загладить. Однако Фрейд также признавал материнскую ам­бивалентность и то, что матери трудно иметь выжившего, но нежеланного ребенка. «Как много матерей, нежно любящих своих детей, даже, может, чересчур нежно, неохотно зача­ли их и хотели иногда, чтобы живое существо внутри них не развивалось бы дальше?».

Клинический опыт заставляет нас признать, что амбива­лентность, скрытая или явная, присутствует во всех отноше­ниях ребенок-родитель и во многом зависит¹ от отношений между самими биологическими родителями и их установкой на будущего ребенка. Библейский миф о Моисее, греческий миф об Эдипе и кельтская легенда о Мерлине - детях, выбро­шенных родителями после рождения, показывают нам уни­версальность этой темы. Клинический опыт подтверждает также универсальность искушения быть физически или эмо-циональн жестоким к беспомощному, требовательному

младенцу или трудному, растущему ребенку. На эту уни­версальную родительскую дилемму могут пролить яркий свет наши чувства контрпереноса, возникающие, когда поведе­ние пациента противоречит нашим личным нормам нравствен­ности. В подобных обстоятельствах, особенно с перверсны-ми пациентами или садистами, аналитику особенно трудно удерживаться на позиции нейтральности. Аналитику прихо­дится отслеживать свою позицию, чтобы противостоять иску­шению принять на себя роль родителя-судьи, который уста­навливает моральные нормы для упорствующего ребенка.

Я попытаюсь иллюстрировать мои взгляды на универсаль­ность дилеммы материнской амбивалентности и различные пути ее разрешения, представив три клинических случая. Первая пациентка была жертвой концлагеря, и пережитые испытания привели к неоднократным выкидышам. У второй пациентки были чрезвычайно нелегкие отношения с мате­рью; анализ открыл ее бессознательную амбивалентность к плоду (несмотря на сознательное желание иметь ребенка) и помог выносить беременность. Третья пациентка прервала три беременности и почувствовала облегчение, когда при­близилась менопауза, и она больше не могла забеременеть.

КЛИНИЧЕСКАЯ ИЛЛЮСТРАЦИЯ 1

Г-жа А. выжила в концлагере. Через неделю после нача­ла ее первой менструации она была отправлена в Аушвитц. Ее родители там и погибли. После освобождения из лагеря г-жа А. эмигрировала в Англию и вышла замуж. Ее менст­руации бьши нерегулярны. Она страстно желала забереме­неть и дать новую жизнь новому миру, где больше не царят садизм и смерть. Для нее, как для многих из уцелевших при Катастрофе, дети являли собой возвращение к нормальнос­ти из мира психоза и восстановление семейной жизни. Бес­сознательно будущие дети г-жи А. призваны были заменить ее погибших родителей. Г-жа А., которой так нужен был ре­бенок, с радостью беременела несколько раз, но каждый раз происходил выкидыш. Каждый раз это было нестерпи­мо физически. Ей требовалось много времени, чтобы по­правиться, и она часто подолгу лежала съежившись в сво-

ей постели в затемненной комнате.

Г-жа А. жила как в настоящем, так и в прошлой реально-сти Аушвитца, где столько времени провела, прячась под тряпьем в кровати. Ее прошлое не было слито с настоящим, скорбь по убитым не излилась наружу. Ей необходимы были два жизненно важных аспекта эмоциональной идентифика­ции при беременности: идентификация с собственной мате­рью и идентификация с плодом как с Собственным Я. Хотя г-жа А. видела тело своей погибшей матери, она не могла позволить ей умереть в своем сознании и потому не могла оплакать ее, ибо скорбь включала вину дочери за то, что пережила мать, оставшись в живых. Идентификация с пло­дом, представляющим ее Собственное Я, была тоже невы­носимо травматичной. Ее желание забеременеть включало бессознательное желание родиться вновь, с новым Собствен­ным Я, но в ее сознании не было жизнеспособной альтерна­тивы убитой матери и травмированному ребенку. Таким об­разом, в то время как беременность удовлетворяла ее же­лание стать матерью, невынашивание давало возможность избежать судьбы своей матери и уберегало нерожденное дитя от ее собственной участи. Анализ помог г-же А. начать оплакивать свое прошлое и бороться за право выжить эмо­ционально. Она приняла своего аналитика (при переносе) как сильную жизнедающую мать, и это дало ей силы пода­рить новую жизнь более безопасному миру. В конце концов в семье г-жи А. родилось трое детей, но она никогда не забы­вала, сколько лет было бы теперь ее утраченным детям, если бы им удалось выжить.

КЛИНИЧЕСКАЯ ИЛЛЮСТРАЦИЯ 2

Г-жа В. вышла замуж поздно и сознательно стремилась осуществить желание своего детства - иметь ребенка - в то короткое время, которое еще оставалось у нее до менопау­зы. Она была дочерью женщины, которая прежде всего цени­ла свою профессию, а не свою женственность или женствен­ность своей дочурки. Своих двоих сыновей (старше девоч­ки) она обожала и постоянно хвалила их физические каче­ства и достижения в учебе, тогда как достижения г-жи В.

оставались, казалось ей, незамеченными. Отец г-жи В. был болезненным и замкнутым, так что идентификация матери с сыновьями сказалась на разрешении Эдипова конфликта у ее дочери. Г-жа В. помнила, что в детстве все время хотела быть мальчиком, чтобы добиться материнской любви, как ее братья. Ее способности позволили ей завоевать высокие на­грады за академическую успеваемость, которые и вызвали, в конце концов, восхищение матери, но г-жа В не была сча­стливой женщиной и не получала удовольствия от своего тела, так как мать никогда не ценила ни собственной, ни доч­киной женственности. Однако в детстве, в течение несколь­ких лет тайные отношения с младшим братом (взаимная мастурбация) позволили ей наслаждаться тем, что она при­носила сексуальное удовольствие и получала его от лица мужского пола, и это подняло ее самооценку. Тем не менее, оставляющие более глубокий след младенческие отноше­ния с матерью, в которых (в данном случае) удовлетворе­ние не приносилось и не получалось ни одной из сторон, привели к непрочности, нестабильности базального ощуще­ния благополучия и к нарциссическим проблемам, которые г-жа В. пыталась разрешить в ряде гетеросексуальных от­ношений. Они были физически удовлетворительными, но эмоционально болезненными. Ее первый возлюбленный был немолодым и мягким человеком, как ее отец; те, кто после­довал за ним, были моложе и обращались с ней плохо и пренебрежительно, как ее братья.

В начале анализа я видела, что г-жа В. проецирует на меня ужасную могущественную мать ее внутреннего мира, которая ни дает, ни принимает любви, но в курсе анализа чувства, ко­торые пациентка переносила на меня, женщину-аналитика, очень изменились. Из этого проистекли более теплые и лег­кие отношения с матерью и с аналитиком. Г-жа В., став спо­собной давать и принимать любовь, нашла ласкового и внима­тельного партнера, вышла за него замуж и забеременела. Сознательно она была в восторге, однако по мере увеличе­ния срока беременности, становилось ясно, что она оста­лась бессознательно амбивалентной к будущему ребенку. Она не следила ни за своим здоровьем, ни за здоровьем плода (УЗИ показало, что это мальчик). Всплыли старые кон-

фликты и проблемы, которые, казалось, были уже прорабо­таны в курсе анализа, словно новая идентичность пациент­ки (будущая мать) угрожала старой. Мать не обрадовалась беременности дочери. У г-жи В. бывали кровотечения, но она не желала лежать, как следовало бы, чтобы сохранить ребенка. Ее конфликты обнажило сновидение, которое по­сетило ее после того, как я отменила три сессии. Ей присни­лось, что она гуляет с матерью и чувствует, что ей угрожает выкидыш. Мать говорит, что ничего, мол, не поделаешь, но г-жа В. понимает, что немедленно должна попасть в больни­цу, а там уж врач поможет спасти ребенка. Мать говорит, что это ни к чему, и никак не помогает ей - не позволяет ей родить живого ребенка. Г-жа В. толковала свое сновидение так: врач - это аналитик, чей позитивный ответ на ее беремен­ность подкрепил подтверждение ее женственности со сто­роны мужа. Анализ показал ей, что с прошлым можно все-таки многое сделать, и она с нетерпением ждет возвраще­ния аналитика. Выкидыша и на самом деле не случилось. Когда ребенок зашевелился и подтолкнул ее к новой идентификации, серия сновидений обнажила новое, непрео­долимое возвращение тем ее анализа. В первом сновиде­нии она обзаводилась новым паспортом; во втором она была в плавательном бассейне, где большие мальчишки грубо об­ращались с маленьким, сталкивали его в воду, топили. Ка­кая-то женщина прыгнула в воду и спасла малыша, и г-жа В. с облегчением увидела, что он жив. В своих ассоциациях на это сновидение г-жа В. вспомнила, как ее когда-то вот так же топили братья, а наблюдавшая сцену женщина прикрик­нула на них и заставила прекратить это. Г-жа В. была напу­гана, что даже в ее сновидениях ее ребенка спасает анали­тик, а не она сама, словно она идентифицирует себя с мате­рью, которая не спасла ее самое. Она почувствовала облег­чение от того, что аналитик может спокойно принять ее ам­бивалентность; ее бессознательное чувство вины вошло в сознание, и она нормально доносила беременность. В дру­гих сновидениях на первый план выступала детская зависть г-жи В. к братьям. Ей снилось, что она гермафродит, и она позволила себе вспомнить, что когда была маленькой, ду­мала о себе, как о слабоумном маленьком мальчике. Этот

новый материал помог дальнейшей проработке ее амбива­лентности по отношению к мальчикам вообще и к нерожден­ному еще сыну в частности. Наконец стало ясно, что для нее он - эдипальный ребенок, и тем самым свидетельст­вует о ее вымышленных инцестуозных отношениях с бра­том. Избавление от столь тяжкого груза бессознательной вины во время беременности помогло впоследствии г-же В. стать хорошей матерью своему мальчику, с которым она тесно идентифицировалась.

КЛИНИЧЕСКАЯ ИЛЛЮСТРАЦИЯ 3

Мой последний случай - молодая женщина, которая не смогла преодолеть во всем объеме трудности развития при переходе от отрочества к юности. Несмотря на брак с моло­дым человеком, которого она любила, г-же С. было трудно эмоционально отделиться от матери и взять на себя ответ­ственность за свое отдельное существование, тело и сексу­альность. Анализ вскрыл, что ее проблемы настоящего вре­мени начались еще в детстве, когда ей трудно было при­нять свою женственность и свое женское тело. Поскольку мышление г-жи С. было блокировано давней инфантильной фрустрацией и застарелым гневом на родителей, которые ей возбранялось выражать, а также виной за свою инфан­тильную сексуальность с ее вытесненным телесным воз­буждением и сексуальными фантазиями, то она бессозна­тельно отыгрывала свои эмоциональные проблемы - посред­ством своего тела. До замужества г-жа С. сделала три абор­та и предпринимала попытку начать анализ. Но эта попытка тоже была прервана - неожиданным необходимым переез­дом мужа (в связи с его профессией) в Лондон, где она и появилась на приеме у меня.

Г-жа С. происходила из южноамериканской католичес­кой семьи, получила образование в строго католической школе у монахинь. Там ей вдолбили, что сексуальность - не для удовольствия, а для деторождения. Из-за подобной «на­уки», даже став взрослой женщиной, она не могла пользо­ваться контрацептивами. Семейная легенда о том, что роди­тели полюбили друг друга с первого взгляда и с тех пор

жили исключительно счастливо, тоже оказала свое воздей­ствие. В фантазии маленькой девочки их сексуальная жизнь началась после брака, в котором они и зачали четверых детей. Мать твердила ей, что они хотели, чтобы дети увен­чали их счастье. Г-жа С. была младшей и единственной девочкой, и ее тело подвергалось строжайшему материнс­кому контролю. Когда она была грудной, ее кормили строго по часам, а не по ее потребностям, приучение к горшку тоже было очень жестким, навязывалось ребенку.

Она была угрюмой, непокорной девочкой, пока ее рассер­женные родители не пригрозили, в конце концов, отослать ее в интернат. С тех пор она сделалась шелковой. Часть своего гнева ей удавалось выражать, приводя свою комнату в ужас­ный беспорядок. Отец сердился на это поведение, которое мы поняли во время анализа как провокацию виноватой де­вочки, желавшей, чтобы отец наказал ее за вытесненный гнев. Однако многочисленные служанки быстро все убира­ли перед его приходом, так что бессознательное желание наказания вечно поддерживалось, но никогда не осуществ­лялось. Беспорядок в комнате был для г-жи С. символом беспорядка а ее сознании, где должны были находиться толь­ко мысли ее матери и не было места для собственных мыс­лей, которые приходилось отщеплять и вытеснять.

Мать г-жи С. продолжала контролировать тело и внешний вид дочери, одевая ее так, как считала нужным, и забивая ей голову строжайшими правилами поведения. А вот к на­чалу месячных она дочь не подготовила. Первая менструа­ция стала шоком для девочки, чем-то грязным и постыд­ным, словно она снова не смогла проконтролировать свой сфинктер, как это случалось с ней в детстве в постели.

В пубертате ее тело развилось гораздо раньше, чем у под­руг. Увеличивающиеся груди, чей рост она не могла контроли­ровать, и появление вторичных половых признаков развива­ющегося тела заставляли ее стыдиться. Она прятала их; она не носила купального костюма, а находясь на пляже с семьей по выходным - заворачивалась в полотенце. Она стала уп­рямо молчаливой с матерью, чтобы не дать выплеснуться своему гневу и не позволить проникнуть в себя словам ма­тери. Она стала плохо учиться и ее образ Собственного Я

стал скверным во всех отношениях. Возрождение сексуаль­ности (на этот раз во взрослом теле), которое обусловил пу­бертат, предоставило г-же С. альтернативный способ вос­становить самооценку - ее ценность отражалась в глазах настойчивого поклонника, не дававшего ей прохода. Через него она смогла увидеть себя как красивую девушку, а не грязную девчонку, которой она ощущала себя. Так как она была неспособна сама думать за себя, а католическое вос­питание не позволяло ей предохраняться, то она ответила взаимностью на страсть молодого человека, ни о чем не задумываясь и не осознавая риска, которому подвергается. Бессознательно она ожидала, что взрослым будет он и возьмет на себя ответственность за нее и ее тело, как это всегда делала ее мать. Беременность и последовавший аборт повергли ее в отчаяние, так как она ожидала, что он будет любить ее так, как ей говорили, отец любил ее мать, и они заживут счастливо, как гласила семейная сказка. Сек­суальная страсть дозволялась только при условии романти­ческой любви.

Хотя г-жа С. неосознанно чувствовала, что ее любовник не намерен брать на себя ответственность за нее или же­ниться на ней, она возобновила отношения с ним, и опять никто из них не соблюдал предосторожности. Она снова за­беременела и снова прервала беременность. Позднее, в курсе анализа, мы поняли, что ее вторая беременность была компульсивным трагическим возмещением за прерывание первой беременности, а не следствием желания иметь ре­бенка. Она также была символом глубинной душевной про­блемы - принятия на себя взрослой ответственности за себя и свое тело, так как она ничего не думала о том, как будет отвечать за реального ребенка. Нормальная нарциссичес-кая идентификация женщины со своей матерью толкала ее к беременности - завершающей стадии телесной идентифи­кации с нею. Ее собственное состояние эмоционального развития, однако же, оставалось на уровне зависимого ре­бенка. Она не могла доверить себе вырасти во взрослую женщину, которая станет матерью и примет на себя ответст­венность за беспомощного зависимого младенца.

Любовник г-жи С. бросил ее, как только узнал, что она опять беременна, и у нее не было выбора - ей пришлось сделать второй аборт. Последовала глубокая депрессия, с которой ее уложили в больницу, где в состоянии глубокого регресса она лежала не вставая, так что ее приходилось мыть и кормить как ребенка. Она поправилась, когда про­шел срок, в который мог бы родиться ребенок. Она была красавицей, но ощущала себя уродиной, которую никто не сможет полюбить, пока не встретила молодого человека, который влюбился в нее и выразил желание жениться на ней. Отражаясь в его любящем взоре, она ощутила, что ею восхищаются и она достойна любви. Был назначен день для пышной свадьбы в ее родном городе.

И опять она предалась страсти со своим будущим мужем не предохраняясь, забеременела и абортировала плод. Ее словно что-то толкало, причем не только к беременности, но и к аборту. С этого времени г-жа С. опять впала в депрессию, и после пышного венчания ее брак оказался асексуальным, так как она не могла позволить мужу проникнуть в нее. И так продолжалось несколько лет. Она наказывала себя и мужа, не позволяя ни себе, ни ему испытать взаимное сексуальное удовлетворение. Было похоже, что она не могла определить себя ни как взрослую сексуальную женщину, ни как хоро­шую девочку. В ее душевной жизни не было жизнеспособ­ной альтернативы абортированию ее зависимого плохого мла­денческого Собственного Я, но избавляясь от него, она те­ряла и хорошие стороны Собственного Я.

Мы начали анализ, сознавая, что новый переезд за ру­беж мужа г-жи С, в связи с его работой, может прервать нашу совместную работу. Весьма возможно, что бессозна­тельно г-же С, чтобы она рискнула начать анализ и войти в новые отношения, нужно было знать - она не будет поймана навеки в эту ловушку. Это, несомненно, отражало ее дилем­му в деторождении, так как она боялась, что будет чув­ствовать себя пойманной в ловушку новыми отношениями с ребенком, как она это чувствовала в своих отношениях с матерью, мужем и аналитиком.

Сперва г-жа С. была так же молчалива со мной, как с матерью и мужем. Моя интерпретация, что она не может по-

зволить мне проникнуть в ее сознание, как мужу - в ее тело, помогла ей заговорить. Она утешала себя за стыд и униже­ние от того, что раскрывает передо мной свои мысли, напо­миная себе, что платит мне за анализ. Таким образом, при переносе я стала одной из служанок, которым в ее детстве платили, чтобы они убирали ее комнату. Она заговорила о своем стыде за то, что ее тело осквернено добрачными абор­тами, после того как ее сновидения открыли нам ее страх: муж бросит ее, как угрожали сделать родители в детстве. И это тоже было бы наказанием, так как она любила мужа и чувствовала себя зависимой от него. Когда этот материал был проработан, депрессия г-жи С. стала спадать, и они с мужем принялись отделывать свою спальню (до той поры это дело было брошено на° полдороге). Тем не менее, снови­дения продолжали раскрывать ее вину за то, что ее жизнь улучшилась, и ее постоянную потребность в наказании. Они обнажали и ее тревогу о том, что, возможно, им с мужем придется переехать в Европу, а это прервет ее анализ.

Одно сновидение отразило и ее взросление в процессе анализа, и ее страх, что наступит регресс, если придется пре­рваться. Ей приснилось, что ее новую мебель увозят в ее ста­рую комнату в доме родителей. Она боялась, что если вер­нется обратно с свою страну, ловушка родительского дома опять захлопнется и не отпустит ее строить собственную жизнь с мужем. Она боялась, что депрессивные мысли матери о женской жизни и ее гнев против мужчин снова начнут управ­лять ее рассудком. Однако она считала, что повзрослела за время анализа, и может теперь жить своим умом, а не ма­тушкиным. Она чувствовала себя виноватой за то, что стала гораздо счастливей, несмотря на то, что знает теперь о глу­бокой депрессии матери.

Г-жа С. признала, что они стали гораздо ближе с мужем и что она отходит от образца своих отношений с матерью, где она всегда чувствовала себя зависимым ребенком. Это про­движение отразилось на переносе - она начала говорить со мной по-английски, а не на родном языке, как мы говорили с ней до того. Тем самым, ее чувства и мысли получали выра­жение на новом языке, который она делила со мной, а не с матерью. Теперь, кроме конфликтной идентификации со ела-

бой и депрессивной матерью у нее появилась возможность идентифицироваться со мной, какой она меня видела,- уве­ренной и независимой женщиной.

Г-жа С. снова почувствовала сексуальное влечение к мужу и на этот раз позволила себе подумать о необходимости кон­трацепции. Она сходила к гинекологу. Однако ее старый страх потери контроля над телом примешивался к ее сексуально­сти, и она опять не смогла позволить партнеру интромис-сию. Было похоже, что ее взрослое Собственное Я опять подвергается атакам зависимого Собственного Я, которое наказывали за утерю контроля над сфинктером. Г-жа С. вспомнила, что ей случалось в детстве испачкать постель (о чем я уже говорила выше), но служанки помогали ей из­бежать наказания, которому родители непременно бы ее подвергли. В таком виде у взрослого человека ожили детс­кие трудности контроля над сфинктером. В этот момент муж г-жи С. получил назначение в Европу. Это прерывало курс лечения, но г-жа С, подумав о своем положении и о том, что она теряет, решила для продолжения анализа остаться одна в Лондоне еще на несколько месяцев. Она боялась жить одна в квартире, но, несмотря на это, не прекращала нашей совместной работы, а к мужу ездила по выходным. Г-жа С. мучительно переживала свои аборты за то, что была не в состоянии позволить своим детям вырасти. Она увидела, что переживала первичное всемогущество, прини­мая решение о жизни или смерти плода. Казалось, она ощу­щала, что мать абортировала ее Реальное Я, и она продол­жала как-то функционировать посредством соглашательского Фальшивого Я, которое заняло собой все ее внутреннее пространство, откуда было изгнано ее Реальное Я. Всю свою жизнь г-жа С. переедала, ибо ей всегда было «так пусто внут­ри». Кроме того, г-жа С. поняла, что во время полового акта, не давая партнеру проникнуть в свое тело, она контролирова­ла тем самым его сексуальность. Она боялась, что интро-миссия сделает ее беспомощной. Контролируя сексуальность мужа, она сохраняла контроль над собой.

Мы договорились о сроке окончания анализа. День этот приближался, г-жа С. горько плакала, и ей приснилось, что она беременна, но не может сохранить ребенка. Она боялась,

что новое младенческое Собственное Я, которое зародилось в ней в курсе анализа, будет абортировано, когда произой­дет отделение от аналитика. Прорабатывая фазу окончания анализа, она поняла, что беременела не для того, чтобы ро­дить живого ребенка, а для того, чтобы утвердиться в своей телесной отдельности от матери; плод представлял собой ненавистную мать, контролирующую ее тело, которую она и изгоняла из себя (в фантазии), делая аборт. Она призналась, что наслаждалась после каждого аборта тем, что ее тело опять принадлежит ей самой, зная, на другом уровне, что любит мужа и хочет от него ребенка.

Через несколько месяцев после отъезда из Англии г-жа С. написала мне, что они с мужем возобновили сексуальные от­ношения и она подумывает о беременности. Было похоже, что только реально покинув плохую мать своего внутреннего мира и ту хорошую мать, которую она обрела в аналитике, побудившей ее расти и отделяться, она смогла наконец войти в новый физический и эмоциональный статус взрослого.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Женщины, страдающие невынашиванием или сознатель­но прибегающие к аборту, возможно, бессознательно зат­рудняются идентифицироваться с образом щедрой матери, способной к материнству, потому что вскормившая их мать -для них двуличная фигура: могущественный, щедрый, пи­тающий и жизнедающий объект и полная его противополож­ность - злая ведьма, убийца, несущая возмездие дочери. Трудность объединения этих двух полярных аспектов мате­ри и ее материнства в одну достаточно хорошую мать мо­жет привести, скорее, к негативно амбивалентным отноше­ниям между матерью и дочерью, к трудностям в эмоцио­нальном отделении от матери, к идентификации с матерью-убийцей и инфантициду, чем к идентификации с надежной матерью-кормилицей, которая дает жизнь своему ребенку. Часто у таких женщин отец умер, отсутствует или эмоцио­нально далек от дочери и неспособен вмешаться в трудные отношения матери и дочери. Видимо, эти женщины бессоз­нательно соматизируют эмоциональные трудности своего детства, используя свое тело так, чтобы избежать осозна-

ния аффектов и фантазий, которых Эго маленького ребенка не выдерживало. Для некоторых женщин, следовательно, раннедетское желание родить ребенка (идентифицируясь со своей фертильной матерью) становится трудновыполнимым, так как ее ранние сексуальные желания и фантазии относят­ся к запретному объекту - сексуальному партнеру матери. В психической реальности данного ребенка эдипальные желания оказываются столь травматичными и нагруженны­ми виной, что остаются бессознательными, непонятыми и неразрешенными в дальнейшей взрослой жизни. Они, сле­довательно, не выполняются и во взрослых гетеросексуаль­ных отношениях, хотя всепроницаюшее, нездоровое чувство вины за них может привести к бессознательной потребности в наказании, таком, как, например, мазохистское подчине­ние партнеру-садисту или самонаказание невынашиванием страстно желанной беременности. Нормальная амбивалент­ность беременной к плоду и к тому, кого он собой представ­ляет, усиливается неосознанными и неразрешенными жела­ниями маленькой девочки, направленными на запретный сексуальный объект - сексуального партнера матери. Выки­дыш как отказ плоду в жизни может послужить психосома­тическим решением этого психического конфликта. Если пациентка проходит психоанализ во время беременности, то в некоторых случаях анализ ее конфликтов поможет ей сохранить беременность и родить живого ребенка.

М.Д. Марконе

БЕРЕМЕННОСТЬ И СНОВИДЕНИЯ*

«...Мне период моей беременности запомнился как один долгий прекрасный сон... и в этом сне столько разных эпи­зодов, сколько их было в моей жизни в течение этих девяти месяцев... и многочисленные повторяющиеся сны, запол­нившие мои ночи... но не те бессонные ночи, о которых мне столько говорили, бесконечные следующие одна за другой ночи во время последних "месяцев, когда нелегко лечь по­удобнее и отдохнуть... нет, это те отдохновенные ночи, ког­да совершался этот бесконечный путь прямо к самой моей сущности, моего ребенка... путь, дававший мне новую энер­гию для того, чтобы жить на следующий день...»

Так говорит Мария о своей беременности во время сеан­са микропсихоанализа.

Но говорить о своей беременности как о сне - это не только чувствительный образ, в котором хотелось бы запе­чатлеть память о безмятежном времени. Это гораздо боль­ше. Это означает установить связь между двумя психобио­логическими процессами, имеющими основное значение в жизни, причем эти процессы проникают друг в друга, прони­зывают друг друга: один преимущественно соматический -беременность, другой преимущественно психический - сон.

При сравнении состояния беременности со сном стано­вится понятным, что и беременность позволяет осуществить различные желания. Наиболее очевидным из них является желание продолжить свой род. Ему, в свою очередь, сопут­ствуют еще два желания: желание иметь член и желание воспроизвести себя. Это последнее свойственно каждой жи­вой клетке и потому присуще как мужчине, так и женщине. Оно является выражением порыва к жизни, который пытает­ся уравновесить порыв к смерти и даже самое смерть.

* М.Д. Марконе. Девятимесячный сон. - М. 1993.

Однако во время беременности осуществляются и такие желания, которые связаны с порывом к смерти, а также же­лания, относящиеся ко всем стадиям онтогенетического раз­вития:

- начальная стадия, выявленная микропсихоанализом и предшествующая зависящим от этой начальной стадии ста­диям классическим - оральной (ротовой), анальной, фалли­ческой. Во время начальной стадии зародыш-эмбрион внутри своей матери находится в теснейшем контакте, сливается ощущениями (страхи, радости, тревоги) и реакциями мате­ри, а также с ее сексуальной деятельностью. И мы знаем, что никто из беременных женщин не отказывается от поло­вой жизни из уважения к ребенку, которого она в себе носит. При этом половая жизнь понимается как любая форма эро­тического удовольствия с партнером либо без него, и эта форма необязательно связана с пенетрацией (проник­новением члена). Поэтому каждое человеческое существо неизбежно испытывает и чувство покинутости, и чувство стресса. И эти чувства еще не раз воскреснут в многочис­ленных ситуациях его детской и взрослой жизни

- оральная стадия, от рождения и примерно до года жиз­ни. Характеризуется поляризацией агрессивности-сексуаль­ности в районе рта и на функции питания. Для этой стадии типичны взаимоотношения с хорошей (плохой) грудью, к<