Модуль 12.2. вытесненные воспоминания, сексуальное злоупотребление детьми, сатанистские ритуалы, вынужденные ложные признания, обман и гипноз

В этом знаменитом деле были совершены едва ли не все мыслимые ошибки судебной психологии. Дело Пола Инграма, которое Лофтус и Кетчем назвали «Салемом наших дней» [Loftus S. Ketcham, 1994, p. 227), представляется невероятным. В 1988 г. 22-летняя дочь Пола, Эрика, работала консультан­том на церковном молодежном слете, когда не­сколько девочек-подростков из числа прибывших на слет признались, что подверглись сексуальному преследованию. После этого Эрика обьявила дру­гим лагерным консультантам, что и она тоже под­верглась сексуальному насилию. Некая женщина, претендовавшая на дар ясновидения, заявила, что преступником был отец Эрики. Через несколько месяцев Эрика открыла матери, что отец и два старших брата подвергали ее сексуальному наси­лию. Она заявила, что насилие прекратилось в 1975 г., когда ее отец «переродился». На следую­щий день 18-летняя сестра Эрики Джулия тоже заявила, что ее отец неоднократно совершал с ней сексуальные действия, и это продолжалось вплоть до 1983 г. Эрика и Джулия утверждали, что зло­употребление включало в себя анальный и ваги­нальный половые акты.

Полиция допросила Пола Инграма, который все от­рицал. Однако Пол уже сомневался в своей памяти на эти приписываемые ему события, гадая, не Са­тана ли повредил его разум и заставил забыть об этих чудовищных преступлениях. Усердно напирая на религиозное чувство виновности Пола и его лю­бовь к детям, полиция продолжала допрос больше 6 часов. В конечном счете Пол пришел к выводу, что коль скоро его дочери никогда не солгали бы, он наверняка совершил эти преступления. И даже при этом он не мог вспомнить ни единой подроб­ности фактического злодеяния. На следующий день психолог, нанятый обвинением, переговорил с Полом. Он согласился и поддержал Пола в том, что сексуальные преступники обычно вытесняют воспоминания о своих преступлениях и часто сами бывают жертвами сексуального наси­лия. Позднее Пол сообщил, что вспомнил, как под­вергался такому насилию, виновником которого был его дядя. Последовавшие 2 месяца допросов с участием психолога, применявшего гипнозоподобные техники, а также дальнейшие заявления со стороны дочерей Пола все больше и больше разоб­лачали сексуальное насилие. Более того, «выясни­лось», что имело место соучастие матери и друзей Пола, насилие над его сыном, садомазохизм, от­правление сатанистских ритуалов и убийство мла­денцев. Ни одной материальной улики в поддержку того, что Пол сексуально истязал детей и умерщв­лял младенцев, найдено не было. Одна из дочерей Пола составила письмо якобы от Пола, в котором тот угрожал ей, говоря, что на ней лежит печать смерти. Подделка вскрылась позднее. И все-таки в итоге Пол был признан виновным в 6 случаях из­насилования.

Обвинение наняло Ричарда Офша, эксперта по куль­товым мероприятиям, чтобы заручиться советом по этому делу. Ознакомившись с делом и проинтервь­юировав Пола, Офш пришел к убеждению, что Пол пал жертвой самогипноза, внушаемости, допросов о пристрастием и конфабуляций. Офш провел экспе­римент, чтобы определиться в теории. Он высказал Полу предположение, что его сына и дочь принудили к тому, чтобы совершить половой акт друг с другом, предварительно удостоверившись в том, что этого никогда не было. Он попросил Пола поразмыслить над этим один день. На следующий день Пол пред­ставил подробное признание в сексе между братом и сестрой. Когда же Офш сказал Полу, что все это сочинил, тот расстроился и был несгибаем в своем припоминании такого события. Офш высказал обви­нению предположение, что никакого насилия и пре­ступлений никогда не было и что Пол оказался не­вольной жертвой неподобающих техник ведения допроса.

В 1990 г., через год после признания себя винов­ным, Пол присутствовал на слушаниях по его при­говору и отрицал совершение преступлений, в ко­торых раньше признался. За год спокойствия, без постоянных полицейских допросов, Поп обдумал случившееся и понял, что ничего подобного не было. Несмотря на отрицание вины и умножение доказательств его бедственного положения в этом деле, Пола все же приговорили к 20 годам тю­ремного заключения. Пол может быть взят на по­руки и освобожден в 2002 г.

____________________________________________________________________

Короче говоря, эти характеристики не затрагива­ют традиционных вопросов психического здоровья, скорее, они касаются вопросов правовых. Мелтон с коллегами (Melton et al., 1997) призывают не к кли­ническому, а к «функциональному» подходу к судеб­ным психологическим характеристикам. Функци­ональный подход фокусируется, в основном, на способности человека функционировать в личной, профессиональной или учебной среде, независимо от того, удовлетворяет ли он клиническим критери­ям психического расстройства.

И все-таки в процессе рассмотрения этих право­вых вопросов полезной оказывается эмпирическая клиническая методология — сбор информации из многих источников и многими методами, который обогащен психометрически солидными инструмен­тами. Однако эти инструменты должны затрагивать рассматриваемый юридический вопрос, а не только общее личностное функционирование или диагнозы. Если, например, вызывают сомнения когнитивные способности, то будет уместна «Шкала Векслера для измерения взрослого интеллекта» (WAIS-1II), так как данный инструмент в этом случае напрямую оценивает конструкт, представляющий юридичес­кий интерес. С другой стороны, «Миннесотский многопрофильный личностный опросник» (ММР1-2) не сможет оценить юридическое понятие невменяе­мости. В данном случае более уместным может быть инструмент, имеющий большее отношение к судеб­ным делам, например «Шкалы Роджера для оценки уголовной ответственности» (RCRAS), так как они были составлены именно для этих целей. Вдобавок к этому неизбежны случаи, для которых не создано и не валидизировано никаких инструментов тести­рования для оценки определенных правовых конст­руктов. В таких ситуациях может принести пользу тре­тья сторона или архивная информация, если они сви­детельствуют о юридическом конструкте.

Существуют многочисленные разновидности су­дебных психологических характеристик, которые лица, принимающие правовые решения, запрашивают в процессуальной фазе. В этой главе описываются лишь самые распространенные. Таковыми являются: а) оценка умственной компетенции; б) оценка психи­ческого состояния на момент совершения преступле­ния; в) оценка повреждения или инвалидизации психи­ки; г) характеристики в делах, касающихся опекун­ства. Первые две разновидности имеют место при уголовном разбирательстве, а последние две — при разборе гражданских или административных дел.

Значительная часть нижеследующей информации об этих типах характеристик приводится у Мелтона (Melton et al., 1997), чья работа — исключительно важный ресурс для судебных характеристик. Одна­ко следует соблюдать осторожность, так как право­вые установления изменяются со временем и в гра­ницах юрисдикции. До выполнения любых судебных характеристик такого рода необходимо свериться с текущими указаниями насчет конкретного юрисдикционного случая. Эти характеристики будут рас­смотрены здесь с акцентом на понимании правовых критериев, в соответствии с которыми они принима­ются во внимание.

Оценка умственной компетенции. С точки зре­ния судебной психологии под компетенцией пони­мается эмоциональная или когнитивная способность индивида понимать юридические действия и уча­ствовать в них. В общем и целом, если суд находит человека некомпетентным, то правовые действия либо прекращаются, либо откладываются до момента восстановления компетенции, например, возоб­новляются после лечения. Судебные психологи дают характеристику многим умственным компетенциям. В каждом случае в центре внимания оказывается конкретный юридический вопрос. Существует ком­петенция полиции на разрешение проводить обыск, делать признание, признавать вину, отказываться от адвоката, отказываться от защиты ссылкой на невме­няемость, давать свидетельские показания, быть приговоренным или казненным и представать перед судом. Компетенция представать перед судом, навер­ное, чаще всего оцениваемая компетенция, и будет здесь рассмотрена подробнее. В строго охраняемых психиатрических стационарах приблизительно от '/₂ до ³/_< пациентов содержатся до тех пор, пока они не будут сочтены компетентными (Swenson, 1993).

Шестая поправка к Конституции Соединенных Штатов гласит, что обвиняемый должен быть «про­информирован о характере и причине обвинения; предстать перед свидетельствующими против него; пройти через обязательный процесс отыскания сви­детельствующих в его пользу, а также пользоваться защитой адвоката» (Nash et al., 1986, p. 8). Это кон­ституционное право нельзя соблюсти, если обвиня­емый не понимает характера судебных процедур, не способен подготовиться к адекватной защите или не знает, как содействовать своим адвокатам.

В 1960 г. Верховный Суд в деле «Даски против Соединенных Штатов» применил защиту, предус­мотренную шестой поправкой, и установил судеб­ный прецедент определения компетенции предста­вать перед судом. Есть 6 специальных юридических критериев для оценки данной компетенции. Во-пер­вых, обвиняемый должен понимать сам судебный процесс и обладать способностью участвовать в этом процессе. Во-вторых, предстояние перед судом тре­бует компетенции, касающейся нынешнего статуса, а не статуса на момент совершения предполагаемо­го преступления. Этого вопроса мы коснемся ниже при обсуждении психического состояния индиви­да в момент совершения преступления. В-третьих, желание обвиняемого участвовать в процессе зна­чения не имеет, важна лишь его способность к это­му. В-четвертых, обвиняемому не нужно понимать процесс во всех его тонкостях; скорее, будет лучше, если окажется наоборот. Наконец, наличие психиче­ского расстройства не отрицает компетенции. К при­меру, критерии DSM-IV для шизофрении или психо­генной амнезии не обязательно влияют на компетен­цию представать перед судом. Коль скоро индивид способен продемонстрировать понимание происхо­дящего на суде, то даже если он страдает галлюци­нациями или не в силах вспомнить приписываемого ему преступления, он все равно может быть признан компетентным.

Оценка психического состояния на момент со­вершения преступления. Эта судебная психологи­ческая характеристика обращается к эмоциональ­ным и когнитивным особенностям обвиняемого в момент совершения вменяемого ему деяния. Есть несколько разных типов психических состояний, способных уменьшить правовую ответственность

обвиняемого за его действия. Мелтон с коллегами (Melton et al., 1997) насчитывают шесть типов пси­хических состояний: автоматизм, умственная отста­лость, характерная защита, утвердительная защита, употребление психоактивных веществ и невменяемость. Пол автоматизмом понимают ситуацию, ког­да индивид совершает некое деяние, но не может за него отвечать, так как не до конца осознает окружа­ющую обстановку. Примерами выступают действия, совершенные под гипнозом, во сне и при амнезии. Умственная отсталость в основном означает отсут­ствие способности сформировать умысел для совер­шения деяния. Характерная защита образуется по­пытками показать, что обвиняемый не мог совер­шить преступление, ибо оно несовместимо с его личностными характеристиками. Утвердительная защита имеет место в ситуациях, когда индивид дей­ствовал в рамках самообороны после провокации или в случае некоего принуждения. Употребление психоактивных веществ также может снизить ответ­ственность обвиняемого за его действия.

Шестой и последний тип психического состояния в момент преступления, невменяемость, будет рас­смотрен подробнее. Как и прежде, суды исходят из того, что действия индивида являются результатом свободной воли, следовательно, он отвечает за эти действия. (С точки зрения философии, это горькая пилюля для тех из вас, кто придерживается детер­минизма. Наверное, самая жесткая критика такой философии «свободной воли» содержится в книге Б. Ф. Скиннера «За гранью свободы и достоинства» «Beyond Freedom and Dignity» (Skinner, 1971).) Са­мым обычным вызовом этому допущению является защита ссылкой на невменяемость. Иначе говоря, от­ветственность индивида может быть уменьшена, если в момент совершения преступления он был невменя­ем. Невменяемость — юридический, а не клинический термин. Под ним понимается состояние сознания, в котором человек не в состоянии контролировать свое поведение или понимать свои действия. Невменяе­мость не обязательно соответствует психозу или какой-то иной категории расстройств DSM-IV.

Первое современное формальное определение невменяемости уходит корнями в правило Макнотена, принятое в Англии в середине XIX в. Это пра­вило гласило, что обвиняемых нельзя считать от­ветственными за их действия, если они «совершили эти деяния при таком дефекте рассудка, вызванном заболеванием психики, как незнание характера и качества совершаемого акта, или если они были известны человеку, тот не знал, что, поступая так, поступает плохо» (Swenson, 1993. р. 215). Впослед­ствии была произведена модификация с добавлени­ем к правилу Макнотена «неодолимого импульса». Эта модификация означает, что люди не только не понимают разницы между добром и злом, но и не отвечают за свои криминальные действия потому, что не в силах контролировать свое поведение в мо­мент преступления.

В 1954 г. в деле «Дарем против Соединенных Штатов» были установлены новые указания каса­тельно невменяемости. При рассмотрении того дела суд заявил, что индивиды не отвечают за свое пове­дение, если оно является продуктом психического расстройства пли дефекта. Этот, как стали его назы­вать, «продуктивный тест», несмотря на его просто­ту, грешил нечеткостью определения того, что имен­но считать психическим расстройством или дефек­том. В 1972 г. «Дарем» был аннулирован.

В Американском институте права (American Law Institute. ALI) разработали заместительный тест на невменяемость, в котором сочетались предшествую­щие правила. Этот тест констатирован, что обвиня­емые не несут ответственности за свои действия, если психическое расстройство привело к неспособ­ности оцени п. криминальность поведения или вес­ти себя в соответствии с законом (Melton et al.. 1997). Несмотря на это развитие правовых стандар­тов, касающихся невменяемости, в различных шта­тах руководствуются разными правилами.

Независимо от конкретного типа оценки психичес­кого состояния на момент совершения преступления судебная психологическая характеристика должна фокусироваться на пяти формах данных, говорящих о нарушении психического статуса:

а) интоксикация;

б) потеря сознательного контроля над поведением;

в) значительный когнитивный дефект; г) значитель­ное повреждение воли;

д) аспекты криминального по­ведения, которые нельзя считать обычными уголов­ными мотивами, и которые, следовательно, могут означать психоз (Melton et al., 1997).

Оценка повреждения или инвалидизации пси­хики. Этот тип судебной психологической оценки имеет место при слушании не уголовных, а граждан­ских дел. Задача судебного психолога в этих граж­данских делах — установить, есть ли данные в пользу какого-либо нарушения психики. Психологическая характеристика часто запрашивается в ходе граж­данских тяжб, когда некто (истец) предъявляет пси­хическое нарушение как результат чьих-то (ответчи­ка) действий. В подобных случаях истец должен показать, что ответчик имел перед ним законную обязанность, что тот нарушил эту обязанность и что нарушение психики явилось результатом невыпол­нения этой обязанности (Swenson, 1993). Судебные психологические оценки могут помочь установить, имеет ли место нарушение психики и было ли несоб­людение обязанности ближайшей причиной этого нарушения. Но повреждение психики может про­изойти и вне личных отношений между двумя людь­ми. Примерами выступают посттравматические ком­пенсационные выплаты рабочим, необучаемость и несостоятельность социальной безопасности. В по­следних случаях судебные эксперты способны опре­делить, имеется ли какое-то нарушение психики, которое мешает индивиду адекватно функциониро­вать на работе или в учебном заведении. Если по­вреждение удается продемонстрировать, то челове­ку может быть выплачена компенсация.

Более пристальный взгляд на оценки с целью выплаты компенсаций работникам может помочь в понимании этой обширной области. В компенсаци­онных делах некто заявляет, что производственная травма привела к нарушению психики, которое не

позволяет нормально трудиться. Согласно Мелтону и коллегам (Melton et al., 1997), работник, который заявляет о травме, должен продемонстрировать три юридических критерия. Во-первых, должна быть подтверждена сама травма. Обычно это делается по­средством тестирования и традиционной оценки психического здоровья. Типичной разновидностью нарушения психики является посттравматический стресс. Однако психическим нарушением можно считать любую психическую дисфункцию.

После установления наличия психического нару­шения должна быть показана наглядная связь меж­ду трудовой деятельностью и травмой. Иначе гово­ря, приходится показать, что нарушение наверняка было вызвано производственным событием. Кроме того, необходимо установить уровень каузации. Про­изводственное событие может быть совершенной и единственной причиной психического нарушения, а может оказать и меньшее влияние, скажем, усугу­бить уже существовавшее психическое расстройство.

Наконец, необходимо показать, что травма негативно повлияла на работника. Простого наличия психического расстройства для этого критерия недостаточно. Повседневное воздействие психического нарушения можно верифицировать при помощи когнитивных и нейропсихологических тестов (напри­мер, WAIS-III, «Мультингвистическое обследование на афазию» (Multilingual Aphasia Exam [МАЕ], Буклетный категориальный тест» (Booklet Саtegory Test [BCT]) или посредством анализа третьей стороны и архивной информации, которые показывают неспособность индивида выполнять повседневные профессиональные обязанности.

Характеристики в делах об опекунстве. Одной из самых трудных правовых задач в нашем обществе является установление того, кто из родителей получает опеку над ребенком после развода или расставания супругов. Судебные психологи могут помочь дам в этом деле, обследуя родителей и детей с целью определить, какие условия проживания соответствуют интересам детей. Интересы детей выявляют на основе досконального анализа родителей, ребенка и факторов окружающей среды.

Судебные психологи могут прибегать к своей обычной стратегии оценки в широком диапазоне ( многие источники, .многие методы) и эмпирическому подходу к сбору информации. Они исследуют родительские навыки матери и отца, родительское отношение и готовность поддерживать контакт ребенка со вторым родителем, историю отношений родителей и ребенка, жилищные условия каждого из родителей, эмоциональное и когнитивное функционирование обоих родителей, предпочтения ребенка, отношение ребенка к общению с каждым из родителей эмоциональное и когнитивное функционирование ребенка и его социальные и учебные потребности.

При характеристике взрослых, вовлеченных в характеристику при решении вопроса об опекунстве, в качестве психометрического инструмента чаще го используют MMPI-2. Однако при интерпретации его результатов следует проявлять осторожность, так как стороны, участвующие в тяжбе, обла­дают уникальными MMPI-2 нормами (Bathurst, Gottfried & Gottfried, 1997). Помимо этого наличие психопатологии не обязательно исключает способ­ность родителя осуществлять опеку, — это же говорилось выше в отношении характеристик компетен­ции. Говорить о психопатологии уместно лишь в случае, если можно доказать, что она является помехой отправлению родительских обязанностей.

Вопросы, связанные с установлением опекунства, пожалуй, наиболее сложные и тонкие из всех вопро­сов судебной психологии, рассмотренных в этом раз­деле. Мелтон с коллегами (Melton et al., 1997) выра­зили серьезную озабоченность недостатком психоло­гов со специальным опытом работы в этой области. В силу этой обеспокоенности они рекомендуют пси­хологам исполнять роль следователя, который соби­рает факты для суда с целью последующего принятия решения, а не выступать специалистами, имеющими мнение касательно этих фактов.