Контекст обоснования и контекст открытия

Философ Ганс Рейхенбах (Reichenbach, 1938) ука­зал на важное различение, касающееся эволюции знания. Развитие исследования и теории зависит не только от «жесткой» стороны науки — операцио­нальных определений, строгих схем проведения ис­следований, позволяющих контролировать внешние переменные, тщательно разработанных методик и проверки гипотез, но и от его «мягкой» стороны: интуитивных догадок, полета воображения игрово­го подхода к решению проблем. Рейхенбах назвал одну сторону науки контекстом обоснования, а дру­гую — контекстом открытия.

Исследования научного творчества изобилуют примерами важных научных событий, рожденных полетом воображения. Образ химической структуры молекулы бензола возник в голове Кекуле, когда тот дремал в кресле; ему снились танцующие змеи, ко­торые сворачивались в кольца, заглатывая хвосты друг друга, и вдруг перед ним явилось бензольное кольцо, структура которой представляет собой одну из важнейших химических концепций. Флеминг случайно открыл пенициллин, когда нашел плесень, которая убивала бактерий в чашке с питательной средой, оставленной на ночь открытой. Дарвин во время своего кругосветного путешествия обнаружил останки морских раковин на вершинах Анд и отме­тил внутривидовые различия у птиц Галапагосских островов, что в итоге способствовало созданию тео­рии эволюции. Фрейд черпал вдохновение в своих собственных сновидениях и глубинном изучении единственного испытуемого, исследование которого доступно каждому из нас — самого себя. Творческие идеи многих психологов родились случайно или в ми­нуты фантастических грез, когда устоявшиеся сте­реотипы мышления ломались, делая возможной перестройку мыслей и образов. Однако, как писал в своей «Элегии, написанной на сельском кладби­ще», Томас Грей, «Сколь многие цветы рождаются на свет, чтобы отцвести незамеченными». Людям ча­сто приходят в голову мысли, важность которых они либо не понимают, либо позволяют им бесследно исчезнуть из-за недостатка упорства и ресурсов. Случайные открытия становятся важными и полез­ными лишь в тех случаях, когда человек готов к их восприятию, понимает их значимость и доводит их до реализации. Догадки должны проверяться факта­ми, и именно в этот момент в игру вступает контекст верификации или обоснования. Знание приобрета­ется путем переключения между гипотетическими построениями и критической проверкой.

Уильям МакГвайр (McGuire, 1997) указал на тот факт, что учебные курсы психологии страдают одно­боким подходом, отдавая предпочтение методам, которые излишне сфокусированы на проверке гипо­тез, при этом уделяя слишком мало внимания их Созданию. Он приводит 49 рекомендаций по разви­тию креативности, к числу которых относит попыт­ки объяснить странные события, интроспективное самонаблюдение, использование открытых вопросов и тщательный анализ «блестяще» зарекомендовав­ших себя техник. Перед началом исследовательской программы полезно обдумать различные варианты ее реализации — поставить «мысленный экспери­мент». Один из авторов рекомендует студентам не ограничиваться изучением письменных отчетов о проведенных исследованиях и дополнять эти мате­риалы интервьюированием небольших выборок ис­пытуемых. Алан Уикер (Wicker, 1985) обрисовал стратегии, направленные на постановку новых во­просов и расширение своих представлений о воз­можностях исследований. Человеку свойственно идти в своем мышлении проторенными путями. Уикер же предлагает такие стратегии, как обыгрывание идей посредством метафор и рисунков, учет и изменение контекста при изучении поведения или проблемы, а также детальный анализ условий, в которых про­блема возникает естественным образом. Клиниче­ская деятельность предоставляет собой особенно плодотворную почву для выработки творческих ги­потез благодаря тому, что клиницисты часто имеют возможность наблюдать и непосредственно сталки­ваться с наиболее тяжелыми и глубинными пробле­мами, преследующими людей. Именно подробное изучение Фрейдом его пациентов явилось отчасти той причиной, по которой он сумел разработать тео­рию и методы психоанализа. Пиаже при разработке своих теорий в значительной мере основывался на клинических наблюдениях за детским мышлением, и в особенности на наблюдениях за своими собствен­ными детьми. Бихевиоральная терапия явилась но­ваторским методом благодаря своему пристальному вниманию к отдельным клиентам и тщательному отслеживанию изменений, которые претерпевали их стимулы и реакции. У работников гуманитарных служб также есть немало возможностей наблюдать за развитием фундаментальных навыков и ошибок в сфере межличностного восприятия, сферы, на про­тяжении длительного времени остающейся проблем­ной для психологии (Toch & Smith, 1968).

Научное новаторство и поддержка развития зна­ний в значительной степени подвержены прихотям и влияниям Zeitgeist, «духа времени». Серьезное влия­ние оказывают на развитие науки средства массовой информации, политические и экономические усло­вия. Обратите внимание, к примеру, на всплеск на­учного интереса к проблеме подросткового насилия после нашумевших школьных перестрелок в конце 1990-х гг. в Колумбине, штат Колорадо; в Спрингфил­де, штат Орегон, и в Джонсборо, штат Арканзас. Име­ет место также и неприятие новых идей, если те не от­вечают духу времени. В своей популярной книге по генетике Шапиро (Shapiro, 1991) описывает вооб­ражаемое рассмотрение финансовым комитетом просьбы, с которой в 1865 г. к нему обращается Грегор Мендель; это описание наводит читателя на серьезные размышления.

В результате терпеливого на­блюдения за многочисленными поколениями гороха, выращиваемого в монастырском саду, этот монах из­ложил соображения, которые легли в основу совре­менной генетики, но за которые над ним посмеялись бы дарители грантов его эпохи. Ботаники тех времен проигнорировали немногочисленные статьи Менделя и его прозрения получили признание лишь 34 года­ми позже. Клиническая психология развивается в окружении контекстов, которые в одни периоды вре­мени поощряют выдвижение на первый план бихе­виоризма, в другие — когнитивизма, а в третьи — способствуют повышенному интересу к эмоциональ­ной сфере и бессознательной мотивации. Иногда про­тивостояние различных лагерей — психоанализа и би­хевиоризма, гуманизма и эмпиризма — способ­ствует активным изысканиям и развитию знания, но в другие моменты конфликты между теоретиками приводят лишь к напрасной трате драгоценного вре­мени и энергии на бесплодные дебаты и споры.

Кун (Kuhn, 1970) ввел в обиход слово парадигма (по-гречески — «паттерн») как общее обозначение со­вокупности общепринятых научных убеждений, цен­ностей и процедур исследования, характерных для той или иной эпохи. Так, например, до путешествия Колумба, состоявшегося в 1492 г., большинство людей верило, что земля плоская. Куп показа, каким обра­зом сдвиг парадигмы приводит к исторической револю­ции в науке. Парадигма представляет собой паттерн или набор образчиков, или проблем, которые исследо­ватели признают как научные и распространяют зна­ния, касающиеся этих областей, среди студентов и широкой общественности. Рассматривая развитие на­уки с этой выигрышной точки зрения, нетрудно заме­тить, что человеческая природа настолько богата и многообразна, что причины, по которым различные группы психологов выбирают различные образчики или объекты внимания при построении своих систем, кажутся вполне естественными. Так, психоаналитиков интересуют совершенно иные проблемы, чем те, над которыми работают бихевиорнсты. Засилие измере­ний, статистики и экспериментальных схем в тех об­разчиках, с которыми сталкиваются студенты-клини­цисты, порождают исследователей особого типа. И если мы пополним их программы образчиками полевого опыта, компьютерных технологий и наблюдений за экологическими системами, рассматриваемыми как целое, мы, быть может, сумеем воспитать психологов, способных задавать вопросы нового типа и получать столь же новые данные.