Далее, прямо, куда глаза глядят - вместе с собой

Большинство из нас в конце концов вышло. Мы с Джорджиной поддерживали контакт друг с другом.

Какое-то время Джорджина проживала в женской комунне в северных пригородах Кембриджа. Как то раз она пришла ко мне в гости и терроризировала живущую надо мной соседку, которая как раз пекла хлеб.

- Вы это неправильно делаете! - заявила Джорджина.

Мы были с визитом этажом выше и болтали за чашкой чая, а соседка как раз вымешивала тесто.

- Сейчас я вам покажу, - Джорджина отодвинула соседку и начала молотить тестом по столу.

Моя соседка была весьма воспитанной особой и никогда не проявляла по отношению к кому-либо невежливости или злости. В свою очередь, другие люди относились к ней тоже очень вежливо.

- Я вам говорю, тесто следует хорошенько замесить, - говорила Джорджина, показывая одновременно, как это следует делать.

- О-о, - только и смогла выдавить из себя соседка.

Она была старше меня и Джорджины лет на десять и все эти годы не занималась ничем, кроме как выпекала хлеб.

Когда Джорджина уже хорошенько вымесила тесто, она заметила, что ей пора идти.

- Никто еще и никогда не отнесся ко мне подобным образом, - только и сказала соседка, более ошеломленная, чем оскорбленная.

Потом Джорджина стала посещать женские групповые собрания, целью которых было повышение экологической сознательности. Она же уговорила и меня: «Вот увидишь, тебе понравится».

Бабская компания заставила меня почувствовать ужасно неприспособленной. Они разбирались в строении двигателя внутреннего сгорания, умели ходить в горы, а я, в свою очередь, среди них была единственной замужней. Я быстро заметила, что к Джорджине в группе относились как к запятнанной - это из-за ее больничного прошлого. Каким-то чудом пятно это на меня не распространилось. Зато я таскалась на эти встречи достаточно долго, чтобы набраться подозрений относительно учреждения брака, а в частности - по отношению к собственному мужу. С ним я устраивала глупейшие ссоры из-за любой мелочи. По правде говоря, повод было найти сложновато: он сам мыл посуду, делал покупки и частенько убирал квартиру. Я же большую часть времени проводила за чтением книжек или же рисованием картинок акварелью.

К счастью, Джорджина отхватила себе мужа, и я успела отказаться от собраний еще до того, как мне пришло в голову, чтобы разобраться со своим мужем окончательно.

Мы ездили к ним в гости, в их хозяйство в Массачузетсе.

Муж Джорджины был низенький, бледненький и худенький, одним словом, не тот человек, после которого остаются незабываемые впечатления. Кроме мужа у Джорджины была еще и коза. Все трое жили в сарае, поставленном на небольшом клочке заросшего поля у подножия холма. В тот день, когда мы прибыли к ним с визитом, было чертовски холодно, хотя был уже май. Они оба были заняты застеклением окон. Фрамуги в сарае имели размеры два на два метра, так что работы хватало.

Мы смотрели на то, как они лепят замазку и примеряют оконные стекла. Коза стояла в своем загончике у входа и тоже приглядывалась. В конце концов, Джорджина объявила ланч. За несколько минут в кастрюле-скороварке она наварила кучу бататов. Это и был ланч. Сверху она покапала на картофелины кленовым сиропом. Коза получила на ланч бананы.

После ланча Джорджина спросила:

- Хотите увидать козью пляску?

Козу звали Милочкой. У нее была рыжая шерсть и длинные, волосатые уши.

Джорджина подняла руку с картофелиной.

- Ну, Милочка, пляши, - приказала она.

Милочка встала на задние ноги и начала подскакивать, пытаясь достать убегающую картофелину. Ее длинные уши болтались, а передними ножками она размахивала в воздухе. Копытца у нее были черные и остренькие, казалось, что ими она может хорошенько ранить. И правда, когда в какой-то момент она потеряла равновесие, что уже пару раз случалось, копытом она заехала по краю кухонного стола, оставив в дереве приличный след.

- Да отдай ты ей эту картошку, - сказала я. Что-то весь этот козий танец потянул меня на слезы.

А потом Джорджина со своим мужем перебралась на запад, в Колорадо, где земля была получше. Раз или пару раз она звонила оттуда из телефонной будки. Что случилось с Милочкой, мне неизвестно.

Через несколько лет после того, как Джорджина выехала в Колорадо, я, идя через Гарвард Свер, наткнулась на Лизу. Рядом с ней стоял мальчуган со слегка коричневатой кожей, лет, наверное, трех.

Я обняла ее.

- Лиза! Я так рада встретить тебя.

- Это мой ребенок, - сказала она. - Ну разве это не сумасшествие, иметь ребенка? - засмеялась она. - Арон, поздоровайся с тетей.

Арон спрятался у нее за брючиной.

Лиза выглядела точно так же, как и когда-то: худая, желтая и с улыбкой во весь рот.

- Чем занимаешься? - спросила я.

- Ребенок, - ответила она. - Только это и можно делать.

- А что с отцом?

- Я избавилась от него. - Лиза положила ладонь на головку мальчика. - Ведь он же нам не нужен, правда?

- А где ты живешь? - Мне хотелось знать о ней абсолютно все.

- Не поверишь, - ответила она, вытаскивая сигарету. - Живу я в Бруклине. Сделалась настоящей хозяйкой. У меня ребенок, каждый день я вожу его в детский сад. У меня квартира, мебель. По пятницам хожу в церковь.

- В церковь! - Я не могла поверить. - Зачем?

- Потому что хочу... - Лиза запнулась. Никогда я еще не видала, чтобы у Лизы хоть когда-нибудь задрожал голос. - Хочу, чтобы мы были настоящей семьей, с домом, мебелью и всем остальным. Хочу, чтобы у него была настоящая жизнь. Церковь помогает. Не знаю как, но помогает.

Я начала всматриваться в Лизу, пытаясь представить ее саму и ее смуглого сыночка в церкви. Заметила, что на ней было немного бижутерии - на пальцах пара колечек с сапфирами, а на шее золотая цепочка.

- Что это за бижутерия? - спросила я.

- Подарок от бабули, правда? - Лиза обратилась к сыну. - Когда у тебя дети, все меняется, - прибавила она уже в моем направлении.

Я не знала, что на это ответить. Давно уже решила, что не хочу иметь детей. Помимо всего, у меня были все основания предполагать, что и моя семейная жизнь долго уже не продлится.

Мы стояли посреди Гарвард Сквер, у самого спуска на станцию метро. Вдруг Лиза склонилась ко мне и спросила:

- Хочешь увидать что-то потрясающее? - В ее голосе был слышен тот давний, насмешливый тон. Я кивнула.

Она вытащила футболку из брюк, обычную футболку с рекламой бруклинской булочной и крепко захватила кожу на животе. Потянула. Кожа растянулась как гармошка, Лиза вытягивала ее, а кожи становилось все больше и больше, складка за складкой, так что в конце оттянула ее сантиметров на тридцать. Потом отпустила, и кожа опала, немного растянутая, поморщенная, но очень скоро сжалась, осела на бедрах и выглядела довольно-таки нормально.

- Клево!

- Дети, - сказала Лиза. - Вот как оно, - и засмеялась. - Ну, Арон, скажи тете «до свидания».

- До свидания, - отозвался малыш, чем ужасно меня удивил.

Они возвращались в Бруклин на метро. Спускаясь по ступеням, Лиза еще обернулась ко мне.

- Ты хоть иногда вспоминаешь те дни? И то место? - спросила она у меня.

- Да, - ответила я ей. - И вспоминаю, и думаю о нем.

- Я тоже. - Лиза покачала головой. - Ну ладно! - она вздохнула, но как-то весело.

После чего оба спустились на станцию метро.

ПРЕРВАННЫЙ УРОК МУЗЫКИ

Тот Вермеер в галерее Фрика, это одна из трех висящих там картин, но когда я была в галерее первый раз, то двух остальных просто не заметила. Мне было тогда семнадцать лет, и в Нью Йорк я отправилась с учителем английского языка, который никогда до этого меня не целовал. Я размышляла об этом будущем поцелуе - относительно которого была уверена, что он состоится - когда покидала зал Фрагонара и входила в фойе, ведущее в затемненный коридор, где на стене светились холсты Вермеера.

Кроме поцелуя я еще размышляла о том, удастся ли мне кончить школу, раз второй год подряд валю биологию. Это странно, что валю биологию, мой любимый предмет; он был любимым и тогда, когда я валила его в первый раз. Больше всего мне нравилась генетика и составление графиков наследственных признаков, я обожала расшифровывать последовательности проявления голубых глаз в семьях, не имеющих иных общих признаков, за исключением голубых и карих глаз. В моей семье имелось много привлекательных признаков - талант, амбиции, успех, надежды - только все они сделались рецессивными в моем поколении.

Я прошла мимо женщины в желтом платье и служанки, подающей ей письмо; прошла мимо солдата в шикарной шляпе и улыбающейся ему пухленькой девушки - прошла мимо них, размышляя о теплых губах, а также о голубых и карих глазах.

Меня остановили ее карие глаза.

Это та самая картина, с которой девушка смотрит прямо на зрителя и не обращает внимания на стоящего рядом крепенького учителя музыки, рука которого в соответствующем жесте придворной вежливости холодно лежит на спинке кресла. Освещение приглушено - это зимнее освещение, но лицо девушки освещено.

Я глянула в ее карие глаза и задрожала. Девушка предостерегала меня. Она оторвалась от своих занятий лишь затем, чтобы поглядеть на меня и подать мне какой-то знак. Ее губы были слегка раскрыты, как будто именно сейчас она набрала воздуха, чтобы сказать мне: «Не делай этого!»

Я отступила, чтобы сбежать из сферы действия ее подгоняющего взгляда. Только этот вот беспокойный взгляд заполнил весь зал. «Погоди! - говорила она, - погоди, не уходи еще».

Я ее не послушалась. Вышла с моим учителем английского языка пообедать, он поцеловал меня, я возвратилась в Кембридж, завалила биологию, но, тем не менее, среднюю школу закончила, а потом сошла с ума.

Через шестнадцать лет я снова поехала в Нью Йорк, на сей раз со своим новым, неплохо нафаршированным парнем. Мы много путешествовали, всегда за его счет, хотя трата денег постоянно приводила его в ярость. В рассерженном состоянии во время наших поездок он атаковал мой характер, тот самый, который в свое время считался расстроенным. Сам он утверждал, что один раз может реагировать очень эмоционально, а другой раз - хладнокровно и рассудочно. Что бы он ни говорил, я всегда успокаивала его заверениями, что деньги существуют именно для того, чтобы их тратить. Тогда он переставал на меня нападать, и это означало, что мы все время были вместе и могли начать, в следующем путешествии, новый порочный круг траты денег и атак на мой характер.

Это был чудный октябрьский день в Нью Йорке. Мой парень снова на меня наезжал, а я успокаивала его заверениями, что деньги нужны для того, чтобы их тратить, так что мы оба были готовы к тому, чтобы погулять по городу.

- Пошли в галерею Фрика, - предложила я.

- Никогда там не был, - признался он.

Тогда я подумала, что когда-то там, вроде бы, была, но не стала упоминать об этом. Я уже научилась не рассматривать собственных сомнений перед другими людьми.

Когда мы уже добрались на место, я узнала сам дом.

- Ой, тут есть картина, которая мне ужасно нравится, - сказала я, когда мы уже прошли вовнутрь.

- Всего одна? Вот, погляди на картины Фрагонара.

Они мне не понравились. Поэтому я покинула зал Фрагонара и вошла в холл, ведущий в затемненный коридор.

За эти шестнадцать лет она ужасно изменилась. Ее взгляд уже не был таким настойчивым, скорее печальным. Она была молодая, рассеянная, а учитель склонялся над ней с высокой точки, пытаясь привлечь ее внимание уроком. Но она разглядывалась по сторонам, как будто искала глаз кого-нибудь, кто глянет на нее, заметит.

На сей раз я прочитала название картины: Прерванный урок музыки.

Прерванный урок музыки. Все так же, как была прервана и моя собственная жизнь - прервана в музыке семнадцати лет - неожиданно похищена и брошена светлой краской на холст - и вот так в обоих случаях одно мгновение вызвало то, что жизнь застыла, остановилась. И этот единственный миг заменил все остальные мгновения, каким бы они не были, какими бы могли стать. Что еще может получить с этого жизнь?

Вот теперь мне уже было что ей сказать.

- Я вижу тебя, заметила, - сказала я ей.

Мой парень обнаружил меня хныкающей на лавке в холле.

- Что случилось? - спросил он.

- Разве ты не видишь? Она хочет выбраться из картины, - сказала я, указывая пальцем на девушку.

Он поглядел на картину, поглядел на меня и сказал:

- Ты всегда думаешь только об одном, о себе самой. Ты вообще не понимаешь искусства. - И он ушел в зал Рембрандта.

С того раза я еще раз возвращалась в Галерею Фрика, чтобы глянуть на нее, а также на две другие картины Вермеера. Ведь довольно сложно встретить в музее Вермеера, а один его холст в Бостоне даже украли.

Две другие картины для зрителя были как будто замкнуты. Фигуры, на них находящиеся - женщина и ее служанка, а также солдат со своей любимой - глядели исключительно друг на друга. Глядеть на них было так, будто присматриваться через маленькую дырочку в стене. И это стена света - того абсолютно крепкого и реального, но вместе с тем, нереального света Вермеера.

Подобного света не существует, но нам очень хочется, чтобы он был. Нам бы хотелось, чтобы солнце сделало нас такими же молодыми и красивыми, чтобы наша одежда поблескивала и с шелестом ложилась складками на тело; но более всего нам хотелось бы, чтобы каждый мог осветиться изнутри только лишь благодаря тому, что мы на него глядим, точно так же, как светятся изнутри та служанка с письмом и тот солдат с шикарной шляпой.

Девушка во время урока музыки находится совершенно в другом освещении - капризном, мрачном, пригашенном и даже злобном освещении жизни, благодаря которому мы видим себя и других исключительно несовершенным образом. И очень редко.

  КЕЙСЕН СЮЗАННА 22 201  
36. Дополнительные диагнозы Диагноз Дата   Диагноз Дата    
37. Проведенные операции Операция Дата       Операция Дата
38. Специальные диагнозы и лечение Операция Дата IPS 5x/wk GPS 1x/wk предписанные лекарства: фенактил   Операция Дата
39. Не заполнять    
40. Диагноз болезни на момент выписки   пограничное состояние личности 41. Результаты лечения   пациентка вылечена
42. В ходе процесса госпитализации пребывание период условные не оправданные бегства семейной опеки освобождения отсутствия   1 0 0 0 0
43. Количество дней в процессе госпитализации в больничном реестре в отделении в ходе временного освобождения в бегах   617 496 121 0
44. Юридический статус выписки добровольно 45. Содержание после госпитализации за свой счет 46. Окончательная. С какого классификация времени   временные визиты 4 IX 1968
47. Место выписки   снятая квартира 48. Окончательная выписка   3 I 1969
49. В случае смерти непосредственная причина смерти     Значащие обстоятельства
50. Медицинские исследования Да. Нет š 51. Вскрытие   Да. Нет š 52. Место захоронения

БЛАГОДАРНОСТИ

Я желаю поблагодарить Джилл Кер Конвей, Максину Кьюмин и Сюзанну Уэйр за слова поддержки, Джеральда Берлина за юридическую помощь и Джулию Грау за ее энтузиазм и заботу, которую она проявляла как по отношению к книге, так и к автору.

Слова благодарности направляю Робин Бекер, Робин Дессер, Майклу Даунингу, Лайди Кут и Джонатану Мэтсону за их внимательность, юмор и настоящую дружбу.

[1] Обычно имя Полли дают попугаям.

[2]

*John Birch Society (Bircher) - Общество Джона Берча, организация белых расистов, корни которой достигают XIX века.

[3] На английском языке слово орешки (nuts) означает еще и «придурок», «шизанутый».

[4] В английском языке слово Callous обозначает «бесчувственный, толстокожий». Фамилия же Элис - Calais.

[5] В английском сленге слово Мелвин обозначает «ноль, никто».

[6] Переводится как «Дети Рая». В нашем прокате - «Дети райка» (прим. перев.)

* Здесь автор цитирует американское издание Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders (Руководство по диагностике и статистике психических расстройств), издание третье, дополненное, 1987 г., стр. 346 - 347.

Borderline personality disorder (расстройство личности пограничного типа) - в польской психиатрии используется и термин: расстройство личности типа «borderline».

Наши рекомендации