Мы загнаны оба в бессмысленный круг
внутри так темно, а во вне его свет
Но выхода нет
А впрочем, быть может, я круг этот сам
придумал и зря доверяю глазам
и надо всего лишь мне перешагнуть
за круг, чтоб отправиться в путь?
А там, за пределами круга – поёт
От счастья душа, устремляясь в полёт
спадает, уходит навеки тоска
как боль из больного висках.
***
Жили - тили-тили, трали-вали
верили, что «жизнь» вся - впереди
воздух воровали – пропивали
мы годов до тридцати пяти
Были так похожи, даже слишком
от любви и водки осовев
на самоуверенных мальчишек
с кашей, невозможной, в голове
И любое море – по колено
и любые горы – по плечу
только пафос тот – мура и пена -
даже вспоминать-то не хочу
До поры - за хорошо живёте -
были нам открыты все пути
а потом увязли мы в болоте
Стоп машина. Некуда идти.
Огляделись дико – Матерь Божья! -
а вокруг – бутылки, стёб и страх
темнота, болото, бездорожье
чёртики кровавые в глазах
Песни Винни Пуха.
Пусть зиму пережил я, но
все силы кончились давно
папам пам пам парам пампам
душа убита в хлам.
Нет больше мёда в закромах
а шарики увы и ах
поразлетелись - кто куда
иль лопнули – беда!
Опять дурацкий бег в мешках
опять болит моя башка
опять я маюсь, сам не свой
больной пустой башкой.
2
Нынче мир меня поймал
хоть не шибко и ловил
отбиваться я - устал
самому себе - не мил
Я бы скрылся, я бы, я бы
через топи и ухабы
через поле, через лес
лабиринты, катакомбы
укатился колобком бы
и исчез
Пусть открыта нам граница
ни за что не укатиться,
от себя, от мира – нам.
Мир - всё тот же, мы - всё те же
и везде - железа скрежет
и бедлам.
***
Отвечаю на письмо я:
жив, здоров пока что
Правда, воли и покоя
не хватает страшно
непонятно – от того ли
происходит это
что в какой- то странной роли
выступаю где-то
я для многих, чьих фантазий
не постичь мне сроду?
этих зрителей – как грязи
целый зал народу
Каждый шаг мой обмозгуют
смысл ему предпишут
в схему вставят непростую
запихают в нишу
что я делаю в той пьесе
и в чужом спектакле? –
Скучен он, неинтересен
мне и вам. Не так ли?
Мне б махнуть рукой на это
и пожать плечами
Но не сплю я до рассвета
мучаюсь ночами
***
- Что ж ты, гад, жизни не рад?
- радость, наверно, украли.
Жизнь - есть агрегат,
по производству печали
- Вот уж дурак, так дурак!
видишь ты жизнь в чёрном свете!
Как же ты, как же ты так
всё проморгал, не заметил
синих небес и чудес
города, речки и леса?
- что ты мне в душу полез
хуже какого-то беса?
Спорили два дурака
и каждый раз - всё сначала.
по небу шли облака
солнце за ними сияло
***
зима весной – контрреволюция
и чья-то злая интервенция
гадаю, словно бы на блюдце я -
на собственном несчастном сердце
когда весь морок окончательно
уйдёт, провалится, развеется
в руках держу себя старательно
и продолжаю я надеяться
что скоро будет май уже
за окнами, в дому, в душе
***
на дереве сидело
прекраснейшее тело
и пело тело так,
что отъезжал чердак
и в воздухе носилось
то, что нам ночью снилось
Но что мы зрим с тобой в ночи -
о том мы умолчим!
да-да, смолчим, а то еще
приедут к нам врачи!
… а по небу летало
большое одеяло
и красный-красный шар
светился, как пожар
по городу бродила
весна и было мило
везде - внутри и вне -
дурачить нас весне
а прыгал мир, как на костре
в весеннем обостре…
***
А лето что? – оно, как водится,
пришло с жарою и туманами,
и в парке ночью хороводятся
бухие девки, вместе с пьяными
их расписными кавалерами
с руками жадными и влажными,
ни в чём не знающими меры и
схватить желающими каждую.
Ах, юность, юность ты кургузая! -
что ж честь не бережёшь ты смолоду!
Но поутру смолкает музыка
рассвет встаёт за речкой Вологдой
и в тишине, внезапно грянувшей,
седой старик, дымя цигаркою
стучит, как пианист по клавишам
компа и пишет: «лето.. в парке
бухие девки хороводятся» и т.д…
Болезнь
недавно я поймал какой-то вирус
вся жизнь моя тот час переменилась
не лезет в горло лакомый кусок
из рук бессильных выпадает книга
где на странице каждой - только фига
бессмысленно сливающихся строк
стишки пиши! – чего-то неохота…
иди, гуляй! – да ну его, в болото!
то холодно и мокро, то – жара
так день за днём и протекает лето
пищит тоска из дебрей интернета
с назойливостью грубой комара
***
Хожу, напеваю чужие куплеты
мурлычу, мурлычу, мурлычу под нос
там что-то про солнце, и что-то про лето
там всё – не всерьёз.
Ах, милый мой друг, как же можно про это
всерьёз-то? – дожил до седых я волос,
а кто я и что я? – не знаю ответа
и в воздухе виснет вопрос
***
И не светло и не темно…
ботинки жмут, тесна рубаха
и уклониться не дано
от наступающего страха
Да и не страха – что нам страх? -
а от тоски, грызущей печень.
Дыши ровней, считай до ста -
глядишь – пройдёт и станет легче.
А коль не станет – ну так что ж?
переживёшь.
Переживёшь, когда-нибудь
и как-нибудь, и всё такое…
Но что-то больно давит грудь
лишая воли и покоя
посмотришь в зеркало с утра
и если хорошо вглядеться -
сияет чёрная дыра
там где когда-то было сердце.
Увидел? – то-то и оно
там не светло и не темно
***
Истошно весело орут массовики
и музыка тумц-тумц гремит из парка
Пасутся горожане вдоль реки
им душно, жарко
аттракционы всех к себе зовут
шашлык-машлык доходит на мангалах
шальная молодежь и там и тут
пивко сосёт, небрежно и устало
гроза начнётся позже. А пока -
зависли неподвижно облака
Всё хорошо и всё нехорошо.
я заблудился, как средь тех трёх сосен.
Отсчёт последних летних дней пошёл.
И близко осень.
я собираю тщательно рюкзак
шмотьё, блок сигарет, зубная паста
наматываю нервы на кулак
Всё, баста. Склеиваю ласты.
Рвану куда подальше. Тут – каюк.
Я в новом тупике. Айда на юг.
***
Я обратно вернусь через месяц
над вокзалом - оскаленный месяц
Город пахнет осенней листвой
Миновав суетливых таксистов
закурю на ходу я и быстро
зашагаю домой
путь - дворами знакомыми срежу
и вдыхая сентябрьскую свежесть
прямо в парк ВРЗ я приду
вечер тих и спокоен и ласков
и лежит золотистая ряска
на подлунном пруду
Дом начала двадцатого века
дом-обломок и полукалека
В нём живу я - тринадцатый год
вот на кухне окно моё светит
как родного оно меня встретит
и за двадцать шагов подмигнёт
Здравствуй, здравствуй, родная домина
где на стенах в углах паутина
и от дыма стал жёлт потолок
завершается вновь одиссея
закрываю счета её все я
проходя за порог
***
Так ты любил Саратов? – Ну, ещё бы!
Се – дым купечества, родимые трущобы
и лапы лип и Глебучев овраг
возвышенности, склоны, зелень лета
двор на Садовой… эта песня спета
и как туда приехать? – Да никак.
Дома и горы – словно стали ниже
на фоне новых «вышек». И не дышит
пространство улиц, скверов, площадей
мне некуда бежать от новостроя
и сердце будто полое, пустое
ничто не греет больше, хоть убей
Тут Город был. Он весь перелопачен
Он провалился в бездну и исчез.
и старым именем зачем-то обозначен
Губернский незнакомый город С.
****
На этой широте, на этой параллели