Глава 16. Вы не можете сделать это в одиночестве: найдите учителя и работайте с ним.

«Некоторые учителя – это мерзавцы и подлецы, которые обманывают и увлекают своих учеников; некоторые – это суровые надсмотрщики, которые стараются свести на нет „я“ и сломить гордость; другие учат более через похвалы и поощрения, питая самые лучшие стороны изучающего; некоторые учителя читают лекции как профессора, другие могут растворять нас без остатка в своей любви. Величайшая и самая простая сила учителя – это окружение собственной свободы и радости».

Как мы видели, бывают времена, когда в росте духовной жизни важно развить какие-то взаимоотношения с учителем или духовным руководителем. Работаете ли вы уже с учителем или только собираетесь сделать это, стоит хорошенько подумать над этими ключевыми взаимоотношениями. В то время как американцев более всего заботит потребность быть самодостаточными, дух пионера и ковбоя не обязательно оказывается искусным способом подхода к духовной жизни. Мы уже описали глубокий процесс исцеления, который имеет место в медитации: неизбежные помехи, уменья, необходимые для работы с навязчивыми состояниями, мощные физические проявления раскрытия чакр и энергосистем, сферы тёмной ночи и переживания смерти и повторного рождения, многие циклы духовной жизни. Как нам найти свой путь в этих сферах? Даже когда в нашей жизни во времена больших перемен или переживаний, близких к смерти, происходит спонтанное пробуждение, мы обнаруживаем, что эти болезненные или экстатические переживания и видения часто будут угасать без поддержки учителя и систематической практики.

Недостаточно иметь карту и направление, взятые из духовных книг и текстов. Мы не знаем, куда поведёт нас наша духовная жизнь; но она всегда требует от нас, чтобы мы вступали в трудные и неизведанные ситуации. Те, кто пытаются заниматься практикой в одиночестве, почти неизбежно оказываются более заблуждающимися или лишёнными духовной глубины, нежели те, кто занимаются практикой под руководством искусного учителя.

Таков основной принцип духовной жизни – мы узнаём глубочайшие вещи на незнакомой территории. Часто когда мы будем чувствовать наибольшую внутреннюю неуверенность и находиться среди величайших трудностей, нам откроется нечто новое. Легче всего мы пробуждаемся к тайне жизни через свою слабейшую сторону. Области нашей наибольшей силы, где мы более всего сведущи и проявляем наибольшую ясность, имеют склонность удерживать нас вдали от тайны. Вступить на эту территорию превыше собственного «я», войти в эти сферы без руководителя может оказаться подобным попытке вытащить себя за волосы.

Руми в своём рассказе предостерегает нас от этого:

«Какой-то человек дрозда поймал.

«О муж почтенный, – дрозд ему сказал, –

Владелец ты отар и косяков.

Ты много съел баранов и быков,

Но пищей столь обильною мясной

Не пресыщен – насытишься ли мной?

Ты отпусти меня летать, а там

Тебе я три совета мудрых дам.

Один в твоей руке прощебечу,

Другой, когда на крышу я взлечу;

А третий – с ветки дерева того,

Что служит сенью крова твоего.

Моим советам вняв, пока ты жив,

Во всём удачлив будешь и счастлив.

Вот первый мой совет в твоих руках:

«Бессмыслице не верь ни в чьих устах».

Свободу птице человек вернул,

И дрозд на крышу весело вспорхнул.

Пропел: «О невозвратном не жалей!

Когда пора прошла – не плачь о ней

И за потери не кляни судьбу!

Бесценный, редкий перл в моём зобу.

Дирхемов верных десять весит он...

Им был навеки ты б обогащён.

Такого перла больше не сыскать,

Да не тебе богатством обладать!»

Как женщина в мучениях родов,

Стонал, кричал несчастный птицелов.

А дрозд: «Ведь я давал тебе совет –

Не плачь о том, чему возврата нет!

Глухой ты, что ли, раз не внял тому

Разумному совету моему?

Совет мой первый вспомни ты теперь:

Ни в чьих устах бессмыслице не верь.

Как десять я дирхемов мог бы несть,

Когда дирхема три я вешу весь».

А человек, с трудом в себя пришел,

Просил: «Ну, дай мне третий свой совет».

А дрозд: «Ты следовал советам двум,

Пусть третий озарит теперь твой ум:

Когда болвана учат мудрецы,

Они посев бросают в солонцы,

И как ни штопай – шире, чем вчера,

Назавтра будет глупости дыра!»

(«Библиотека Всемирной Литературы» пер. Вл. Державина. М., 1974)

Руми хочет, чтобы мы увидели, как легко оказаться захваченными. Даже тогда, когда мы действительно получаем добрый совет; нам легко не обратить на него внимания или неправильно истолковать. Есть много мест, где мы увязнем, где встретимся со многими трудными слоями страха и привязанности, с точками самообмана и ничтожности. Они входят в практику каждого человеками; и чем более образованными и сведущими мы считаем себя, тем медленнее взбираемся наверх, тем более безрассудны наши промахи.

Как саркастически заметил Рэй Брэдбери: «Первое, что вы узнаёте в жизни, – это то, что вы глупы. Последнее, что вы узнаёте, – то, что вы такой же глупец. Иногда я думаю, что понимаю всё. Затем я прихожу в себя».

Наше мирское образование не слишком помогает в медитации.

Однажды в Бостоне директор нового приюта для безнадёжных больных, довольно осведомленный в духовной области, попросил меня провести интенсивный курс для всех его сотрудников. На четвёртый день интенсивного сиденья и интенсивной ходьбы доктор пришёл ко мне для собеседования. Он был очень встревожен, ощущая сильные боли в области сердца, распространявшиеся до плеч. Когда боль становилась острой, он обнаруживал ещё большие затруднения: все симптомы заставляли его верить, что у него – сердечный приступ. Он задавал мне единственный вопрос: что ему делать – вызывать скорую помощь или просить, чтобы кто-нибудь отвёз его в больницу. Я, в свою очередь, задал ему несколько целенаправленных вопросов относительно телесных ощущений, энергетических переживаний и состояния ума. Внимательно выслушав его, я сказал, что на самом деле эти признаки относятся к раскрытию сердечной чакры, которое часто представляет собой физическое и мускульное растворение защитных механизмов, окружающих сердце, а также эмоциональное и духовное раскрытие. Сам я много раз до этого случая испытывал такие ощущения и наблюдал их у других. Тогда я заметил: «Кроме того, разве вы не открыли новый духовно ориентированный приют для безнадежных? Может быть, на этом курсе наступило время по-настоящему взглянуть на собственную смерть, даже если это действительно сердечный приступ? (Я был совершенно уверен, что это не так). Разве вы пришли сюда не для того, чтобы узнать что-то о смерти и умирании? Можно ли найти для смерти лучшее место, чем приют для медитации?» Затем я отослал его обратно – сидеть. Без учителя он, вероятно, оставался бы в заблуждении по поводу своего переживания и отправился бы в больницу. Но, конечно, если вы действительно ощущаете острые боли подобного рода и занимаетесь практикой без руководства учителя, обязательно обратитесь в лечебное учреждение.

Поскольку духовный процесс не является случайным, руководители и учителя, придерживающиеся древних традиций, могут понять наше путешествие и оказать нам помощь, когда мы сами пребываем в растерянности. Однако даже тогда, когда мы признаём необходимость учителя, мы можем ошибиться в том, что нам следует искать. Наша культура даёт нам лишь немногие модели поисков гуру, духовных учителей или руководителей или совсем их не даёт, как и не даёт моделей работы с ними. В наше время оказался утрачен старый, чудесный дух ученичества; наше образование большей частью приходит к нам в многолюдных безличных собраниях или – всё в большей степени – через видеофильмы и компьютеры. Всё же все мы слышали рассказы о гуру и повествования о мастерах дзэн; и когда мы впервые, представим себе взаимоотношения с такой личностью, мы часто преувеличим или исказим реальность обучения у учителя. У некоторых изучающих существует чрезмерно завышенное представление о духовном наставнике; поэтому они рассчитывают найти учителя, который будет всеведущим, всезнающим и всемогущим божеством; и многие духовные сообщества содействуют этому преувеличенному представлению. Их ученики говорят таким языком, как если бы мастер делал для них всё: «Учитель помог мне получить эту работу», или: «Учитель сделал так, чтобы произошёл этот несчастный случай, а мне был преподан урок», или: «Учитель своими магическими силами создал ситуацию, переживаемую мной ныне». «Мастер делает это», «мастер ведёт нас и отвечает за всё», «в надлежащее время мастер даст мне просветление».

Преувеличенное в противоположном направлении мнение об учителе приходит от тех изучающих, которые весьма осторожны и испытывают затруднения с проявлением какой-либо степени почтения к другому человеку или с возвышенным к нему отношением, которые не в состоянии примириться с тем, что кто-то может в действительности знать больше того, что знают они. Эти люди находят трудным для себя учиться у кого бы то ни было. Услышав какую-нибудь историю о ложных гуру или о сбившихся с пути учителях, такой человек чувствует, что у него нет необходимости в учителе, нет возможности для подлинного доверия. Часто эта установка коренится в неоконченных проблемах с авторитетными фигурами и обнаруживается в виде неспособности легко выполнять различные роли, иногда в виде неспособности учиться в качестве просто ученика, а иногда удобно чувствовать себя в качестве учителя. Даже без таких проблем мы, возможно, чувствуем себя неловко и боимся, потому что не знаем, что нам делать с учителем, как на него реагировать. В конечном счёте, какие бы трудности мы ни испытывали в своих прочих взаимоотношениях, они, вероятно, возникнут и во взаимоотношениях с нашим учителем – от проблем доверия (слишком лёгкое доверие или неспособность к доверию) до проблем ограничений, страха, сомнения и нужды.

Под поверхностью большинства трудностей, которые изучающие испытывают с учителями, скрываются имеющиеся у всех нас глубокие желания быть любимыми, целиком и полностью приемлемыми. Так когда-либо любили лишь немногих из нас. Однако мы также боимся этой любви. Мы всё ещё храним в себе боль своих прошлых утрат и покинутости; и эта боль оставляет нас в состоянии смятения и испуга. Страх вынуждает нас или недооценивать значение учителей, чтобы предохранить наше «я» от силы страстного желания, или преувеличивать и идеализировать представление о руководителе – и искать только самого совершенного мастера, такого, который никогда не обидит нас и не разочарует. Однако то, что нам действительно необходимо, – самим научиться любить и быть любимыми. Именно эта любовь занимает центральное место во взаимоотношениях между учителями и учениками; и другие учения передаются только внутри этого резервуара.

Лучшие учителя знают это, и они способны научить нас любить самих себя и доверять самим себе, способны научить нас любить истину. Они могут служить образцами и приводить нас к подлинным, бесстрашным взаимоотношениям. Взаимоотношения с искусным духовным учителем, будь то краткая встреча или сотрудничество в течение всей жизни, зачастую могут стать чрезвычайно интимными и ценными сторонами духовного общения. Подлинность учителя и учений становится священным сосудом, содержащим истину, ведущую нас к пробуждению сердца.

Почитаемый мастер дзэн Судзуки-роси так описан своей ученицей Труди Диксон:

«Так как он остаётся просто самим собой, он становится зеркалом для своих учеников. Находясь в его обществе, мы ощущаем собственные силы и недостатки без всякого выражения похвалы или порицания с его стороны. В его присутствии мы видим своё первоначальное лицо, и это необычайное явление, которое предстаёт нашим взорам, есть всего лишь наша истинная природа».

Когда меня спрашивают о том, как кто-то может найти учителя, самое честное, что я могу сказать, – это таинственный процесс. Очень часто мы просто наталкиваемся на учителя, слышим о нём; или учитель привлекает нас каким-то незапланированным или неожиданным образом. Во многих случаях мы увидим какую-нибудь картину, прочтём какую-то книгу или услышим от приятеля рассказ о каком-то учителе, личность которого вдохновляет нас, открывает возможность величия, затрагивает сердце или пробуждает какое-то внутреннее страстное желание или видение; это вдохновение может с силой, таинственным образом, даже против нашей воли, вовлечь нас в орбиту некоторого учителя или духовного сообщества. Мы можем посещать разнообразные духовные центры и знакомиться с их учениями, посещать лекции или церемонии – и из всего этого обнаружить, что нас привлекает определённый учитель. Ныне существуют даже путеводители по многим буддийским, индуистским, христианским и иудейским центрам практики на Западе. Они также могут помочь нам почувствовать, что именно из этой практики нам доступно.

У наших сотоварищей по учению и исканиям, у наших друзей имеется множество чудесных и необычайных историй о том, как они пришли к своим учителям. Один мой знакомый намеревался принять ЛСД под деревом бодхи Будды в главном храме в Индии, но по пути «случайно наткнулся» на замечательного учителя; выбросив ЛСД, он занимался практикой под его руководством в течение десяти лет. Другой изучающий просто увидел адресную книгу – телефонный справочник; там на страницах последней буквы алфавита он нашёл слово «дзэн», позвонил и спросил, нельзя ли ему посетить местный центр дзэн и там поговорить с мастером. К моей знакомой, пожилой женщине, на конференции подошёл мастер и сказал: «Я хочу, чтобы вы учились у меня». Другой изучающий, молодой американец, ничего не знавший о духовной жизни, когда лежал в госпитале, увидел во сне тибетского ламу. Два года спустя, путешествуя по Непалу, он увидел того самого ламу, который явился ему во сне. Лама улыбнулся и сказал: «Я ждал тебя».

Стиль духовных учителей разнообразен по своему диапазону. В буддийской традиции этот факт воплощён в двух противоположных понятиях – гуру и духовного друга . Понятие «духовного друга» происходит от санскритского термина, обозначающего дружеское водительство и поддержку, получаемые нами через другого человека на нашем духовном пути. Некоторые учителя предпочитают эту роль, не обременяя себя необходимостью быть объектами почитания, преданности или традиционной иерархии ученика и учителя. Один великий лесной мастер Таиланда Буддхадаса-бхикку не желает, чтобы ученики кланялись ему, хотя поклон является общепринятым приветствием при встрече с любым монахом или мастером. Вместо этого он велит ученикам подходить и садиться подле него – и обращается с ними как «духовный друг» – ведёт задушевные разговоры, расспрашивает, поощряя учеников уважать самих себя и своё собственное виденье жизни.

Противоположный стиль учителя – это традиционный гуру. Существуют буддийские учителя, ламы, мастера дзэн, индуистские учителя, мастера хасидской и суфийской традиции, выражающие свои учения в такой роли. Гуру – это великий и мудрый мастер, воплощение духовной практики; он руководит нами с помощью особых поучений, и ради него мы отказываемся от собственной свободы. Обучаясь у гуру, мы стремимся слушать и повиноваться, а не разговаривать и задавать вопросы. Иногда от нас требуется, чтобы мы поклонялись гуру как божеству в человеческой форме или как всепросветлённому мастеру, полностью пробуждённому, каждое действие которого оказывается искусным. Работая с гуру, мы подвергаемся процессу беззаветной преданности и освобождения от собственных эгоцентрических путей; это является средством развития открытости и самоотверженности, пропитанных духом гуру.

Между этими двумя полюсами – духовного друга и гуру – заключена обширная сфера различных стилей. Учителя будут учить с помощью сочетания собственной личности с методами, вызвавшими их собственное пробуждение. В одном знаменитом диалоге Будда показывает посетителю группы учителей и учеников своего лесного монастыря: «Ученики, проявляющие интерес к исследованию собрались там с моим мудрейшим учеником Шарипутрой; а те, кого вдохновляет практика монашеской дисциплины, находятся там с Упали, выдающимся мастером монашеской жизни. Те, кого привлекают возможности психического развития, находятся там с великим психиком Могальяной; а ещё другие, естественно тяготеющие к сосредоточенности и самадхи, находятся вон там, с Махакассапой».

В главе о «духовных качелях» мы говорили о традициях и учителях, которые подчёркивают необходимость мистических видений, экстазов или мощных изменённых состояний сознания, – и о других, которые стремятся внести священное живым в гущу нашей повседневной деятельности. Некоторые учения сосредоточивают свою практику на теле, как хатха-йога, кундалини-йога или дыхательная гимнастика суфиев; другие направлены на действие и, благодаря служению, приносят сострадание и живое чувство священного; другие могут сосредоточиваться на прямом открытии или преобразовании сердца и ума с помощью медитации, молитвы или видений и сосредоточенности. Некоторые учения подчёркивают мощные изменённые состояния, глубокое исследование вопроса о том, кто мы такие и какова природа сознания и самой жизни. Ещё для других открыт путь беззаветной преданности, путь благоговения, ежемгновенного освобождения от нашего мелкого, эгоцентричного пути, когда мы говорим Богу или вселенной: «Не моя воля, но Твоя».

К удивлению многих, это многообразие стилей учения невозможно подвергнуть точному разделению в согласии с какой-то определённой традицией; внутри каждой великой традиции мы найдём учителей, подчёркивающих эти контрастирующие пути. Есть заботливые и преданные мастера дзэн, и есть мастера дзэн, которые требуют жестокой дисциплины и расшатывают ум исследованиями. Есть строгие пуристы физических упражнений хатха-йоги, есть и другие, которые учат хатха-йоге как простому средству достижения пляски священного осознания во всём теле.

В каждой традиции некоторые учителя – это мерзавцы и подлецы, которые обманывают и увлекают своих учеников; некоторые – это суровые надсмотрщики, которые указывают на каждый промах ученика, стараются свести на нет «я» и сломить гордость; другие учат более через похвалы и поощрения, питая самые лучшие стороны изучающего; некоторые учителя читают лекции как профессора; другие могут растворять нас без остатка в своей любви и в сострадании, а также показывать нам пространство и юмор во всех вещах.

Учитель должен быть образцом поведения и мастером представляемой им традиционной практики. Будет также полезно, если он будет достаточно осведомлен о диапазоне учений, чтобы соответствовать многообразию приходящих к нему учеников. Иначе можно столкнуться с трудными случаями, подобными случаю одного ученика, который от всей души в Индии занимался практикой под руководством некоего великого кундалини-йогина, но его практика делала его всё более напряжённым, возбудимым и рассеянным. В отчаянье он спросил знаменитого тибетского ламу, в чём его ошибка; после некоторого тщательного обсуждения вопроса лама ответил: «Всё просто. Ваш учитель дал вам неправильную практику». Весьма удивлённый, ученик сказал на это: «Но мой учитель учит только одной этой практике».

Если у нас уже есть учитель, может оказаться интересным поразмыслить о том, что привлекло нас к нему и к его особому способу практики. Какие ожидания мы вложили в этот процесс и чем всё обернулось? Чему мы научились, каковы наши разочарования? Служит ли ещё этот способ тому, чтобы мы оставались в своём состоянии?

Если мы ищем нового учителя, нам надобно прямо выяснить, как он учит. Как он рассматривает путь практики, какова его цель? Какую форму принимает его практика? Как он руководит учениками? Сможем ли мы проводить время с этим учителем? Действительно ли мы получим от него прямую помощь? Какого рода поддержку этот учитель даёт ученикам на трудных участках духовного странствия? Каково чувство сообщества вокруг этого учителя? Затем нам нужно посмотреть на то, чего требуют от нас. Чувствуется ли требуемое здоровым и подходящим? Какие обязательства необходимы? Какого рода взаимоотношения ожидаются? Сколько времени потребуется? Чего это стоит?

В поисках учителя мы должны прислушаться к своему сердцу и посмотреть на себя честно. Чего мы действительно ищем? Того ли, что предлагают этот учитель и этот способ практики? Что притягивает нас к этому учителю? Соответствуют ли этот учитель и этот способ практики вашему темпераменту, служат ли они вам, – или, наоборот, укрепляют ваши опасения и неврозы? Поможет ли мне вхождение в сообщество большой и экстравертной группы, если я – весьма застенчивый человек, если многие годы я оставался скрытным? Или я окажусь подавлен и далее завязну в своей застенчивости? Нужна ли мне дисциплина строгого мастера дзэн, нужна ли палка, которой пользуются чтобы удерживать учеников выпрямленными во время сиденья? Или меня обижали и били ещё в детстве, и это только воссоздаёт и укрепляет моё болезненное отрицательное самоощущение? Для какого цикла моей духовной жизни пришло время – для молчания или служения, для медитации или изучения?

Мы не всегда способны ответить на такие вопросы; но даже просто задавая их, мы можем помочь себе избежать грубейших и самых неумелых ошибок. Очень часто мы можем начать практику и дать себе период испытания и возможных ошибок. Период испытания может продолжаться один месяц содержать один или два интенсивных курса, может даже длиться целый год, – словом, столько времени, сколько потребуется, чтобы получить ощущение учителя, его взаимоотношений с другими изучающими и с нами самими, а также ощущения самой практики.

Делая выбор или пересматривая его, мы должны ощущать доверие и уважение к целостности и мудрости, воплощённым в нашем учителе. Ищите учителей, предлагающих ощущение зрелости в своей духовной и личной жизни, предлагающих нераздельное слияние физического, мирского, эмоционального и мистического измерений. Ищите юмор. Даже строгие поборники дисциплины должны также воплощать в своём собственном существе дух радости, лёгкости и любви. Подобно выбору партнёра в браке, выбор учителя также требует глубокого уважения нашего собственного внутреннего познания и готовности проявить преданность, когда обстоятельства кажутся подходящими для этого.

Пройдут годы, и наши взаимоотношения с учителем изменятся. В своё время наш учитель может исполнять многие роли – может быть наставником и священнослужителем, исповедником и водителем, духовной акушеркой и критиком, зеркалом и образцом сияющего присутствия. От искусного учителя мы можем заимствовать смелость, уверенность, силу и ясность. Мы можем воспользоваться водительством учителей, их энергией и любовью, чтобы резонировать со своими собственными энергией и любовью и вдохновлять их. Две пожилые женщины, мастера, у которых я имел привилегию учиться, вносили в свои учения так много радости и духовной любви, что когда я находился в их присутствии, она заливала меня и наполняла все мои клетки. Крепкое объятие одной приносило восторг на несколько дней. Обе они прожили долгие жизни с полной мерой печалей и триумфов, с внуками и учениками. В своём учении они были требовательные и бескомпромиссные, по-своему мудрые и понимающие.

Другой учитель, с которым я работал, был полон неожиданных, всегда вызывающих изумление, иногда шокирующих новых способов смотреть на вещи. Он воплощал смелость и склонность перевернуть нашу жизнь с ног на голову, если это требовалось для того, чтобы жить в истине. Всё его существо было настолько предано пробуждению ума и сердца в духе Будды, что он, поистине давал возможность всем, кто его окружал, задавать вопросы, изменяться, а также пробуждаться.

Помните, что когда мы выбираем учителя, мы вместе с тем присоединяемся к некоторой традиции, к некоторой линии. Линии – это носители древней мудрости. В каждой великой традиции её приверженцы – шаманы, целители, йогины, мудрые женщины школ мистерий, великие раввины или отцы-пустынники – живут внутри своих линий. Линия и традиция – это священные вместилища, сохраняющие практику и мудрость, открытые и накопленные на протяжении, поколений. Линии – это форма, благодаря которой свет пробуждения передаётся от одного поколения к следующему. Линии содержат формальные писания, древние напевы, ритуалы, техники медитации и истории, связанные с учением – всё это средства пробуждения вашего сердца и вашего духа. Искусные учителя пользуются практическими методами и ритуалами некоторой линии, чтобы создавать священное пространство, которое пробуждает преданность и мудрость и даёт сознанию возможность выйти за пределы его нормальных ограничений.

Когда мы выбираем учителя, мы оказываемся втянуты в могучий поток некоторой линии и разделяем её мировоззрение, её видения, её возможности и ограничения. Каждая линия и каждая традиция имеет как свои возможности, так и свои ограничения. В мудрейших традициях высшие учения приведут своих членов к признанию самих этих ограничений собственной формой данной традиции – и к выходу за их пределы, к открытию священного внутри самих себя, превыше какой бы то ни было формы. Таким образом в преданности гуру изучающие должны в конечном счёте увидеть гуру внутри самих себя; или, как это бывает в традиции коанов дзэн, изучающие должны выйти за пределы всех вопросов и всех ответов.

Подобно выбору учителя избрание некоторой линии, или набора практических методов, представляет собой таинственный процесс, который втягивает нас в духовный поток или привлекает к этому потоку. Опять-таки доверьтесь себе и ищите в сообществе целостности, радости и зрелости. Обычно я рекомендую изучающим, чтобы они выбирали «известные марки», т. е. такие традиции, которые существуют в течение сотен или тысяч лет, где учения, дисциплина и видения были очищены на протяжении многих поколений мудрыми сердцами учителей и учеников.

Рассматривая вопрос о присоединении к учителю, мы могли бы взглянуть на его собственное место в линии и традиции. Кем его считают другие духовные вожди? Пользуется ли он доверием и уважением в собственной традиции? Если всё это кажется вам похожим на выбор товара в американском супермаркете духа, – к несчастью, в некотором смысле так оно и есть. Но здесь налицо не выбор нравящегося нам цвета или автомашины, которые соответствовали бы нашему внешнему облику. Здесь – глубокое искание честного и подлинного пути следования своей интуиции и своим духовным устремлениям. Когда мы относимся с уважением к встречным и к самим себе, проявляя внимание, честность и заботу, результатом неизбежно окажутся благоприятные последствия.

И вот когда мы выбрали учителя и хотим за ним следовать, как нам наилучшим образом с ним работать? Начало может быть нелёгким. Мы столкнёмся с незнакомыми обычаями и практическими методами, с новыми языками, с новыми молитвами, напевами и перспективами. Нам также придётся работать с неловкостью вхождения в новое сообщество. И как если бы этого было для нас недостаточно, вместе с затруднениями нам часто ещё предлагается совершить первоначальные обряды перехода. Некоторые монастыри дзэн не примут учеников, пока те не просидят целый день – или два дня, или ещё дольше – за воротами монастыря без движения (а в некоторых частях Японии ждать приходится в снегу). Это делается для того, чтобы продемонстрировать подлинный дух, с которым просят учения. В большинстве традиций имеются первоначальные приюты, церемонии или практические методики, данные для того, чтобы обеспечить вновь пришедшему возможность вступления. Взамен за получение духовных учений от нас зачастую требуется, чтобы мы показали, что будем эти учения ценить.

Есть два качества, внести которые в нашу работу с духовным учителем важнее всего. Это здравый смысл и искренняя самоотверженность. Обладая здравым смыслом, мы не станем чрезмерно идеализировать учителя или практику; мы не изменим себе или своему здравому суждению. Здравый смысл есть уважение к самим себе и готовность видеть вещи ясно.

Искренняя самоотверженность – второй ключ к работе с учителями, каким бы ни был стиль их практики. Золото – вот, чего ищет учитель в лучших свойствах своих учеников. Проявляя самоотверженность, мы вносим свою полную энергию в следование пути и его дисциплине, – такой как молитва, – в прохождение через его неизбежные трудности и заблуждения. Когда мы сочетаем серьёзную и искреннюю приверженность практике с умелым руководством учителя, радости и затруднения, с которыми мы встречаемся, продолжают озарять наш путь.

Работая с учителем, чтобы научиться некоторой духовной практике, мы одновременно развиваем взаимоотношения с учителем; эти взаимоотношения также требуют нашей самоотверженности. В них мы учимся доверять учителю, практике и самим себе на всё более глубоких путях. Снова и снова нас просят упорно добиваться развития практики пребывать в ней, отдаться ей, полностью внести своё сердце и свою энергию в практику и в учителя. Мы можем задавать любые вопросы, какие найдём необходимыми, а затем изо всех сил стараться найти на них ответы; и мы сами увидим, что произойдёт после нескольких лет искренней практики.

Далай-лама говорит, что лучше всего мы можем сказать, действует ли наша практика, посмотрев на её результаты через пять, десять или двадцать лет. Возможно, ему легко говорить это после четырнадцати жизней в качестве далай-ламы В таком же духе мулла Насреддин сказал женщине, которая с гордостью возвестила, что её сын завершил ученье: «Несомненно, госпожа, Господь пошлёт ему ещё!» Именно в нашей настойчивости и преданности практике имеет место подлинный духовный рост.

Как нам можно извлечь наибольшую пользу из своих взаимоотношений с учителем? В Азии и в традиционных духовных культурах Запада люди знают, каким должно быть их внешнее поведение: как кланяться, как формально выражать уважение, что следует предлагать, что можно будет получить. Они также знают, какие вопросы учителю или гуру будут наиболее уместны, чего в действительности ожидать от их руководства нами. В отличие от культур, где существует общее знание правил одной духовной традиции, здесь, в Америке, изучающие не знают, чего ожидать. Это помогает им прямо осведомиться у учителя и старших учеников, как лучше всего вступить в сообщество, каковы формы регулярного контакта между учителями и учениками; каким образом учитель может быть доступен; что нам следует делать в трудные времена. Чтобы получить пользу от учителя, мы желаем выяснить, как сделать, чтобы этот человек лучше всего нас узнал, где и когда говорить с ним, так чтобы он мог вести нас по нашему личному пути. Мы должны стать доступными для получения его водительства, для установления обратной связи и получения помощи в тех местах, где мы стеснены или испуганы, для внесения чувства равновесия, когда мы его утратили.

Способность вернуть изучающих к равновесию – одна из способностей искусного учителя. Мой собственный лесной мастер ачаан Ча говорил, что это было самым большим из того, что он делал как учитель. Однажды я спросил его, почему он даёт кажущиеся такими противоречивыми наставления разным ученикам в разные периоды времени. Мне это казалось непоследовательным и непрямым, не способствующим истинному просветлению. Ачаан засмеялся и сказал: «Путь не таков. Вот на что похож Путь, которому я учу: я гляжу на тропу, которую хорошо знаю, а ученик передо мною вот-вот упадёт в канаву на правой стороне или сойдёт с верного пути на тропинку, ведущую вправо. И тут я кричу ему: „Налево, налево!“ Потом, через некоторое время, тот же ученик или другой идёт по тропе в тумане; он может вот-вот упасть в канаву на левой стороне или сойти с пути на тропинку слева. Опять же я кричу ему: „Направо, направо!“ Так я напоминаю им о тропе всякий раз, когда они с неё сходят. Некоторым образом это и всё, что я делаю».

Умелое руководство нашей практикой поддерживает наше присутствие, помогает нам раскрыться; разумный учитель приводит в действие силу и мудрость изучающего. Такой учитель может сострадательно указать на величайшие затруднения в нашем собственном характере, требовать от нас трудных действий и быть достаточно заботливым для того, чтобы пробудить наше величие.

Ачаан Ча часто требовал от своих учеников трудных действий, таких как традиционная аскетическая дисциплина, большое самоотречение или трудная практика; надо было день за днём делать то, что велено, желал этого ученик или нет. Тогда ачаан ходил по монастырю, и если ему казалось, что кто-то переживает тягостные минуты, он бочком подбирался к нему и спрашивал: «Сегодня страдаете?» Если ему отвечали «нет», тогда он говорил: «Ну что ж, приятного вам дня!» А если мы говорили «да», он спрашивал: «Интересно, кто в этом виноват?», – улыбался и уходил. Или же он мог сказать: «А что, есть ли здесь кто-нибудь, чувствующий привязанность?» – и уйти. Он продолжал возвращать нас к пониманию наших собственных переживаний, к открытию своей запутанности, к тому, каким образом и мы могли бы научиться быть свободными.

Превосходный учитель всегда вносит дух пробуждения самим своим существом. Одно из самых тёплых и трогательных воспоминаний о моих годах с ачааном Ча, который более тридцати лет руководил монахами шестидесяти монастырей в джунглях и лесах Таиланда, – это воспоминание о том, каким было его присутствие в случаях наших затруднений. Когда мы всю ночь сидели без сна, он сидел тут же вместе с нами. Когда мы очищали в лесу пешеходные тропы, он учил нас делать из бамбука метёлки и превращать подметание в прекрасную медитацию. Он был с нами и тогда, когда мы подметали и чистили весь монастырь перед праздничными днями. Даже в далёком пещерном монастыре, где богатый покровитель предложил построить на вершине горы огромный зал для медитации, он приходил вместе с нами на работу, когда монахи расчищали пространство для дороги ко вновь создаваемому центру. Помню, как вовремя холодного сезона в одной из самых холодных частей Таиланда я прошёл босиком вместе с ним по лесу более пяти миль, чтобы получить скудное подношение пищи в наши чаши от жителей бедной соседней деревни. Было очень холодно, всего несколько градусов выше нуля; и мои зубы стучали, обритая голова казалась обледеневшей; и чтобы хоть немного прикрыться от ветра, я завернулся в своё единственное полотенце, обмотавшись им сразу под хлопчатобумажным монашеским одеянием. Когда мы пришли в деревню, ачаан Ча повернулся ко мне и улыбнулся. «Холодно?» – спросил он. «Да, замерзаю, – ответил я. – Не знаю, смогу ли выдержать, если будет хуже». Он улыбнулся и сказал мне: «Да, холод пробирает до костей, пробирает до костей!» Я был так благодарен ему за то, что он оказался там со мной.

Тот же дух проявлялся у одного старого монаха, мастера риндзай-дзэн, у которого я учился. Я принял участие в нескольких строгих курсах длительностью в неделю, где мы с раннего утра до позднего вечера сидели неподвижно, работая над коаном; допускались лишь краткие перерывы для ходьбы и приёма пищи. Сначала я испытал разочарование из-за того, что мастер не сидит с нами; но потом я узнал, почему это так. Он сидел в другой комнате, за медитационным залом, и ежедневно проводил четыре или пять собеседований с каждым из пятидесяти учеников. Хотя в течение каждого дня ему приходилось проводить более двухсот бесед, всякий раз когда я его видел, он проявлял более полное присутствие и большую ясность, чем проявлял их я в любое время в течение курса. Он действительно находился с нами.

Когда у нас есть такая опора, когда нам дают учение таким образом, мы постигаем, какое обилие духовной жизни представляет собой наша растущая способность давать. Будет разумно взглянуть на практику и на учителя, к которым мы хотим примкнуть, с точки зрения перспективы того, что мы можем им предложить. То, что в конечном счёте делает нас счастливыми в дух<