Критика учения Фрейда о неврозах

Закончив изложение вопроса о психотерапии и психопрофилактике неврозов на основе учения И. П. Павлова, рассмотрим критически ши­роко распространенное в настоящее время в зарубежных странах, глав­ным образом в США, фрейдовское учение о неврозах и приемах их те-рапин на основе психоанализа.

Отметим прежде всего, что учением И. П. Павлова о высшей нервной дяетельности человека и данным им физиологическим обоснованием ме­тодов психотерапии вскрыта полная бессмысленность и порочность фрей-

довского учения о неврозах, в частности о периоде и механизмах, лежа­щих в основе истерического и навязчивого неврозов. Нужно сказать, что учение Фрейда и его последователей (Адлер, Штекель и др.) не толь­ко не внесло ясности, но, наоборот, привело к идеалистическим извраще­ниям и- в проблеме неврозов, и в их психотерапии.

В чем же порочность фрейдовской теории неврозов?

Прежде всего порочна сама методологическая установка фрейдов­ской теории: источник формирования личности в самой личности, в то время как научное решение этого вопроса заключается в том, что раз­витие личности, как и развитие сознания с начала до конца есть общест­венный продукт, продукт воздействия социальной среды, вне которой человеческая личность возникнуть не может.

По теории Фрейда, первоисточником образования неврозов являет­ся некая «область бессознательного», а также «область инстинктов», в которой якобы совершенно исключительную роль играет сексуальный инстинкт. Сексуальность, которую Фрейд понимает чрезвычайно широко как некий общебиологический «принцип удовольствия», как «пансексу-альность», вот что по его «учению» составляет основной фактор разви­тия невроза. Он считает, что невроз получает свое начало уже в раннем младенческом возрасте, когда инстинктивно, бессознательно возникает сексуальное влечение вообще к противоположному полу (у сына к мате­ри, у дочери к отцу). Оно-то и обусловливает возникновение конфликт­ного состояния из-за невозможности удовлетворить это влечение.Даким путем, по Фрейду, создаются сексуальные «материнский» и «отцовский» (или «эдиповы») комплексы. Возникший на этой основе конфликт вызы­вает, по его утверждению, развитие невротических симптомов. Так как при этом «аффективное сексуальное напряжение остается неотреагиро-ванным», оно «вытесняется», отрываясь от связанного с ним представле­ния («теория отщепления аффекта»). В дальнейшем, уже в зрелом воз­расте, вытесненное (неудовлетворенное) сексуальное «прорывается в сознание» через какую-то (где-то и в какой-то форме существующую) «цензуру». Прорвавшееся сексуальное напряжение соединяется с другим каким-либо представлением, придавая ему ту же сексуальную значи­мость. Такой «прорыв», по Фрейду,-и происходит в форме навязчивых представлений, главным образом страхов («инверсия»), или же в форме соматических симптомов истерического невроза («конверсия»). Невроз, развившийся в зрелом возрасте, есть, по Фрейду, «актуальный невроз», глубинная причина которого лежит будто бы не в сфере факторов внеш­ней среды, а в «неразрешенном и неосознанном инфантильном сексуаль­ном конфликте».

Такие симптомы, как навязчивый невроз страха (страх загрязнения, заражения, навязчивое мытье рук и т. п.), являются, по Фрейду, симво­лом «защиты» или «очищения» от неотреагированного сексуального за­грязнения. Навязчивая рвота есть, по этим представлениям, символ неотреагированного отвращения к сексуальному переживанию, рвота беременной — символ нежелания беременности, а клептомания — символ удовлетворения задержанного инфантильно-сексуального влечения. Ис­терический судорожный припадок символизирует половой акт, а гипноз — это тоже «символ сексуального состояния», наподобие пассивного со­стояния женщины во время полового акта (Шильдер), и т. п.

«Раскрытие» невротических конфликтов (комплексов «материнско­го» или «отцовского») достигается психоаналитиками путем многомесяч­ного, иногда даже многолетнего анализа бессознательной сферы больно­го. Они считают, что выздоровление может произойти после отреагиро-■вания ущемленного аффекта в актуальном неврозе, который якобы без

этого не может быть излечен. Таким образом, основа психоанализа ле­жит в раскрытии (при участии самого больного) сексуальной сущности его невроза с тем, чтобы в дальнейшем заставить его отреагировать, т. е. уже сознательно «очиститься» от «ущемленного» конфликта. Таким образом, согласно этой концепции, во всей симптоматике невротических проявлений навязчивости, главным образом фобий истерического харак­тера, лежат корни сексуального конфликта.

Как известно, фрейдовская теория невроза и его метод психоанали­за с самого начала их существования встретили со стороны многих пси­хиатров как у нас, так и за рубежом жестокую критику. Против фрей­довского учения о неврозах первым в России выступил В. М. Бехтерев (1911, 1922, 1929), считавший его не только неприемлемым с практиче­ской и теоретической стороны, но и вредным для больного, которого заставляют фиксировать свое внимание на сексуальных переживаниях и видеть во всем сексуальное. «Надо сказать, — писал В. М. Бехтерев (1929), — что в этой терапии есть безусловно вредный и даже опасный элемент, заключающийся в постоянном копании врача в сексуальной сфере больного и в неизбежном при этом сосредоточении на этой сфере, которой и врач, и больной в таком случае научаются придавать преуве­личенное значение». В. М. Бехтерев подчеркивает, что метод психоанали­за «отличается большой субъективностью, которую нельзя устранить ни в первой его части (при расспросах больных), ни во второй части (при истолковании добытого материала)».

Как известно, крайне отрицательно относился к учению Фрейда и И. П. Павлов. По свидетельству одного из его учеников, Ю. П. Фро­лова (1949), И. П. Павлова «возмущали разглагольствования фрейди­стов». В своих воспоминаниях Ю. П. Фролов приводит разговор И. П. Павлова с одним из фрейдистов, в котором пути физиологов и пути фрейдистов были образно представлены. И. П. Павлов говорил: «Когда я думаю сейчас о Фрейде и о нас, физиологах, мне представля­ются две партии горнорабочих, которые начали копать железнодорож­ный тоннель в подошве большой горы — человеческой психики. Фрейд взял направление вниз и зарылся в дебрях бессознательного, а мы до­брались уже до света и выйдем когда-нибудь на воздух, закончим тон­нель. Непременно закончим».

Критикуя понятие о бессознательном, на котором строится все уче­ние Фрейда, И. П. Пазлов (1927) говорил о том, что «...такой важный корковый акт, как синтезирование, может совершаться в частях полуша­рий, находящихся в известной степени торможения под влиянием пре­обладающего в коре в данный момент сильного раздражения. Пусть этот акт тогда не создается, но он произошел, и при благоприятных усло­виях может обнаружиться в сознании готовым и представляться как возникший неизвестно как» '. Полная несостоятельность фрейдовской теории в отношении преобладания сферы инстинктов в генезе невроти­ческих проявлений может быть подчеркнута следующим высказыванием И. П. Павлова: «...Хотя жизнь животных и наша направляется основными тенденциями организма: пищевой, половой, агрессивной, исследователь­ской и т. д. (функции ближайшей подкорки), тем не менее для совершен­ного согласования и осуществления всех этих тенденций и неизбежно в связи с общими условиями жизни имеется специальная часть централь­ной нервной системы, которая всякую отдельную тенденцию умеряет, все их согласует и обеспечивает их наивыгоднейшее осуществление в связи

стр. 361.

¹ И. П. Павлов. Лекции о работе больших полушарий 161

головного мозга. 1927,

с окружающими условиями внешней среды. Это, конечно, большие по­лушария» '.

Приведем несколько типичных клинических наблюдений, которые могут иллюстрировать пути выяснения нами и фрейдистами конкретных условий развития состояний навязчивости и их терапии. Остановимся более подробно на одном уже разобранном нами характерном примере навязчивого невроза в форме навязчивого мытья рук (стр. 331). Как стал бы рассматривать эту больную фрейдист-психоаналитик? Как он толковал бы боязнь загрязнения и навязчивое мытье рук? Вне сомне­ния, он трактовал бы все это как «замещение в бессознательной сфере неполученного инфантильно-сексуального удовлетворения» и стремился бы бесчисленными собеседованиями с больной «пробиваться в дебри бессознательного» в поисках «истинной» причины невроза. Анализ же конкретных средовых факторов (семейная ситуация) и патофизиологи­ческих механизмов (патологическая временная связь и патологическая инертность больных участков коры мозга) на основе учения И. П. Павло­ва в короткий срок раскрыл природу невроза и дал возможность быстро вылечить больную.

Следует отметить, что наши наблюдения подтверждают правиль­ность давнего указания В. М. Бехтерева (1911, 1929) о том, что опреде­ленный ряд невротических навязчивых состояний не является ин­версией во фрейдовском смысле. Наши наблюдения, под­тверждаемые длительным многолетним положительным катамнезом, го­ворят, что содержание таких навязчивых состояний определя'ется раз­нообразными раздражениями, идущими из внешней среды, а отнюдь не диктуется какими-то грубыми биологическими стимулами, как это вы­текает из порочной и совершенно неприемлемой для нас идеалистиче­ской концепции Фрейда. Приводим другие примеры.

Гражданка Б., 24 лет, обратилась в диспансер Украинского психо­неврологического института в 1934 г. по поводу непреодолимого тяготе­ния к похищению некоторых мелких вещей домашнего обихода, причем эти вещи ею не утилизируются и совершенно ей не нужны. Это влечение к хищениям без утилитарной мотивации (клептомания) возникло у нее с детских лет и приобрело характер навязчивости. Борясь с этим, не раз должна была бросать службу, из-за этого ушла от любимого и любяще­го ее мужа, боясь признаться ему в своем «пороке». По словам боль­ной, у нее был брат, который страдал тем же пороком.

Больная явилась в весьма угнетенном состоянии, заявляя о неиз­бежности самоубийства, если она не избавится от этого «ужаса». Из бе­седы с нею выяснилось, что она происходила из богатой семьи, росла в довольстве, в атмосфере материнской ласки, тепла и заботы. Когда ей было 8 лет, мать ее умерла и она оказалась предоставленной самой себе, так как от отца «ни ласки, ни внимания не получала». Но «положений стало совершенно невыносимым», по словам больной, когда отец женил­ся второй раз. С тех пор больная еще более мучительно переживала от­сутствие матери. Ей было особенно тяжело видеть проявление ласки к ее подругам со стороны их родителей. Иногда она просила мачеху ку­пить ей вещи, которые видела у своих подруг. Сначала мачеха удовлет­воряла ее просьбы, но потом перестала это делать. Больная начала предаваться унынию, чему способствовала жалость к ней и ее брату со стороны няни, называвшей их «сиротами». У больной, как и у ее брата, возникли попытки брать тайком от мачехи сладости и мелкие вещи—

■ ■'И.П.Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 376.

бантики, шарфики и пр. Заметив это, мачеха стала все держать под замком. Это глубоко возмутило и больную, и ее брата. В возрасте 14—15 лет больная очень любила всякие безделушки и украшения, по­даренные ей прежде матерью, но мачеха прятала их от нее. «У ме­ня вещи есть, но мне их не дают», — сетовала больная. Затем она стала с волнением, тайком от мачехи, отпирать шкафы и брать свои ве­щи, когда они ей были нужны. На этой почве возникали конфликты с мачехой.

Когда ей было 16 лет, она ушла из дому, поступила на кожевенный завод и стала жить в общежитии. Здесь-то и обнаружилось ее непреодо­лимое влечение к похищению мелких вещей определенной категории. Началось с того, что у одной работницы она заметила шарф, точно та­кой же, какой был у ее матери, причем «какая-то неодолимая сила по­тянула меня взять эту вещь»,— говорила больная. В течение нескольких дней она боролась с этим влечением, затем, купив себе такой же шарф, несколько успокоилась. Но в конце концов она все-таки взяла тайком шарф у работницы, спрятала его и тогда только «почувствовала себя успокоенной». Как заявляет больная, ее влекла не вещь, асамый про­цесс похищения.

С этого времени и до дня прихода ее в диспансер у нее было неодо­лимое влечение брать чужие вещи, с чем она мучительно боролась: пы-талась взять вещи у соседки по общежитию, внешностью напоминавшей ее мачеху, неопределимо влекло взять чулки, на которых была рижская марка, открытки и вещицы, напоминавшие ей о Риге, в которой она провела детство. Семь лет назад больная поступила в медицинский тех­никум и через несколько лет с успехом его окончила. Хотела поступить в медицинский институт, но находилась под постоянным страхом «опо­рочить себя своим поведением», так как не ручается за дальнейшее, а «жизнь с этим пороком невыносимо тягостна».

Больной разъяснено происхождение и механизм образования ее навязчивого влечения и устранена тревога за будущее. Семь сеансов психотерапии, проведенной в бодрственном и дремотном состоянии, устранили навязчивость, а вместе с ней и постоянную тревогу и страх за будущее. Больная уехала в бодром, оптимистическом настроении и че­рез 4 месяца сообщила, что «прежнего влечения и душевного состояния нет, самочувствие очень хорошее» (наблюдение нашей сотрудницы А. Н. Мацкевич).

Анализ патогенеза в данном случае не представлял больших труд­ностей: тяжелое эмоциональное состояние после смерти матери, пере­мена семейной жизни и резкое нарушение жизненного стереотипа — вме­сто ласкового отношения матери, ни в чем ей не отказывавшей, над ней довлело совершенно противоположное поведение мачехи. Возник окра­шенный эмоцией резкий внутренний протест и стремление брать тайком вещи, спрятанные мачехой. Развилась и закрепилась страсть к присвое­нию всего того, что связано с Ригой, где прошло детство, и чего лиши­лась при мачехе. Все это привело к возникновению инертного очага за­стойного возбуждения, связанного со строго опредленной группой раз­дражителей, подкрепляемого острой и напряженной эмоцией протеста. Так создалась и упрочилась тяжело переживаемая больной клептомани-ческая установка, импульсивно реализуемая в строго определенных ус­ловиях, в форме навязчивых действий (частичная, избирательная клеп­томания).

В данном случае подтверждается указание В. М. Бехтерева (1922), что клептомания есть упрочившийся патологический сочетательный (условный) рефлекс, воспитанный в неблагоприятных условиях социаль-

ной среды, в силу чего это заболевание отнюдь не является «прирожден­ным» и «неизлечимым», как было принято считать в психиатрии.

Уместно напомнить также слова И. П. Павлова о том, что «есть два способа действования»: «разумное действование» и «действование (может быть, даже прямо через подкорковые связи) под влиянием толь­ко тенденции, без того предварительного контроля — аффективное, стра­стное действование» '.

У данной больной был навязчивый невроз, в патофизиологической основе которого лежала инертность раздражительного процесса, зафик­сировавшего в определенном участке коры мозга вследствие отрица­тельной индукции из подкорки, развившейся при сниженном корковом тонусе на фоне длительной астенической эмоции. Она выражалась в фор­ме определенной реакции на ситуацию, получившей преобладающее и незаконное значение-

В данном случае заболевание можно рассматривать как результат деятельности изолированного больного пункта больших полушарий, ко­торый приобрел неодолимое значение. В этих условиях, при слабости коры, он вызвал сильную распространенную отрицательную индукцию, исключающую контроль, влияние остальных частей полушарий.

Как этот случай стали бы трактовать фрейдисты-психоаналиТики? Конечно, они усмотрели бы здесь «прорыв через „цензуру" неотреагиро-ванного инфантильного сексуального комплекса», что и «привело» к возникновению «актуального невроза», для устранения которого необ­ходимо осуществить «очищение» (путем так называемого катарзиса, или длительного психоанализа). Однако, как мы видели, устранение "такого навязчивого влечения легко осуществляется путем психотерапии, осно­ванной на учении И. П. Павлова о физиологических механизмах высшей нервной деятельности человека.

Сюда же может быть отнесена, например, больная _£тазофобией (стр. 365). Больная самостоятельно не может ни стоять, ни ходить, в то время как с помощью другого лица или держась за что-либо, ^может вполне свободно передвигаться. При этом условии она может пройти не­сколько километров и даже танцевать. Но при попытке лишить ее опоры больная тотчас же впадает в состояние непреодолимого ужаса, у нее возникает сердцебиение, она вся покрывается потом, лицо ее бледнеет, конечности холодеют. Вследствие этого, чувствуя себя во всем вполне здоровой и полной желания работать, обречена на бездеятельное со­стояние. Отсутствие надежды на выздоровление приводит ее к упорным мыслям' о самоубийстве. Больна в течение 2¹/₂ лет, наследственность здоровая, каких-либо симптомов органического заболевания нервной си­стемы не имеется, координация движений в лежачем положении, как и мышечная сила, сохранены в совершенстве. Таким образом, весь синд­ром сводится к расстройству равновесия при стоянии и ходьбе с резко выраженной эмоцией страха: «Вдруг упаду!».

Сторонник психоанализа скажет, что это «сексуальный невроз», корни которого нужно искать в инфантильной сексуальной травматиза-ции и что необходим глубинный психоанализ, в процессе которого «мо­жет произойти излечение».

Но когда мы проанализировали условия развития этого навязчиво­го невроза и выяснили конкретную причину (иатрогения), то применили комбинированную психотерапию, проводившуюся по довольно сложной индивидуальной методике. Это радикально устранило имевшуюся фобию.

¹ И. П. П а в л о в. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 376.

— 382 —

Мы умышленно подробно воспроизвели оба эти наблюдения, чтобы показать плодотворность и выявления патофизиологических механизмов и лечения, построенных на четких началах павловской физиологии, а не фрейдовской фантастики. В ряде глав мы уже описывали больных с навязчивыми неврозами, у которых, однако, была исключена роль сексу­ального фактора в генезе заболевания, а сами больные выздоравливали без помощи фрейдовского психоанализа.

Анализ всех этапов прошлой жизни больного не только исключает работу врача «вслепую» (как у фрейдистов), ко и позволяет исправлять тяжелые последствия фрейдовского психоанализа. Приводим примеры.

1. Больная К-, 34 лет, обратилась в 1927 г. с жалобами на чрезвы­чайно мучительное чувство своей неполноценности, потерю трудоспособ­ности и работу по принуждению, свое «незнакомство со сложностями жизни и игнорирование их», «инфантильное отношение к жизни», упа­док физических сил, понижение психического тонуса, состояние угне­тения, порождаемое «сознанием неприспособленности к жизни». В про­шлом одним врачом был проведен психоанализ, причем якобы был вскрыт «эдипов комплекс». Психоанализ длился 2 года. Но последова­ло не улучшение, а ухудшение, так как во время психоанализа ей разъ­яснили, что она «человек инфантильного отношения к жизни», что она «непригодный к жизни несчастный человек», и запретили ей выходить замуж. Успокаивали ее тем, что она будет себя хорошо чувствовать, ког­да ей будет 32 года. Слова «несчастный человек» преследовали ее до 32-летнего возраста и действовали подавляюще. В тяжелые моменты жизненной борьбы всегда вспоминались эти слова: «Как же мне бороть­ся, ведь я несчастный человек», — и ее энергия падала. Однако обещан­ный возрастной срок прошел, а улучшения не было. Ее охватило отчая­ние, возникла депрессия, мысли о самоубийстве.

С помощью подробных анамнестических бесед нам удалось выяс­нить, что причиной невротического состояния были неблагоприятные се­мейные условия и неправильное воспитание, на что и было обращено внимание больной в дальнейших беседах разъяснительного и переубеж­дающего характера, подкрепляемых словесными внушениями во внушен­ном сне. Результат 3-недельного лечения благоприятный, положительный катамнез З'/г года. Все это время бодра и работоспособна (наблюдение автора).

Таким образом, ухудшение состояния произошло под влиянием трав­мировавших психику больной слов врача-психоаналитика. Анамнестиче­ские беседы и патогенетически правильная терапия перестроили отно­шение больной к действительности, укрепили ее веру в свои силы и воз­вратили ее к трудовой жизни.

2. Больной Ш., 25 лет, в течение 3 лет страдает половой импотен­цией, от которой 8 месяцев лечился на основе психоанализа, но это ле­чение закончилось «еще большим душевным гнетом», как выразился больной. Нами выяснен механизм патологической временной связи, воз­никшей во время полового акта под влиянием испуга в виде тормозного условного рефлекса. Проведено 6 сеансов словесного внушения в дре­мотном состоянии в которых внушалось забвение пережитого испуга. Это дало положительный результат: половая жизнь наладилась.

Точно так же другой больной 32 лет, в течение нескольких месяцев безрезультатно лечившийся по поводу половой слабости у сторонников психоанализа, выздоровел после выяснения конкретной причины и прове­денных во внушенном сне 4 сеансов словесного внушения.

Из всего сказанного видно, что простая и здоровая критическая оцен­ка повседневных массовых наблюдений над больными неврозами гово-

— 383 —

риг против выработанных Фрейдом и его последователями «положений» о сексуальном факторе как якобы единственном в происхождении невро­зов, о «бессознательном» как некоей области зарождения и локализации неврозов.

Итак, отрыв от реальности, неправильный учет значения социальных факторов в развитии неврозов, построение выводов на основании совер­шенно произвольного толкования сомнительного по своей значимости материала, признание исключительного значения в генезе неврозов сек­суального инстинкта и, наконец, обязательная связь с инфантильной сексуальной психической травмой — все это делает концепцию Фрейда совершенно неприемлемой.

Не может быть для нас приемлема и концепция Адлера, которая берет свои истоки от фрейдовского учения и характеризуется переоцен­кой значения конституциональной недостаточности органов как первоис­точника развития невроза. Таким образом, концепции Фрейда и Адлера* лежащие в основе современной зарубежной (преимущественно амери­канской) «психотерапии», построены на чисто умозрительных представ­лениях, на предвзятом и в корне ошибочном подходе к больному.

Как известно, идеалистическое учение Фрейда получило широкое распространение в капиталистических странах и в настоящее время поль­зуется особым признанием в США. Это произошло потому, что концеп­ция Фрейда оказалась крайне выгодной идеологам буржуазии, посколь­ку она содействует отвлечению народных масс от правильного, материа­листического понимания психических и социальных явлений.

В дальнейшем Фрейд вынес свои идеи далеко за пределы учения о неврозах, ибо он «сексуализировал» даже и социальные явления. Так, по Фрейду, вытесненные и переработанные в бессознательной сфере ин-фантильно-либидонозные тенденции якобы определяют жизнь всего человечества, причем на высших ступенях человеческой культуры. Фрейд утверждает, что «авиация имеет инфантильно-эротическое происхожде­ние», а проявившееся в сновидении «желание летать» обозначает не что иное, как «страстное желание половой потенции». Как мы видим, для всего учения Фрейда специфичен идеалистический отрыв высшей нерв­ной деятельности человека от общественной среды. Уничтожающая кри­тика всех этих спекулятивных построений Фрейда дается Уэллсом (1956, 1960).

ГЛАВА XXI