Шенном снедействительно ведет к восстановлению ослабленных пред

шествующей работой функций центральной нервной системы.

М. М. Сусловой (1956) было проведено более обстоятельное иссле­дование влияния глубокого и неглубокого внушенного сна на работо­способность коры головного мозга во время внушенного сна и после него. Глубина сна определялась по состоянию защитных мигательных рефлексов. Было показано, что у всех находившихся под наблюдением

Рис. 27. Восстановление во внушенном сне высшей нервной деятельности, нару­шенной приемом спиртных напитков.

А — первое исследование; Б — второе исследование. На оси абсцисс — время в минутах, на оси ординат — количество правильных речевых репродукций в процентах, общее количество речевых репродукций за 3 минуты, скрытый период реакции в секундах. Ордината а — со­стояние в норме- ордината 6 — состояние через 6 минут после приема внутрь 150 мл портвей­на (20°)- ордината в — состояние через 20 минут после наступления внушенного сна; ордина-га г — состояние через 20 минут после приема спиртных напитков; ордината о — состояние через 10 минут после наступления внушенного сна. / — кривая количества правильных рече­вых репродукций в процентах; 2 — кривая количества речевых ответов за 3 минуты; 3 — кри­вая скрытого периода речевой реакции.

(6 человек, по 10—15 исследований у каждого) после глубокого вну­шенного сна работоспособность в постгипнотическом состоянии была выше, чем до сна. После же неглубокого внушенного сна работоспособ­ность повышалась не столь значительно. В обоих случаях положитель­но влияла не только интенсивность внушенного сна, но и его продол­жительность.

Далее специальные исследования, проведенные нами совместно с А. Н. Мацкевич (11931), показали, что перевод наблюдаемого на некото­рое время (на 10 или 20 минут) в состояние внушенного сна способст­вует восстановлению функций нервной системы, сниженных алкоголь­ной интоксикацией (рис. 27).

На приведенных диаграммах представлены данные двух исследо­ваний, в которых критерием состояния корковой аналитико-синтетиче-ской деятельности служили: количество правильных ответных речевых реакций в процентах (прямая линия), общее количество ответных ре-

— 69 —

чевых реакций за 3 минуты (пунктирная линия) и скрытый период рече­вой реакции (линия 3).

При первом сеансе (25/VI 1929 г.), после предварительного опреде­ления состояния указанных функций в норме (ордината а), исследуе­мая Д., 38 лет, выпила 150 мл портвейна, после чего через 6 минут указанные определения были произведены вновь. Произошло резкое снижение всех показателей (ордината б). Те же определения, выполнен­ные после 20-мищутного пребывания исследуемой в состоянии внушен­ного сна, в который она была погружена словами «засыпайте», «спите глубоко», показали полное восстановление функций до их исходного нормального значения (ордината в).

При втором исследовании (26/VI 1929 г.) исследуемая находилась после приема той же дозы алкоголя в бодрственном состоянии в течение 20 минут, и только на 21-й минуте была погружена на 10 минут в со­стояние внушенного сна. В данном случае состояние тех же функций определяли в начале исследования, т. е. до приема алкоголя (ордина­та а), через 6 минут после приема его (ордината б), затем через 21 ми­нуту (ордината г) и, наконец, после 10-минутного внушенного сна (орди­ната д). Следует подчеркнуть, что, кроме слов усыпления «засыпайте», «спите глубоко», никаких иных внушений, которые могли бы повлиять на состояние высшей нервной деятельности исследуемой, как и во время первого исследования, не производилось.

На обеих диаграммах отчетливо виден результат возникшего алко­гольного опьянения и последующего кратковременного пребывания ис­следуемой во внушенном сне: наблюдалось восстановление и даже не­которое улучшение аналитико-синтетической деятельности.

Аналогичные результаты в тех же условиях были получены нами, а также и совместно с М. С. Лебединским (1941). В последующие годы И. М. Вищем (1958) было показано, что чем глубже внушенный сон, тем лучше восстанавливается сниженная алкоголем интеллектуальная дея­тельность.

Таким образом, мы видим, что пребывание человека в состоянии внушенного сна способствует более быстрой нейтрализации действия алкоголя. Такой вывод не является неожиданным, так как известно, что даже кратковременный естественный сон может приводить к ослаблению алкогольного опьянения значительно быстрее, чем это происходит в со­стоянии бодрствования. Напомним аналогичные данные Р. Я. Шлифер. вызывавшей во внушенном сне снижение артериального давления, по вышенного путем инъекции адреналина, а также данные И. М. Виша,. наблюдавшего такое же явление при инъекции фенамина (стр. 60).

Дальнейшие исследования, проведенные нами в этом направлении (1932), показали, что одноминутный перерыв в работе, осуществленный в условиях внушенного сна, почти в 2 раза быстрее восстанавливает ра­ботоспособность мышц, утомленных почти до отказа подъемом груза весом 4 кг (на эргографе Моссо), чем перерыв такой же длительности в состоянии бодрствования (рис. 28).

Проведенные нами совместно с М. Е. Майстровой (1932) исследо­вания, касающиеся восстановления легочной вентиляции после опреде­ленной физической работы, показали, что во внушенном сне это проис­ходит вдвое быстрее, чем при бодрствовании (после той же работы и в тот же период).

В. И. Здравомыслов (1938) показал положительное влияние вну­шенного сна на сократительную деятельность матки, что, по-видимому, является результатом положительного индуцирования подкорковой дея­тельности

Итак, резюмируя сказанное как здесь, так к- в предыдущей главе, нужно признать, что если под влиянием слов «засыпайте», «спать» в коре мозга человека развивается сонное торможение, то в его вегетатив­ной нервной системе возникают изменения в сторону ваготонии. Важ­ным является то обстоятельство, что соответствующим внушением мы можем репулировать также глубину создаваемого таким путем внушен­ного сна. Эта особенность в различных случаях должна быть целесооб­разно использована практически.

Рис. 28. Различная работоспособность, восстановленная одинаковым по времени отды­хом в состоянии бодрствования и гипноза. Мышечные сокращения записаны эргографом

Моссо.

Так, каждую дачу снотворного следует сопровождать словами усыпляющего содержания, усиливая этим действие снотворного, а иногда и придавая индифферентному веществу усыпляющее действие. Наркотизатор также должен присоединять к даваемому им химическо­му наркозу слова усыпляющего содержания, имея в виду уменьшить таким путем дозу фармакологического наркоза, ибо словесный раздра­житель в данном случае подкрепляет основной, химический, агент, уси­ливая его действие. Присоединяя к фармакологическому агенту слова усыпляющего содержания, мы вырабатываем условнорефлекторный сон на слово. В дальнейшем словесный условный раздражитель заменяет химический агент и поддерживает его действие. Убаюкивая детей или усыпляя больных, мы можем углублять их сонное состояние, помня, что внушаемое слово вызывает соответствующие физиологические и биохимические изменения во всем организме.

Полагая_: что успокоение больного в состоянии бодрствования есть уже начальная, самая слабая степень торможения, мы на опыте убеж­даемся в том, что сами слова успокоения действительно производят полезные для организма изменения в состоянии клеток коры головного мозга. Слово «спокойно!» уже изменяет деятельность сердца в положи­тельную сторону (см. рис. 65).

Этими данными исчерпываются имеющиеся в нашем распоряжении материалы, подтверждающие, что состояние внушенного сна есть состоя-

ние анаболизма, обеспечивающее возможность восстановления нормаль­ного функционального уровня корковых клеток, ослабленных длитель­ной работой, интоксикацией и т. д.

Если внушенный сон не есть состояние анаболизма, то чем же мо­жет быть в таком случае обусловлено констатируемое всеми пробуж­денными от внушенного сна состояние общей бодрости и свежести? Чем объяснить отрезвление от умеренного алкогольного опьянения, возника ющее после 110-минутного внушенного сна?

Вместе с тем приведенные нами данные говорят о том, что господ­ствовавшие долгое время ошибочные представления о «небезвредности» для нервной системы, в частности для высших психических функций че­ловека, гипнотического сна лишены каких бы то ни было оснований. Необходимо дальнейшее изучение лежащих в его основе физиологиче­ских механизмов и поиски новых путей к овладению возможностью сознательного управления обменными, восстановительными и прочими процессами в организме.

Как отмечает К. М. Быков, «механизм влияний коры мозга на об­мен, пути этих влияний, их значение (нормальное и патологическое) — вот вопросы, разработка которых начата и ответ на которые может дать

много неожиданного»

Деятельность коры мозгав различных стадиях внушенного сна

Переходим к рассмотрению вопроса о характере деятельности коры мозга в различных стадиях внушенного сна.

Как известно, степень глубины внушенного сна издавна опреде­лялась способностью к восприятию словесных воздействий усыпившего и наличием амнезии по отношению ко всему пережитому во внушенном сне. При этом В. М. Бехтерев считает практически наиболее удобным различать три стадии: малый гипноз, средний гипноз и глубокий гипноз.

При малом гипнозе исследуемый отмечает слабое влияние усып­ления, способен противостоять воздействиям словесного внушения, мо­жет самостоятельно производить движения, не теряет связи с окружаю­щим и, находясь в дремотном состоянии, ощущает некоторую слабость в частях тела и отяжеление век.

При среднем гипнозе (так называемая гипотаксия) усыпляемый не может самостоятельно выйти из охватившего его двигательного оце­пенения, у него отмечается некоторое притупление органов чувств и он пассивно подчиняется приемлемым для него внушениям усыпляющего, частично сохраняя их в памяти. Иногда наблюдаются явления каталеп­сии (стойкое пассивное сохранение конечностями усыпляемого придан­ного им положения). Он ориентируется в окружающем и после пробуж­дения в большинстве случаев кое-что помнит из сделанных ему внушений.

Наконец, глубокий гипноз характеризуется внешней картиной глубокого сна, полным отсутствием ориентировки в окружающем, а пос­ле пробуждения — полным отсутствием воспоминаний о производив­шихся внушениях (если не сделано специального внушения о том, что он будет их помнить). При этом отмечается значительное понижение функ­ций воспринимающих органов и осуществляются словесные внушения самого разнообразного содержания (в отношении психики и соматики). Словесные внушения реализуются как в самом гипнотическом сне, с полным забвением их после пробуждения, так и после пробуждения, з

.ouv-г-пдннир шпганы. М., 1947, стр. 121.

срок, заданный внушением (так называемое постгипнотическое внуше­ние). Это состояние известно под названием сомнамбулической стадии гипноза.

Достаточно детальная систематизация признаков различных стадий внушенного сна, имеющая практический интерес, разработана Е. С. Кат­ковым (1941), располагавшим данными исследований 100 здоровых лю­дей (студенты вузов). В схеме Е. С. Каткова (см. приложение) приве­дены последовательные этапы развития внушенного сна, причем в ней использованы данные школы И. П. Павлова.

Именно в сомнамбулической стадии внушенного сна получаются особенно четкие и разнообразные реакции на внушения словом и быст­рая реализация внушенных действий и состояний. Обычно такая стадия внушенного сна появляется сразу, с места, и может быть стойко под­держиваема соответствующими словесными внушениями. Вместе с тем, по-видимому, именно в сомнамбулической стадии возможно получение извращенных реакций (см. главу VII).

Физиологические механизмы, лежащие в основе той или иной стадии внушенного сна, остаются не вполне выясненными. В отношении иссле­дования сомнамбулической стадии интересные попытки сделаны Ф. П. Майоровым (1950) и его сотрудниками М. М. Сусловой (1940, 1952) и А. И. Марениной (11952). По их данным, для этой стадии спе­цифично состояние не глубокого она, а наиболее глубокой дис­социации корковой деятельности. Эти исследования осве­щают также некоторые физиологические механизмы диссоциированной деятельности коры мозга, в частности механизмы постгипнотиче­ской амнезии.

Исследования В. Е. Рожнова (1959) показали, что различные гипно­тические фазы, в том числе парадоксальная фаза, могут встречаться во-всех стадиях внушенного сна, как и в состоянии, едва отличимом от бодрственного состояния, на что в свое время указывал И. П. Павлов и что всегда нужно иметь в виду.

Все это говорит о том, что высокая эффективность словесных вну­шений, присущая сомнамбулической стадии гипноза, обусловлена отнюдь-не глубиной сонного торможения, а именно наибольшей степенью дис­социаций корковой деятельности, специфичной для этой стадии.

Далее следует отметить, что и субъективные переживания в раз­личных стадиях внушенного сна, оказываясь ограниченными и видоиз­мененными, также имеют свои качественные особенности. В этом отно­шении представляет интерес описание такого состояния, сдела'нное са­мим усыпленным после пробуждения.

Приводим одно из таких описаний.

«Когда я нахожусь в гипнозе, — пишет одна из испытуемых, — я в каждом сеансе испытываю различные по своему характеру ощущения. Так, в первый сеанс я продолжала чувствовать все свое тело, но ни од­ним членом двинуть не могла, ясно слыша голос усыпившего и все соз­навая. Но мысли как-то путались. Это был, я бы сказала, телесный сон. Но с каждым последующим сеансом тело все более тяжелело, я переставала его ощущать, продолжая слышать все происходящее, но мне казалось, что все это происходит где-то далеко, сознается неясно, причем является для меня совершенно безразличным.

В последний, 5-й сеанс я своего тела уже совершенно не ощущала, будто его не было совсем. Я слышала разные посторонние звуки, меня совершенно не трогавшие. При внушениях все ясно слышала, но мысли совершенно не работали и слова внушения, касавшиеся моих прежних переживаний, меня совершенно не трогали.

При словах пробуждения я начинаю просыпаться сначала как бы головой: появляются мысли, начинаю думать о том, что надо двигать­ся, вставать, понимаю, что делается вокруг, но свое тело начинаю ощу­щать несколько позже, причем, когда сознание прояснилось, стала ощу­щаться тяжесть во всем теле, которая в дальнейшем, при полном про­буждении, исчезала».

Другой испытуемый описывает свое состояние во внушенном сне так: «Все отяжелело и как будто отнялось, не могу двинуть ни одной частью своего тела. И какая-то легкость, как в безвоздушном простран­стве. Но сознание не ослабевало и мысли были четкие и ясные, несмотря на то, что усыпивший внушал мне отсутствие мыслей».

Таким образом, в последнем случае психика бодрствовала, и сон был «физический», а не «психический».

Подробнее о состоянии усыпленного во время внушенного сна см. примечание 2 (стр. 470).

Итак, из изложенного выше видно, что основные особенности дея­тельности коры головного мозга человека, проявляющиеся в состоянии внушенного сна, выражаются в следующем.

1. Кроме свойственного гипнотическому сну животного функцио­нального расчленения больших полушарий на участки сна и бодрство­вания, здесь имеет место еще функциональное разобщение обеих сиг­нальных систем, как и в пределах самой второй сигнальной системы.

2. Деятельность второй сигнальной системы в этих условиях не только оказывается ограниченной узкими рамками зоны раппорта, но и имеет часто пассивный характер, находясь в прямой зависимо­сти от словесных воздействий усыпившего. Вне этих воздейст­вий она полностью (или почти полностью) отсут­ствует.

3. В зоне раттпорта отмечается значительное усиление замыкатель-ной функции по отношению к раздражителям второй сигнальной си­стемы. Это особенно благоприятствует формированию под влиянием ело-. весных воздействий усыпившего новых корковых динамических струк­тур, что и составляет физиологическую основу реализации внушенных действий и состояний.

4. С развитием внушенного сна связаны изменения индукционных отношений между бодрствующей зоной раппорта и заторможенными районами коры (стр. 67, п. 3), приводящие к еще большему усилению зоны раппорта и к еще большему функциональному разобщению ее от заторможенных районов коры. Благодаря этому эффективность рече­вых внушений усыпившего от стадии к стадии все более возрастает.

Таким образом, во внушенном сне вся внешняя второсигналь-ная деятельность усыпленного сведена лишь к прямым реак­циям на воздействия усыпившего при отсутствии самостоя­тельного реагирования на какие-либо иные воздействия. При этом деятельность второй сигнальной системы усыпленного приобретает совер­шенно особой характер, что проявляется исключительной силой влияния на нее слов усыпившего. Последние могут вести к образованию и прочному закреплению в коре мозга усыпленного новых корковых динамических структур, не связанных с прежними такими же структурами, и этим путем оказывать воздействие на сознание и дея­тельность усыпленного впоследствии после его пробуждения.

Это обусловлено изолированностью зоны раппорта от всех осталь­ных районов коры мозга, заторможенных в силу отрицательной индук­ции. Временно и частично растормаживаются лишь те участки коры, которые вовлекаются в реакцию специально направленными словами

— 74 —

усыпившего, вследствие этого последние дествительно получают пре! обладающее значение, т. е. имеют силу внушения.

Чем же в этих условиях характеризуется деятельность первой сиг­нальной системы усыпленного?

В этих условиях вся высшая нервная деятельность усыпленного, по-видимому, ограничивается деятельностью его второй сигнальной си­стемы. Именно через нее она и регулируется речевыми воздействиями -усыпившего. При этом и безусловная, и первосилнальная деятельность усыпленного в той или иной степени заторможена и проявляется лишь в той мере, в какой вызывается она содержанием слов усыпив­шего. Вместе с тем наблюдается некоторое изменение и характера са­мой корковой замыкательной и анализаторной функции. Поэтому под влиянием слов внушения в этих участках коры мозга легко может проис­ходить полное извращение деятельности отдельных анализаторов или же кх гипер- или гипофункция.

Таким образом, высшая нервная деятельность усыпленного в усло­виях внушенного сна детерминируется речевыми раздражениями, исхо­дящими от усыпившего. Вся внешняя среда для усыпленного ограничи­вается воздействиями со стороны усыпившего. И даже безусловнореф-лекторная деятельность усыпленного оказывается в значительной мере, а иногда и полностью подчиненной этим влияниям.

Каков же характер подкорковой деятельности усыпленного в условиях внушенного сна?

Подкорковая деятельность его, по-видимому, также лишена той ак­тивности, которой она обладает в бодрственном состоянии, и также подчинена воздействиям усыпившего, которые доходят до нее через кору головного мозга, причем таким путем деятельность подкорки мо­жет быть полностью заторможена, изменена в силе и даже извращена.

Итак, деятельность коры и подкорки в условиях внушенного сна резко отличается от таковой в состоянии бодрствования.

Переходя к рассмотрению вопроса об особенностях условнорефлек-торной деятельности во время внушенного сна, нужно сказать, что работ, посвященных этому вопросу, немного. Тем не менее данные разных авто­ров представляют несомненный интерес, так как помогают вскрыть ряд специфических особенностей состояния высшей нервной деятельности в этих условиях.

Согласно этим данным, условнорефлекторная деятельность во вну­шенном сне претерпевает определенные изменения. Так, С. Л. Левин в своих ранних работах (1931) отмечал, что у детей в условиях внушенно­го сна двигательные и секреторные условные рефлексы, выработанные ранее в бодрственном состоянии, резко падают, причем обнаруживается диссоциация как между двигательными и секреторными условными реф­лексами, так и между слюноотделительными и жевательными безуслов­ными рефлексами; выявляются также переходные (фазовые) состоя­ния — парадоксальная, ультрапарадоксальная и тормозная фазы, вплоть до возникновения полного сна.

По данным И. М. Невского и С. Л. Левина (1932), вызываемая пу­тем внушения в гипнотическом сне секреция слюнных желез на опреде­ленные внушаемые вещества, т. е. по механизму обычного условного рефлекса, оказывается более обильной, чем при аналогичном внушении, сделанном в бодрственном состоянии. Это также говорит о том, что кор­ковые клетки во внушенном сне в зоне раппорта способны к более уси­ленной деятельности, чем в бодрственном состоянии.

По данным Ю. А. Поворинского и Н. Н. Траугот (1936), в условиях внушенного сна у разных усыпляемых торможение условнорефлекторных

— 75 —

связей оказывается различным по величине, вплоть до полного их исчез­новения. При пробуждении же у большинства условные рефлексы вос­станавливаются не сразу и не в полной мере, что относится как к первой, так и ко второй сигнальной системе, причем речевые реакции заторма­живаются первыми и восстанавливаются последними.

Согласно исследованиям Р. М. Пэн и М. А. Джигарова (1936), в не­глубоком внушенном сне выработанные ранее условные рефлексы сохра­няются, но понижаются и их скрытый период увеличивается. При этом-отмечается последовательное торможение дифференцировочных раздра­жителей. После пробуждения наблюдается явление концентрации тор­мозного процесса.

Что касается образования в состоянии внушенного сна новых услов-норефлекторных связей в первой сигнальной системе, то, по данным этих авторов, в неглубоком внушенном сне это оказывается возможным, хотя и затруднено; в глубоком же сне образование новых условных рефлек­сов, относящихся к первой сигнальной системе, невозможно.

По данным Ю. А. Поворинского (1937), условные рефлексы, выра­ботанные в бодрственном состоянии, проявляются во внушенном сне с большим латентным периодом, а у части исследуемых вообще отсутст­вуют. При этом даже в условиях самого глубокого внушенного сна со­храняется реакция на словесные воздействия усыпившего. Более слож­ные и онтогенетически более поздние условные связи речедвигательного анализатора затормаживаются при погружении в состояние внушенного сна первыми, а при пробуждении из этого состояния освобождаются от торможения последними.

По данным И. И. Короткина, Ф. П. Майорова и М. М. Сусловой (1951), условные рефлексы, выработанные в бодрственном состоянии на первосигнальный условный раздражитель (удары метронома), в сомнам­булической стадии внушенного сна исчезают; в случае же перехода ис­следуемого в легкое дремотное состояние они проявляются. Что касает­ся безусловных рефлексов, то в глубоком внушенном сне они уменьша­ются, а при обратном переходе в легкое дремотное состояние увеличиваются до своего исходного, нормального значения. Новые ус­ловные рефлексы в сомнамбулической стадии внушенного сна совсем не вырабатываются.

Н. И. Красногорский (1951) отмечает, что возникновение в коре моз­га в условиях внушенного сна обширных заторможенных полей, естест­венно, не может остаться без влияния на другие клетки и отделы боль­ших полушарий, в которых могут создаваться разнообразные изменения возбудимости и деятельности. Он подчеркивает, что при этом условные рефлексы, осуществляемые клетками, лежащими в зоне раппорта, могут быть большими, чем в бодрственном состоянии. Это, по его мнению, обу­словлено тем, что вследствие индукционных воздействий с заторможен­ных полей деятельность бодрствующих отделов коры приобретает боль­шую силу. В то же время прочие условные рефлексы, связанные с кор­ковыми клетками, лежащими вне этой бодрствующей зоны, оказываются в большей или меньшей степени задержанными.

Выработка в этом состоянии новых условнорефлекторных связей,, по данным Н. И. Красногорского, может осуществляться с полным ус­пехом всеми бодрствующими в этих условиях клетками коры головного мозга. По мнению автора, «во время этих разделенных состояний коры могут возникать стойкие связи между бодрствующими корковыми и под­корковыми системами».

Исследования И. И. Короткина и М. М. Сусловой (1953) показали, что при достаточно глубокой степени коркового торможения в сомнам-

-булической стадии гипноза ранее выработанные первосигнальные услов­ные рефлексы не проявляются и значительно уменьшаются безусловные рефлексы. Кроме того, такое тормозное состояние коры головного мозга ведет к быстрому затуханию следов первосигнальных условных реф­лексов.

Как отмечают Б. В. Павлов и Ю. А. Поворинский (1953), условные связи при словесных подкреплениях, исходящих от усыпившего, во вну­шенном сне образуются быстрее, чем в бодрственном состоянии. При этом в сомнамбулической стадии внушенного сна словесные подкрепле­ния, как правило, вызывают более сильную и более длительную реакцию с меньшим скрытым периодом, чем непосредственные первосигнальные раздражители.

Указанные авторы отмечают также, что в бодрственном состоянии условная двигательная реакция, как правило, в большей мере отвечает непосредственному раздражителю, чем словесному; во внушенном же сне она в большей степени следует словесному раздражителю, исходя­щему от усыпившего, причем в этом случае она нередко возникает с места. Таким образом, во внушенном сне более сильными и более ла­бильными оказываются те процессы коры головного мозга, которые свя­заны с деятельностью второй сигнальной системы в зоне раппорта.

Если же словесный раздражитель исходит от постороннего лица, то ■ответные двигательные реакции в сомнамбулической стадии внушенного сна либо совсем отсутствуют, либо оказываются значительно меньшими, чем на соответствующий непосредственный раздражитель, а скрытый период реакции является более длительным. В то же время если словес­ный раздражитель в этих условиях исходит от усыпившего, то он вызы­вает реакцию даже более сильную, чем первосигнальный условный раз­дражитель, на основе которого она была выработана.

Более того, образование временных связей на непосредственные раздражители (как и на словесные раздражители, исходящие от посто­роннего лица) во внушенном сне происходит медленнее, чем в бодр­ственном состоянии.

Интересно также то обстоятельство, что условные связи, возникшие во внушенном сне, как правило, проявляются только в этом состоянии и не бывают в период бодрствования. Однако если во внушенном сне будет сделано специальное словесное внушение реагировать по пробуждении так же, как и во время внушенного сна, то эти условные связи после про­буждения оказываются сохраняющимися. Это говорит о том, что харак­тер условнорефлекторной деятельности можно изменять путем тех или иных словесных внушений.

По данным Б. В. Андреева (1941), в момент того или иного словес­ного внушения происходит ослабление внушенного сна. По данным же Ю. А. Поворинского (1937), внушение галлюцинаций в гипнотическом сне углубляет тормозное состояние коры мозга, что, по его мнению, мо­жет быть обусловлено образованием при словесном внушении нового очага возбуждения, усиливающего по закону отрицательной индукции торможение в остальных районах коры мозга.

Согласно исследованиям Ф. П. Майорова (1950) и М. М. Сусловой (1948), во время сомнамбулической стадии внушенного сна значительно •снижается количество правильно сделанных сложений (в психологиче­ском эксперименте), т. е. число ошибок увеличивается. Это свидетель­ствует о том, что в этих условиях торможение распространилось также на вторую сигнальную систему.

По данным Н. Н. Красногорского (1951), степень заторможенности :во внушенном сне деятельности различных анализаторов может быть

— 77 —

различной. Так, в то время как реакция на свет в сомнамбулической ста­дии внушенного сна у одной из его исследуемых полностью отсутствова­ла, реакции слухового анализатора не только не ослабевали, а, наоборот, оказывались резко усиленными.

По данным И. И. Короткина и М. М. Сусловой (1955), различия в характере реализации внушений, сделанных во внушенном сне, отмеча­ющиеся у разных исследуемых, определены условиями взаимодействия их сигнальных систем. Так, у одних исследуемых внушаемое получает преобладающее отражение в деятельности первой сигнальной системы,, у других — в деятельности второй сигнальной системы, у третьих — то первой, то второй, у четвертых — в обеих сигнальных системах одновре­менно. По мнению авторов, все это зависит от глубины внушенного сна и от типовых особенностей нервной системы.

Интересными в этом отношении являются исследования В. Е. Рож-нова (1956). По его данным, от одной стадии внушенного сна к другой,, по мере нарастания торможения, усиливается также и диссоциация дея­тельности сигнальных систем. Вследствие этого реакции усыпленного на раздражители первой сигнальной системы от стадии к стадии все более ослабляются вплоть до полного их отсутствия в сомнамбулической ста­дии. Одновременно с этим реакции его на раздражения, падающие на вторую сигнальную систему, наоборот, от стадии к стадии прогрессив­но усиливаются и в сомнамбулической стадии превышают по силе да­же реакции на соответствующие первосигнальные раздражители, какие те исследуемый давал в бодрственном состоянии.

Это подтверждается данными проведенных им электрогастрографи-ческих исследований хорошо гипнабильных алкоголиков. Согласно этим исследованиям, порция водки, выпиваемая испытуемым, находящимся в-сомнамбулической стадии внушенного сна, сама по себе вызывает лишь едва заметное усиление биотоков его желудка, в то время как одно лишь словесное внушение о запахе и вкусе водки тотчас приводит к резкому усилению электрической активности желудка.

По мнению автора, это обусловлено различием в степени экстенсив­ности и интенсивности торможения в сомнамбулической стадии каждой из сигнальных систем, в частности может быть связано с распростране­нием по коре мозга парадоксальной фазы переходного состояния.

Как нам кажется, этими исследованиями автора в вопрос о состоя­нии замыкательной функции во внушенном сне вносится некоторая яс­ность, а именно: имеющаяся в работах разных авторов противоречивость данных по этому вопросу происходит от недоучета различия в степени диссоциации в сомнамбулической стадии внушенного сна сигнальных систем.

Дело в том, что в этой стадии во второй сигнальной системе (в той ее части, какая входит в бодрствующую зону раппорта) замыка-тельная функция выражена даже лучше, чем в бодрственном состоянии, в то время как в первой сигнальной системе она может полностью отсут­ствовать.

Следовательно, при решении вопроса о состоянии во внушенном сне замыкательной функции и о возможности образования новых условных связей необходимо учитывать, о какой именно сигнальной системе идет речь и входит ли в данный момент та или иная ее часть в бодрствующую зону раппорта.

Это вполне согласуется с указаниями И. П. Павлова, что замыка-тельный процесс может осуществляться лишь в бодрствующих в данный момент районах коры мозга. В условиях же сомнамбулической стадии внушенного сна бодрствующей является, как мы знаем, только зона рап-

_ 7Я _

порта, которая по самой своей природе лежит в сфере деятельности ре-чедвигательного анализатора и потому в основном относится к области второй сигнальной системы.

В заключение остановимся еще на одном явлении, физиологический механизм которого также остается недостаточно освещенным: чем объ­яснить' столь значительную яркость и четкость реализации у сомнамбул гипнотических и постгипнотических внушенных явлений и состояний?

Этому вопросу посвящены исследования, проведенные Ф. П. Майоро­вым в руководимой им лаборатории (1950). В физиологической ос­нове этого явления лежит взаимная индукция (И. П. Павлов): создава­емый в коре мозга словами внушения сильный очаг концентрированного раздражения при слабом тонусе коры вызывает индукционное торможе­ние (в силу отрицательной индукции) остальных, заторможенных ее районов. Но тормозное состояние последних в свою очередь тотчас же положительно индуцирует этот очаг возбуждения, еще более усили­вая этим его активность. Об этом и говорит п. 4 наших выводов на стр. 74.

Это и служит причиной особенной четкости, силы и яркости вызы­ваемых речевыми внушениями состояний и переживаний, которая ха­рактерна именно для сомнамбулической стадии внушенного сна и про­является в форме гипнотических и постгипнотических внушенных состоя­ний. Отсюда становится понятным физиологический механизм столь ярких внушенных зрительных, вкусовых и слуховых галлюцинаций, приводящих, например, к съеданию усыпленным куска мела под видом яблока, сопровождающемуся соответствующими адекватными со­держанию внушения мимико-соматическими эмоциональными реак­циями.

Все изложенное свидетельствует о закономерно происходящих в условиях внушенного сна значительных изменениях в характере корко­вой деятельности, определяющих в целом специфику высшей нервной деятельности усыпленного. Систематическое изучение ее составляет предмет дальнейших исследований.