Возникновение внушенного сна и зоны раппорта

Прежде всего необходимо разобрать физиологическую значимость императивно сказанного слова «спать», приводящего при определенных условиях к развитию у человека внушенного сна.

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животного. Медгиз, 19-5*1, стр. 231 и 330.

— 42 —

Как мы уже видели из приведенных выше примеров образования

условного рефлекса на словесный раздражитель, последний, как прави­ло, вызывает реакцию, соответствующую содержанию слова. То же самое наблюдается при действии условных раздражителей, которые прочно связаны с состоянием сна. Поэтому слова «засыпайте», «спите», огромное число раз совпадавшие до того с развитием физиологического сна, являются условными раздражителями, которые вызывают возник­новение сна.

Однако в данном случае сонное состояние выражено не в форме полного, т. е. естественного сна, а в форме частичного, гипнотическо­го сна. Оно характеризуется тем, что между усыпленным и усыпившим его лицом продолжает сохраняться речевой контакт, получивший назва­ние раппорта. Таким образом, в деятельности коры мозга человека, находящегося во внушенном сне, имеются определенные особенности. Как мы уже отмечали, для этого состояния специфично функциональное расчленение коры мозга на участки сна и бодрствования, приводящие, во-первых, к явлению раппорта, во-вторых, к явлению повышенной внушаемости.

Как известно, И. П. Павлов пришел к выводу, что во время бодрст-зования большие полушария представляют собой систему, все части которой находятся во взаимодействии друг с другом. При этом, по И. П. Павлову, состояние бодрствования «поддерживается падающими на большие полушария, главнейшим образом из внешнего мира, и более или менее быстро сменяющимися раздражениями, а также движением раздражения как в силу установившихся связей между сле­дами бесчисленных прежних раздражений, так и устанавливающихся между новыми и старыми раздражениями»¹. В условиях же той функци­ональной разобщенности, которая специфична для различных районов коры мозга, находящейся в состоянии внушенного сна, это взаимодейст­вие всех частей больших полушарий друг с другом уже отсутствует.

Каковы особенности возникающего в этих условиях явления раппорта?

Зона раппорта — участок второй сигнальной системы усыплен­ного, продолжающий бодрствовать (вследствие того, что усыпление делалось словесным путем, т. е. через вторую сигнальную систему). Он представляет собой более или менее ограниченный очаг концентрирован­ного раздражения, изолированный в силу отрицательной индукции от остальных районов коры, находящихся в состоянии сонного торможения. По этой причине в зоне раппорта замыкательная функция корковых клеток резко повышается. Это и обеспечивает возможность не только сохранения постоянного контакта между усыпившим и усыпленным, но и реализации словесных внушений. В случае распространения сонного торможения на зону раппорта связь с усыпленным теряется и внушенный (частичный) сон переходит в полный сон.

Следует отметить, что раппорт с усыпленным может быть изоли­рованным (реагирование только на слова усыпившего) или же об­общенным (генерализованным), когда любой из присутствующих может вступить с усыпленным в речевой контакт. При изолированном раппорте у усыпленного иногда может создаваться комплексная услов-норефлекторная связь с усыпившим, включающая не только звук его речи, но и тембр его голоса, интонации его речи и т. д. Путем соответст­вующего словесного внушения усыпившего это состояние изолированно-

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной Деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1961, стр. 236.

— 43 —

ii! '

го раппорта может быть распространено на любое другое лицо (явление «передачи раппорта»).

Заметим, что, по данным В. Е. Рожнова (1959) и И. О. Нарбутовича (1959), изолированный рагепорт сам по себе не возникает, он может создаваться лишь путем специального внушения. Вопрос этот подлежит дальнейшему изучению.

Условия сохраняющегося раппорта несколько аналогичны картине «сторожевого пункта» при обычном частичном сне. Однако, как мы знаем, «сторожевой пункт» только пробуждает спящего в нужный мо­мент, как это видно, например, из экспериментальных исследований Б. Н. Бирмана (1925), в то время как в условиях раппорта, проявляюще­гося наиболее ярко во время гипноза, могут быть приводимы в действие различные физиологические механизмы как первой и второй сигнальных систем, так и подкорки. При этом осуществляется замыкательная функ­ция коры мозга усыпленного, о чем говорят создаваемые словесным внушением усыпившего новые временные связи, как и вызываемые вну­шением разнообразные реакции. Вместе с тем в этих условиях усыплен­ный нередко весьма тонко и адекватно реагирует на речевые воздействия усыпившего, причем, как известно, все это происходит без наруше­ния внушенного сна.

Далее необходимо подчеркнуть, что зона раппорта в отличие от «сторожевого пункта» специфична именно как явление второсигнальное: она создается словами усыпления. Кроме того, имеется еще одно важное обстоятельство, отличающее зону раппорта от «сторожевого пункта». Дело в том, что зона раппорта не стабильна, а, наоборот, подвижна и ди­намична. При этом, будучи связана с одним определенным участком второй сигнальной системы усыпленного, на который действовали слова усыпления, зона раппорта в дальнейшем может входить в связь то с одними, то с другими участками коры мозга, относящимися как ко вто­рой, так и к первой сигнальной системе, что стоит в прямой зависимости от содержания тех речевых воздействий, какие будут при этом исходить от усыпившего. Это вовлечение в сферу деятельности зоны раппорта новых корковых участков, по-видимому, осуществляется путем направ­ленного иррадиирования раздражительного процесса, вследствие чего эта участки, растормаживаясь, временно приходят в деятельное состояние. ►

Наконец, как мы уже отмечали, в условиях речевого контакта в гип­нозе с усыпившим лицом, на особенности динамических структур, воз­никающих в зоне раппорта оказывают влияние не только слова усыпив­шего, но и его интонации, как и самые черты его личности.

Все это говорит о том, что явление раппорта и лежащая в его основе зона раппорта качественно отличны от элементарного «сторожевого пункта», столь часто возникающего в условиях естественного сна.

Вместе с тем явление раппорта представляет собой одно из наиболее ярких проявлений функциональной расчлененности второй сигнальной стемы коры мозга на участки сна и бодрствования.

Естественно, возникает вопрос: в какой именно фазе переходного состояния находятся клетки коры мозга человека в условиях внушенно­го сна, если оказывается возможным вызывать у него словесным внуше­нием самые разнообразные, простые и сложные физиологические реак­ции, что наблюдается, например, в сомнамбулической стадии внушен­ного сна?

Ф. П. Майоров (1950), основываясь на результатах своих исследо-

ваний приходит к выводу что сомнамбулическая стадия гипноза характеризуетсяглубокой функциональной диссоциацией корковой деятель-

I

сти, в основе которой лежит механизм отрицательной индукции с одной корковой функциональной системы на другие. Исходя из этого, он ука­зывает, что сомнамбулическая стадия не обязательно является именно «глубокой фазой гипноза», как считали клиницисты.

Последние экспериментальные исследования В. Е. Рожнова (1959) показали, что в сомнамбулической стадии гипноза у усыпленного наблю­дается разлитое по всей коре мозга умеренное торможение, не распрост­раняющееся лишь на зону раппорта. Сохраняющаяся в гипнозе актив­ность последней, как и явление амнезии, относящейся ко всему происходившему в гипнозе, подтверждает наличие в этом состоянии наи­более выраженной диссоциации корковой деятельности на сонную и бодрственную. Отсюда становится понятной возможность реализации в этом состоянии самых разнообразных внушенных явлений.

Следует отметить однако, что у сомнамбул и в бодрственном состоянии могут быть внушением вызваны различные парадоксальные реакции. Крайне легко может быть вызван у них и сам внушенный сон, главным образом с парадоксальной фазой торможения. Все это также должно явиться предметом дальнейших исследований.

Со своей стороны нам хотелось бы подчеркнуть существование не­которых оптимальных условий, при которых словесные внуше­ния реализуются и закрепляются наиболее легко и прочно, вызывая са­мые разнообразные физиологические реакции. По-видимому, это может иметь место именно тогда, когда заторможенные корковые и подкорко­вые связи будут наиболее легко растормаживаться импульсами, исходя­щими из зоны раппорта, призванными избирательно приводить в дея­тельное состояние то одни, то другие из них (соответственно содержа­нию словесных внушений).

Однако у разных лиц могут быть свои, индивидуальные особенности, по-видимому, стоящие в зависимости от типовых особенностей их нерв­ной системы. Так, у одних лиц такое оптимальное соотношение силы затормаживающего (слова усыпления) и растормаживающего (слова внушения) воздействий на корковую динамику, исходящих от усыпивше­го лица, будет иметь место лишь в условиях легкой готовности к глубо­кой функциональной диссоциации корковой деятельности, свойственной «сомнамбулической стадии» гипноза (что отвечает представлениям Ф. П. Майорова), в то время как у других оно может возникать уже при самых начальных признаках внушенного сна.

Даже в бодрственном состоянии (например, в случае сниженного тонуса коры мозга) возможна реализация внушений, на что в свое вре­мя обращал внимание В. М. Бехтеров.

Каковы же физиологические механизмы, определяющие собой сте­пень гипнабильности? Какими путями вызывается у человека состояние внушенного сна?

Издавна известно, что степень гипнабильности разных людей раз­лична, начиная от полного ее отсутствия у одних и вплоть до весьма бы­строго развития глубокой сомнамбулической стадии у других. Исходя из концепции И. П. Павлова о физиологии высшей нервной деятельности человека, можно считать, что в основе полной негипнабильно-сти, свойственной некоторым лицам, может лежать превалирование в их корковой динамике второй сигнальной системы над первой (мысли­тельный тип) при большой силе и уравновешенности основ­ных корковых процессов. В основе же повышенной гипна­бильности, по-видимому, может лежать превалирование первой сигнальной системы над второй (присущее художественному типу выс-

шейнервной деятельности с легким развитием тормозного состояния

особенно при воздействиях идущих со сторонывторой сигнальной системы

В данном случае сильное императивное словесное воздей­ствие усыпляющего оказывает на кору мозга усыпляемого двоякое,, прямо противоположное одно другому, влияние. Оно ведет, во-первых, к образованию в его речедвигательной зоне стойкого очага концентриро­ванного возбуждения (зона раппорта), а во-вторых, к одновременному индукционному снижению тонуса заторможенных районов коры мозга, т. е. способствует развитию во всех остальных ее районах все более углубляющегося разлитого сонного торможения.

В силу этого и возникает состояние глубокого и стойкого функциональногорасчленения коры мозгана бодрст­вующие и сонные отделы, характерное для состояния внушен­ного сна. Эта точка зрения полностью отвечает указаниям И. П. Павло­ва на то, что в основе внушаемости лежит слабость корковых клеток, приводящая к легкому переходу их в тормозное состояние, а отсюда к функциональному разобщению нормальной объединенной работы всей коры.

Обнаруживаемая в последних исследованиях И. В. Стрельчука (»19*53) зависимость гипнабильности от степени тормозимости той сиг­нальной системы (первой или же второй), на которую направлены гипногенные раздражители, раскрывает также и другие стороны отме­ченного выше механизма функционального расчленения коры мозга. У лиц художественного типа, по его данным, эти явления легче возни­кают при первичном воздействии на вторую сигнальную систему (путем словесного усыпления), улиц мыслительного типа — на первую сиг­нальную систему (усыпление путем раздражения зрительного, слухового или тактильного анализатора), а у лиц средного типа—на обе сигналь­ные системы одновременно.

Далее, согласно указанию ряда авторов (В. М. Бехтерев, А. А. То-карский, Фогт, Г. Веттерстранд, Форель и многие другие), подтверждае­мому и нашими наблюдениями, гипнабильность от сеанса к сеансу может возрастать. Исследуемые, оказавшиеся негипнабильными, в даль­нейшем, путем ряда специальных приемов усыпления, могут постепенно приходить в гипнотическое состояние. Все это говорит о том, что готов­ность коры мозга к стойкому функциональному расчленению ее на бод­рые и заторможенные участки оказывается тренируемой и что в основе процесса усыпления лежит механизм временных связей, упрочивающихся все более и более по мере их подкрепления. Далее известно, что удачное усыпление одного человека в присутствии другого, негипнабильного, способствует усыплению последнего по механизму подражательного рефлекса.

Напомним по этому поводу, что, как это экспериментально доказано В. Я. Кряжевым (1940) и М. П. Штодиным (1947) на собаках, условный рефлекс нередко образуется у животного самостоятельно только при одном присутствии его при процедуре образования условного рефлекса у другого животного.

Какие же особые черты высшей нервной деятельности могут быть специфичны для лиц, легко впадающих в сомнамбулическую стадию гипноза и легко дающих в этом состоянии различные внушенные реакции?

По В. М. Бехтереву (1898), эти лица отличаются от всех прочих людей тем, что они не в состоянии противодействовать внушениям, в силу чего при отсутствии «психического сопротивления» с их стороны внушение действует на них «с непреодолимой силой».

_ 4/Г _

Давно известно что некоторые лица теряют свой сомнмбулизм

причем их способность к сомнамбулическим реакциям, в томчисле и готовность дать сонную реакцию, иногда по тем или иным причинам вдруг исчезает. В то же время другие исследуемые сохраняют эту спо­собность с молодых лет до глубокой старости.

Наконец, необходимо отметить, что сомнамбулизм данного лица, ярко выраженный в отношении одного экспериментатора, в то же время может отсутствовать в отношении другого, причем эта «сомнамбуличес­кая готовность», с установкой на одно какое-либо лицо, путем словесного внушения может быть перенесена на другое лицо. Иногда же она вооб­ще имеет генерализованный характер. Таким образом, по-видимому, нет постоянного, абсолютного сомнамбулизма, а есть лишь свойство нервной системы отдельных лиц давать при определенных условиях сомнамбули­ческие реакции, обусловленные повышенной готовностью коры их мозга к глубокому функциональному расчленению на участки сна и бодрст­вования.

Нас давно (1930) интересовал вопрос о типе высшей нервной дея­тельности, к которому могут принадлежать люди, легко впадающие в сомнамбулическую стадию. К разрешению этого вопроса ближе других подошел И. Е. Вольперт (195-2). На основании своих наблюдений он пришел к выводу о том, что лица, легко впадающие в сомнамбулическую стадию гипноза, «принадлежат, как правило, к выраженному художест­венному типу высшей нервной деятельности». Наблюдения, проведенные в нашей лаборатории Е. С. Катковым, при массовых исследованиях внушаемости студентов театрального и музыкального техникумов, дей­ствительно подтверждают, что среди этого контингента оказывается относительно большое число лиц, у которых можно получить сомнамбу­лическую стадию. Таким образом, для лиц, легко дающих сомнамбули­ческую стадию, по-видимому, могут быть специфичны функциональ­ное отставание и легкая тормозимость второй сигнальной системы, как и легкая возможность функционального разобщения ее от первой сигнальной системы.

Тем не менее вопрос о природе сомнамбулизма еще далек от разре­шения. По-видимому, существенную помощь в анализе этого явления и выяснении вопроса о том, у каких именно людей в гипнозе могут возни­кать сомнамбулические реакции, может оказать лаборатория.

Путем каких же практических приемов человек может быть приво­дим в состояние внушенного сна? Таких приемов и лежащих в его осно­ве физиологических механизмов два.

1. Внезапное сильное речевое воздействие, приводящее к почти мгновенно возникающему состоянию внушенного сна. В основе этого явления лежит механизм остро развившегося во второй сигнальной си­стеме запредельного торможения, что и приводит обширные участки коры мозга в состояние сонного торможения, при сохранении речевого контакта с усыпившим (благодаря продолжающей бодрствовать зоне раппорта).

Это напоминает картину гипноза животных, при котором мозговые полушария охватываются торможением, развивающимся также по меха­низму запредельного охранительного торможения и приводящим живот­ное к полной заторможенности их двигательной и сенсорной сферы, а вследствие этого и к временной утрате реакций на тактильные и боле­вые раздражения.

2. Воздействие многократно повторяющихся тихих, монотонных усыпляющих словесных раздражений, приводящее к постепенному развитию в коре мозга гипнотического состояния, охватывающего боль-

— 47 —

I

шие или меньшие ее участки. В этом случае в основе развития внушен­ного сна лежит механизм внутреннего, или условного торможения.

Как отмечает И. П. Павлов (1927), постоянно применяющийся спо­соб приведения человека в состояние внушенного сна — это повторно произносимые в однообразном тоне слова, описывающие физиологичес­кие изменения, у всех нас прочно связанные с сонным торможением и потому его вызывающие. Гипнотизировать может все то, что в прошлом совпадало несколько раз с состоянием сна. Нужно отметить, что боль­шинство гипнотизирующих приемов тем скорее и вернее достигают цели, чем они чаще применяются. Таким образом, чем чаще повторяется гап-нотизация, тем более повышается гипнабильность усыпляемого. В боль­шинстве случаев это и наблюдается в действительности.

При повторном развитии внушенного сна последний может возни­кать уже условнорефлекторным путем под влиянием раздражителей первой сигнальной системы, которые до этого совпадали со словесным усыплением.

Так, некоторые из наших исследуемых, неоднократно приводившие­ся в состояние внушенного сна словесным внушением, сопровож­давшимся ударами метронома, впадали в это состояние уже при ожидании своей очереди в приемной, лишь услышав звуки метронома, доносившиеся из лабораторного кабинета. Таким образом, звук ритмич­ных ударов метронома, бывший до того для этих лиц индифферентным, становится условным раздражителем первой сигнальной системы, при­водящим их в состояние внушенного сна, вызывавшегося до того рече­вой инструкцией: «Засыпайте!», «Спите!», т. е. раздражителями второй сигнальной системы. Другие исследуемые отмечают сонливость, возни­кающую у них, как только они входят в помещение, в котором до того неоднократно приводились в состояние внушенного сна. В этом случае сама окружающая обстановка вызывает у них условнорефлекторным путем развитие картины внушенного сна.

Приводим пример из наших прежних наблюдений (1930).

Исследуемая Ш., регулярно приходившая в лабораторию для сеан­сов внушения, после ряда таких посещений, как только ее укладывали на кушетку, тотчас же, задолго до усыпления, начинала впадать в дре­мотное состояние (что мы могли уловить по кривой дыхания в самом начале работы записывающего аппарата). В связи с тем что такого ро­да явление было нежелательным, приходилось прерывать его соответст­вующим словесным внушением: «Вам не хочется спать!», после чего ды­хание становилось более глубоким и одновременно появлялись другие признаки бодрствования (рис. 7).

Когда же однажды мы представили исследуемой Ш. возможность заснуть таким образом до начала исследования, то оказалось, что в этом самостоятельно развившемся под влиянием окружающей обстанов­ки условнорефлекторном сне у нее сохранились все специфические осо­бенности внушенного сна: реагирование на словесное воздействие, реа­лизация внушенных состояний и пр.

То же явление наблюдал и наш сотрудник А. М. Цынкин ('1930). И. О. Нарбутович (1933) сочетал слова, которыми внушалось усыпле­ние, с действием метронома при частоте 58 ударов в минуту, а слова, которые пробуждали усыпленного, — с действием метронома при часто­те 200 ударов в минуту. Таким путем у усыпляемых он выработал соот­ветствующие условнорефлекторные реакции. При частоте 58 ударов в минуту метроном вызывал у исследуемых состояние сна, а при 200 уда-пят r mmhvtv эти лица пробуждались. Все это подтверждает слова

легко входит на основании одновременности во временную условную связь с многочисленными внешними агентами» ¹.

Следует отметить, что нередко приходится наблюдать неблагопри­ятное влияние на возникновение внушенного сна непривычных условий внешней среды: лица, быстро впадающие в состоя­ние внушенного сна в привычных условиях, в новой, необычной для их первой сигнальной системы об­становке первое время засыпают медленнее и менее глубоко, а иногда их вначале совсем не удается усыпить. Наоборот, при частых усыплениях в обыч­ной для них обстановке внушенный сон развивается быстрее.

Одного больного, долго не поддававшегося гип­нотизации, нам удалось усыпить, дав ему в руки книгу для чтения, что он сам обычно делал дома, читая на ночь. Другой больной засыпал лишь после поглаживания его по спине. Оказалось, что в ран­нем детстве так именно усыпляла его мать.

Все это говорит о том, что внушенный сон раз­вивается по механизму временных связей. .

Итак, для возникновения внушенного сна как особого физиологического состояния коры мозга, подобного, но не тождественного состоянию естест­венного сна, необходимы: ^^^^

1) наличие у исследуемого положительного от- ^;^н^К 5 fi I ношения к возможности усыпления;

2) легкая тормозимость коры мозга усыпляе­мого и ее готовность к функциональному расчле­нению на сонные и бодрствующие участки;

3) отсутствие каких-либо противодействующих этому причин;

4) исходящие от усыпляющего соответствую­щие гипногенные словесные внушения.

Подробнее об условиях развития внушенного сна см. примечание 1(стр. 472).

Глубина внушенного сна

Нас интересовал вопрос о возможности изме­нения словесным внушением степени интенсивности (глубины) внушенного сна. Для этой цели мы ис­пользовали слова соответствующего содержания: «Засыпайте глубже!», «Спите глубоко!», «Спите не­глубоко!», «Находитесь в легкой дремоте» и т. д. При этом для определения глубины сна обычно при­менялись различные раздражители, вызывающие у исследуемого реакцию, характер которой мог быть так или иначе объ­ективно зарегистрирован. Одни и те же раздражители вызывали различ­ные по выраженности реакции в зависимости от содержания внушения, направленного на изменение глубины сна. Пневмограммы, приведенные на рис. 8 и 9, свидетельствуют о том, что путем словесного воздействия можно как углублять, так и ослаблять тормозное состояние коры мозга.

Деятельнor

И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей неавиой

В какой мере состояние внушенного сна может быть углублено пу­тем словесного воздействия, показывают наши исследования, относя­щиеся к 1928 г., в которых в качестве раздражителя применялся силь­ный удар металлическим молотком по большому листу (площадью 1,3X1,5 м) кровельного железа.

На это раздражение исследуемая в бодрственном состоянии всегда давала весьма бурную дыхательную реакцию, сопровождавшуюся так­же повышением кровяного давления (на 15—20 мм). На рис. 10 видна эта дыхательная реакция. Она не могла быть произвольно задержана

Рис. 8. Дыхание во внушенном сне. Кашель экспериментатора (1) вызвал изменение

дыхания. После инструкции «Спать глубже!» (2) изменения дыхания на тот же

раздражитель не наблюдалось (3).

исследуемой даже в том случае, когда имелось соответствующее прика­зание: «При ударе молотком задержите дыхание!», как это и показывает правая часть кривой.

Избрав для проверки степени глубины внушенного сна раздражение в форме удара молотком по железному листу, мы в дальнейшем углу-

Рис. 9. Дыхание во внушенном сне. Внезапный сильный удар в ладоши над самым ухом усыпленной вызвал изменение дыхания и общее движе­ние. После приказа «Спать глубже!» тот же раздражитель, как и ряд других, реакции не вызвал. После словесного внушения «Спите поверх­ностно!» те же раздражители снова вызывали реакции.

бляли внушенный сон словами: «Спать глубже!», «Вы спите очень глу­боко!». Каких-либо других внушений, так или иначе способствующих торможению слухового анализатора («Вы не слышите» и т. п.), в данном случае сознательно не делалось.

Усыпив исследуемую путем обычного приказа: «Засыпайте!»^ «Спать!» и убедившись по кривой дыхания в действительном наступле­нии внушенного сна, мы наносили сильный удар молотком по железно­му листу. Пробуждения это не вызывало, но реакция со стороны дыха-' ния получалась довольно сильная (рис. 11). Однако она была слабее, чем в бодрственном состоянии. После дальнейшего углубления сна эти пробы давали более слабую реакцию и в конце концов раздражитель не стал вызывать изменений со стороны дыхания.

Для искключения сомнения в возможности привыкания исследовемой

к указанным раздражителям ( удары по железному листу) было проведено

контрольное исследование, состоявшее в том, что во время внушенного сна без каких бы то ни было словесных внушений мы нанесли несколько ударов молотком по тому же листу. Как показывает кривая, при каждом; таком ударе во все моменты раздражения реакция была одинаковой по силе (рис. 12).

Рис. 10. Дыхательные реакции бодрствующей исследуемой на сверхсильные для нее

звуковые раздражители (удары молотком по железному листу). й — удар нанесен внезапно; б—после инструкции; «При ударе молотком задержите дыхание'».

Рис. 11. Изменение словесным внушением глубины внушенного сна. Показателем глу­бины сна служила величина дыхательной реакции исследуемой на внезапные звуковые раздражения (удары молотком по железному листу).

^ и 3 — ослабление дыхательной реакции на удар по мере углубления внушенного сна; 3 — дыхание в условиях спокойного внушенного сна и пробуждения из него; 4 — дыхание в бодрственном со­стоянии.

В связи с этим возник вопрос, наступит ли у наблюдаемого лица внушенный глубокий и спокойный сон, если словесное внушение об этом будет сделано не на данное, а на будущее вре'мя.

Чтобы ответить на этот вопрос, исследуемой Ш. во внушенном сне было сделано внушение такого содержания: «Послезавтра, 8 декабря, вы придете в лабораторию, ляжете на кушетку, тотчас же заснете, будете спать крепким и глубоким сном, и ничто не будет вас пробуждать!». Это внушение реализовалось полностью: как только исследуемая через день пришла в лабораторию, она сама легла на кушетку и тотчас же засну

ла обьективными признаками чего были соответствующие изменения-

дыхания и падение артериального давления. При этом на протяжении 45-минутного сна такие раздражения, как громыхание большого желез­ного листа и удар по нему железным молотком, не вызывали тех реак­ций, которые возникали без соответствующего внушения.

Внушение неглубокого сна тотчас же привело к восстановлению всех указанных реакций на действие раздражителей (рис. 13). При по­вторном исследовании картина была такая же.

Рис. 12. Дыхание во внушенном сне при ряде одинаковых по силе внезапных звуковых

раздражений. /, 2 и 3 — удары молотком по железному листу.

Резюмируя данные этих исследований, нужно сказать, что, вызывая словесным воздействием состояние внушенного сна, в последнем путем соответствующих словесных внушений можно ослаблять заторможенное

Рис. 13. Дыхание во внушенном сне.

в —в условиях глубокого сна, возникшего в результате сделанного ранее постгипнотического вну­шения (реакции на раздражения отсутствуют); о — после инструкции: «Вы спите неглубоко!». На различные раздражения возникает дыхательная реакция. / — кашель экспериментатора; 2 — громы- ] хание листа железа; 3— удары молотком по железному листу.

состояние коры мозга или, наоборот, усиливать его, объективным пока­зателем чего могут служить реакции со стороны тех или иных отделов | вегетативной нервной системы.

Еще более показательны исследования степени глубины внушенного I сна, проведенные Ю. А. Поворинским и Н. Н. Трауготт (1936) по методу условных рефлексов, 'причем этим авторам удалось путем словесного внушения довольно тонко регулировать глубину внушенного сна, доби-[ ваясь проявления различных фаз сонного торможения — уравнительной,! парадоксальной и ультрапарадоксальной. Если в наших исследованиях критерием углубления внушенного сна служили дыхательные реакции, то у данных авторов показателем были двигательные реакции.

Аналогичние результаты были олучены при исследовании сомнабу

лической стадии: пользуясь словесн'ым внушением, авторы изменяли ин­тенсивность сонного торможения (в ту или другую сторону). При этом критерием служило состояние условных (мигательных) рефлексов: при внушении глубокого сонного торможения условные мигательные рефлек­сы исчезали, при внушении же неглубокого сна они у большинства иссле­дуемых вновь проявлялись. Та же закономерность наблюдалась и в от­ношении безусловных мигательных рефлексов.

В последнее время аналогичные данные были получены А. И. Маре-ниной (1952), которая применила для этого электроэнцефалографичес­кое исследование. При изменении путем словесных внушений глубины внушенного сна возникали соответствующие изменения и в характере электроэнцефалограммы.

Все эти данные с несомненностью указывают на возможность управ­ления глубиной внушенного сна, используя соответствующие внушения.