История Джека: страх смерти и непрожитая жизнь

Джек, высокий, элегантный 60-летний адвокат, при­шел в мой кабинет с целым рядом разрушительных сим­птомов. Ровным, невыразительным голосом он поведал мне: его мучают навязчивые мысли о смерти, он не может спать, а его работоспособность катастрофически снизилась, что пагубно сказалось на его доходах. Он убивал многие часы, лихорадочно изучая актуарные таблицы смертности и подсчитывая, сколько месяцев и дней ему осталось. Дважды или трижды в неделю его бу­дили кошмарные сны.

Его доходы снизились из-за того, что он не мог брать­ся за наследственные дела, которые раньше составляли большую часть его практики: он был так зациклен на собственной смерти и своем завещании, что ему часто приходилось прерывать консультации из-за неотврати­мого приближения паники. Разговаривая с клиентами, он в смущении ловил себя на том, что начинал запинать­ся на словах «предшествовавшая смерть», «передаю­щий по наследству» «переживший супруг», «пособие по смерти», а иногда и вовсе не мог произнести их.

На наших первых сеансах Джек вел себя осторожно и отстраненно. Я пытался достучаться до него и как-то утешить, используя многие из описанных в этой книге идей, но все безуспешно. Мое внимание привлекла одна странная деталь: в трех его снах фигурировали сигаре­ты. В одном сне Джек шел по подземного переходу, пол которого был засыпан сигаретами. Тем не менее он ут­верждал, что не курит уже 25 лет. Когда я просил расска­зать, какие ассоциации вызывают у него сигареты, Джек долго не мог ничего предположить. Только в самом кон­це третьего сеанса он дрожащим голосом признался, что его жена каждый день курила марихуану, и так было всю их совместную жизнь. Он уронил голову на руки, замол­чал и, когда минутная стрелка его часов показала окон­чание сеанса, вышел из кабинета, не сказав ни слова и даже не кивнув на прощание.

На следующем сеансе он рассказал мне о том, чего всегда очень стыдился. Джеку больно было признать, что ему хватило глупости на протяжении сорока лет под­держивать отношения с наркоманкой, чей рассудок не­уклонно деградировал. Кроме того, она так плохо уха­живала за собой, что с ней стыдно было показаться на людях.

Джек был очень взбудоражен, но к концу сеанса по­чувствовал облегчение. Он никому и никогда не расска­зывал об этом, да и сам вряд ли осознавал проблему до конца.

На следующих сеансах он признал, что оставался в рамках этих нездоровых отношений, так как не верил, что заслуживает большего. Признал и то, как далеко за­шли последствия неудачного брака. Стыд и необходи­мость его скрывать привели к тому, что он совершенно выпал из всех кругов общения. Джек был настолько убежден, что все сочтут его дураком, что не доверял никому, даже собственной сестре.

Сейчас, в возрасте 60 лет, он был твердо уверен, что оставить жену не сможет: слишком стар, слишком при­вык к изоляции. Он ясно дал мне понять, что возмож­ность развода или даже угрозы развода даже не обсуж­дается. Джек любил свою жену, несмотря на ее наркоти­ческую зависимость; он нуждался в ней и супружеские клятвы были для него не пустым звуком. Джек решил, что у них не будет детей: жена не могла воздерживаться от травки даже в период беременности. Не могла она служить и хорошим примером для подражания.

Я понял, что его страх смерти связан с тем, что он прожил свою жизнь не в полноте, и всегда подавлял мечты о счастье и полной реализации. Страх и ночные кошмары пришли из осознания того, что время уходит, жизнь ускользает от него.

Особенно меня поразила его изолированность. Не­обходимость скрывать свой позор привела ктому,чтоон пресекал любое близкое общение, ограничиваясь про­блемными и противоречивыми отношениями с женой. Мне удалось проникнуть в его глубинные проблемы, де­лая акцент на наших взаимоотношениях. Начал я с того, что четко обозначил свою позицию: я никогда не сочту его дураком. Напротив, мне будет очень лестно сознавать, что он столь многим со мной поделился. Я проявил эмпатию по отношению к его моральному затруднению, связанному с тем, как следует относиться к больной суп­руге.

Страх Джека существенно снизился буквально за не­сколько сеансов. На его место пришли другие тревоги: в первую очередь отношения с женой и то, каким образом его стыд препятствовал установлению глубоких отноше­ний с другими людьми. Мы устроили «мозговую ата­ку» — как действовать, чтобы нарушить кодекс секрет­ности, который все эти годы не давал ему завязывать дружеские связи. Я предложил вариант групповой тера­пии, однако это показалось ему слишком пугающим: Джек отвергал саму мысль о какой-то там претенциоз­ной терапии, которая может поставить под угрозу отно­шения с женой. Со своей стороны, он назвал двух людей, с которыми готов был поделиться секретом — его сест­ра и человек, бывший когда-то его лучшим другом.

Я предложил ему сосредоточиться на вопросе само­реализации. Какие аспекты его личности все это время не были задействованы, но все еще могут быть реализо­ваны? O чем он мечтает? Чем он хотел заниматься в жиз­ни, когда был маленьким? Какие занятия доставляли ему наибольшее удовольствие?

На следующий сеанс он принес толстенную папку со своими, как он выразился, «каракулями». Там было не­сколько десятков стихов, многие — о смерти. Большая часть была написана в четыре утра, когда Джека будили кошмары.

— Как здорово, — сказал я, — когда человек может превратить свой страх во что-нибудь красивое...

После двенадцатого сеанса Джек сообщил, что дос­тиг своих целей: страх смерти заметно снизился, ночные кошмары трансформировались в обычные сны, лишь слегка затуманенные раздражением или разочаровани­ем. То, что он смог мне открыться, придало ему смелости довериться и другим, и Джек восстановил хорошие от­ношения с сестрой и со старым другом. Три месяца спус­тя он написал мне по электронной почте, что у него все хорошо, и что он стал участником интернет-семинара для пишущих людей и вступил в местное общество по­этов.

Моя работа с Джеком показывает, каким образом по­давляемая пружина жизни может расправиться в страх смерти. Конечно, он был охвачен страхом: как не боять­ся смерти, если собственная жизнь толком не прожита?

Многие писатели и мыслители на тысячи голосов го­ворили о том же самом: от ницшеанского афоризма «Ум­ри вовремя» и до строк американского поэта Джона Гринлифа Уитти: «Нет слов написанных и сказанных грустней,/ Чем «Эта жизнь могла бы быть моей!» (13).

Работа с Джеком также сопровождалась попытками помочь отыскать и оживить те участки его личности, ко­торые до этого располагались в «мертвой зоне». Здесь был и его поэтический дар, и жажда близкого общения. Психотерапевты признают, что гораздо лучше попытать­ся помочь пациенту расчистить путь к самоактуализа­ции, чем делать ставку на советы, подбадривания и уве­щевания.

Пытаясь ослабить изоляцию Джека, я не расписывал ему разные возможности общения, но указывал на ос­новные препятствия к установлению дружеских связей: стыд и предубеждение, что люди сочтут его глупцом. И конечно, очень важным шагом стало сближение со мной. Изоляция существует только в изоляции — еди­ножды нарушенная, она исчезает.

Ценность сожаления

Понятие сожаления получило отрицательную окра­ску. Хотя обычно этим словом обозначают печаль от не­поправимости чего-либо, сожаление все же можно ис­пользовать конструктивно. На самом деле из всех спо­собов разобраться в вопросе самореализации идея сожаления является наиболее ценной. Речь идет и о том, чтобы вызвать сожаление, и о том, чтобы его избежать.

Если правильно подойти к сожалению, оно поможет нам действовать так, чтобы избежать дальнейшего его накопления. Можно рассматривать сожаление, загляды­вая и в прошлое, и в будущее. Если мы обратим взор в прошлое, то испытаем сожаление обо всем, чего не осу­ществили. Если же посмотрим вперед, то увидим воз­можность выбора: копить ли новые поводы для сожале­ния или быть относительно свободными от него.

Я нередко предлагаю и себе, и своим пациентам «прокрутить» жизнь на год или на пять лет вперед и по­думать, появились ли за это время новые поводы для со­жаления. Затем я ставлю вопрос, имеющий решающее психотерапевтическое значение: «Как вы можете избе­жать накопления новых поводов для сожаления? Что нужно сделать, чтобы изменить свою жизнь?»

Пробуждение

В определенный момент каждый человек обязатель­но осознает собственную смертность, иногда это случа­ется в юности, иногда — в зрелости. Толчком к этому мо­жет послужить что угодно: увиденные в зеркале морщи­ны, седеющие волосы и сутулые плечи; череда дней рождений — особенно круглых дат (50, 60, 70 лет); встреча с другом, которого мы давно не видели и теперь с ужасом замечаем, как он постарел; просмотр старых фотографий, на которых мы такие молодые, а рядом с нами люди, которых давно нет; встреча со старухой Смертью во сне.

Что вы чувствуете и что делаете с этими ощущения­ми? Погружаетесь в бурную деятельность, чтобы выжечь страх и скрыться от его причины? Или избавляетесь от морщин с помощью косметической хирургии и красите волосы? Решаете еще немного побыть 39-летним? Быст­ро отвлекаетесь на работу и жизненную рутину? Старае­тесь забыть об этом? Не придаете значения своим снам?

Я настоятельно советую вам не пытаться отвлечься. Наоборот, почувствуйте вкус пробуждения. Извлеките из него выгоду. Задержите взгляд на фотографии, где вы так молоды. Позвольте мучительному переживанию не­надолго завладеть вами; ощутите не только горечь, но и сладость этого мгновения.

Помните, что осознание смерти, ее вечная тень за спиной — наше преимущество. Это осознание соединит вселенскую темноту с искрой вашей жизни и обогатит ваше существование, пока оно длится. Ценить жизнь, испытывать сочувствие к людям и глубокую любовь ко всему на свете — значит сознавать, что все это обре­чено на исчезновение.

Меня много раз приятно удивляли пациенты, которые пережили значительные позитивные изменения уже на склоне жизни. Никогда не поздно. Для этого вы нико­гда не будете слишком старыми.

ГЛАВА 6