Ситуация Джеймса: долгие отголоски смерти брата

Джеймс, 46-летний помощник юриста, обратился ко мне по ряду причин: он ненавидел свою работу, чувство­вал беспокойство и неприкаянность, злоупотреблял ал­коголем, не имел близких отношений ни с кем, кроме своей жены, с которой был несчастлив. На нашем пер­вом сеансе под целым сонмом проблем — супружеских, профессиональных, межличностных, связанных с алко­голем, — мне не удалось найти очевидной связи с таки­ми экзистенциальными проблемами, как преходящесть, смертность или сама смерть.

Однако вскоре я заметил проблемы, идущие из более глубоких слоев его личности. Как только речь заходила о его отчуждении от людей, мы всегда заканчивали об­суждение на одной и той же точке: на смерти его старшего брата Эдуардо. Эдуардо погиб в автокатастрофе в возрасте 18 лет, когда самому Джеймсу было 16. Два го­да спустя Джеймс уехал из Мексики и поступил в кол­ледж в Америке. С тех пор он виделся со своей семьей только один раз в году — в ноябре, чтобы почтить па­мять брата в День мертвых (El Dia De Los Muertes).

Вскоре на каждом сеансе начала всплывать тема на­чала и конца. Джеймса не оставляли эсхатологические мысли, он практически выучил наизусть Апокалипсис. Но привлекал его и момент начала, в особенности древ­ние шумерские тексты, в которых, по его мнению, указы­валось на внеземное происхождение человечества.

Мне было нелегко с ним работать. С одной стороны, ничего нельзя было сделать с его чувством скорби — эмоциональную реакцию на смерть брата покрывала пе­лена забвения. О похоронах Эдуардо Джеймс помнил только одно: он видел там себя и понимал, что он — единственный, кто не плачет. Джеймс рассказывал, что он воспринимал ситуацию так, словно прочел в еже­дневной газете о смерти в какой-то посторонней семье. Даже в День мертвых Джеймс чувствовал, что его тело здесь, однако разум и душа — где-то далеко.

Боится ли он смерти? Для Джеймса этот вопрос не имел смысла, он не раз говорил, что смерть представля­ется ему лишенной всякой угрозы. На самом деле он считал это благоприятным событием и с нетерпением ждал ее как возможности воссоединения с семьей.

Я изучил его паранормальные убеждения с разных сторон, изо всех сил стараясь не показать своего край­него скептицизма и не вызвать у Джеймса защитную ре­акцию. Моя стратегия заключалась в следующем: я пы­тался сосредоточиваться не на содержании (факторов за и против внеземных явлений или следов пребывания НЛО), но на двух других аспектах — на психологическом значении его интересов и на его эпистемологии (то есть пытался уточнить, каким образом он узнал то, что знает, и какими источниками и свидетельствами пользовался).

Я спросил его, почему он, несмотря на прекрасное образование водном из колледжей Лиги Плюща, упорно игнорирует научные исследования по вопросам проис­хождения человечества. Почему его влекут эзотериче­ские убеждения? На мой взгляд, они не приносили Джеймсу ничего, кроме вреда, увеличивая его отчуж­денность: он не мог поделиться ими с друзьями, боясь прослыть чудаком.

Все мои попытки практически не давали результата, и вскоре терапия зашла в тупик. На сеансах он чувство­вал беспокойство, вел себя вызывающе, и, как правило, начинал наше общение скептическим или дерзким во­просом, например: «Ну, и сколько еще продлится наше лечение?», или: «Ну что, я уже почти выздоровел?», или «Ну что, мой случай относится к тем, которые позволяют докторам бесконечно качать деньги?».

Но однажды Джеймс рассказал мне о своем сне, и все изменилось. Хотя он видел его за несколько дней до се­анса, он помнил все до мельчайших подробностей.

Я на похоронах. Кто-то лежит на столе. Священник читает проповедь о технике бальзамирования. Люди по очереди подходят к телу. Я тоже стою в этой це­почке и вижу, что над телом была проделана огромная работа — бальзамирование, косметические процеду­ры. Я пытаюсь сдерживаться и двигаюсь вперед вместе с остальными. Но вот мой взгляд падает на его ступни, затем — на ноги, и я все продолжаю смотреть. На его правой руке — повязка. Затем я смотрю ему в лицо и вижу, что это — мой брат Эдуардо. Меня душат слезы, я начинаю плакать. У меня два ощущения: грусть и об­легчение — от того, что его лицо не закрыто и что у него прекрасный загар. «Он отлично выглядит», — го­ворю я себе. И когда я наклоняюсь к нему, я говорю: «Эдуардо, ты отлично выглядишь!» Затем сажусь ря­дом со своей сестрой и повторяю ей: «Он отлично вы­глядит!» Сон заканчивается тем, что я сижу один в комнате Эдуардо и читаю его книгу про НЛО из Розвелла.

Хотя у Джеймса не было никаких ассоциаций с этим сном, я попросил его использовать метод свободно всплывающих ассоциаций с теми или иными образами.

— Вглядитесь в образы, стоящие перед вашим мыс­ленным взором, — сказал я, — и попытайтесь думать вслух. Просто опишите мысли, которые вам приходят. Постарайтесь ничего не пропустить, озвучивайте все, что придет в голову, даже если что-то покажется вам глупым или бессмысленным.

— Я вижу торс, из которого выползают кишки, а по­том их запихивают обратно. Вижу тело в бассейне, на­полненном желтой жидкостью; кажется, это жидкость для бальзамирования. Все, больше ничего.

— А на самом деле вы видели тело Эдуардо на похо­ронах?

— Не помню. Думаю, что гроб был закрыт, потому что его тело было слишком изуродовано.

— Джеймс, когда вы думаете об этом сне, на вашем лице сменяется столько разных выражений, возникает столько разных гримас...

— Это довольно странное ощущение. С одной сторо­ны, я чувствую, что не хочу заходить дальше, и теряю способность сосредоточиться. Но, с другой стороны, ме­ня удерживает этот сон. В нем есть какая-то сила.

Я чувствовал, что этот сон крайне важен, поэтому продолжал настаивать.

— Как вы думаете, что означают ваши слова: «Эдуар­до хорошо выглядит?» Вы повторили их трижды.

— Ну, он и правда хорошо выглядел. Здоровый, заго­релый...

— Джеймс, но он же был мертв! Как может мертвый человек выглядеть здоровым?

— Не знаю. А что думаете вы?

— Я думаю, что его «здоровый» вид означает, что вы очень сильно хотели бы видеть его живым.

— Разум говорит мне, что вы правы. Но все это про­сто слова. Я не чувствую этого.

— Шестнадцатилетний парень теряет старшего бра­та в страшной автокатастрофе. Его тело изуродовано. Думаю, что этот случай наложил отпечаток на всю вашу жизнь. Может быть, настало время пожалеть того парня?

Джеймс медленно кивнул.

— Я вижу, что вам грустно. О чем вы думаете?

— Я вспоминаю тот телефонный звонок, когда моей маме сообщили об аварии. Я услышал буквально не­сколько слов, понял, что случилось что-то страшное, и вышел из комнаты. Я не хотел слушать дальше.

— Не слушать, не слышать — именно так вы и посту­пали со своей болью. Ваше отрицание, тяга к алкоголю, беспокойство — все это больше не принимается в рас­чет. Вот где источник боли: когда вы закрываете за ней дверь, она стучится в окно — или проникает в сны. Джеймс снова кивнул, и я добавил:

— А что вы думаете об окончании сна, о книжке про НЛО из Розвелла?

Джеймс резко выдохнул и уставился на потолок.

— Я так и знал! Я знал, что вы об этом спросите!

— Это же ваш сон, Джеймс. Вы создали его, и вы поместили туда Розвелл и НЛО. Как все это связано со смертью? Вам что-нибудь приходит в голову?

— Непросто признаваться в этом, но я действитель­но нашел эту книгу в шкафу брата, уже после похорон, и прочел ее. Мне трудно объяснить, что я думал, но что-то в этом духе: если бы я смог точно узнать, откуда пошло человечество — может быть, от инопланетян? — моя жизнь стала бы намного лучше. Я бы узнал, с какой це­лью мы очутились на этой земле.

Мне показалось, что Джеймс пытается оживить сво­его брата, присвоив его убеждения. Однако я сомневал­ся, что все это идет ему на пользу, и решил до поры до времени хранить молчание.

Наш совместный анализ этого сна существенно изме­нил ход лечения. Джеймс начал воспринимать свою жизнь, в том числе и нашу работу, намного серьезнее.

Наши отношения значительно улучшились. Прекрати­лись шутки о денежках, поступающих в мою кассу, и во­просы о том, сколько еще продлится наш курс и не выле­чился ли он. Теперь Джеймс знал, что смерть нанесла ему в юности глубокую рану, что горе из-за смерти брата оказало огромное влияние на его жизнь, и что сильней­шая боль не позволяла ему исследовать себя самого и мысль о собственной смерти.

Хотя Джеймс так и не перестал интересоваться пара­нормальными явлениями, он серьезно изменился: само­стоятельно бросил пить, оставил ненавистную работу и начал собственное дело — дрессировку собак-поводы­рей. Это дело наполняло его жизнь смыслом, поскольку приносило реальную пользу людям. Кроме того, значи­тельно улучшились отношения Джеймса с женой.

ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ