Одна из опровергнутых версий - на самом деле это какая-то часть сложной персоналии Джека, существующая независимо от сознания субъекта.

Проигрывая драку, по большей части из-за неготовности, Флинн не удержала равновесия и завалилась на спину, на обгоревший, пачканный пол. Сломанные зубы с кровью, да горящие от ударов щеки пытались перетянуть одеяло на себя, лишить её остатков концентрации и следующий удар претендовал оказаться завершительным: девочка (нападавшая была на порядок юнее Алисии) взялась за молоток двумя руками и подняла его высоко-высоко, чтобы точно убить. Новая Бзик преуспела бы вне всяких сомнений. “Хэлван не столько звезда истинной чернокомедийной ниши, сколько инструмент по обналичиванию пороков людей, да формированию нестандартных ситуаций для персонажей театра”

Но вовремя проснувшаяся реакция Алисии, имевшей кое-какие представления о самообороне, не дала грошовой душегубке дочертить черту, не позволила довыполнить нитратно-хламную директиву своенравного Джека…

- Ты не на ту нарвалась, сучара!

“Связываясь с плохими людьми, единственный способ не пострадать, это руководствоваться их доктриной и действовать их методами”

Флинн поймала убийцу за локти, предотвратив удар, опровергнув его фаталистичность, и во все лопатки двинула ногой по животу, из-за чего та отлетела назад, бахнулась потылицей о край невысокого шкафчика (тумбочки), и обеспамятела, чего стоило ожидать. В результате приложения определенных, морально-физических усилий у виновницы сего торжества получилось предотвратить смертельную угрозу. “Сюрпризы бывших далеко не так приятны, хотя и удивительны”.

От безнадежья у Алисы, вытирающей своё поврежденное лицо рукавом, закрадывалась идея добить новую носительницу чисто женского титула, пока та коснела и была

беззащитна. Данный вариант казался наиболее логичным, однако, когда дело дошло до реализации, предыдущая “Бзик” дала слабину и… не смогла лишить человека жизни, кем бы ни была эта девочка.

Возможно, эта разборка закончилась столь быстро из-за того, что посланница Хэлвана действовала экспромтом, а, возможно, причина в зелености убийцы. Но Алисия, ставшая еще добрее, чем до недавнего времени, не оставила её здесь одну, в сгоревшем отеле, и проявила высокую степень заботы и ответственности, на что в наше время способен, отнюдь, не каждый и не каждая.

…Русские маты на стенах по-прежнему задавали настроение, а точнее, уничтожали его, помехи в телевизоре все еще шуршали. “Девочки в беде” исподволь выбирались из театра смеха, где давным-давно всё мертво и нет ни одного крохотулечного признака надежды. Попутно бегленицам досаждали злые духи - демоны да дьяволята, которые хотели словить лулзов с перепуганных дам))) Но Алисия уже приспособилась к здешним недобрым условиям и отчаянно старалась не подкармливать вниманием тех, кого нет в природе. Ведь все эти парящие в воздухе субстанции, лихие модификации дифференциальных материальностей - не вполне раскушенные перфомансы её развинченной, нестабильной психики.

(Театр смеха – не что иное, как отсылка к Тетради Смерти. Тетрадь смерти – японская манга, придуманная Цугуми Обой и нарисованная Такэси Обатой, а также выпущенные на её основе анимационные сериал и фильмы, игровые фильмы, лайт-новел и видеоигры. Почетно занимает десятое место среди лучшей манги всех времен).

Психиатры уверены, с возрастом сензитивность у многих людей сглаживается, в частности вследствие формирования в процессе воспитания и самовоспитания умения справляться со многими трудностями. У Алисии же из крайности в крайность: после абсолютного безумия и раскрепощения она зажалась, но это не было ни атараксией, ни спокойствием. Это было страхом.

“Я медленно шла по коридору, мрачному, как закоулки душ Антнидаса. У меня не раз возникало подозрение, что сумасшедший дом, в котором я проторчала без мала дохрена, его ореол, его биополе распространились и заразили весь мир. И весь мир превратился в Антнидас.

Может, сейчас меня соединяет с Антнидасом чуть меньше, чем ничего, а ведь еще недавно я не представляла себе жизни за его пределами. И хоть процесс восстановления затянулся, кирпичик за кирпичиком строится дом, сколько ни маши, случившегося не отменишь, не сотрёшь ластиком. Сколько не мечтай проснуться, очутиться в каком-то ином измерении, ты всегда будешь просыпаться там, где започивала. Реалии сегодняшнего дня таковы, что в круговороте жизненных правил, условностей и обязательств человеку все сложнее почувствовать себя по-настоящему счастливым и свободным. Как ни удивительно, но мне открылась та самая недоступная большинству истина. Я вошла в число немногих ценою пыток, страданий и самоотреченья…”

Алисия Флинн справилась с невероятно трудной задачей незнамо как: вызов такси, пускание пыли в глаза и хлопоты с перемещением вырубленной (новой) Бзик. Не помня себя, забыв про боль в голове, напрягая последние силенки, героиня Винегар-Хилл уложила незнакомую девушку на диван, где часто валялся Антон, когда заходил домой во время обеденного перерыва. Затем она сняла с неё маску и… изумилась! Абсолютно идеальное лицо, без морщин, без дефектов. Чистое и гладкое, как молоко. Тогда Алисия подумала, быть может, причина запрятывается в психическом расстройстве. Мало ли, что сотворил с её душой Джек. Джек, коверкающий своих жертв изнутри, назначающий на роли и роли раздающий…

- Так, посмотрим-ка, что у тебя есть… - бессодержательность, правившая в карманах неизвестной (бывшая Бзик осмотрела их все), также вызывала вопросы. Но интереснее всего будет узнать, как эта девочка очутилась в отеле. Если прикинуть вариант её соучастия в преступлениях Джека, то в глаза не перестаёт бросаться её возраст, слишком юный даже для начинающей убийцы. Алисия и то была старше, когда связалась с “дьяволом”, - Ага, значит, ничего? Твой парень умеет замывать следы, хоть бы он провалился…

“Помня наши отношения, я всегда ставила в упрек, что ты был падок на молоденьких вампирш, баловал их, порой даруя им немало привилегий. Эх, любимый-любимый, ничему тебя жизнь не учит. Да-а, жизнь фигово советы раздает. О чем это я, господи…” – заметив за лежачей первые “симптомы” пробуждения, Флинн мгновенно созвонилась с Беловым, и рассказала все в мельчайших подробностях. Вернее, почти всё. О своем прошлом, равно как и о походе в “театр”, блондинка, само собой, умолчала…

Сказав “уже выезжаю”, русский пообещал явиться в течение получаса. Надежность как качество личности, умение оправдывать доверие и мнение окружающих, принадлежала ему неотъемлемо и выбивалась из кучи скверных черт. Алисии, ступившей на тропу войны, не помешал бы подобный мужчина…

Спустя сорок минут.

- Так, я позволил тебе остаться у меня, ничего не потребовав взамен, а ты мне преподносишь такие сюрпризы, да еще посреди рабочего дня? Какая-то полоумная девчонка, проехавшаяся молотком по твоему личику, лежит на моем диване? Ну, спасибо! Это лучшая благодарность с твоей стороны! Мне нечего добавить... - реакция хозяина оказалась весьма ожидаемой. Но Антона трудно было не понять. Никому бы не понравилось увидеть незнакомого гостя у себя в квартире, да еще такого подозрительного.

Благо, разборки не вылились в ссору и прервались на спонтанном поступке Алисии.

Дабы побыстрее разрешить неурядицу, Флинн внезапно поцеловала русского в губы и прильнула губами к его уху. Это было больше и страстнее, чем простой чмок…

- Позволь мне самой во всём разобраться. Я тебе не всё сказала, но придёт время, и ты всё обязательно узнаешь…

Этот правильный жест, выраженный до безумия вовремя, убедил Белова не лезть и не вмешиваться. Ему, привыкшему делить квартплощадь со всяким конченым сбродом (опыт проживания в дешевых общежитиях), было в принципе не жалко…

- Хорошо-хорошо. Договорились… - Антон моментально остыл. Поцелуй подействовал на него как седативное, - Но имей в виду, моя квартира не проходной двор. В следующий раз хорошенько подумай, прежде чем тащить сюда черт знает кого…

Тогда новая сожительница рекордно упростила взгляд, уветливо поправила воротник на рубашке хозяина и дала голову на отсечение, точнее, все части тела и даже рассказала, как отсекать:

- Ты можешь быть спокоен. Ничего подобного впредь не повторится. Я обязательно выясню, где живет эта девочка, и отведу её домой. Максимум пару дней…

Белов вновь снизошел:

- Договорились… - правда, не забыл вставить одно “но”, - Максимум пару деньков, как ты и сказала. В пятницу я уже не захочу её здесь видеть, учти…

‘Слава богу…” – перекрестилась добрая Алисия, и опять полезла “сосаться” к Антону, хотя теперь не из благодарности, а тупо по привычке. Но тот стоически отклонил её ласку. Ему было не до обнимашек…

Оставшись в гостиной комнате с еще спящей, совсем слабой девчонкой, Флинн надеялась, что их разговор, когда состоится, если состоится, останется сокровенным и свято хранимым. Белову незачем знать и четверти правды. Никому незачем…

“Когда-то и я проходила через это. Но я проиграла финальную битву с собой. Проиграла по двум причинам: я была слабой, ну, и из-за того, что не нашлось, кому заступиться.

За тебя же заступаюсь я. Ты в безопасности, под защитой от зла. Ни лабиринт, ни завихрение в голове тебе не угрожают…”

- Ты поспи. Выспись полностью, пока я решаю дела… - поговорив с ничего не слышащей, c дремлющей “Бзик”, Алисия надела свою курточку, застегнула «молнию» до самого конца и вышла на улицу. Вопрос русского “куда наметилась?”, произнесенный без излишней гладкости, удостоился такого же простого, неинформативного ответа “продышаться”.

“Осень – самая грустная и меланхоличная пора. Как говорил Хемингуэй, каждый год в тебе что-то умирает, когда с деревьев опадают листья, а голые ветки беззащитно качаются на ветру в холодном зимнем свете. И напоследок осень - полная диаметральность весне, являющей собой возрождение надежд. Как же влияет осень на людей? Для большинства чаще негативно, но не для меня. Я же не видела лета. В Антнидасе прогулок не проводят. Можно сказать, для меня времена года не существовали. Какая разница – дождь или снег, если всё время сидишь под замком, оторванно от мира? Это ужасное чувство, будто всё вокруг неживое… съедало несколько лет.

И я рада, что для меня осень также лучиста как лето. В то время как все скучают по жаре, по зеленым и живым листочкам, по максимальной голубизне небосвода, я наслаждаюсь и веду себя так, будто ничего не потеряла, а лишь наоборот, приобрела. Я живу полно, и нахожу много золотой желтизны. Листопад - это так замечательно… почти также замечательно, как и моя ложь.

Какая красивая ложь…”

Алисия Флинн стояла у ресторана, с которым её связывало нечто большее, чем парочка дурных воспоминаний. Несколько лет назад здесь произошло настоящее стрельбище, пальба! Многие случайные очевидцы угодили под пули, многих вынесли ногами вперед. Чем четче воссоздавалось зрелище, с тем большей скоростью совесть вытягивала жилы. Не менее двух десятков тел, и это лишь то, что увидела “Бзик”! Наверняка настоящее число зашло за полсотни, если принимать в соображение шум и количество затраченных припасов. И сейчас образы забытой боли бились во все незакрытые окна и двери…

Придя сюда, Алисия попала в сеть, некогда расставленную ей же самой: она с жадностью стала хватать воздух широко открытым ртом, хватать в огромных порциях, и, часто-часто моргая заслезившимися глазами, звать кличем помощь, натужно ОРАТЬ, подпрыгивать в истерике. Порой боль её схватывала крепче, заставляя выделывать невообразимые подскоки и кривлянья. Но большинство прохожих не замечали приступообразного состояния блондинки. А чего еще можно ожидать от такого отпетого садиста, как большой город? Здесь всем на всех плевать, и в “джунглях” правят парадигмы джунглей: хочешь выжить – имей власть, власти нет – полагайся на удачу.

“Я была здесь. Я здесь была. Черт, я была здесь. Мы… мы были здесь”

- Да я же была, я была, я была!

“Я была здесь…”

- Я была, была, была! Я БЫЛА! – когда ей надоело надрывать грудь и надсаживать глотку, когда занудливая, фигуративная “боль” приказом вменила в обязанности не стоять на месте, а зайти в ресторан, чтобы утолить голод любопытства и провести пространный расспрос служащего ресторана, ведающего спиртными напитками.

Почему именно этот парень заинтересовал Алисию? Почему не кто-то другой? Ответ лежал на поверхности. Члены персонала всегда лучше знакомы с историей заведения.

Так что отныне все решения “Бзик” основывались на личном произволе. Никаких божьих интердиктов…

Забежав в ресторан, Флинн нетактично привязалась к первому официанту. Руки её тряслись, ходили ходуном, а выглядела она до смешного нелепо:

- Скажите, меня кто-нибудь искал? Меня искали? – в ней ощущалось нечто трогательное и вызывающее жалость, но вместе с тем и нечто притягательное, магнетически-пикантное, - Спрашивали? Может быть, к вам кто-то подходил?

Усатый метрдотель с ростом приблизительно метр девяносто (не из низкорослых) десять раз поклонился женщине, словно принцессе, и с закатанными вверх глазами начал старательно выуживать из загрубелой, навьюченной памяти крошечные эпизоды вчерашнего, позавчерашнего, поза-позавчерашнего и поза-поза-поза…вчерашнего, и что-то да выудил!

- Так точно, мисс или миссис, как вам будет угодно. Я запомнил ваше лицо с предоставленной мне фотографии. Вами интересовались, и было это, кажется, в предыдущую пятницу… - подаватель напоминал твердого человека с характером-кремнем. Однако чувственная, разбирающаяся в людях Алисия заметила за ним немалый испуг. Готовая выступить в роли неофициального психолога лишь за тем, чтобы убедить мужчину в отсутствии опасности, начинающий сыщик очень ответственно подошла к сему делу:

- Только не падайте духом, прошу! Вам ничего-ничего не угрожает! Того, кто к вам обращался, интересую лишь я. Лишь я! Надеюсь, вы поняли? Поняли, да?

Приняв слова Алисии за одну из кучи допустимых истин, официант "отключил" свою психозащиту, дыханием вытолкнул из лёгких поток воздуха, немного побледнел, так как, подобно большинству сотрудников общепита этот был тем еще трусишкой, и приготовился закидать её благодарностями.

- Фух, черт возьми, я понятия не имею, что бы без вас делал. Теперь я смогу вновь нормально спать по ночам. Спать, не оглядываясь… - с него будто сошли несколько тонн негатива, - А вы не знаете, что именно ему было нужно от вас?

О планах тайного поклонника Алиса не обмолвилась ни словом. Видимо, имелись веские причины для такой секретности…

- Не нужно вмешивать мотивы. Это к разговору не относится… - но сама Флинн осмелилась поспрашивать, чем конкретно интересовался злостный незнакомец и что говорил во время общения с метрдотелем, - Лучше вспомните, какими средствами вас пытались запугать. Может, тот человек проболтался и ляпнул что-то лишнее?

Наконец-то услышав подходящий вопрос, собеседник, бывший перед дамой в необъятном долгу, как будто духом воспрянул, за счет чего женщине стало несколько легче доносить до ума и умом принимать.

- Много лишнего! Тип попался до смешного говорливый, приподнятый, не совсем адекватный. Всё болтал, не мог успокоиться… - то же касалось и мужчины. Вообще эта экстраординарная встреча, совместная работа над ошибками пошла на пользу обеим сторонам, - И в ходе многое раскрылось, туман развеялся. Кем бы ни был этот подозрительный тип, у него не самое доброе отношение к старым товарищам. Это мне удалось извлечь из его монолога…

С трудом скрывая глобальную признательность, Алисия покачала головой, таинственно усмехнулась и погрозила указательным пальцем:

- Спасибо. Это всё, что я хотела узнать. Но больше никому, слышите? Больше никому ни слова!

Сосредоточенно внимая, официант поклялся держать рот на нескольких замках. На него можно было положиться, как на каменную стену, чего нельзя сказать о большинстве современных мужчин.

“Господи помилуй. Неужели все мои страшные подозрения верны? Неужели и впрямь всё настолько ужасно?”

- Спасибо ещё раз! Пусть бог вас хранит и… удачной работы! – зачитав впопыхах то немногое, пришедшее в голову, Алисия ненормально выпорхнула из ресторана, понеслась к дверям, совсем не глядя под ноги, привлекая удивлённо-недоумённые взоры обедавших ньюйоркцев.

Официант крикнул вслед, чтобы она была осторожнее, однако, она не обратила внимания на его предупреждение и, откинув цепочку, распахнула двери.

Спустя час.

“Первого американца, написавшего о пришельцах, скрытно живущих среди людей, не было до появления первого пришельца. Человечество всеми правдами и неправдами это отрицает из-за завышенной самооценки, но ему обязательно нужно ляпнуть нечто завистливое, трижды профанированное…

Здесь наблюдается сходство в определенном отношении между явлениями – реакции общественности на появление внеземных существ и реакции отдельных личностей на существование дьявола. Все верят, но не у всех хватает яиц это признать. Слабые отдают предпочтение миражу, в котором тонут, и их становится уже не спасти…

Загробленные поколения, убитые возможности, мертвые умы… их просто не может быть не жаль”

Бруклин – самый большой по численности административный округ Нью-Йорка, с ним связано множество историй, каждая из которых навечно засела в сердцах.

Проспект-Хайтс, куда Алисия поехала после ресторана, располагался на северо-западе Бруклина. С запада район ограничивался тихим Флэтбуш авеню, с востока - авеню Вашингтон, а на севере находилось грандиозное депо Вандербильд, названное в честь предпринимателя-богатея Вандербильта Корнелиуса. По сравнению с прочими “звездами” Бруклина, Проспект-Хайтс воспринимается как крохотная, девственная звездочка, в чем и кроется его очарование: меньшая дорожная забитость компенсировалась зеленистостью и оставался простор для культурологических импровизаций, для прикрас...

Там же неподалеку находился и дом давнишнего знакомого Алисии, которого блондинка не видела с поры, как попала в Антнидас. Этот человек – звено некогда целой, ныне разрушенной структуры, “ремилитаризованной” в прошлом десятилетии и в прошлом расформировавшейся. Клейтон Хидер, за чью жизнь так волновалась преступница, часто раскрывал значение своего имени – регулирующий. Но недавно с него сошла эта мальчишеская спесь, т.к., он уже не регулировал никакие процессы. Рассказ метрдотеля убедил хлопотную Флинн кивнуть прошлому и навестить всех членов банды “комичная восьмерка”. Её бывший сгоряча рубил концы… поэтому, требовалось поспешить, если она не хотела увидеть своих соратников в металлических гробах.

“Так…” - рядом с подъездом дома, где проживал Хидер, стояли красиво постриженные, густые кусты. Шедевр умелых садовнических рук. И всё бы хорошо, как казалось вначале. Обыкновенный день с обыкновенными поездками, мотивированными по большей части мнимостью. Ничего, обещавшего мрак! Расслабляющая малосодержательность улицы, вероятно, из-за валящей хлопьями легенькой хижи, неспособной образовать и один высокий сугроб, наркотизировала в положительном смысле. Среднеосенняя мокредь заменилась хрустящим тонким снегопадом, хотя еще и рано для хрустящего тонкого ледка…

- Любезная, вы это к кому? – внезапно послышался старческий хрип, заставивший Флинн обернуться, - Просто большинство здесь живущих ценят покой превыше всего. Я ходячий справочник, если говорить об этом доме. Можете поинтересоваться у меня, но не нужно никого дергать…

Сгорбленный дедок с густой шевелюрой абсолютно белых волос и с палочкой в по-жуткому морщинистых, обсеянных рыже-коричневой сыпью руках, улыбнулся столь широко, сколь позволяли дряхлые щеки. Алисия воспользовалась добротой старика… вернее, воспользовалась БЫ, если б не нахлынули эмоции.

Она сняла перчатки, небрежно положила их в карман, а затем, желая выворотить душу наизнанку, раздраженно прикрикнула на уведомителя:

- Отсюда поподробней, почему вы относитесь к жизни с таким скепсисом? Почему не любите нас всех? Что плохого мы вам сделали? Какой вред могли причинить? – суть её внезапных, велегласных претензий к деду была постигаема чувством, не логикой, - Ну, что? Поделитесь, я с радостью… с радостью вас выслушаю, если уши не завянут к тому времени, когда вы закончите объяснять, чем же так негоден и мерзок этот мир!

Негаданно лицо “скептика” подобрело в несколько раз и стало проще. Драматизм между ними ослаб, лишился всемогущества, больше не рвал сердце и не оцепенял бойкий разум, тщащийся выпутаться из всех переплетений. Несмотря на очевидную бурность характера, Алисия показалась старику незлобивой, если не сказать агнгелоподобной, и была быстро прощена за наезд.

- Я тебя не знаю, но, по-моему, ты очень хорошая. Так вот, дам тебе совет, а ты поступай с ним, как знаешь… - изрытый глубокими складками, передвигающийся с особым трудом, этот причудливый житель Проспект-Хайтс оказался без пяти минут мэтром философии Артуром Шопенгауэром, прекрасно совмещавшим рационализм с мизантропией, - Если не хочешь, чтобы твоя жизнь превратилась в сплошное, бесконечное сопротивление силам ада, девочка, нужно уметь принимать реальность. Таким способом, Бог, тот, что над нами, превратится в постоянный источник поддержки для тебя, иначе борьба бесполезна. Я же не ненавижу мир, я просто им наелся…

Проспект-Хайтс задержал Алисию надолго, чего она искренне надеялась миновать. Поход в гости к другу стал, если не событием года, то, как минимум, событием дня (пока всё пыталось выглядеть именно так). Дедок задавал тон, а не подстраивался под него, проделывая головокружительные скачки от одной крайности в другую: его переходы с полуоптимизма на мировую скорбь почасту заканчивались религиозной тарабарщиной и не несли ничего, чего бы Алисия не слышала прежде от прочих чокнутых “пророков”, городивших несусветную чушь, в которую едва ли можно поверить.

- Силам ада? Вы… надеюсь, фигурально? Потому что о таких вещах обычно не рассуждают напрямую. Это вообще за гранью восприятия!

Флинн была бы до невозможности счастлива, если б старик согласился. Но нет. Тот продолжил гнуть свою линию с “бесами и ангелами”. Свою ЭЗОТЕРИЧЕСКУЮ, тёмную линию.

- Боюсь, ты еще слишком мало повидала, чтобы так утверждать! Но попомни мои слова, деточка, дьявол следит за каждой сферой твоей жизни, дьявол обязательно за тобой придёт. Ты пришлась дьяволу по сердцу, а это плохая примета…

“Плохая…”

Проспект-Хайтс прежде не славился странноватостью тех, кто в нём жил. Попадались всякие. И алкаши, лепечущие часто неразборчивое, но в пределах нормы; и безотказки с покрытыми фингалами рожами, на которые, вступая с ними в половую связь, пытались не смотреть, чтобы успешно кончить и не выйти со смазанными впечатлениями; и безногие ветераны войны, передвигающиеся в инвалидных колясках. Но восьмидесятилетние “демонисты”, всюду подливающие масла в огонь - раритет даже для Большого Яблока.

После купанья в болоте, чем оказался разговор с сумасшедшим, Алисии пришлось

долго отмываться, а из чего состояло это блато - ей совсем не хотелось комментировать. Но если б кто-то подумал, что там разложившиеся растительные вещества, как в прочих участках с повышенной кислотностью, то Алисия бы круто посмеялась. Там сплошная грязь, как при дождевом сезоне, и в этой грязи можно утонуть, если неаккуратно зайти.

“Я свято верю в снисходительность бога. Надеюсь, с Клейтоном всё хорошо. Мы занимались страшными вещами, к разряду непростительных деяний относились все наши поступки, но мы изменились. Ведь прошло та-а-а-к много времени.

Всевышний должен это учесть и уберечь нас от дьявола…”

Красивая картинка, отполированный сценарий, четкая режиссура, игра актеров и, конечно же, второстепенные персонажи - так кратко можно (было бы) охарактеризовать представление о жизни друга Флинн, бывшего наемного головореза Клейтона Хидера. Будучи перфекционистом, экс-бандит стремился к идиллии, из-за чего британец заглушил своё творческое начало, заплутал и пошел ошибочной тропой – через лес наживы, расстрелы и кровь.

Но, отмотав срок, меньший, чем полагалось, Клейтон поверил, что смог найти себя, пусть и отдав в жертву несколько лет. Игра бы стоила свеч, подсвечников, лампад и света в католическом храме, если б не ужасная трагедия, приключившаяся с ним два месяца назад: некто неизвестный напал на Клейтона из подворотни, нанеся множество телесных увечий. Этот тип, кем бы он ни был, отрезал жертве язык, наружный орган мочеполовой системы (член), лишил возможности видеть частично + травмы отразились и на психике.

Клейтон чудом не умер, но назвать это везением сможет лишь циник. Он навечно приковался к кровати, что мало похоже на жизнь. Скорее, на уродливую пародию жизни, на её карикатуру…

На пороге Алисию встретила женщина, облаченная в черный монаший балахон. Еще даже не узнав, как поживает приятель, не дождавшись вопроса “вы кто?”, внезапная гостья почувствовала, насколько плачевно обстоят их дела. Взгляд лжемонастырки, теснящейся в страданиях, заражающей всех своей личной болью, инфицировал теперь и её. Флинн впитала всю гамму негативности, и совсем не пострадала, потому что тоже была заражена.

“Вы мать или, может, старшая сестра Клейтона? Или хорошая знакомая? Просто я бы хотела увидеть его, если можно. Мы не общались несколько лет…” - продержалось на языке очень долго, но так с него и не сошло. Лжемонастырка, или, сказать уважительнее, фанатичная католичка, дошла собственным умом и поняла цель визита блондинки, просто посмотрев на неё.

- У нас беда. Нас наказали… - из рассказа носительницы балахона выяснилось, что она родная мать мистера Хидера, присматривающая за сыном, как за беспомощным растением, вот уже два месяца. Сиделка на бесплатной основе, - Наказание настигло моего ребенка в период его исправления. Я надеялась, небеса помилосердствуют и укажут путь к спасению. Но боженька рассудил иначе…

Видя, как у миссис Хидер наворачиваются слезы, Алиса не стала ни многословной, ни многоречивой, а попросила:

- Подробнее можете? Просто я должна знать, кто или что искалечило Клейтона. Так получилось, что судьба вашего сына тесно связана с моей… - затем Алисия вытянула из себя великий политес, весь, который в ней содержался, и почти всплакнула, уподобившись матушке, - Please…

Но женщина вновь заладила о чём-то пограничном, и её солилоквиум пробыл фоном несколько минут.

- Еще недавно я считала, что Господь к нам слишком строг. Это не так. Ошибочно влагать в уста божьи человеческие чувства. По моей теории, это исходит от Ветхого Завета, но он и был заповедан Ветхому человеку. Теперь же у нас есть Новый Завет, из которого понятно, если его хорошо изучить, что Господь – это, прежде всего, Любовь и только Любовь. Господь милостив ко всем нам. Другое дело, какие мы к нему чувства питаем. Чем могущественнее людская любовь к нему, тем люди ближе и тем людям благодатней купаться в лучах божьего тепла. Если любви к Господу недостаточно много или её почти нет, следовательно, мы далеки от ворот рая и нас не согревает его тепло, и божьи эмоции нам не нужны. В таком случае человек считает, что если с ним творится нечто скверное, то это обязательно божья немилость. Но нет, это заблуждение…

Алисия честно попыталась переварить всё услышанное. Такой объём информации осилить нелегко, а если вдобавок объем насквозь пропитан религиозностью и религиозными отсылками, то это вообще испытание мозга:

- Выходит, в случившемся нет вашей вины? Тогда, получается, виноват один Клейтон? А если бы ваш сын не ступил на преступный путь, но с ним бы все равно это случилось? Как-то… жестоко, хоть вы большой молодец и любите бога!

Справедливое замечание пришелицы не вывело миссис Хидер из себя, но и, понятно, совсем не порадовало. Обсуждение подобных вещей всегда и у всех сопровождается болью.

- Нет, вы не так поняли. Мой сын не чудовище. Я готова взять на себя часть ответственности, только давайте побыстрее с этим покончим… - перекрестив

собеседницу, перекрестив её четырежды, Хидер посмотрела себе под ноги и медленно пошла в направлении комнаты, где в данный момент сидел евнух. Флинн последовала за “монахиней”, по пути рассматривая размещенные на полках иконы, создающие наиблагоприятнейшую ауру, книжки и картины, властвующие и враждующие между собой…

Сам Клейтон не обращал внимания ни на что из этого, находясь душой в каком-то ином измерении. Мать кормила его с ложки, читала сказки на ночь, регулярно меняла белье… и в процессе забывалась, что ухаживает за сорокапятилетним мужиком, а не за младенцем. Так уж ей было не в тягость дарить тепло сердца…

- Его состояние никогда не меняется? Он вечно такой…? Ну, вы поняли – умственно отсталый облик Клейтона дезорганизовал экс-подельницу так, что та сама чуть было не утратила способность владеть устной речью.

“Это же ужас. Я чувствовала, что что-то не так, но не могла подумать, что всё настолько… в общем, кошмарус”

- Времена меняются, но не все перемены ведут к лучшему… - кого-то там процитировала Хидер, одной рукой поглаживая сорокапятилетнего “дебила” по головке, а другой неопределенно вертя у лица, - Я вас с ним оставлю. Говорить мой мальчик не сможет, не надейтесь, зато иногда у него получается наносить на бумагу графические знаки, хотя и через силу. Ручка с карандашом в помощь, как и бог…

Алисия согласилась с данными условиями за недостатком вариантов.

- Пойдёт. Я быстро спрошу кое-что, и мы… закончим…

Полностью доверяя женщине с белой шевелюрой, “монашка” оставила её наедине с индифферентным Клейтоном, а сама удалилась в одну из комнат вместе с причитаниями о господе-боге и древнейшем зле, проспавшем несколько столетий, прежде чем пробудиться и сожрать её грешного сына.

Флинн серьезно поработала над психологической стойкостью, поскольку раньше ей не доводилось общаться с людьми, пребывающими в подобном состоянии, и целиком отдала себя беседе. Совершенно неожиданно, можно сказать театрально, приятель откинул одеяло и, морщась и кривясь, сменил лежачее положение на сидячее, прижал непослушные ручонки к груди. Затем запричитал дрожащим и срывающимся от внутреннего напряжения голосом. Алисия постаралась его… успокоить, сказав, что всё хорошо:

- Предлагаю заняться кое-чем важным. Это может помочь нам обоим, слышишь, Клейтон? Давай, пододвинься поближе ко мне. Я задам несколько вопросов. Постарайся ответить хоть на один…

Как определить на глаз психически больного, инвалида, не заглядывая в его медицинскую карточку? Хидер совершал замысловато-неправдоподобные изгибы, будто следовал волнообразно-прихотливым движениям змеи, трясся как при лихорадке и подвывал негромко, но недостаточно противно, чтобы Алисия бросила все потуги добиться от овоща хоть капли информации. Изо рта “пациента” всё время стекала слюна…

Но Клейтон весьма быстро захмелел от доброго отношения блондинки. Хоть он и не перестал соображать заторможенно, реагируя на каждое её слово лишь спустя минуту, он предпринял свой первый шаг: кривыми ручонками схватил карандашик с листом, правда, сквозь череду неудач, но в данных обстоятельствах было глупо рассчитывать на что-то большее. Затем Клейтон крупным размашистым почерком начирикал на листе, что-то пошептал и ровно через минуту, вставая в позу и заглядывая в глаза смиренно выжидающей “Бзик”, завывая, попросил её прочитать.

Флинн кивнула как по команде и неотрывно уставилась на лист.

The devil was jealous of you

(дьявол тебя приревновал)

Данный ответ – не то, что предпочла бы Алисия в ситуации “хуже ужасного”. Хотя некоторая часть беспокоящих домыслов всё же подтвердилась, однако, этого было мало для того, чтобы что-то утверждать. Желанная гостья, которую Клейтон был безумно рад видеть, несмотря на то, что не мог радость выразить, и наперекор своему деменционному разложению, продолжила совместное “копание в горшках с колючими кактусами”. В этот раз ей предстояло уколоть себя побольнее…

- Дьявол меня… приревновал? Ты это о ком? – она дала понять, что ничего не поняла.

Тогда-то Клейтон на сознательном или почти на сознательном уровне взял действия своего изувеченного тела под полуконтроль и написал кое-что еще. Продолжение того, что было раньше…

About him. About a devil

(О нём. О дьяволе)

Алисия промолчала. Не сказала ничего. Если нездорово-дружный вид Клейтона дарил спокойствие и умиротворение, то злоречивые реминисценции, заметавшиеся по коридорам женской души, обдавали ядовитым треволнением. Теперь ей необязательно было просить. Друг “рапортовал” по собственному выбору.

Следующее, написанное Клейтоном, подбросило в костер немного хвороста и значительно разъяснило ситуацию.

He has killed all whom we knew, and left me in live only in order that you have seen it. That you were tortured by conscience because of your separation because you have decided to throw him. Having betrayed a devil, punishment can't be avoided. The devil is also continuous punishment…

(Он убил всех, кого мы знали, а меня оставил в живых лишь для того, чтобы ты это увидела. Чтобы тебя замучила совесть из-за вашей разлуки, из-за того, что ты решила его бросить. Предав дьявола, наказания избежать невозможно. Дьявол и есть сплошное наказание)

Из Алисии неумышленно выскользнуло:

- Ты пострадал из-за меня… - данный вывод, сделанный на основе прочитанного, заставил её чувствовать неловкость и досаду. “Дьявол” (человек, о котором шла речь) находил и изобретал все более рафинированные средства снижения качества жизни тех, к кому хоть что-то питал. “Дьявол” не оставил Флинн в покое. Не оставил и не собирался…

Но Клейтон так не считал. Не считал, что в его инвалидности виновата Алиса, и потому поспешил разубедить. В противном случае кастрат начнет корить себя за эту необдуманность.

Your reunion will happen soon if you does not find a method to protect itself from the evil. I will give you the address of the one who has not suffered yet, and in exchange you will render me the unique and last service.

(Ваше воссоединение произойдет очень скоро, если не найдешь способа защититься от зла. Я дам тебе адрес того, кто еще не пострадал, а взамен ты окажешь мне последнюю услугу)

Из Алисии рвалось вовне “я сделаю все, о чем попросишь. Не смей сомневаться!”, но в силу необъяснимых причин она решила отделаться кивочком, на что Клейтон благодарно вздохнул, несмотря на обжигающую горечь, препятствующую любому проявлению эмоций.

К тому мигу листок уже был почти весь исписан, и на нём оставалось совсем немного свободного места, впоследствии заполненного предупреждением для деятельной, неуступчивой “Бзик”. Хидер не имел оснований трястись за себя. Всё худшее его уже настигло, и сейчас ему важно уберечь от своей участи друзей.

I loved you, and I will always love. Remember that. Don't forget

(Я тебя любил, и всегда буду любить. Помни об этом. Не забывай)

Заключительное предложение на листе в правом нижнем углу повергло читательницу в не самый слабый шок. Беда в том, что Алиса и ранее догадывалась об эмоциях Клейтона, еще во времена нью-йоркской заварушки у ресторана. Но сказать точно, что к ней испытывают, не могла, поскольку друг опасался проявлять инициативу из-за маньяковской ревности Джека.

…Несколько минут экс-напарники сидели замертво, не делая движений: Флинн почувствовала наступление момента, когда нужно было что-то сказать, необязательно лживо-утешающее. Можно просто приоткрыть дверь, напомнить человеку о существовании выхода. Сейчас никто не нуждался в перехлестах…

- Ты больше ничего не хочешь написать? – спросила Алисия, не веря, что Клейтон успел излить всё.

Тот без лишних розмыслов воспользовался её расположением и новое предложение накорябалось единственным пыхом. Руки, которые каждую ночь хватались за пах и каждый раз кое-чего не находили, срабатывали почти автоматически.<