Детектив аккуратно подровнял листы на столе, сложил папки в высокую стопку и спокойно начал допрашивать.

- Так, мисс, судя по противоречивым данным очевидцев, некоторые из которых, видимо, лгут следствию из жалости к вам, вы толкнули под машину женщину с ребенком либо нарочно, либо случайно.

Девочка, вроде бы, ни к кому не обращаясь и глядя в боковое окошко машины, всю поездку ощущала присутствие чего-то нематериального. Такси направлялось по адресу полицейского участка. Зная риски и чувствуя абсурдность своей заключительной затеи, до претворения в жизнь которой оставалась всего парочка улиц, Либерти не поколебалась, как и её вера в высший суд даже по отношению к себе грешной…

- Мне нужен детектив Хорс. Могу ли я с ним побеседовать? – она так сильно спешила, что напрочь забыла все манеры общения и приветствия. Толстый чернокожий офицер перекинулся парой слов с худым белым офицером, наградив того чем-то наподобие недружелюбного оскала, затем повернулся к беспокойной вопроснице.

- Леди, вас предки не учили здороваться? – возможно, это было единственное релевантное замечание, сделанное им за весь день.

- Ой, простите! Просто я встала не совсем с той ноги… - моментально исправилась Лиза, - Ну, так что, детектив Хорс тут, или он все-таки отсутствует на своем рабочем месте, и мне было бы лучше приехать немного попозднее?

Опасения причудливой гостьи, девочки с, вероятно, самой элегантной ранней сединой на всём Восточном Побережье, подтвердились, но подтвердились лишь наполовину: господин, которым интересовалась молодая гостья, никуда не выезжал и в данный момент находится в здании, но был по уши занят и сможет уделить ей чуточку внимания только через пару часов. Со слов полицейских детективы не любят общаться с бестактными школьницами. Правда, это было сказано специально и не несло чего-то принципиально неопровержимого.

“Что ж, буду ждать. Ничего другого мне не остается, ведь мой уход будет означать превращение попытки загладить вину в пустой и ничего не значащий жест. А это худшее, что может случиться” – присев отдохнуть на первый увиденный стульчик, Либерти сняла старые кожаные перчатки и положила их рядом. Чернокожий полисмен получше оглядел красотульку, особенно личико, нежное, как ванильный крем, и противно улыбнулся. Девочка вытерпела, ибо не в первой. Но чувство омерзения теперь будет преследовать её до самого окончания еще не начавшейся беседы с детективом, если таковая вообще состоится и в последнюю минуту Хорс не умчится по каким-то “сказочным делам”. Тогда это будет капец как хреново…

Но к её лютейшему везению, долго ждать не пришлось, и сотрудники полиции поспешили поделиться с ней относительно радужной вестью:

- Эй, вам повезло, леди! Детектив освободился раньше, чем планировал!

Хоть еще и не время делать выводы, одно можно сказать наверняка - участок принес гибридные импрессии. Что-то в этом месте радовало Лизу, а что-то откровенно удручало.

Так что нельзя было не выявить господство дисгармоничных взаимосвязей, а количество движущих сил процесса отвлечения внимания леди от главного не поддавалось считанию.

- Спасибо. Где мне с ним можно поговорить по поводу…

Девочка принялась выискивать глазами кого-то, кто мог бы отвести её к детективу. Поскольку оповестившие её копы тут же испарились, первый этаж здания показался пустым. Благо, это состояние смутности, когда незнание захлестывает разум, продлилось считанные миги и мистер Хорн, уважаемый и долгожданный в данной ситуации, сам дал знать о своем присутствии противным выкуренным хрипом.

- А, это та, кого я лично допрашивал! Пха-ха! Вы должны были вернуться намного раньше, мисс, но вас, вроде, отмазали, или что-то типа того… - затрепанный олдовый коп, отличный от других жрецов фемиды мудрым взглядом на большинство социальных явлений и неприкрытой участностью, а также комплектом незаживших ран, которые иначе называются шрамами и ноют с каждым годом всё невыносимее, проявлял максимальную вежливость, говорил со средней скоростью и обладал солидным тембром голоса, - Чем могу служить?

- Я знаю, что меня… отмазали, как бы несправедливо и мерзко это не выглядело! Но я об этом не просила! За меня решили! – Либерти осталась честна до конца, хотя что-то внутри неё советовало остепениться и прекратить рыть себе могилу, - Я не сдержалась, поступила ужасно, вследствие чего мы имеем двух погибших! У них, должно быть, имеются друзья, знакомые, ну, или родственники! Люди, которым было небезразлично их будущее!

Наблюдая взвинченность благородной, но вместе с тем бесхитростной, легковерной девчонки, детектив вперял непонятливый взор во всё, что попадалось, хотя и очень понимал её логику.

- Будь я менее сдержан, то назвал бы тебя самоубийцей. Но что делать с совестью, не мне решать, поскольку в этой истории, сама сечешь, я всего лишь винтик и не имею личных интересов. Я скажу то, что приведет тебя в шок в некоторой степени…

Девочка столбенела, замерла и продержалась без дыхания почти полминуты. Что-то, о чем не хотелось, да и не было нужды говорить, вышло со рта Хорса медленными порциями.

- Пятью днями ранее какие-то типы в масках ворвались в квартиру семьи погибшей и буквально силой заставили забыть о твоем существовании. Полагаю, у этих бедолаг не осталось выбора. У них его просто отняли! – детектив пощекотал пальцами колючую седую щетину и затаил вздох, словно боясь переборщить с описанием дурного события, - Проходит еще день. Та же участь настигает семью шерифа, с которым мы вместе беседовали. Ты должна его помнить! Славный мужик…

- Так что, я не поняла… - Либерти сделала осторожный шажочек вперед со скрещенными руками на груди и будто вклинилась в похорональную процессию, совершающуюся на грубом, немолодом лице Хорса, - Кто-то, кому якобы потребовалось

уберечь меня от ответственности, методом физического запугивания убедил всех этих людей отказаться от дальнейших разборок и поскорее закончить расследование?

Детектив указательным пальцем правой руки поковырялся в носу, заглянул в мобильник для проверки входящих SMS-сообщений, чуть-чуть потоптался на месте, видимо, собираясь с силами. Он недооценил свою пристрастность, посчитав, что эта возня с несчастным случаем на дороге никоим боком его не касается. Раз кто-то посмел угрожать его близкому знакомому, шерифу, теперь это волнует его не в меньшей мере, что и девочку. А может быть, и в большей…

- Именно так! Мрак постепенно сгущается и заполняет всё небо. От этого страдают все поголовно. И те, в чьих сердцах любовь, и прожженные ненавистью, встают в единый ряд неудач и вместе мучаются…

Либерти, которая не в состоянии пошевельнуться от темных мереканий госпожи-Королевы (сравнение себя реальной с собою вымышленной), источающих аромат мизантропии и презрения, с адским усердием выдавила из себя последнюю просьбу:

- Дайте мне, пожалуйста, адрес родственников погибшей женщины. Я всё им объясню…

Полупрофессиональное, человеческое любопытство вспыхнуло, превозмогая ровность и нарушая самообладание.

- Объясните? То есть, вам таки известно, кем были эти типы? Или вы, может, причастны к нападениям? – коп бешено сверкнул глазами и незаметно для себя повысил голос.

Посетительница не стала скрывать своего подозрения:

- Есть парочка тревожных предположений. Пока я точно ни в чем не уверена, я, наверное, не смогу это сформулировать… - и, полазив в сумочке, извлекла оттуда записную книжку с гелиевой ручкой, - Возможно, мне стоит поехать к ним и уже с ними всё обговорить. Так что если вам нетрудно, назовите улицу и дом. Я сейчас же направлюсь туда! Я не оставлю это дело просто так. Женщину, конечно, не вернешь. Бедняжка с ребеночком скончались по моей вине. Но тот, кто стоит за этими угрозами, должен быть наказан, при этом совершенно неважно, защищали меня эти изверги или же, напротив, хотели выставить подлой преступницей!

Бедного детектива едва не разломало напором представительницы интеллигентной манхэттенской молодежи. Ему пришлось сдаться для всеобщего блага, но честь он свою сохранил…

- Так уж и быть, детка. Ты меня уломала. Записывай.

- Ага! Диктуйте!

- Эксчейндж-Плейс. Кирпичный дом, стоящий напротив здания Национального Городского банка. Квартира девятнадцать, кажется…

- Ага! Записала… - Либерти мысленно подвела итоги беседы и запихнула вещи обратно в свою сумку. Натурально выглядящая озадаченность, еще недавно принуждавшая её относиться к детективу с большим недоверием, полностью исчезла. Понадобилось всего ничего: четко поставить перед собой цель и начать непреклонно ей следовать.

Вежливо попрощавшись и пожелав удачного продолжения рабочего дня, Моллиган услышала в свой адрес взаимное напутствие. Хорс, хоть и был уже достаточно стар, еще не разучился делать комплименты. Возможно, из-за того, что ему часто приходилось бывать в женской компании, а возможно, виной тому – совсем другой опыт.

“Надо же, сучья жизнь поражает меня все больше и больше, когда, казалось бы, я столько повидал и хрен теперь смогу удивиться…

И чем я только провинился перед ней?”

Сегодняшний день, проведенный в теплом кругу, состоящем, в основном, из родных, выдался на редкость простым и бесхребетным, подметила сорока пятилетняя малоизвестная певица Александра Хендерсон, проживавшая по адресу Эксчейндж-Плейс. Вчера, позавчера и поза-позавчера, а также большую часть своей, без сомнений, выдающейся жизни, проходящей на глазах у разбалованной, неблагодарной толпы, ей приходилось крутиться юлой и всем подряд угождать. Сегодня племянница приезжала из Канады и чуть Канаду с собой не привезла))) (подарила шкуру койота), приезжал двоюродный брат с одноклассниками, давно жаждавшими знакомства с певичкой. Кроме перечисленных людей, еще много народа побывало в роскошном уголке миссис Хендерсон. Понравился ей такой тип досуга или же нет – она еще долго будет задаваться.

В целях родственников было ослабить печаль этой женщины, недавно потерявшей сестру и племянничка. Коль задача перед ними стояла непростая, требующая труда, культуры и любви, выполнили они её как из-под палки. Не полный провал, но к успеху даже не приблизились. Хендерсон боялась кого-то обидеть, а потому предпочла умолчать о разрывающей сердце распоследней скорби, о безжалостных чувствах, постепенно превращающих позитивную компанейскую женщину в подобие мумии. На протяжении всего времяпровождения с роднёй ей приходилось нагло врать, поскольку энергетика страдающей звезды, её неприступная личностная правда не вписывалась ни в какие рамки и при несоблюдении осторожности могла конкретно навредить, чего носительница травмы, ясное дело, никак не хотела.

“Надо же. Отдохнула значит. Оторвалась… Но ничего, с завтрашнего дня все будет течь по-прежнему и я еще успею утомиться от оперных представлений, от концертов и от прочих сценических выступлений, высасывающих кровь, жизненную силу, терпение и молодость”

Александра только успела войти в квартиру после долгого гулянья, налить молока голодному коту, включить телевизор и освободить тело от уличной одежды, как на горе мозгу раздался звонок в дверь.

- Кого же, интересно, могло занести? - предпочитая гордое одиночество хлопотному замужеству и уютным семейным вечерам, ей не хотелось что-то радикально менять в своей жизни. Привыкание к такому постоянству началось еще десять лет назад после первого антиудачного брака, но сейчас привычка быть одной въелась настолько, что достигла уровня её неотъемлемой черты.

Ухватившись правой рукой за золотую звонкую ручку, владелица квартиры ожидала увидеть визитера, мужчину, но в итоге нарушительницей покоя стала визитерша – девушка среднего роста с длинными русыми волосами, одетая в тусклые джинсы и зеленую кофту. Догадок и теорий не возникло. Молодая незнакомка объяснилась быстрее, чем у неё успели бы спросить:

- Здравствуйте, миссис Хендерсон. Вы, возможно, не ожидали моего прихода, но я связана с аварией, отобравшей жизни вашей сестры и её ребенка. Мне очень страшно и очень… неловко…

Пораздумав над услышанной (внезапной) информацией, ударившей как обухом по темени, певица попросила не стоять Лизу на пороге с чересчур напряженными скулами, а разуться и спокойно войти. Девочка тут же послушалась хозяйку…

Одним росчерком пера было перечеркнуто сразу две судьбы. Хендерсон внутри не переставала надеяться, что когда-нибудь сможет получить ответ, как подобное могло произойти, как это случилось! Появление Лизы в её доме, ангела, будто свалившегося ей на голову по прямому указу Господа Бога, преподнесло в дар хрупкую надежду. Эта вера начала расти, как опухоль, и, как опухоль, эта вера вскоре заболела. Вначале разговора Александре хотелось взгомониться и артельно гостью взгомозить. Уж так ей тяжко приходилось, уж так ей было нелегко.

Либерти присела на мягкий диван, двумя руками приподняв чашку кофе. Тон беседы долго оставался весьма уравновешенным, не оставляя причин для сомнений ни в адекватности, ни, тем более, в гостеприимстве певицы.

- Кивните, если окажусь права. Вам полиция докладывала, что трагедия, задевшая вас, была больше, чем несчастным случаем, но меньше, чем убийством. Так ведь?

Хендерсон кивнула и добавила от себя:

- Я даже больше скажу. Парни со значками склонялись к убийству. К умышленному причинению смерти. Но, глядя на вас, я… не могу предположить ничего подобного. Я не ругаю вас, потому что… вас не за что ругать. С каждым может случиться подобное, ведь никто из нас не застрахован...

Поперек высшему проявлению добра и понимания, на что способны в лучшем случае пять процентов от всего людского населения Земли, такой ответ вскипятил Моллиган с её страннейшим, обостренным чувством справедливости.

- Серьезно? То есть, это что получается… я убила ваших близких, толкнула под серый внедорожник на глазах у толпы, плевать, что не специально, и вы готовы вот так меня… простить? Я сейчас нормально все расслышала, или вы что-то другое мне сказали? Поправьте, если меня глючит!

Миссис Хендерсон, естессно, не оценила такую гипертрофированную буйную высокость.

- Так, леди, сейчас же успокойтесь! – построжела она, - Истерики будете закатывать дома, а в гостях так себя не ведут. Или вы считаете, вас одну распирает астрея (богиня справедливости в мифах Древней Греции, синоним справедливости), вы одна такая на весь Нью-Йорк, а все остальные - каменные изделия, бездушные скоты и люди без сердца? – под конец женщина уже почти кричала.

- Да что вы заводитесь по пустякам! Я такого не говорила и не собиралась! Вы впадаете в какие-то крайности! – вступая в перепалку с людьми старшего возраста, Либерти выглядела амфиболической злющей мегерой с капитальными расстройствами психической системы, - А вам не стоит впадать! Просто слушайте то, что я говорю, и не спорьте! Это мои личные мысли, мои рассуждения на тему, и вы у меня их не отнимите! – все закончилось плачевно: тем, что велегласная гостья выронила кружку и пролила кофе.

Чувствуя за собой часть вины, миссис Хендерсон попросила не волноваться уже замолкнувшую Лизу и протерла мокрую поверхность стола влажной тряпкой. Когда на блестящей деревянной поверхности не осталось и следа от напитка, певица успокоилась. Её окутало одеялом иррационального страха, как в тот момент, когда с ней связались и сообщили о фатальной потери. Дабы хоть немножко сбавить в элегии путем частичного погашениях застаревших долгов, вернуться в мир, где все сияет и цветет, из мира, где нет ничего, кроме холода.

- Скажи, перед смертью она что-нибудь тебе передала? Может быть, ты слышала какие-нибудь нечленораздельные попытки что-то донести, или… ну, ты понимаешь, что некоторые люди, находящиеся при смерти, откровенничают, бредят! Ну, в общем, ты меня поняла…

Либерти шепнула не вслух, что напредки не будет подымать голосок, и в ближайшем будущем займется исполнением постоянно нарушаемой самоклятвы – укреплением собственной нервной системы с посещениями специалистов и возможным принятием лекарств в умеренном количестве.

- Нет, ничего такого ваша сестра не говорила. Вы… вы не видели картины! Их убило моментально! Моментально, понимаете? Они бы… да они не могли произнести ни слова! Тем более ребенок… он ведь совсем еще не вырос. Младенец, которому едва ли исполнился год… - держась, чтобы не зареветь и не испортить чужой ковер никому-ненужными-соплями, рассказчица дергалась в разные стороны, вертелась и махала руками как веером пред лицом женщины.

Католицизм признаёт существование (помимо адской бездны и ворот рая) чистилища – места, где человеческая душа, признанная не особенно грешной, но и не достаточно праведной, хорошенько отбеливается, прежде чем ей удаётся проникнуть в царство Бога.

Александра родилась в семье глубоко верующих католиков и нередко заводила разговоры о пургаториуме, тем самым успокаивая себя. Как правило, набожница делала это, когда с кем-то навсегда разлучалась. Поверить в то, что душа сестры, чистая и блаженная, отошла от бренного тела к великому Богу, ей удалось, не прикладывая и капли усилий. Зная умершую, её прекрасный характер, изящество, элегантность, стремление к лучшему, которое было заложено в ней с родов, Александра не видела причин отправлять столь чистую душу, девственную относимо грехов, в какое-то чистилище.

- Уверена, её ждет долгое, если не вечное, цветное приключение… - Александра не постыдилась всплакнуть при девчонке.

Стремясь поддержать её всеми средствами, Либерти выдумала невероятно бредовую версию, в которую сама же поверила. Версию, от которой у любого адекватного слушателя незамедлительно пошла бы кровь из ушей:

- А что если ваша любимая, ваша дорогая сестра находится все еще с вами? Что, если полного расставания не было? Как вам такая теория? – гостья ожидала получить некое вознаграждение в виде заинтересованности на лице миссис Хендерсон, но серьезно просчиталась, и единственной уникальной эмоцией, отобразившейся с достаточной ясностью, стало возмущение – сильная форма недовольства.

- Погоди. О чем ты? Что ты хочешь этим сказать? – возмущение последовало за несколькимгновенным замешательством. Первые секунды певица только пыталась разобраться в своем мнении насчет богатого воображения званки.

Моллиган вскочила с дивана и отошла на несколько шагов назад, прислонившись спиной к гладильной доске, горизонтально стоявшей невдали от балкона.

- Ну, возможно, я опять-таки не утверждаю, а опираюсь на свою не до конца развитую женскую интуицию, которая, будем честны, ошибается весьма и весьма редко… - запинаясь и с трудом выговаривая более-менее длинные слова, Либерти заметно нервничала, скрывала часть чувств, чтобы случайно не “порезать” ими хозяйку, но не очень успешно. Позже стало ясно, от неё и от её действий почти не зависело настроение Александры, неспособное восстановиться мгновенно, по щелчку, - Я допускаю, что какая-то долька души вашего родного человека перешла ко мне после её смерти. Хотите – можете не верить. Не заставляю! Можете сдать меня в психушку. Но я так ощущаю! И с этим, боюсь, ничего не поделаешь! Это предположение не появилось ни с чего!

Закончив пояснение, девочка, кажется, ревизовала климат, навела тишину. Мертвое, но вместе с тем напряженное молчание продержалось весьма-весьма недолго и закончилось криком Александры. Как ножом по мягкой коже, произошло восстановление прежних климатических условий.

- Поправь меня, если не так поняла. Ты сейчас утверждаешь, что душа моей сестры, или же её весомая частичка, частичка души моей лучшей, моей незаменимой сестры, заключена в твоём теле? – мозг женщины противился подобной суеверщине. Хоть она и считала себя верующей, что фактически доказывало наличие у неё нейтрального или положительного отношения к теориям существования всего потустороннего, ей еще ни разу не приходило в голову ничего подобного, и вряд ли бы пришло, - А как же рай? Моя сестра достойна рая!

- Я понимаю, это чертовски тяжело переварить. Когда-то и я всячески чуралась разговоров о неземном, отлынивала от болтовни о нездешнем, о том, что вне нашей компетенции! Но жизнь заставляет пересматривать взгляды, и так уж довелось, я тоже их пересмотрела, и как бы ненормально не звучало то, что я пыталась вам сказать, всё точно так. Ваша сестра не буквально в моём теле. Нет. Но факт некой невещественной, может быть, абстрактной связи нельзя отрицать!

- Да мне плевать с высокого дерева на твои оправдания! Сказала а - говори бэ! – хозяйка надула губы и воспылала гневом, заронив в сердце Лизы недоброе семя, наведя практически экстремальную жару, от которой нет спасения, от которой некуда деться, - А ключевая твоя мысль была такова: после того, как ты убила прохожего, незнакомого тебе человека его дух перешел в твое тело. Так вот, это чушь и бред, и, конечно, никто в это не поверит. Ты хочешь оправдать себя, девочка, утешаясь пустыми иллюзиями, оскорбляя честь и достоинство по-настоящему хороших людей!

Гостья тоже не осталась спокойной, и в полной мере показала совокупность своих душевных, психических свойств:

- Да почему вы так злитесь? Почему вы так орете? Черт возьми, это всего лишь сраная теория, чтобы шизика давить на пустом месте! Срываться так без всякой видимой причины не менее предосудительно и, черт вас подери, не менее бредово, чем иногда

устно предавать гласности свои мысли и опасения, какими бы абсурдными они не казались с чьей-то стороны! Виданное ли дело кричать, не имея причины? Я еще молода и в чем-то, понятное дело, наивна! Мне можно простить излишнюю драматизацию!

Обоюдная грызня с использованием изощренных методов морального выматывания обещала затянуться на непредвиденный срок. Звуки женской перебранки, происходящей в квартире певицы, были отчетливо слышны и на улице. Тем более жилье Хендерсон располагалась на третьем этаже.

- Ах, ты паршивка! Да как ты только осмелилась критиковать меня за справедливый тон? Ты заслуживаешь еще не такого отношения к себе, наглая убийца!

Растерянная Александра, готовая пойти на любое безрассудство, какое только взбредет в воспаленную голову, стояла и кричала на Лизу, думая, что поступает соответственно морали. Но вдруг что-то её заставило резко успокоиться. Вспомнив, кто стоит перед ней, еще несовершеннолетняя девушка, по сути, ребенок, сердце дамочки пронзилось как будто иглой. Эта нестерпимая боль вступила в свои права внутри одиночествующей, и певица расстроилась. От осознания, что нанесла сильнейшее оскорбление Либерти, тогда как та того явно не заслуживала.

- Ой, прости, пожалуйста. Просто... все сразу навалилось. Очень трудно держать себя в руках, когда ты даже не уверена, что завтра никто не умрет, и господа-полицейские не оповестят тебя о гибели очередного близкого...

Многократно обхамленная, но не растерявшая семена доброты, Моллиган поступила аналогично собеседнице и тоже принесла извинения.

- Что ж, и вы меня простите. Я не должна была начинать этот разговор. Разговор о… душе умершей. Это было очень невзвешенно, очень по-дурацки с моей стороны… - внутри она продолжала считать себя правой, но, желая поскорее закончить конфликт и свалить поскорее на улицу, попрощаться с Хендерсон, она видела выход только в подобной неискренности, - Да, по-дурацки и глупо!

Лиза вдруг чуть не забыла, зачем пришла. Чуть не забыла…

Благо, Александра задержала импульсивную школьницу и включила в коридоре свет:

- Это все? Вы больше ничего не хотели мне сказать? - в квартире потемнело, потому что потемнело на улице. За пределами дома начали поблёскивать предвестники бодрящего дождя. Тучи нависли над миром и замаскировали мир на свой лад.

Девочка поэтично ответила:

- Вообще-то да, хотела. Еще недавно меня это мучило, а сейчас уже почти выветрилось из моей памяти. Осталось на противоположном берегу того острова…

- Ну, так не стесняйся, скажи, раз собиралась! – а Александра надела позитивную, избавляя щеку от последней слезы, - Я готова выслушать и принять на веру любую паранормальную бредятину! Так что не бойся и смело выкладывай, что у тебя там!

Помня бурную реакцию миссис Хендерсон, едва не стоившую голосовых связок обеим дискурсанткам, Либерти пострашилась изливать все и сразу. Забить на осторожность означало бы наступить дважды на собственные грабли, в силу чего смена подхода, с громкого на более тихий, была необходимостью.

Но в итоге вышло так, что, пытаясь придать своим словам подчеркнуто-эмоциональный окрас (по-другому никак не получалось), засидчица не смогла следовать

заданному курсу и расшумелась, как только начала:

- Перед тем как наведаться к вам в гости, я ходила в полицию. Детектив Хорс, с которым

вы, зуб даю, знакомы не хуже моего, сообщил, что вам угрожали. Люди в масках…

заходили к вам и что-то требовали. Предположу, они просили вас ничего не добиваться в

отношении меня и забыть о случившемся как можно быстрее!

По-прежнему не считая Лизу злоязычницей, вечно роющейся в чужом грязном белье,

но прослеживая тончайшую рациональную нить во всей этой черной, полукриминальной истории, Александра не смогла скрыть испуга и дважды покачнула головой, заваленной доверху различными тревогами:

- Приходили такие. Лица их закрывали маски. Угрожали застрелить, но не одну меня, а

всех моих родственников, если, цитирую, мне взбредет в голову обвинить тебя в гибели сестры. Я смертельно перепугалась, и, конечно же, мне ничего не оставалось, кроме как пойти на сделку с дьяволом. Но я и так не собиралась идти против тебя. Я понимаю всю ситуацию… - декларативно передавая образы незабытого кошмара, которые еще минимум несколько месяцев будут являться в сновидениях и мучить-грызть-съедать, прежде чем полностью израсходуются, придут к концу, Александра с отвлеченным видом рассматривала что-то в окно. Что-то, что, возможно, никто бы не увидел, кроме неё. Замирения не случилось, и имманентная дрожь, спровоцированная пришлыми оказиями, обвыкнулась и стала нормальным состоянием певицы, - А вы знаете их? Или хотя бы предполагаете, кто это мог быть? Эти сволочи ничего мне не сделают, так ведь?

Девушка широко-широко раскрыла рот, медленно отступая к выходу. Разрушающее чувство позора боролось за первенство с разыгравшейся сучьей ненавистью. О запоздалости финальных выводов говорило всё: легкая горчинка на языке и в горле, “зуммер” в ушах и что-то еще, на описание чего ушла бы книга.

“Я должна это исправить. Я должна покончить с этим…” – забыв попрощаться или не захотев больше ничего говорить, так как все основное было уже сказано, Либерти Моллиган спустя несколько мгновений, проведенных в бездействии, пулей вылетела из чужой квартиры. На сегодня все дела закончены, хотела бы думать она, но чёрта с два ей захочется всё бросить, не доведя начатое до логического завершения.

Дом, в котором нынче присутствовало всё семейство за исключением девочки, даже Эммануэль сидел на диване и смотрел телевизор, как полноправный член этой общины,

переживал не лучшие времена, но и не сказать что б ужасные: Селена готовила помещения к очередному ремонту, призывая сынульку принимать участие и как-то ей помогать. Единственный мужчина (не считая мальчика) предпочитал разгильдяйство и ловлю мух физическому труду. Но, давно заучив все червоточинки своего любовника, Моллиган не пыталась его перевоспитать.

- Открой дверь. Кто-то стучится. Видимо, Лиза. Мне просто неохота вставать. Я будто прирос задом к дивану и никак отлипнуть не могу… - иронизируя над собственной житейской непрактичностью, Морено лишь прибавлял хлопот любимой женщине, а не способствовал их разрешению.

Не собираясь лишний раз тревожить ребенка, Селена отпустила в адрес лодыря пару полугрубых фраз, содержание которых тот все равно не расслышал, затем подбежала к двери и быстрым отшлифованным движением открыла все замки. В проходе стояла Либерти, чей потерянный облик не соответствовал никаким нормам и вызвал бы у большинства убийственную смесь жалости и смеха. У большинства, но только не у родной матери, готовой принимать своих детей в любом состоянии, в любое время и при любых обстоятельствах.

- Опять что-то случилось? Ты выглядишь так, словно выиграла в лотерею и тут же потеряла билет… - единственный заданный ею вопрос остался без внимания.

Дочерь, которая весь день пропадала бог знает где, молча зашла внутрь и, не раздеваясь, направилась в гостиную. Там её поджидала очередная занудная беседа. Само собой, неприятная.

Эммануэль всё валялся, вроде, намереваясь поздороваться с припозднившейся дочкой “подруги”, но никак не мог заставить себя встать. Диффузия жанров, творящаяся почти на всех каналах, такая, как триллеры-фэнтези, комедии ужасов, мультфильмы с элементами драмы, к вечеру совсем уже обрыдла и будто навязла в зубах. Поэтому мамочкин любимчик был ужасно рад представившемуся поводу выключить “ящик” и в кои-веки оторвать зад с дивана.

- Привет. Эмм… - заметив перед собой Либерти, смотрящую на него подозрительно строго, Морено переворошил в голове внушительный объем информации, вспомнил, как следует общаться с несовершеннолетними барышнями и только тогда повторно издал звук, - Мы тебя ждали. Твоя мама нервничала. Твоё продолжительное отсутствие, как бы это сказать, заставило её вспомнить о ремонте. Зачем так поступать?

Неожиданно девочка проорала на весь чертов дом:

- Лучше бы вы себя об этом спросили, а не строили доброе личико, видимо, желая здесь задержаться! - и Эммануэль сложил ладони на уровне груди.

То, что её что-то сильно не устраивало, было ясно с полувзгляда.

Что именно не нравилось загулявшейся Лизе – лишь предстояло узнать.

- Так, ладно, давай для начала немного успокоимся. Если ты проголодалась и хочешь поесть, можешь попросить маму достать из духовки крольчатину. Если хочешь холодного – можешь сделать себе бутерброды! – мужчина пытался заботливо ухаживать за недавно ворвавшейся.

Но вместо ужина, упоминание о котором было ни к селу, Лиза крикнула снова:

- Спасибо, я не голодна! - и следующим действием, выполненным после плевка на пол, был бросок тяжелого рюкзака, плотно набитого новыми учебниками, - А теперь признавайтесь, ваши люди, вероятно, ваши друзья угрожали Александре Хендерсон, так ведь?

“Едрит твою направо. Откуда ей это известно?” – поняв, что худшего избежать не получится, Эммануэль встал ровно посередине гостиной и с удрученной физиономией начал прилагать усилия по всеобъемлющему регулированию противоречий, сложившихся между ним и дочкой Селены.

- Так, насколько я вижу ситуацию, вышло некое… недоразумение. Мы друг друга не поняли. Сейчас я все объясню, только дай мне… - но был быстро перебит настойчивым ребенком:

- Обойдетесь! Ничего я вам не дам! Ничего вы не получите! Мне не нужна такая защита! Я вас о ней не просила! Вы совершили этот аморальный поступок, попадающий под категорию порочащих честь преступлений, с единственной низкой целью – подлизаться к моей матери! И не надо врать, что вы послали своих собак бряцать оружием перед мирными людьми, чтобы мне помочь! Я в жизни не куплюсь на такое! - попадя в яблочко, как предполагала скандалистка, можно выставить Морено последним подлецом, ну, и на крайняк, устроить настоящую семейную драму, чего она, собственно, и добивалась всем своим поведением.

- Ты, наверное, не захочешь мне поверить. В свое оправдание я могу сказать только, что мои намерения были самыми чистыми. Никто из тех, кому угрожали, ни за что не пострадал бы, и я…

Внезапно, хотя и в то же время ожидаемо, их “милой”, “задушевной” беседе положил конец топот шагов презаботливой матери. Селена смерила терпеливым взглядом обоих, прежде чем спросить у них “в чем дело?” и получить не самый сердечный ответ.

- Что происходит? Говорите, только не держите меня за идиотку. Научившись лгать, люди обрели и способность, как это ни странно, распознавать свою ложь!

Либерти в недоброй задумчивости почесала кончик носа. В голову лезли одни оскорбления, говорить по-хорошему не хотелось совсем! С трудом сдержав себя, чтобы не нахамить, как в прошлый раз, она попыталась уйти в комнату, но нечто неосязаемое преградило ей путь и приказало остаться.

- Ты знала, что твой парень, ну, или мужик, там уже сама решай, подключил каких-то уголовников, по-видимому, тех, с кем мотал срок, чтобы эти ублюдки пригрозили расправой близким миссис Хендерсон и ей в том числе? Или ты в полнейшем неведении, как слепая дура?

Получив вопрос не без намека, мама вошла в недоумение и стала наянливо расспрашивать дочь:

- Что? – хранительница очага с недоверием поглядела на Эммануэля, после чего вновь повернулась к сосредоточенной Либерти, - Поверь, ни о чем подобном я, конечно же, знать не могла! Как ты вообще это выяснила? Откуда эта информация? Тебе Хендерсон наплела? Ты к ней ходила, не поставив меня в известность?

Не имея намерений доводить ситуацию до пика, ведь она и так была почти на пределе, Эммануэль пожертвовал собственной репутацией и доверием Селены, и во всём, во всём сознался. Участие в бабских разборках не могло доставить ни грамма удовольствия тому, кто их всемерно избегал.

- Давайте не будем начинать! Она права. Я, действительно, избрал весьма своеобразный подход, от которого, кстати, никто не пострадал. Предлагаю всем остудить пыл, замять еще не начавшийся конфликт и отпраздновать личную победу нашей Либерти…

Девочка зло усмехнулась и восприняла всё не совсем так, как предугадывал неловкий Морено.

- Личную победу? Вы о допущенной вопиющей несправедливости? Значит, так вы трактуете?

Моллиган-старшая приняла малую часть психологического удара на себя и тоже подразочаровалась в любовничке. Правда, никаких радикальных решений принимать она не собиралась, о чем говорили и жесты, и выражение. Сегодняшний день её вымотал и утомил.

- Что ж, спасибо, что поставила в известность. Я сама во всём виновата, и больше никогда к нему не обращусь…

Эммануэль заколыхался, крепко прижимая ладонь ко лбу, словно пытаясь избавиться от терзающей его боли или от чего-то, напоминающего боль. Тот быстро взмок от множества факторов, включая лихорадочно трясущиеся пальцы.

- У меня не было другого выхода! Цель оправдывает любые средства, которые ведут к достижению данной цели! А в нашем случае цель ко всему была еще и благородной, что дважды их оправдывает! - было видно издали, ему далеко не все ровно на судьбу Либерти, что мужчина и пытался доказать, постепенно теряя в уравновешенности, - Ты ведь не хотела допустить, чтобы твоя дочь имела проблемы с законом, так? Чтобы её, в конце концов, судили! Не хотела же?

Чувствуя накал обстановки, Селена решила замедлить с обвинениями и предоставить шанс другу объясниться еще раз.

- Ты рассказывал о связях в системе законодательства… выходит, это было преувеличением, уходом от ответа!

Морено тем часом продолжил:

- У меня действительно когда-то были связи… - и убрал руки от лица, заблаговременно чесанув кожу вокруг носа, - Действительно, были! Но тюрьма обрезает концы волос жизни, и, выйдя, я лишился половины из того, что имел до ареста! Так что это преувеличение совсем не должно тебя удивлять! Главное, худшее позади и никто, повторяю, никто не пострадал!

- Скажите это погибшим женщине и ребенку! – встряла шумливая Либерти, - Лучше отсидеть, чем иметь дело с вами! – и гордо убежала из гостиной, пропахшей чужим потом.

- Вернись! – потребовал Эммануэль, но девчонка его не послушала.

Конфликт не разрешился, а разговор троих лиц не привел к знаменателю. Мужчина расстроился, и не смог прогнать накатившее. Даже Селена, прекрасно зная свою дщерь, содрогнулась в душе. Она порекомендовала оставить девочку в покое:

- Не трогай её. Пусть идет. В такие моменты ей лучше быть одной…

Эммануэль не был против, чтобы Лиза посидела и подумала, если это пойдет семье на пользу.

Ворвавшись в свою комнату, в свой родной уголочек, в свой мир, огороженный непроходимыми зарослями, Либерти Моллиган зары