Современные опасности, угрожающие здоровью и развитию ребенка в первый год

1. ИСКУССТВЕННОЕ И СМЕШАННОЕ ВСКАРМЛИВАНИЕ. Это
самая коварная из опасностей из-за недооценки ее и врачами, и родите­
лями и потому медленно, но непрерывно растущая (у нас примерно
16 процентов «искусственников» и 24 — «смешанников», по данным на
1988 год), хотя кормить могли бы 98—99 процентов матерей.

Смеси на основе коровьего молока резко снижают сопро­тивляемость болезням, стимулируют акселерацию и ожире­ние, угнетают микрофлору кишечника, ведут к поносам, заметно задер­живают развитие мозговой ткани, а во взрослости обусловливают сдвиг к ранней импотенции и часто к ослаблению родительских инстинктов (девочка-искусственница, став матерью, тоже часто не хочет кормить своих детей грудью).

Ребенок на естественном вскармливании, то есть получающий толь­ко грудь, до прорезывания первого зуба (до 5—8 месяцев), как прави­ло, ничем не болеет до года и обычно свободен от всех перечисленных болезней и неприятностей.

2. ПОЗДНЕЕ ПРИКЛАДЫВАНИЕ К ГРУДИ МАТЕРИ (через
1—2 суток), то есть лишение ребенка молозивного молока, а матери —
сильного биологического сигнала (сосание груди ребенком), и отсут­
ствие физического, эмоционального и биоэнергетического («кожа
к коже») контакта с матерью в самые важные первые часы и дни после
рождения.

Вред его колоссален: у матери резко снижается лактация (отделение молока), возрастает вероятность заболевания маститом, замедляется течение послеродовых процессов и ослабляется привязанность к ребенку; у ребенка нарушается работа кишечника, в 8— 10 раз увеличивается вероятность появления диатеза и аллергий, уча­щаются случаи желтухи, не укрепляется иммунитет и ослабляется чув­ство привязанности к матери.

3.ПЕРЕКУТЫВАНИЕ ребенка в часы бодрствования и термоста­тическое содержание (постоянный термокомфорт) ведут к свертыванию за ненадобностью механизмов терморегулирования и частым простуд­ным заболеваниям (ОРЗ, ОРВИ). Именно оно порождает до 80— 90 процентов всех болезней ребенка.

СТЕРИЛИЗАЦИЯ пищи, питья, посуды, пеленок, игрушек и прочего задерживает естественное развитие и укрепление иммунитета ребенка, приводит к болезненности, когда даже непатогенные микробы становятся инфекцией, а у взрослых формирует противоестественный страх перед микробами, нервозность и снижает сопротивляемость орга­низма вплоть до возникновения психогенных заболеваний.

5. ПЕРЕКАРМЛИВАНИЕ,стимулируемое акселеративными норма­ми роста и веса, искусственным и смешанным вскармливанием, ран­ним прикормом (до прорезывания зуба) и дезориентирующей роди­телей рекламой смесей, как наилучшей и удобной пищи для младен­цев. Количество ожиревших детей медленно возрастает (пример­но на 1 процент ежегодно), и 80 процентов уносят это ожирение во взрослость со всем «букетом» сопровождающих ожирение болез­ней.

6. Обречение на НЕПОДВИЖНОСТЬ в первые 6 месяцев (лежа­ние «полешком», завернутым в 7 одежек и одеяло) и недостаток движе­ния позже ведут к недоразвитию мышечной системы и вместе с ней к слабости всех внутренних органов и даже к задержке умственного раз­вития. Ребенка, умеющего ходить, возят в коляске, что оставляет без нагрузки сердце, учит пребывать в пассивном безделье, не развивает стопу, и она остается плоской.

7. ОБЕРЕГАНИЕ ребенка ОТ ОПАСНОСТЕЙ вместо знакомства с ними, приводящее к неосторожности и заметно увеличивающее веро­ятность травматизма.

8. ОГРАНИЧЕНИЕ СВОБОДЫ и возможностей познания мира после 6—7 месяцев (усаживание ребенка, умеющего ползать, в кроват­ку или в манеж), задерживающее развитие творческой стороны интел­лекта. Огромное количество запретов, делающих ребенка удобным для взрослых, но неразвитым.

9. Две крайности в общении с ребенком:

во-первых, ЗАОРГАНИЗОВАННОСТЬ (в том числе и сверхзабот­ливый уход) — непрерывные занятия, развлечения, игры и отсутствие времени для самостоятельной деятельности ребен­ка — ошибка, возникающая чаще у освобожденных от других дел мам, бабушек; нянь, воспитательниц¹, особенно распространенная в детских садах;

во-вторых, ЗАБРОШЕННОСТЬ — сведение общения только к обслу­живанию ребенка, как в домах ребенка, детских домах, больницах, дет­ских яслях. Это ведет к депривации (психологическому голоданию), гос-питализму, а в итоге к задержке развития и умственной отсталости.

10. ПРИМЕНЕНИЕ АНТИБИОТИКОВ для лечения младенцев.
Антибиотики аминоглюкозидного ряда (неомицин, мономицин, кана-
мицин, стрептомицин) ведут к глухоте: сначала к потере слуха на высоких частотах, затем на низких и при дальнейшем применении — к сле­поте.

11. ПРИЕМ ЛЕКАРСТВ КОРМЯЩЕЙ МАТЕРЬЮ.

Пенициллины могут вызвать сенсибилизацию ребенка (не может есть некоторые виды пищи, принимать некоторые лекарства);

тетрациклины оказывают токсическое действие (признаки отравле­ния ребенка);

сульфаниламиды усиливают желтуху у ребенка;

левомицетин вызывает отказ от груди, рвоту, диспепсические явле­ния и даже поражение костномозгового кроветворения;

налидиксиновая кислота может вызвать гемолиз эритроцитов у детей (белокровие);

метронидазол (трихопол) — оказывает канцерогенное действие.

Коварство комфорта

Интервью с профессором И. А. АРШАВСКИМ, заведую­щим лабораторией возрастной физиологии и патологии Научно-исследовательского института общей патологии и патофизиологии Академии медицинских наук СССР

—Илья Аркадьевич, многих читателей смущает двойст­венное отношение прессы к системе Никитиных. Действительно, с одной стороны, журналисты вроде бы пропагандируют, а с дру­гой — при каждом удобном случае предостерегают от того, чтобы родители немедленно использовали полученную информацию как руководство к действию. Что вы об этом думаете?

—Пресса, безусловно, поступает правильно. Система про­грессивная, у нее большое будущее, поэтому она заслуживает всяческого внимания, как научного, так и общественного. И в то же время нельзя ни на минуту забывать, что это поиск не только увлекательный, но и опасный.

В истории науки было немало случаев, когда исследователи ставили рискованные опыты на себе. Это требовало готовности к самопожертвованию, большого мужества. Очевидно, экспе­римент на своих детях требует гораздо большего мужества. Тем более что в начале эксперимента педагоги Никитины не имели прямого отношения к науке. К чести этих супругов, надо сказать, что им присущи чрезвычайная ответственность и поразительная интуиция. (Эти качества позволяли и позволяют им находить верные решения даже там, где ученые-специалисты беспомощно разводят руками или досадливо отмахиваются, что еще хуже.) Но это же обстоятельство означает, что владение системой в ны­нешнем ее виде можно уподобить искусству, где успех зависит прежде всего от таланта исполнителя. Нужно еще немало пора­ботать, чтобы устранить сомнения, которых немало.

Но главное уже ясно — основа здесь правильная, научная.

—Многие считают, что не только сама система Никитиных особенная, но и дети, к которым ее можно применять, также должны быть особенными. Если это действительно так, то цен­ность ее значительно снижается.

—Это не так. Особую ценность она имеет не для исключи­тельных детей и даже не для нормальных, а для неблагополучных.

—Но ведь система Никитиных отличается прежде всего по­вышенными нагрузками. Как же выдержит их ослабленный ор­ганизм?

—А вы вспомните, из-за чего началось у Никитиных. Их подтолкнула к экспериментированию суровая необходимость. Сын-первенец страдал жестоким диатезом. Чего только не пред­принимали родители, к каким только врачам не обращались! И вот Лена Алексеевна в поисках спасительного средства ста­ла выходить с младенцем в холодный тамбур у входной двери. И — о чудо!— ребенок перестал плакать, ему стало заметно лучше.

Этот эпизод, положивший начало многолетним эксперимен­там в семье-лаборатории, может быть воспринят как случай­ность. Но и у следующих детей Никитиных были подобные пред­расположенности, которые удалось устранить.

—И все-таки это не очень-то понятно...

—Дело в том, что система Никитиных — только часть более общей и сложной проблемы. Чтобы понять ее, нужно окунуться в физиологию, а это уведет нас на время от самой системы Ники­тиных. Причем придется познакомиться не только с уже очевид­ным, но и со спорным, пока еще не устоявшимся. Согласны?

—Думаю, читатели будут «за». Ведь очень интересно уз­нать о научной подоплеке системы Никитиных.

—Сейчас все больше говорят о наследственных заболева­ниях. На одной из последних сессий Академии медицинских наук СССР была названа цифра: 1500 таких недугов! Един­ственное кардинальное решение этой проблемы — генная инже­нерия, к которой даже подступы пока неясны.

Но, думается, значение наследственных заболеваний, безусловно имеющих место, сильно преувеличивается. Создается впечатление, что после периода непризнания генетики маятник качнулся в другую сторону. К ней относят многое из того, что не­понятно. Вот и получается, что решение ряда проблем отклады­вается на завтрашний день, тогда как сделать это можно еще сегодня. К болезням это имеет самое непосредственное отно­шение. Берусь утверждать, что многие так называемые наслед­ственные заболевания имеют совсем другую причину.

Возникают они не из-за поломки генов, а из-за неправильно протекающей беременности, мешающей реализовать наследственную программу. В результате благополучные в наследствен­ном отношении родители дают неблагополучных детей. При этом возникают не истинные мутации — изменения в генах, передаю­щиеся потомству, а фенокопии их — изменения, существующие лишь в одном поколении (хотя в дальнейшем они могут также стать наследственными, если неблагоприятные воздействия будут повторяться).

—Это подтверждается результатами исследований?

—Да, более чем 10-летним опытом работы нашей лабора­тории. Причем я имею в виду не только длительные наблюдения за беременными женщинами, но и экспериментально вызванные нарушения у животных, разумеется.

Вот вам пример. Пара кроликов генетически хорошо изучена и дает хорошее потомство. У крольчихи вызывается так назы­ваемый экспериментальный невроз шумом, током под метал­лическим полом и т. п. Если это происходит в начале беремен­ности, возникают различные уродства: заячья губа, волчья пасть, дефекты конечностей, отсутствие части или всего мозга... Не­благоприятные воздействия в более поздний период, когда фор­мирование органов в основном завершено, дают физиологи­чески незрелые, ослабленные организмы.

Физиологически зрелый не только не погибнет, но и не за­болеет! А физиологически ослабленнего поджидают всякие на­пасти. Если они и минуют его в детстве, что случается редко, то обязательно дадут знать о себе позже. Результаты наших ис­следований говорят, что проблема № 1 не рак, а сердечно-сосу­дистые заболевания сами по себе, физиологическая незрелость, являющаяся основным поставщиком как этих, так и других не­дугов.

—Это может быть справедливым лишь в одном случае: если ослабленных рождается много.

—К сожалению, так оно и есть. Их рождается все больше и больше.

—Но отчего же, ведь условия жизни и медицинское обслу­живание становятся все лучше?

—Причина все в том же стрессе, о котором так много го­ворят сейчас. Только обычно имеют в виду вред, причиняемый взрослым людям, тогда как гораздо большая опасность грозит наиболее слабому звену жизни — зарождающемуся существу.

Стрессовых факторов, способных навредить будущему ребен­ку, много. К тому же физиологически незрелый организм, достиг­нув половой зрелости, сам становится своеобразным стрес­совым фактором и может оставить после себя только физиоло­гически незрелый организм. Порочный круг, каждый виток ко­торого увеличивает неблагоприятные изменения!

Природа в таких случаях пускает в ход жестокое, но дейст­венное оружие — естественный отбор. Современная медицина от­вела от человечества это страшное оружие. Некоторые запад­ные ученые считают, что как раз здесь и кроется корень зла, и предлагают все вернуть на круги своя. Конечно же, это от не­понимания и бессилия. Но и не видеть здесь никакой проблемы тоже неверно.

Да, мы добились огромных успехов в охране материнства и в снижении детской смертности, и это прекрасно. Но почивать на лаврах ни в коем случае нельзя. Раз уж мы взяли у природы «бразды правления», то должны пользоваться ими чрезвычайно ответственно, встречать возникающие трудности во всеоружии. Надо признать честно: наука не была в полной мере готова к ре­шению проблемы, о которой идет речь.

Во многом это объясняется тем, что недостаточно развита физиология беременности как наука и даже возрастная физио­логия в целом.

Возникший вакуум стараются заполнить энтузиасты из числа акушеров и педиатров, но никто не может заме­нить здесь именно физиолога. К сожалению, этой проблемой занимается только наша небольшая лаборатория. Настало время резко расширить фронт работ.

—Но не могут ли ваши исследования уже сейчас подсказать какой-то выход из порочного круга?

—Лет тридцать назад физиологически незрелых организмов рождалось не более 15—20 процентов. Это означает, что их срав­нительно немного среди тех молодых людей, которые сейчас сами становятся родителями. Они способны уменьшить процент ослабленных новорожденных. С этого и надо начинать. Ре­шать эту задачу предстоит не только ученым-врачам, но и са­мим молодым родителям.

Главное — необходимо гораздо ответственнее относиться к гигиене материнского организма. Заботиться о будущей матери, после того как беремен­ность стала заметной, поздно. Начинать надо гораздо раньше. Как я говорил, наиболее уязвимы начальные ста­дии беременности, когда плод только формируется. С этой точки зрения отпуск женщине был бы нужен именно в это время — другое дело, что физически работать ей тяжелее во вторую половину беременности. Во всяком случае, жен­щину уже в начальный период нужно оградить от конф­ликтных ситуаций, нервотрепки, обеспечить максимально спокойные и здоровые условия для работы. Это вполне вы­полнимо, достаточно лишь желания членов коллектива. Разумеется, такое же отношение должно быть и в семье.

Сильнейший стрессовый фактор — половая жизнь. Природа создала надежный механизм, защищающий плод: после зачатия влечение тормозится. У людей он, к сожалению, расшатан. Поэто­му приходится полагаться на сознание. Я считаю, что половая жизнь во время беременности недопустима.

Очень вредно и избыточное питание. Представление о том, что будущая мать должна есть за двоих, оправ­дывало себя лишь тогда, когда пищи действительно не хватало.

Зародившийся организм будто знает о том, что «не­обходимость — двигатель прогресса». Природа так рас­порядилась, что он получает от матери питательные ве­щества и кислород строго в обрез, поэтому должен само­стоятельно добывать «хлеб насущный». Рефлекторно ак­тивизируются скелетные мышцы, кровь бежит быстрее, а вместе с ней пища и кислород. Наконец плод удовлет­воренно замирает. Но получил он гораздо больше, чем ему требовалось просто для поддержания жизни! За счет своего труда он быстро растет. Повторяющиеся циклы — это движение не по кругу, а по спирали: с каждым витком образуются новые энергетические уровни.

А если питательные вещества поступают от матери в избытке? Тогда нет стимула к развитию. Вместо спирали получается круг. Развитие либо прекращается, что озна­чает смерть, либо задерживается, что приводит к физио­логической незрелости.

Запомнился мне случай, происшедший во время войны. В одной палате лежали две роженицы. Одна питалась, как и все в то тяжелое время. Другой заботливый муж разве что не птичье молоко в дом приносил. И как же уби­валась вторая женщина, когда у нее родился ослаблен­ный ребенок, а у ее соседки по палате — крепыш! Мы-то с вами теперь знаем, что это закономерно.

Добавлю, что подобное явление мы вызывали специ­ально в опытах с животными. Причем использовали как пищу, так и кислород. Излишек его тормозит развитие, недостаток стимулирует! Да еще какой недостаток! Ес­тественное для плода поступление кислорода соответ­ствует условиям на высоте Эвереста — величайшей гор­ной вершины на Земле. А ведь это почти девять километ­ров над уровнем моря! Для взрослого организма эти условия пагубны. Альпинисты, покоряющие Эверест, в большинстве случаев пользуются кислородными аппара­тами, а мы превышали в своих опытах этот уровень, то есть делали содержание кислорода еще меньше. И что же? Плод адаптируется и к этим условиям!

Разумеется, всему есть предел. Если перейти определенную границу, плоду просто нечего будет добывать, как бы активен он ни был...

Из множества неблагоприятных факторов хочу назвать еще один. Часто считают, что токсикозы говорят о небла­гополучном течении беременности. И вот уже в ход идут без ведома врача различные лекарства, приносящие об­легчение. А ведь хорошо известно, что лекарства — это палка о двух концах. Матери оно, возможно, помочь мо­жет, а для ребенка окажется сильным стрессовым факто­ром.

Между тем ранние токсикозы — это истинное спасение для нормальной беременности, и тревогу должно вызы­вать, скорее, их отсутствие. Ведь с их помощью из мате­ринского организма удаляются губительные для плода вещества и устанавливается благоприятная среда. Если защитные силы женщины ослаблены, нарастают неблаго­приятные изменения. А вот поздние токсикозы, хотя это тоже приспособительные реакции, уже ненормальны. Осо­бенно тяжелые формы. Значит, организм матери до сих пор не справился со своей задачей.

Еще раз приходится напоминать о том, как нужны и важны супругам знания об организмах мужчины и жен­щины. О том, как важно с детства воспитывать у маль­чиков уважение к женщине, основываясь не на чем-то аб­страктном, а на ее физиологической роли.

—Итак, если представители физиологически зрелого поколения будут соблюдать требования, это позволит ра­зорвать порочный круг. Но ведь среди них все-таки есть ослабленные, у которых будет такое же потомство.

—Согласен, но в детстве можно в значительной сте­пени компенсировать то, что упущено в материнском ор­ганизме. Если, конечно, действовать умело. Вот здесь и способен оказать неоценимую помощь опыт Никитиных. Разумеется, взятый не один к одному, а с коррективами — над ним еще предстоит поработать.

Вот поэтому я и говорил, что система Никитиных имеет особое значение именно для ослабленных детей. Когда они наверстывают упущенное, догоняют своих сверстни­ков, эффект особенно заметен. Но важно вовремя начать действовать, иначе может быть поздно. Основная заслуга Никитиных в том, что они нашли приемы, которые можно использовать с самого рождения.

—А как, собственно, узнать, физиологически зрелый ли родился ребенок или нет?

—Вы правы, это важный момент. Ведь физиологи­чески незрелый организм внешне может и не отличаться от нормального. Это объясняет, кстати, почему до нас никто не обнаружил явление физиологической незрелости и почему оно сейчас с таким трудом получает признание. Отличия здесь внутренние. Они вызваны несоответствием физиологических особенностей ребенка его возрасту. Ис­следование дыхательной и сердечно-сосудистой систем, мочи и крови, рефлексов вполне определенно указывает на эти отличия.

Конечно же, подвергать каждого новорожденного все­сторонним исследованиям было бы сложно. Поэтому наша лаборатория создала доступные практикам методы. Они учитывают частоту и периодичность дыхания, частоту сер­дечных сокращений, мышечный тонус и двигательные реф­лексы.

Особенно показательны, наглядны рефлексы. Это ха­рактерные внешние проявления физиологических особен­ностей новорожденного. Ими вполне могут пользоваться и родители. Большинство рефлексов связано с тем, что до полутора месяцев у малыша как бы сгибательная поза, в которой он преимущественно находился в материнском организме.

Например, рефлекс Робинзона. Если вложить в ладони младенцу по пальцу, он с такой силой их сожмет, что мож­но даже поднять его. Этот рефлекс ошибочно считают хва­тательным. Нет, хватание в данный период еще ложное! Характерно и рефлекторное сгибание ножек при раздра­жении подошвы.

Очень важен открытый нами пяточный рефлекс. Достаточно слегка надавить на пяточную кость, как младенец напрягается, вскидывает руки, на личике появляется гримаса плача — ничего общего, кстати, не имеющая с настоящим плачем. Все это про­исходит только с физиологически зрелым ребенком, у ослабленно­го рефлексы плохо выражены или вовсе отсутствуют.

—Итак, мы выяснили, что такой-то новорожденный физиологически незрелый. Что дальше?

Я думал, что обойдусь без объяснения энергети­ческого правила скелетных мышц, чтобы не вдаваться в подробности. Теперь вижу, что не удастся. Это правило мы выдвинули в противовес энергетическому правилу по­верхности, сформулированному известным немецким физиологом Марксом Рубнером и господствующим в науке с прошлого столетия по сей день.

Согласно Рубнеру, природа выдала всем млекопитаю­щим одинаковую энергию на единицу веса: 180—190 ты­сяч килокалорий на килограмм. Использовал свой запас — умирай. А поскольку животные малых размеров неэко­номно расходуют энергию (у них гораздо больше прихо­дится поверхности на единицу массы, а значит, и тепло­отдача больше), то исчерпывают они свой энергетиче­ский фонд быстрее. Действительно, мышь живет два с половиной года, а слон 80 лет.

Мы тоже, начиная свои исследования, находились в плену у этого правила, которому подчиняются все, от слона до мыши. А потом обратили внимание на несоответствия. Например, кролик и заяц одинаковы по величине и весу. Значит, энергетические запасы и продолжительность жизни также должны совпасть. Но нет! Заяц гораздо активнее и тратит энергии больше. Еще бы, ведь он мчит­ся со скоростью поезда, спасаясь от хищника! Получается, что заяц быстрее должен «съесть» свой жизненный лимит. Однако живет он в два-три раза дольше своего «расчет­ливого» собрата! Еще пара: крыса и белка. Поверхность тела у них одинаковая. Первая живет два с половиной го­да, вторая — двенадцать — пятнадцать лет. И таких приме­ров у нас набиралось все больше.

В конце концов мы вывели другую закономерность: жизнь организма, его рост и развитие зависят от двига­тельной активности, позволяющей реализовать наслед­ственную программу. Прямо противоположное тому, что утверждал Рубнер! Ведь из его правила вытекает, что всякое движение — неизбежное зло, так как истощает «жизненную копилку». Нет, оно эту «копилку» пополняет! Именно благодаря движению организм восполняет не только потраченное, но и создает запас, задел для дальней­шего развития.

Пассивность снижает приспособительные возможности организма, делает его беззащитным перед неблагоприят­ными условиями среды, перед заболеваниями. Активность же выступает как посредник, увязывающий генетическую программу с информацией извне. Без этого эволюция была бы невозможна. Природа очень дорожит законом актив­ности и жестоко наказывает за его нарушения.

Энергетическое правило скелетных мышц начинает действовать, как мы уже знаем, еще до рождения ребенка.

— С плодом вроде бы все ясно. Но вот новорожденный... Он дышит, сосет молоко... Значит, активен! Разве этого недостаточно, разве принцип активности не соблюден уже? Или все-таки необходимо что-то еще?

—Опять же сошлюсь на наши опыты. Четырех-пяти-дневные щенки в достаточном количестве получали от матери молоко. Некоторым из них вводили вещества, блокирующие двигательную активность. И если вес ос­тальных щенков превысил через месяц килограмм, то у этих остался прежним, на уровне четырех-пяти дней. Ре­зультаты таких опытов трудно укладываются в голове, они переворачивают существующие представления. Но беспристрастный язык фактов свидетельствует: пища не сама по себе определяет рост и развитие, а только в со­четании с мышечной активностью. Младенцу нужна ра­бота всех мышц.

—Вы убедили меня в том, что энергетическое пра­вило скелетных мышц — общая закономерность, благо­даря которой и достигается максимальная активность, столь необходимая для оптимального развития организ­ма. Но что «включает» ее после рождения? Возможно, сильный холод, который должно ощутить крохотное су­щество, появившись на свет?

—Да, новая среда встречает температурой вдвое меньшей, чем была у матери! Представляете, какая слож­ная задача у новорожденного: самостоятельно вос­становить утраченные восемнадцать градусов? Ведь по­тери тепла у него во много раз больше, чем у нас с вами. Тут Рубнер, безусловно, прав. Новорожденный согре­вается, почти беспрерывно двигая ручками и ножками. Это ему явно на пользу: он быстро прибавляет в весе, растет и крепнет.

Увы, как часто, превратно понимая уязвимость, хруп­кость новорожденного, стремятся обеспечить ему макси­мальный комфорт — держат в жаркой комнате да еще стягивают пеленками! И действие механизма, созданного природой, нарушается тем больше, чем сильнее «забо­та». Примерно при 32—34 градусах мускулатура пол­ностью расслабляется...

—А какая температура нужна?

Точно этого пока сказать нельзя. Югославские ученые поставили интересный опыт. Крысы, которые должны были вот-вот родить, могли поселиться в ячей­ках с температурой от 0 до плюс 30 градусов Цельсия, но все, как одна, устраивались там, где было 15 градусов. В самом гнезде, конечно, теплее, но воздух, которым дышали крысята, именно такой. Мы получили хорошие результаты, на время понижая температуру до 10 градусов. Это время, пока мышцы у крысят еще напряжены. Если переусердствовать, мышцы также расслабляются и раз­витие тормозится. Между прочим, крысы считаются удобной моделью для изучения человека.

С полной уверенностью в своей правоте мы ненадолго ставили на живот ребенка стакан воды со льдом около 5 градусов. Температура тела не понижалась. Напротив, поднималась на 0,5—1 градус. Как только она начинала снижаться, стакан снимали. Это очень тонизировало ма­лыша.

Однако призываю родителей не увлекаться. Повто­ряю, точных рекомендаций на этот счет пока не сущест­вует. Определенно можно говорить лишь о верхней гра­нице. Она не должна превышать 20—22 градуса. 25— 26 градусов в родильных домах плохо.

Хорошо кратковременно держать новорожденного (первые 7—8 дней его жизни) при температуре не выше 18 градусов обнаженным, набирая 2,5—3 часа в сутки. Для физиологически зрелых сеансы могут быть 10— 15 минут, для незрелых — меньше. Во всех случаях сиг­налом к прекращению процедуры служит снижение дви­гательной активности.

И спать ребенку следует не в жаркой комнате. Даже зимой можно оставлять его на закрытой веранде или балконе. Если, конечно, нет сильного мороза. В этом слу­чае полезно держать открытой форточку или периоди­чески проветривать помещение.

Напомню, что с помощью таких процедур Никити­ным удалось ликвидировать у своих детей диатез. Но повторяю, важно не перейти за рамки адаптивных воз­можностей организма.

С ослабленным младенцем необходимо обращаться особенно осторожно. Тем не менее и для него эти воздействия столь эффек­тивны, что он все больше и больше наверстывает упущенное, мед­ленно, но верно догоняет в развитии своих сверстников.

— Вы нелестно отозвались о стягивании пеленками. А оно чем плохо? Это веками существующий обычай. Бытует мнение: так ребенку спокойнее. Он не будет бес­покоиться, пугаться своих ручек, травмировать себя ими. И если малыш активен во время бодрствования, так как получает прохладные воздушные ванны, и если спит на холоде, но стянут пеленками — противоречит ли это вашим мыслям? Ведь во сне он отдыхает. Какая уж тут активность?

— Дело в том, что борьбы с холодом, так пугающей многих родителей, еще недостаточно! В самом деле, вначале ребенок спит почти все время. Так что же, позволить ему практически постоянно бездельничать? Природа не может этого допустить! Она ищет дополнительные резервы.

И вот в дыхание спящего младенца периодически вплетается фаза длительного выдоха. Возникает дефицит кислорода — уже известный нам «пусковой механизм» двигательной активности. Происходит рефлекторное под­рагивание. В результате 50 процентов времени спящий ребенок проводит фактически в движении! А пеленки этому препятствуют! Полностью устранить двигательную активность они, к счастью, не могут, но сильно ее огра­ничивают. И тем более, чем туже затянуты.

В нашей лаборатории создана специальная одежда для новорожденных типа распашонки, рукава зашиты. В ней они в полной безопасности и в то же время абсо­лютно свободны, поэтому сохраняют естественную для них двигательную активность.

—Лена Алексеевна утверждает, что избавиться от диатеза у последнего, седьмого, ребенка удалось еще в роддоме благодаря раннему кормлению грудью. Действи­тельно ли это важно?

—В родильных домах новорожденного приносят на первое кормление в лучшем случае через сутки, а обычно через двое-трое суток. Причина — все в том же стремле­нии к комфорту. Дают отдохнуть, прийти в себя и роже­нице и ребенку. Кроме того, утверждают, что молоко появляется чаще всего на третьи сутки.

Но вот мы обратили внимание, что у животных иначе. Они кормят буквально в первые минуты после родов, и это имеет огромное значение. Их детеныши застрахованы от неприятностей, с которыми смирились, как с неизбеж­ными, педиатры: от потери в весе не менее 100— 200 граммов, от так называемой «физиологической жел­тухи», от увеличения выделения влаги, от загустения крови и уменьшения содержания в ней белка...

Дальнейшие наши исследования показали, что, если младенцу сразу же дать грудь, у женщины появляется молоко, иначе оно действительно пропадает и восста­навливается через три дня, причем с трудом. И у малыша неблагоприятных изменений не возникает. Это и неудивительно, ведь первое молоко, названное молозииным,— чрезвычайно ценный для ребенка продукт. Оно содержит полный набор не только питательных веществ, но и та­ких, что повышают устойчивость к инфекциям, против которых новорожденный сам по себе беззащитен. Осо­бенно нуждаются в нем физиологически незрелые. Если ослабленный ребенок не может сосать, нужно сцедить молоко и дать (не стерилизуя, чтобы не разрушить ак­тивные вещества) из рожка.

Благотворно действует раннее кормление и на жен­щину. Без всяких фармакологических средств ее орга­низм способен быстро прийти в норму. В Яузском род­доме погибала женщина от кровотечения. Отчаявшиеся спасти ее врачи ухватились за последнюю «соломинку»: я предложил дать матери покормить ребенка. Кровотечение прекратилось! Это далеко не единственный пример.

И если б видели вы лицо матери, только что иска­женное страданием и вдруг преобразившееся, когда она почувствовала прикосновение губ своего ребенка. Самая некрасивая женщина в эти мгновения прекрасна! И ста­новится ясным, что это и есть для нее наилучший отдых. А как меняется отношение к нежеланному ребенку! Сколько будущих несчастливых жизней способны выпра­виться в этот счастливый миг!..

Да, раннее вскармливание необходимо и ребенку и матери. Мы считаем, что оно должно начаться в первые 20—30 минут после рождения, в крайнем случае, не позже ча­са. Конечно, сложившиеся традиции не так легко изменить. Вот почему сейчас появляются компромиссные рекомендации уче­ных: кормить через 16, 12, 6 часов... Мы уверены, что в скором времени будет принята наша рекомендация. В США, например, ее уже подхватили и широко используют.

—Я сейчас заметил, что разговор все время идет о первых днях ребенка. А ведь Никитины рассказали нашим читателям о большом периоде жизни своих детей...

—Первая неделя — критический срок. В это же время решается, приспособится ли крохотное существо к совершенно новым для себя условиям. В этот период определяется, изба­вится ли ребенок от физиологической незрелости или же, на­оборот, она у него из-за неправильных мер углубится. Имен­но поэтому я уделил столько внимания первой неделе.

—Ну а если возможности в эту «узловую» неделю все-таки упущены? Можно ли что-то сделать в последующие периоды?

—Это во много крат сложнее! Но вполне возможно. Опыт Никитиных, а также их последователей — московского инжене­ра Владимира Скрипалева, режиссера Николая Бурляева и актрисы Натальи Бондарчук — тому подтверждение. Все их дети родились с явной физической незрелостью, к тому же по ряду причин основные меры стали принимать только после не­дельного возраста. Тем не менее во всех случаях удалось до­биться замечательных успехов.

—Это обнадеживает. Какие же здесь существуют воз­можности?

—Прежде всего по-прежнему недопустимо сдерживать активность ребенка, туго его пеленая. Рукава в одежде типа распашонки должны быть зашиты до той поры, пока малыш не привыкнет к своим ручкам и не исчезнет опасность травмы.

Очень важно, чтобы кормление грудью продолжалось до года. Я понимаю, что не всегда это от матери зависит. Но нередко она по собственной инициативе прекращает вскармливание. Ошибочное решение! Ничто не может заменить материнское молоко!

Причем кормить ребенка следует так часто, как он этого про­сит. А вначале он просыпается, проголодавшись, примерно че­рез каждые три часа. Получается, что кормить приходится не менее семи раз в сутки да и ночью тоже! Ребенок не должен стра­дать от того, что это неудобно для взрослых.

Не теряет своего значения и холод. Воздушные ванны сле­дует делать перед кормлением. Хорошо, если будет 16—18 гра­дусов, для более крепкого малыша может быть и 14 градусов.

—Тот же вопрос: как определить в этот период состояние ребенка?

—Вот этапы нормального развития. Они могут служить до­статочно точным ориентиром.

К полутора месяцам (не позже!) ребенок приобретает способ­ность противостоять гравитации и начинает расставаться со сги-бательной позой. Первой высвобождается голова. Начинается активное, хотя и робкое, познание мира, возникают зрительные ориентировочные рефлексы.

К трем месяцам впервые «развязываются» ручонки. Несколь­ко позднее уже и ножки не сопротивляются разгибанию. Между третьим и четвертым месяцами появляется истинное хватание, а рефлекс Робинзона исчезает. Пропадает и пяточный рефлекс. Ребенок начинает познавать окружающие предметы не только зрением, но и хватая их, осязает и даже пробует на вкус.

В пять-шесть месяцев наступает вторая антигравитационная реакция: поза сидения. Это совпадает с появлением зубов.

И наконец, заключительная победа над гравитацией: в девять-десять месяцев ребенок стоит, а вскоре делает первые роб­кие шаги.

При хорошей активности ребенка вполне может быть некото­рое опережение графика. Напротив, отставание должно встре­вожить, особенно если оно большое. Ведь тогда вообще все пере­путается. Запоздала, например, поза сидения — значит, поздно появятся зубы. Сейчас они нередко «лезут» в девять месяцев, в год и даже в полтора. Нормальная двигательная активность — это и профилактика кариеса.

—Очевидно, своеобразие развития ребенка после недель­ного возраста в том, что он довольно быстро приобретает новые для себя возможности. Поэтому удовлетворить его потребности в движении можно двояко: либо предоставив его самому себе, ли­бо дав дополнительную нагрузку — специальные упражнения, спортивный снаряд в кроватку, плавание... Второй путь многих смущает. Они высказываются за естественный ход событий, про­тестуют против насилия над природой.

—Никого не удивляет обычный уход за младенцем, удовлет­воряющий различие его потребности. Думаю, мне удалось до­казать, что двигательная активность также жизненная важная потребность. А в полной мере удовлетворить ее ребенок самосто­ятельно не может. И если мы стимулируем активность, это никак нельзя назвать насилием над природой. Вот если бы не было оп­тимальных условий для проявления активности, тогда следует го­ворить о своеобразном насилии. Но, подчеркиваю, оптималь­ных. Крен в другую сторону также опасен.

Начну с простого. Хорошо почаще класть малыша на живо­тик. Тогда он старается поднимать головку. И э