О дураках, облеченных властью

У глупости шатер просторный —

Весь мир тут суетный и вздорный,

Мошны и силы раб покорный.

* * *

Глупцов кругом так много… но

Оно ведь и немудрено:

Кто сам себя средь мудрых числит,

Тот дураком себя не мыслит,

Хоть он-то именно кругом

Слывет примерным дураком.

Но дураком назвать попробуй

Властносановную особу!

Казаться умными им нужно,

Чтобы глупцы хвалили дружно,

А не похвалят – каждый сам

Себе воскурит фимиам.

Но мудрый хвастуна узнает:

Ложь самохвальная воняет!

Кто чересчур самонадеян,

Тот глуп, посмешище людей он!

А тот, кто истинно умен,

Молвой всеобщей восхвален…

Блаженны страны, в коих славят

Князей за то, что мудро правят,

И где в совете нет мздоимства,

Где не в почете подхалимство

И нет распутства кутежей

Средь власть имеющих мужей.

Но горе странам, чей правитель

Глупец и правды не ревнитель:

С утра совет там кутит, пьет,

Не ведая других забот.

Иной бедняга, рыцарь чести,

На скромном, незавидном месте

Счастливей, чем король-дурак,

Кому беспечность – злейший враг.

Как мудрецы скорбеть должны,

Когда глупцы вознесены!

Но там, где глупость не в фаворе,

Там власть и благо не в раздоре.

В чести и силе та держава,

Где правят здравый ум и право,

А где дурак стоит у власти,

Там людям горе и несчастье.

Угодник мерзок нам везде,

И тем презреннее в суде:

Он может истину продать —

За грош тебя оклеветать.

Бесспорно, лавры судей ждут,

Чей нелицеприятен суд,

Однако ж и поныне люди

Страдают от неправых судей,

Подобных тем, что молодой

Сусанне мстили клеветой.

Заржавели, лишились блеска

И папский меч, и королевский [56]

И не секут, где надо сечь,

Чтоб беззакония пресечь.

Подвластно все на свете злату.

О Риме так сказал когда-то

Югурта-царь: [57]«О город блудный!

Тебя купить ничуть не трудно,

Лишь был бы кто купить готов!…»

А ныне мало ль городов,

Где и советы и суды —

Бессовестные слуги мзды?

Так рушат правые порядки

Власть, кумовство, корысть и взятки!

Бывало, мудр был государь,

Ученые, бывало, встарь

В совет старейшин избирались,

А преступления карались;

В довольстве люди жили, мирно.

Но глупость полог свой обширный

Простерла над землею всей,

Вербуя в рать свою князей,

Чтоб здравомудрость угнетать,

Любостяжанью волю дать

И чтоб неопытный совет

Гнездовьем был народных бед,

Которых множится число.

Вот глупости всесветной зло!…

И дольше б княжил князь иной,

Когда б не стал на путь дурной,

А защищал бы справедливость

И льстивость бы карал и лживость

Советников, которых надо

Еще задабривать наградой!

Кто взял подачку – прихлебатель,

Кто принял взятку – тот предатель.

Корабль ремесленников

Под скрип снастей, под всплески весел

С мастеровыми всех ремесел

Корабль от берега плывет

По вольному простору вод.

Мастеровые эти люди

Везут своих цехов орудья.

Но нет респекта в наши дни

К ремеслам. Портачи одни

И проходимцы-шарлатаны

Все – хоть ни два ни полтора —

Преуспевают, как ни странно.

Сегодня лезут в мастера:

Ремесел много – и теперь им

Житье, невеждам-подмастерьям,

И даже тем, кто и недели

Учиться делу не хотели'

Работают того лишь ради,

Чтобы соседу быть внакладе.

Чуть цену сбавил – хоть беги:

Все в городе тебе враги!

А не уступишь – большинство

Тебя поддержит для того,

Чтоб цены сохранить. А все ж

Цена дрянной работе – грош!

Но эти самые строптивцы

Сбивают цену, нерадивцы,

Плохой работой. Так у всех:

Тот назову иль этот цех, —

Свои изделья сбыть готовы

Все нынче по цене дешевой.

Но вещь плохая не нужна,

Как дешева ни будь она.

Теперь ведь каждый норовит

Придать вещам лишь внешний вид,

А для любого ремесла,

Воистину, нет хуже зла!

Я вам признаюсь кое в чем:

Немало с этим дурачьем

Я сам якшался, чтоб о них

Поведал мой правдивый стих.

Но многого я не сказал:

За два-три дня все написал,

А то, что делается спешно,

Никак не может быть успешно.

Принес один мазила раз

Свою картину напоказ

К прославленному Апеллесу. [58]

Придать себе желая веса,

Похвастал он: «С такой картиной

Я справился за день единый!»

Но Апеллес в ответ: «Да ну?

За целый день – всего одну?!

По этой судя, я считал,

Что за день ты штук шесть создал!»

Мазиле так сказал художник…

Теперь представьте, что сапожник

Стачал сапог пар двадцать в день:

Рассыпались бы, чуть надень!

Сколь было бы для всех плачевно,

Коль оружейник ежедневно

Ковал бы дюжину клинков,

Снабжая ими простаков?

От них не прок, а лишь помеха:

С плохим оружьем не до смеха!

А если плотник без смекалки

Бревно для потолочной балки

Начнет тесать – так от бревна

Щепа останется одна!

И каменщиков есть немало,

Кирпич кладущих как попало.

Есть у портных свои грешки:

Длиннее делают стежки —

Скорей заказ готов. Увы,

Недолговечны эти швы!

А те, кто при печатном деле, —

Весь заработок за неделю

Беспечно в день один пропьют!

И то сказать, не сладкий труд —

И утомительный, и грязный:

Иль с мелочью разнообразной

Возись, иль книгу набирай,

И корректируй, и сверяй,

И краску черную вари

В такой жарище, хоть умри!

Иному, впрочем, на работу

Не жаль ни времени, ни пота,

А сделал – все не так, как надо!

Но он из Обезьянограда, [59]

И не было такого чуда,

Чтоб мастер дельный был оттуда!

На том же судне дураков

Немало есть учеников,

С которых шкуру-то дерут,

А платят им гроши за труд.

Но эти пустят все равно

Свой заработок на вино.

О завтра думать – есть ли толк:

Все пропил – лезь, как в петлю, в долг.

…Так они едут – с цехом цех,

Но я собрал еще не всех!

О дурном родительском примере

Ребенок учится тому,

Что видит у себя в дому:

Родители пример ему.

* * *

Кто при жене и детях груб,

Кому язык распутства люб,

Пусть помнит, что с лихвой получит

От них все то, чему их учит.

Теперь вести себя прилично

Не в моде стало, и обычно

И женский пол, себя позоря,

Стал срамословить в разговоре.

Мужья – пример для жен своих,

А дети учатся у них:

Там, где аббат не враг вина,

Вся братия пьяным-пьяна!

Что говорить, – спокон веков

Полно на свете дураков!

Не волк воспитывал овец,

Походку раку дал отец.

Когда родители умны

И добродетельно скромны,

То благонравны и сыны.

Попался как-то Диогену [60]

Какой-то пьяный совершенно,

Впервые встреченный юнец

«Сынок, – сказал ему мудрец, —

Ты, вижу, весь в отца родного:

Бьюсь об заклад – он раб хмельного!)

Коль видят нас и слышат дети,

Мы за дела свои в ответе

И за слова: легко толкнуть

Детей на нехороший путь

Держи в приличии свой дом,

Чтобы не каяться потом.

О наслаждениях

Кто похоти покорный раб,

Тот нищ умом и духом слаб, —

Он плохо кончит, жертва баб!

* * *

Грех похоти, мужской тем паче,

Сравнить могу я с девкой падшей,

Что, у порога сидя, в дом

Зовет прохожего: «Зайдем!» —

И ложе по цене дешевой

Со всяким разделить готова,

Суля обманчивое счастье

Поддельной, всем доступной страсти.

Дурак в ее объятья вмиг

Бросается, как дурень бык

Под тяжкий молот скотобойный

Иль как овечка, что спокойно,

Резвясь, вдруг в петлю попадет, —

А кто-то в сердце нож воткнет.

Смотри, глупец, не будь так рад —

Ты ввергнешь душу в темный ад,

Распутной девкой соблазнясь.

Но, похоти не покорясь,

Иного причастишься счастья.

Прочь от соблазнов сладострастья,

Чтоб в грех язычества не впал,

Как древний царь Сарданапал, [61]

Кто мнил, что радости иной

Нам не дано, кроме земной,

А смерть всему кладет конец!

Себя же обличил глупец:

За мимолетным счастьем гнался,

А сам впоследствии признался:

«Кто наслажденья слишком любит

Навеки сам себя погубит».

Нет радости, чтоб не минулась

И горечью не отрыгнулась,

Хоть, наслаждений трубадур,

Пел по-иному Эпикур! [62]