Как превратить алгоритм отношения в алгоритм поведения

Это была грубейшая ошибка. Опять попал в треугольник судьбы. Конечно, нужно было начинать с редактирования своей книги, а в учебнике психиатрии редактировать только свои главы. Вечный Принц поступил как гиперсоциальный невротик. Причем сделал это, почти не раздумывая. И это человек, который почти 10 лет занимался психологической подготовкой. Он уже знал, что человек себя и свои интересы должен был поставить на первое место. Он знал, что избавитель всегда становится жертвой. В общем, одно знание дает слабый эф­фект. В процессе психологической подготовки наша основная задача изменить паттерны, или алгоритмы, человека, которые делают его поведение автоматизированным.

Легче всего изменить алгоритм отношения. Гораздо труднее изменить алгоритм поведения. Ведь все это прекрасно знал Вечный Принц. Ведь он знал и треугольник судьбы: Преследо­ватель — Избавитель — Жертва. Ведь он знал, что будет наказан. И все-таки почти без раздумий, используя рационализацию, убедил себя, что вначале ему нужно было редактировать совместно написанный учебник. Я думаю, что если бы он в первую очередь опубликовал свою монографию, то толку для общества от этого было бы больше. Будущее показало, что его книги покупали сотни тысяч людей, а читали миллионы. Учебником пользовались только профессионалы.

Конечно, на уровне сознания Зевс хотел ему помочь, но ведь фактически мешал своей активностью. Преподавателем Вечный Принц стал благодаря вмешательству и помощи крупного партийного работника. Трудности переизбрания у него воз­никли только из-за того, что ходили коллективом против Профессора, а у него не хватило воли уйти из стада. А поход ведь организовал Зевс. Да и в процессе обсуждения он часто тормозил работу Вечного Принца. Все это делалось неосознан­но, и я отнюдь не хотел бы, чтобы вы поняли, дорогой мой читатель, что я в чем-то обвиняю Зевса. Еще в Библии ска­зано: «С отважным не пускайся в путь, ибо погибнешь от его безрассудств». Ведь все это я говорил Вечному Принцу, но, тем не менее он по-прежнему часто поступал под влиянием чужих советов. Он же великолепно знал, что не следует ориентиро­ваться на чужое мнение, Ведь все его успехи были связаны с тем, что он слушался выводов своего ума. Он сам всех призы­вал к этому. Алгоритм отношений изменился, а алгоритм поведения сохранился.

Итак, что можно рекомендовать, чтобы алгоритм отно­шения превратился в алгоритм поведения:

1. Вести дневник, где описывать все свои впечатления. Еще лучше жить под магнитофон. Через какое-то время начнешь понимать, как происходит, что поступаешь по-старому.

2. Попросить близких следить за вами и платить им штраф, когда они поймают вас на том, что вы опять стали жить для кого-то.

3. При анализе ситуации и «разборе полетов» в разговоре с самим собой произносить следующие фразы: «Дал себя обма­нуть» вместо: «Меня обманули», «Позволил над собой изде­ваться» вместо: «Надо мной издевались» и т. п.

4. При анализе ситуации и «разборе полетов» в разговоре с партнером по конфликту произносить следующие фразы: «Что я не так сделал?» и «Как мне следовало бы поступить?» и т п.

5. Обязательно благодарить за критику. — М.Л.

Я начинаю учиться писать

С редактором мне повезло. Все остальные мои книги ре­дактировала она. Я здесь буду называть ее Редактор. Эта было интеллигентная и начитанная женщина 35 лет, кото­рая была в депрессивном состоянии в связи с разводом. И благодаря ее квалифицированному редактированию я понял, как нужно писать книги. Выяснилось, что книг писать мы не умеем, что есть здесь тоже святые правила, которые обтачивают материал, так что он становится понятным не только авторам, но и читателям.

С редактором у нас сложились дружеские отношения. Я помогал ей выйти из депрессии, в которой она пребывала в связи с разводом с мужем. Причем ее больше волновало то, что она не будет выглядеть благополучной женщиной, каковой считалась в коллективе редакции.

Редактирование учебника шло тяжело. Мы не знали основ написания книц она не знала психиатрии. Но работа, в общем, продвигалась. В конце концов, редактирование закончилось. Перед тем как сдать книгу в печать, Зевс решил взглянуть на правку. Начал все заново редактировать. Я выглядел как оплеванный. Еще пришлось оплатить Редактору за повторное редактирование. Настроение было отвратительное. Но все же я заметил разницу в своем эмоциональном реагировании. Если раньше в таких случаях у меня возникала тоска, то теперь я злился, и, в основном, на себя. Ведь я нарушил основные законы судьбы. Я стал избавителем. Нужно было, конечно, вначале отредактировать свою диссертацию и у меня была бы своя книга, без соавторов. (Так ему и надо. Не нарушай законов. Не опускай руку в кипяток - ожог будет. А если серьезно, то нельзя быть избавителем, нельзя нарушать психологические законы, - М.Л.)

Далее пошли различные политические процессы. Развалился Советский Союз. Стало понятно, что издать книгу за государственный счет уже не удастся. Зевс в это время создал свою фирму и заработал деньги. Но он потребовал, чтобы мы отказались от своих авторских прав. (А вот Зевс молодец. Плевал на все моральные догмы, дружеские взаимоотношения. Гнет свою линию и все. И плевать ему на то, что кто скажет. — М.Л.) Я было разозлился. Вытащил свои главы (а это была треть книги). Потом Редактор меня уговорила подписать договор, что я и сделал. Реакции внешне я никакой не проявил. Но было обидно. И обидно до сих пор. Хотя сейчас эта обида очень бледного цвета. Это даже скорее восхищение Зевсом, для которого дружба стоит на -надцатом месте. Михаил Ефимович, я знаю ваше отношение к дружбе, умом я с вами согласен. Вы правы, друзей нужно в принципе исключить из своего обихода, но пока ничего не получается. И я продолжаю делать что-то в уго­ду дружбе, вступая в противоречие с интересами дела. Ни­как не могу избавиться от невротизма.

Выводы кое-какие для себя я все-таки сделал. Теперь я ни с кем не публикуюсь в соавторстве, а если такое случа­ется, то так, чтобы видно было, что сделано мною, что со­автором. Кому я теперь смогу объяснить, что сделано мною для того, чтобы учебник был достаточно оригинальным. Даже вам, Михаил Ефимович, я не хочу об этом рассказы­вать.

Издание книги было и радостным событием, и одновре­менно несло элемент горечи. Когда необходимо было де­лать правку в гранках, я вымучивал из себя эту правку. Именно в моей части было потом найдено больше всего ошибок. Меня ругали, хотя первичное редактирование было моим. Как вы, Михаил Ефимович, правы с треуголь­ником судьбы. Стал я жертвой. Можно было бы меня и от­странить. Хотя бы от технической правки. Ведь после по­вторного редактирования учебник стал хуже с моей точки зрения.

Дороги наши начали постепенно расходиться. У каждо­го из нас на стороне появилась своя жизнь, в которую ос­тальные не вписывались. Я занимался своим клубом и пси­хотерапевтическими циклами, Зевс — фирмой, Артист — художественной самодеятельностью и поэзией. Нас связы­вал теперь только факультет. Это была уже слабая связь. Души у всех нас уже были в другом месте, куда и отправля­лись тела, когда заканчивалось обязательное пребывание в институте. Хотя качество лекций по психиатрии еще оста­валось высоким, но творческий компонент иссяк. Лекции курс от курса практически повторялись. Мы даже читали их по одному тексту.

Комментарий:

О труде и работе

Человек, для того чтобы удовлетворять свои потребнос­ти должен что-то делать. Различают три формы деятель­ности: игра, учеба и работа. Все три вида деятельности способствуют росту человека. Если первые две формы в основном предназначены для роста личности, то основная цель работы — это получение какого-то продукта. Деление чисто условное.

Во время игры идет учеба. Да и игру можно организовать так, чтобы получилась какая-то продукция. Игра — это основной вид деятельности детей дошкольного возраста. Но элементы игровой деятельности вводятся и в учебу и в производственную деятельность. Так, в трудовой психотерапевтический процесс вводятся элементы игровой терапии. Игры используются и в процессе учебы, и в трудовой деятельности.

Производственной учебой занимаются и на работе. Как раз этой учебой занимался и я двадцать лет, работая на факультете усовершенствования врачей.

Несколько соображений я хочу высказать о работе. Работу как вид деятельности мы делим на две части. Собственно работа и Труд. О работе мы говорим тогда, когда человек выполняет ее почти автоматически, довольно часто при этом квалифицированно, не вкладывая в это творческих усилий своего мышления. Пример работы — это работа на конвейере, где работник выполняет какую-то одну операцию. Если он выполняет ее достаточно долго, то его навык постепенно растет, автоматизируется. Работает быстро, даже красиво, но думать в это время он может совсем о другом.

Эти мысли у меня возникли при посещении одного завода на Курилах, который занимался обработкой горбуши. Из контейнера на разделочный стол выбрасывалась три рыбины. Рабочий тремя выверенными движениями ножом вскрывал их. Конвейерная лента переводила эти рыбины второму рабочему, который такими же выверенными движениями вырывал внутренности. Другой рабочий забрасывал эти внутренности на второй маленький транспортер. Там уже шло отделение икры от кишечника. На главном конвейере очищенные рыбы укладывались в ящики, которые направлялись в холодильники. На выходе рыбины уже были упакованы в картонные ящики, которые автоматически загружались в машины. Рабочим даже не нужно было поворачивать головы в нужную сторону. Это было потрясающе красивое и в то же время ужасное зрелище. Одно только успокаивало, что путина там продолжается месяца три, а далее эти люди, многие из них были студентами, занимались другим делом. Но здесь они хотя бы получали зарплату. Еще более красочное описание такой изматывающей работы дал Джек Лондон, когда его герой Мартин Иден, начинающий писатель, рассказывал о своей работе в прачечной. Итогом такой работы было то, что через несколько недель он в выходной день напился, хотя плани­ровал заниматься писательской деятельностью.

Таким образом, работа обезличивает человека, превраща­ет его в автомат, точнее, в придаток к автомату. Его твор­ческие силы начинают простаивать или тратятся на что-нибудь другое. В лучшем случае у человека появляется хобби либо увеличивается сексуальная активность, в худшем — ему становится скучно и совсем плохо, если творческая активность реализуется в проведении пирушек, растрачивается на развлекательные мероприятия. И просто ужасно, когда твор­ческая активность проявляется в пьянках, скандалах, хули­ганском поведении или поведении, при котором нарушается Уголовный кодекс. Иногда все творческие силы уходят на фор­мирование такой «красивой» болезни, как невроз или психосо­матическое заболевание.

Поэтому, если мы хотим сохранить душевный покой и здо­ровье, нам нужно не только работать, но и трудиться, и иг­рать, и учиться. В реальной жизни иногда же бывает, что игры и учебу организуют так, что они оказываются более нуд­ными, чем самая рутинная работа. Это объясняется тем, что работа нам оплачивается, а за нудные игру и учебу мы ничего не получаем. И, следовательно, вред от нудной учебы трудно себе даже представить. А от педагогов, которые нудно пре­подают свой предмет, надо бы оградить учащихся. Еще Н.В.Гоголь подметил, что идеи, высказанные нудно, автома­тически приводят к усвоению прямо противоположной идеи. Где-то в 80-е годы я скучных преподавателей марксизма-ле­нинизма называл бесплатными и добровольными агентами капитализма. В то же время увлекательная, интересная уче­ба возможна только при платном обучении, при котором еще и не выдается никаких дипломов и сертификатов. Туда люди приходят только за знаниями и скучных преподавателей не по­терпят.

И еще одно замечание, с моей точки зрения, очень важное.

В процессе производственной деятельности с ростом квалификации бывает так, что внешне даже очень квалифици­рованный труд превращается в нудную работу, и человека начинает тянуть на подвиги или он входит в застой. Послушайте переживания одного преподавателя, который работал в институте усовершенствования врачей: «Первые годы работы на факультете усовершенствования были годами напряженной творческой педагогической работы. Я не умел читать лекции. Я их писал полным текстом, читал их «как свинья», уткнувшись в текст. Правил те места, где меня не слушали, и постепенно стал их читать «как курочка». Долгое время я почти не менял ни формы, ни содержания лекций. Читал я их уже «как соловей». Читать лекции мне становилось все легче и легче. И вдруг я заметил, что во время чтения лекций думаю совсем о другом. И лить когда кто-то из слушателей начинал шуметь, я просыпался, что-то предпринимал для того, чтобы привлечь внимание, а затем продолжал читать хорошо накатанный текст. Так продолжалось лет десять. Проснулся я после одного эпизода.

Читаю я лекцию, которой особенно гордился. Хороша лекция была, ничего не скажешь, и народ слушает достаточно внимательно. Обратил я внимание на одного курсанта, Слушал он меня иногда внимательно, иногда рассеяно, но не писал и изредка, раз в 10—15 минут, в тетради делал какие-то пометки. Я поинтересовался. Он удовлетворил мое любопыт­ство. Оказывается, пять лет тому назад он был у нас на курсах повышения квалификации и слушал эту лекцию. Она была фактически такой же.

Так и получается, что труд постепенно превращается в работу.

И даже писательский труд нередко превращается в работу, когда автор вместо новых идей по-новому расставляет старые мысли. Так заманчиво написать и опубликовать еще одну «новую» книгу, не написав ее,

Так и получилось у Вечного Принца. На работе он перестал трудиться. Потребность в труде удовлетворял в других местах.

Обязательно ли полностью все менять и менять каждый раз? Нет, конечно. Что-то должно и повторяться. Это у истерических личностей все сразу меняется. Тоже становится довольно скучно. В современной психологии существует мнение, что если нового будет процентов 20—30, этого будет вполне достаточно.

Раз мы созданы по образу и подобию Божию, то и должны все время творить, создавать что-то новое и усовершенство­вать старое. Может быть, и в личной жизни мы быстро на­доедаем друг другу, потому что не меняемся, потому что пе­рестаем творить себя, потому что, как говорил один философ: «Мы постоянно угощаем друг друга все тем же заплесневелым сыром — собственной персоной».

В общем, как писал поэт, «душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь»,

А есть мнение, что раз в 5—7 лет нужно двигаться или по горизонтали, или по вертикали. Не грех и сменить профессию.

А чтобы не пропало старое, то его нужно записать.

Пишите книги. Тогда легче будет отказаться от старого.

Немного о моих друзьях

Итак, интересы наши начали расходиться. Мы с Зевсом были недовольны циклом, хотели перераспределить хотя бы часы. Но Артист непреклонно повторял программу. Не буду описывать вам тонкости. Постепенно главные творческие интересы у нас изменились и уже не были связаны с основ­ной работой. Об этом я писал выше.

Зевс стал заниматься криминальной психиатрией. У него появились свои дела с органами правопорядка. Кроме того, он организовал частную фирму «Возрождение», которая также успешно функционировала, занимаясь лечением психических больных и больных с сексуальными аномали­ями. Где-то там у него шла основная жизнь, о которой мы имели смутное представление. Многим нашим сотрудни­кам он давал возможность подработать, многие потом и переходили на работу к нему.

Я организовал психотерапевтический клуб, при котором были различные краткосрочные и долгосрочные курсы. Кроме того, я стал совершенствовать психотерапевтический процесс на циклах психотерапии. Я наконец понял, что я хороший исполнитель, но плохой организатор. Вначале я хотел работать под прикрытием Зевса, но вскоре понял, что под ним я работать не смогу. Окончательное решение созрело после одного случая.

Как-то один из его будущих пациентов приехал не в его центр, а в клинику и наткнулся на Артиста, который с ним побеседовал, все растолковал. Будущий пациент выложил емув подарок 8 или 9 баллонов черной икры. Зевс был в командировке. Артист распределил эту икру между сотруд­никами кафедры. Мне тоже досталось. Зевсу было отдано больше, чем всем остальным.

Вернулся Зевс, поднял шум, потребовал, чтобы икру ему вернули, что всё и сделали, ибо съесть не успели, Я вернуть отказался и сказал, что могу отдать деньги за икру. По сути, я поддерживал Зевса. Я Артисту говорил, что не стоит ее распределять. Сам же взял ее, так как решил, что Зевс мне сам бы мне подарил. Ибо незадолго до этого я помог одно­му очень близкому ему человеку. Ни о каких денежных рас­четах у нас, конечно, не могло быть и речи, но подарок, я считал, вполне заслужил. Деньги, в конечном итоге, он с меня не взял.

Во всем этом меня возмутила форма возвращения. Все это нужно было делать тихо. Ребята спокойно бы ему все и вернули. Но он собрал кафедральное совещание, где при­сутствовали молодые сотрудники, не имеющие к этой ис­тории никакого отношения, высказался на эту тему с комсомольским задором и партийными угрозами. Конечно, молодежи лестно было наблюдать, как чистят элиту. Это былцирк. К моей радости, внутри у меня ничего не коло­тило. Для себя же я твердо решил серьезных совместных планов с Зевсом не строить. По-видимому, он тоже пришел к этому же мнению.

На кафедре социальный статус у нас был равным, и у нас был общий начальник — Артист. Где-то даже я Зевсом восхищался. Восхищался его независимостью и умением быть выше дружеских связей, которые он легко рвал, когда это могло вызвать затруднения в решении его проблем. При решенииличных вопросов на него всегда можно было положиться. В его оправдание я хочу сказать, что если и делал что-то неприятное, то не всегда осознавал, что это может быть кому-то неприятно. Кроме того, с нимможно было спорить. Он если и не уступал, то мог понять, что у другого может быть и своя точка зрения, особенно если это не мешает осуществлению его планов. И он не был злопамятным.

Артист все свои творческие силы направил на органи­зацию выпускных вечеров курсантов, которые проходили в виде КВН без спиртного. Подготовка начиналась за две недели до окончания цикла, что, по-моему, не вполне по­ложительно сказывалось на ведении педагогического про­цесса. Я по слабости душевной вначале тоже в этом участво­вал. Зевс же довольно быстро от всего этого отстранился. Кроме того, Артист организовывал факультетские вечера, а также участвовал еще в каких-то районных и городских смотрах и, естественно, раз в неделю репетировал. Новые веяния он не принял. Сам ничего не организовал, и доволь­но быстро впал в нищету. И хотя он не хотел работать в структурах Зевса, все же принимал от него заказы. Я, как мог, помогал и ему немного подработать. Кроме того, я обеспечивал ему и отдых на море. Ваши идеи он понимал, но не принимал. Каких-то личностных изменений в нем, к сожалению, не происходило. Не наблюдалось и социаль­ного роста. Я думаю, что большой радости на душе от мое­го и Зевса успехов у него не было. Конечно, он был талан­тливей нас, но такое распыление на общественной работе его довольно сильно затормозило в росте. Докторской дис­сертацией он не занимался, книг не писал.

В первые годы у нас на цикле не было секретаря и пи­шущей машинки. Печатать могли только я и Зевс. Вот мы с ним и делили работу. Не помню, в каком году, где-то в 1990-м году благодарные спонсоры подарили нам пишущую машинку. Артист увлекся печатанием. Научился сам печа­тать одним пальцем, и всю секретарскую работу взял на себя, хотя Оптимист уже разрешал пользоваться услугами секретарши. И во время, когда он не был занят лекциями и осмотром больных, все время что-то печатал. Это были всевозможные программы, методички, стихи, сценарии вы­пускных встреч и пр.

Научной работой он не занимался. Он просто перелопачивал материалы своей кандидатской диссертации и по ми­нимуму что-то публиковал. Мне было очень жаль его. Я несколько раз пытался втянуть его в свои дела, но в самые критические моменты он уходил. Был он в подавленном настроении и, к сожалению, он все понимал.

Однако, следует отметить, в его поведении практически ничего не менялось. Тяжело менять алгоритм поведения.

Комментарий: