Мы сбрасываем тело, словно одежду

Похоронив сына и старшую дочь, пораженных редким генетическим заболеванием – нефронофтизом, Анна Ефимовна Зубова всю свою любовь и ласку отдала младшей Юле, у которой врачи не находили никаких отклонений. Но безжалостный недуг лишь дремал.

Зима 2002 года. Тринадцатилетней Юле угрожает смертельная опасность. Спасти ее может лишь безотлагательная пересадка донорской почки.

С Анной Ефимовной я встретился в двухместной палате нефрологического отделения областной больницы. Юля по просьбе матери вышла в коридор. На первый взгляд девочка здорова, лишь слегка ослаблена и бледновата. В ее взгляде отсутствуют страх или тревога. Похоже, она в полной мере не осознает, что с ней происходит. Беспокоясь, как бы не отстать от одноклассников, Юля и в больнице прилежно учит с мамой – директором школы – уроки, решает задачки, рисует, пишет стихи. Она ни капельки не сомневается в том, что скоро вернется в родное село, к друзьям, заждавшимся ее.

Не позволяет Юля унывать и матери, заставляя ее держать форму. «Я должна быть сильной ради доченьки», – поправляя аккуратную прическу, говорит Анна Ефимовна, видимым волевым усилием не позволяя слезам хлынуть наружу.

– У Юленьки почти не изученное наследственное заболевание «молодого возраста», с которым доживают максимум до 20 лет, – собравшись с силами, начала свой рассказ моя собеседница. – По словам врачей, у таких больных забиваются, а затем отмирают почечные канальцы. Почки теряют форму, сморщиваются и прекращают выполнять свои функции.

Мои старшие дети умирали одинаково. Их внутренние органы продолжали бороться, даже когда полностью отключались почки. Это очень страшно. Внезапно появляется холодный пот. Ребенок теряет сознание, тело покрывается крупными каплями, напоминающими росу величиной с фасоль, которые через несколько секунд закипают, белеют и спустя минуту превращаются в соль. Придя в себя, ребенок ничего не помнит. Через четверть часа капли появляются снова, бедняжка теряет сознание… Даже врач признался, что с подобным в своей практике столкнулся впервые.

Первым умер Юра – в 1988 году. Ему было всего восемь лет.

Родился мальчик без осложнений, но он был крупнее обычного младенца, до трех месяцев не держал головку. Врачи предположили, что это родовая травма. Позже Юра стал поднимать головку, шевелил ручками и ножками, но долго не мог нормально встать. Невропатолог поставил диагноз: детский церебральный паралич.

С пятимесячного возраста Юрочка три недели проводил в детской неврологии, три – дома. И так раз за разом. Его лечили неврологическими лекарствами, тем самым добивая и без того нездоровые почки. Ведь никто не знал, в чем истинная причина задержки его развития. Все хотели как лучше…

Первые нормальные шаги Юрочка сделал в три годика. Он выделялся неестественно крупной комплекцией, но умственных отклонений не наблюдалось. В четыре годика мальчик свободно читал, в пять – знал наизусть таблицу умножения. Это маму немного успокаивало. Мыслит сын нормально, память замечательная, а ножки подлечим.

– Я была уверена, что у него страдают только ножки, – говорит Анна Ефимовна. – Правда, он начал терять зрение, но это я связывала с тем, что он очень много читал. Газеты перечитывал от корки до корки, пока не отберешь. Ему прописали очки, но зрение продолжало падать. Теперь понятно, что это был один из симптомов нефронофтиза.

Успокаивая себя, я надеялась, что Юрочка подлечится, но, когда наступило время идти в школу, появились новые проблемы. Под конец тридцатипятиминутного урока мой мальчик был вынужден вставать, идти в спортивный уголок и тихонько там сидеть или лежать. Он очень уставал. Видя это, мне хотелось кричать на весь мир… – Бедная женщина горько заплакала. – Посоветовавшись с детским невропатологом, я забрала его домой. Малыш переживал, просился обратно в школу. В новом учебном году он попробовал посещать занятия, но ситуация повторилась.

Куда я его только ни возила! Один знаменитый врач, светило медицины, сказал, что не видит у Юры ДЦП. У него какая-то другая болезнь, которую необходимо установить.

Тревожилась я и за Тамарочку. Дочка была покрепче, раньше начала ходить, но тоже физически отставала. Дети жаловались на сильную усталость и боль в ногах, по два-три раза каждую ночь просыпались от сильной жажды. За один присест они выпивали по литру воды! Я переживала, что у них сахарный диабет, но анализы крови неизменно показывали норму. Специалисты советовали не ограничивать детей в приеме жидкости, варить им компоты. Значительно позже я узнала, что уже тогда их почки не справлялись со своей функцией.

В марте 1988 года я добилась направления в Детский институт неврологии. Хотела выяснить, почему у здоровых родителей одинаково болеют оба ребенка и могу ли я в дальнейшем иметь детей.

Обследовав Юрочку и Тамарочку, врачи сказали, что самое страшное у них уже позади. А в Институте акушерства и гинекологии я выяснила, что полностью здорова и могу смело рожать.

Вскоре я забеременела. А через семь месяцев, 30 ноября 1988 года, мы похоронили Юрочку. Он умер в реанимации. В справке записано, что смерть наступила вследствие аллергического ларинготрахеита – отека гортани. У Юрочки отказали почки, отекли все органы, и он задохнулся. При вскрытии был установлен истинный диагноз…

Через два месяца, 31 января 1989 года, родилась Юленька. Врачи сказали, что с ней все в полном порядке. Мы не нарадовались малышке!

Тем временем Тамарочка продолжала просыпаться среди ночи, пила много воды, а в девятом классе начала терять сознание. Врачи ничего подозрительного не обнаруживали. Так она окончила школу.

Никогда не забуду ее выпускной. В самый разгар вечера Тамара сказала, что очень устала, отказывают ноги. Я отвела ее домой и уложила спать, пообещав под утро разбудить, чтобы она вместе с одноклассниками встретила рассвет у реки. Но и утром у нее не было сил куда-либо идти…

В июне 1997 года ураган разрушил наше село. Для Тамарочки этот шок оказался роковым. В августе ей стало совсем плохо. Я умоляла врачей сделать хоть что-нибудь! Несмотря на все усилия, моя девочка совсем перестала ходить, даже не имела сил самостоятельно раздеться. Невропатолог направил ее на обследование к нефрологу. До того времени я даже не знала, что значит слово «нефрология». Впервые прочитав его на вывеске, подумала, что писавший допустил грамматическую ошибку, вместо буквы «в» изобразив «ф».

Результат обследования шокировал. Нефролог сообщил, что жить Тамаре осталось совсем немного.

Но врачи попытались сделать невозможное. Тамаре было назначено специальное интенсивное лечение. Матери сказали, что первые три дня покажут, удастся ли поставить ее на ноги.

Тамаре стало немного легче. Лечащий врач направил ее в Институт нефрологии в надежде, что там ей назначат гемодиализ, то есть очищение крови с помощью аппарата «искусственной почки», с последующей перспективой пересадки здоровой донорской почки. Но обследование в столице показало, что девушка уже не подлежит подключению к гемодиализу. Ее организм питался отравленной кровью вследствие того, что почки давно не справлялись со своими функциями. Матери сказали, что жить Тамаре осталось максимум полгода.

– Она промучилась еще семь месяцев, – сквозь слезы говорит Анна Ефимовна. – Часто говорила: «Мне бы дотянуть до лета или хотя бы до весны. Будет тепло. Я оденусь, выйду на улицу, подышу свежим воздухом, и мне станет лучше…»

Тамару хоронили 6 мая – в день святого Юрия. Проводить ее в последний путь пришли сотни односельчан и жителей окрестных сел. Гроб с телом покойной несли на руках одноклассники. Дорога к кладбищу была устлана ковром из свежих цветов.

– Ни Юрочка, ни Тамарочка мне так ни разу не приснились, не рассказали, как они там живут, – тяжело вздыхает Анна Ефимовна. – После всего пережитого у меня осталась единственная радость и надежда – Юленька. Как я надеялась, что хотя бы ее минует эта чаша! Но… Еще когда была жива Тамарочка, нефролог посоветовал обследовать и младшего ребенка. Мы послушались и выяснили, что она совершенно здорова. Я испытала огромное облегчение, но врач сказал, что, скорее всего, мы имеем дело с наследственной болезнью, которая должна рано или поздно проявиться и у третьего ребенка. Чтобы контролировать ситуацию, Юлю следует поставить на учет у детского нефролога в Киеве.

Подумав, я согласилась с врачом, и в декабре 1998 года мы отправились в Киев. Обследовав Юлю, профессор повторил слова областного нефролога. В данный момент у девочки нет признаков недуга, но это не значит, что он не проявится. Нужно хотя бы раз в полгода привозить ее на обследования в Киев и регулярно контролироваться в областной больнице.

В 2000 году, после очередного обследования в столице, профессор, позвав меня к себе в кабинет, сказал: «Несчастная ты женщина! И этот твой ребенок тяжело болен».

У Юленьки включился механизм самоуничтожения, началось самоотравление организма. Спасти ее может только трансплантация почки. Профессор сказал, что нужно срочно ехать в Германию. Но за обследование нужно было заплатить фантастическую для нас сумму – 7200 евро.

Депутат по нашему избирательному округу, выслушав меня, перевел на счет клиники деньги, помог с оформлением виз. Я очень благодарна ему за доброту и чуткость.

В Германию мы везли Юленьку лежачей. В Берлине специально за ней к поезду выехала «скорая помощь». В первый же день ей сделали анализы, «прокапали» донорскую кровь, ввели под кожу эритропоетин – живые эритроциты.

На следующее утро ребенок проснулся, чувствуя себя здоровым! Она так радовалась, что снова может ходить!

Немецкие специалисты подтвердили диагноз, поставленный Юле в Украине. Профессор Уве Кверфельд сказал, что ни родители, ни дедушки и бабушки в этом наследственном заболевании не виноваты, так как оно проявляется один раз на десять поколений. Ген «спит» веками, и никто не знает, что именно его «разбудило».

Юлю может спасти лишь пересадка почки. По словам Уве Кверфельда, подобные операция у них отлажены досконально. Процент успеха – высочайший. Единственное препятствие – дороговизна. Профессор утверждал, что чем быстрее мы сможем пересадить ребенку почку, тем лучше. Девочка сможет нормально подрастать, учиться, выйти замуж, родить здоровых детей. Она не является носителем этого гена, а это значит, что страшное проклятье не поразит ее потомков.

На четвертый день пребывания в клинике профессор Кверфельд сказал, что больше нет необходимости находиться у них. Лучше сэкономить деньги на операцию. Еще он сказал, что, если обойдется без осложнений, у нас есть максимум полгода.

Как только мы насобираем 50 тысяч марок, а именно столько стоит операция, и снова приедем в клинику, информация о Юле тут же будет внесена в Европейский банк данных об органах для трансплантации. Как только поступит совместимая почка, она ей будет пересажена.

Прошел год. Я снова встретился с Анной Ефимовной. Глаза женщины излучали радость вперемешку с тревогой и усталостью. Юля выглядела заметно посвежевшей, к ней вернулась былая подвижность.

– К кому я только не обращалась с просьбами помочь собрать огромные для нас деньги, – рассказывает Анна Ефимовна. – Пошла к председателю областной государственной администрации. Выслушав меня, губернатор распорядился начать сбор средств и взялся лично контролировать этот процесс. К сожалению, ничем, кроме глубочайшей благодарности, я ему отплатить не в состоянии.

Не знаю, что бы я делала без помощи добрых людей. Одни лишь школьные учителя собрали 19 тысяч евро. Сумма поистине огромна, если учесть мизерные зарплаты педагогов. Низкий им поклон. Также мы безмерно благодарны многим-многим школьникам, которые, проникшись нашей бедой, отдавали на спасение Юли свои сбережения, припасенные на лакомства, игрушки и другие важные для них вещи.

Пятьдесят тысяч евро мы всем миром наконец-то насобирали и тут же сообщили об этом в Германию. Спустя пять дней из клиники пришел счет, в котором была указана сумма, превышающая предыдущую на 16 тысяч 750 евро. Это стало шоком. Что делать дальше, где взять силы, чтобы собрать еще почти 17 тысяч евро, я не знала. Можете представить мое отчаяние. Начальник областного управления образования заверил меня, что сбор средств не прекращается. Не закрыт специальный счет и в банке. К счастью, средства понемногу, капля за каплей, продолжали поступать.

Тем временем мой ребенок угасал на глазах. Больные почки больше не очищали кровь. Вследствие отравления организма шлаками страдали остальные органы.

Одновременно перед нами возникла еще одна проблема, не менее трудная. Нужна донорская почка. Я испытала очередной шок, ведь найти здорового и, самое главное, совместимого донора в сжатые сроки крайне тяжело. Причем донор должен быть живой. Почка только что погибшего человека не подходила. Поэтому немецкие врачи посоветовали искать живого донора, желательно родственника. Естественно, я попросила взять мою почку, но первые же анализы крови отбросили эту идею. У нас с Юлей не совпадают показатели крови. У нее первая группа, а у меня третья, и разный биохимический состав.

Дома я поговорила с братьями и сестрами. Первой группы крови не оказалось ни у кого. Я снова была близка к отчаянию. Вдруг мой девятнадцатилетний племянник Иван говорит: «У меня первая группа, я здоровый, так что берите мою почку». Как оказалось, он втайне от всех сходил в манипуляционную и попросил медсестру сделать ему анализы. Но я не могла взять такой грех на душу, потому что Ваня такой же мой ребенок, как и Юля. Его матери, моей сестры, уже несколько лет нет в живых. Если бы с ним, не дай Бог, что-нибудь случилось, я бы этого не перенесла.

На следующий день Ваня приехал со своим отцом Гришей, Юлиным крестным, у которого тоже первая группа крови. Григорий сказал, что хочет стать донором. Ему пятьдесят шесть лет, но немцы говорили, что почку можно брать у человека в возрасте до 65 лет.

Мы тогда еще не знали, здоров ли Гриша. Перед обследованием в областной больнице у него спросили: «Вы осознаете всю серьезность шага – отдать собственную почку?» Гриша ответил: «Я же не ребенок. Да и сын в спину дышит. Мы не дадим Юле умереть». Обследование показало, что обе почки у него в полном порядке, отсутствие одной из них на здоровье не скажется.

К счастью, две почти неразрешимые проблемы – в сжатые сроки собрать огромную сумму денег и найти здорового совместимого донора – чудесным образом разрешились.

Нужно было обследовать Гришу в Берлине, но прежде – найти на это еще три тысячи евро. Насобирали и эту сумму. Гриша получил приглашение в Германию. Обследование продолжалось неделю. Можете представить, в каком страхе мы провели это время. К счастью, анализы подтвердили здоровое состояние Гришиного организма, но он должен был пройти еще комиссию по этике, на которой несколько специалистов выясняли причину его желания стать донором. Экспертов интересовало, не ставит ли он целью заработать на чужой беде или поставить меня в иную зависимость. В Германии с этим очень строго, далеко не каждый может стать донором. Заседаний было несколько. В конце концов Грише поверили. На вопрос: «Может, вы все-таки из-за денег согласились отдать почку?» – он ответил: «Деньги меня не интересуют, да и нет их у Юлиной матери. Я даже не знаю, сколько стоит почка. Но я очень люблю крестницу. Как же я буду жить с мыслью, что позволил девочке умереть, зная, что мог ее спасти?»

Билеты на поезд мы покупали за свой счет. К счастью, у нас замечательные, дружные родственники. Мои братья и сестры – всего нас в семье семеро – прониклись общей бедой, собрали деньги на проезд, и мы с Юлечкой смогли попасть в клинику вовремя. Дай Бог им и их детям крепкого здоровья и долгих лет жизни!

Оперировал Юлю и Гришу профессор Бернард Шонбергер, считающийся лучшим урологом Европы. Пока шла подготовка к операции, в нескольких монастырях и соборах молились за здоровье Юленьки. В ее родном селе на второй день Троицы в церковь пришло как никогда много народу. Когда священник объявил молитву за Юлино здоровье, все дружно встали на колени. Среди прихожан была моя восьмидесятилетняя мама, которая, несмотря на весьма преклонный возраст и слабое здоровье, вместе со всеми простояла на коленях всю службу. Откуда у нее только силы взялись?!

Юлю готовили к операции две недели. Все эти дни она была подключена к аппарату «искусственная почка» и получала инъекции эритропоэтина. К назначенному дню уровень гемоглобина у нее поднялся, кровь очистилась, и врачи констатировали, что девочка готова к пересадке.

В среду первым забрали на операцию Гришу, а часа через два и Юлю. Крестного оперировали три часа, Юлю – около шести. Мне тот день показался годом. Пока длилась операция, я снова и снова мысленно проживала пройденные годы, очень остро осознавая, что в эти минуты решается будущее нашей семьи.

Наконец, в шесть вечера из операционной вышел профессор Шонбергер и сказал, что операция завершилась успешно, но Юля еще полчаса будет спать под наркозом. Мне разрешили к ней войти. В реанимационной палате моя девочка находилась одна. Меня поразило количество разнообразнейшего медицинского оборудования – на всякий случай. Слава Богу, «всякие случаи» обошли Юлю стороной.

Ровно через полчаса Юля проснулась. Я спросила: «Доченька, ты меня слышишь, видишь?» В ответ она утвердительно кивала, но говорить не могла, потому что с нее еще не сняли наркозную маску. Мне позволили побыть рядом до половины двенадцатого ночи. Ночевать в реанимации не разрешают никому.

Утром я навестила Гришу. Увидев меня, он первым делом поинтересовался, как там Юля, и очень обрадовался, услышав, что все в порядке. В полдень Юленьку перевели в обычную послеоперационную палату. Она лежала на специальной кровати, вся в катетерах, трубках и проводах. Я боялась к ней прикасаться, чтобы случайно чего не зацепить и не повредить. Боли Юля не чувствовала.

На десятый день с Юленьки сняли катетеры. Врачи сказали, что чем раньше она начнет ходить, тем быстрее пойдет процесс заживления. Мы гуляли по коридору. Она была крайне слаба, испытывала сильное головокружение, но каждый раз упрашивала меня еще немного пройтись. Бедняжка очень хотела домой. Врачи удивлялись ее решимости и жизнелюбию.

В самом конце августа нас отпустили домой, чтобы Юля успела в школу в родном селе. 1 сентября дочка вместе со мной пошла в девятый класс. Мы приехали поздно вечером, поэтому в селе никто не знал, что она вернулась. Односельчане не могли сдержать слез, видя идущую в школу Юлю. В тот день я плакала от счастья, от ощущения новой жизни…

Во время беседы Юля тихо сидела рядом. На вопрос о самочувствии девочка ответила, что у нее ничего не болит.

– С удовольствием хожу на уроки, – говорит Юля. – Одноклассники очень рады моему приезду. Я им очень благодарна за теплый прием и помощь. Нужно их догонять, ведь я многое пропустила. Но ничего, справляюсь помаленьку. У меня уже даже опять списывают.

– Кем хочешь стать, когда вырастешь?

– Пока не определилась. Одинаково люблю все предметы. Раньше мечтала быть врачом, но сейчас, насмотревшись на их работу, передумала. Хочу сказать большое спасибо всем, кто нам с мамой помогал, а особенно – моему любимому крестному. Дай Бог всем крепкого здоровья!

– Хотелось бы добавить, что в трудную минуту, когда, казалось бы, нет выхода из тупиковой ситуации, главное – не сидеть сложа руки, – сказала напоследок Анна Ефимовна. – Я убедилась в том, что спасение больного ребенка – в руках матери. Ради этого надо, невзирая ни на какие трудности, стучаться во все двери, просить и добиваться. И Бог не оставит вас наедине с бедой.

* * *

– Вот такая история, Зина Ивановна.

– Однажды Господь привел ко мне молодую женщину по имени Елена, имевшую подобную проблему, осложненную к тому же сахарным диабетом, – сказала духовная целительница. – В прошлом году ей пересадили почку. Донором стала мама. Решиться на такой шаг было нелегко им обеим. Сомнения – делать операцию или нет – долго не покидали семью. Для этого была еще одна серьезная причина. Мать Лены, недавно разменявшая пятый десяток, имела целый букет собственных заболеваний. Но для Господа нет ничего невозможного. В конце концов решение было принято. Подлечившись, мама смогла стать донором для дочери.

Сейчас Лена в полном порядке. Мама – тоже. После операции она получила группу инвалидности, но – по ее же определению – более счастливой женщины нет на целом свете.

Но вернемся к нашей героине Юлечке. Ситуацию в этой семье нужно рассматривать с самого начала.

Случайностей не бывает. Очевидно, дети, пришедшие в семью Зубовых, согласно промыслу Божьему, не должны были надолго задерживаться на Земле. Отработав определенную ситуацию, они ушли. Почему таким на первый взгляд жестоким способом? Ответ на этот вопрос один. Не нам судить, как Господь забирает своих чад – и взрослых, и молодых, и совсем маленьких.

Следует отметить следующий факт. Все дети были совершенно здоровы умственно, имели прекрасную память. Кто знает, не приходили ли они в этот мир для того чтобы, скажем так, расставить все точки над «і», может, даже завершить цикл своих земных воплощений. Многострадальной семье, наверное, нужен был толчок, стресс, чтобы проявился и реализовался ее духовный потенциал.

Анна Ефимовна говорит, что ее мать отстояла всю службу в храме на коленях, несмотря на весьма почтенный возраст. Бабушке было очень тяжело, но она выдержала ради любимой внучки. Для иллюстрации пользы регулярных духовных практик приведу другой пример. Моя мама, которой 77 лет, без особых сложностей отстаивает все службы. Она привыкла к этому с детства.

Думаю, дети в семье Зубовых вряд ли с малых лет приобщались к молитве. А ведь будь они приучены к духовному творению, то, скорее всего, развивались бы без отклонений в здоровье. Им не хватало духовной энергии, а возможно, и любви. Я не могу утверждать, что мама не любила своих детей. Но мы так часто говорим: «Я очень люблю своих чад!» А себя? Мы считаем, что это второстепенное. В первую очередь – дети. Мы не можем или не хотим понять одно немаловажное «но». Не любя себя как творение Божье, мы не в состоянии дать Божественную энергию Любви другим, в том числе и собственным детям. Если мы не имеем хлеба, то, соответственно, не можем никого накормить. Если у нас нет денег, то мы их не раздадим. Мы можем отдать только то, что имеем.

Мать – учительница и директор школы – женщина явно интеллектуальная, умная, порядочная, глубоко знающая, что такое подрастающее поколение и как с ним работать. Более того, это человек, всю себя отдающий чужим детям. Но своих уберечь она почему-то не смогла, как ни старалась. Юра ушел в положенный ему срок, и Тамару Господь забрал своевременно. Это должно было произойти, сколько бы они ни боролись. Потому что с Богом бороться невозможно. Можно предположить, что если бы мама приложила столько же усилий к спасению Тамары и Юры, сколько и в случае с Юлей, то сумела бы спасти и их. Но опять же ничего случайного не бывает. Господь дал ей возможность сделать все для Юли. У девочки был шанс – в отличие от ее старших сестры и брата.

Но шанс был предназначен и для матери – проявить себя не только на уровне деловых качеств, высокого интеллекта, но и в духовном плане. Спасая Юлечку, мама приложила огромные усилия. При этом она научилась по настоящему молиться, на собственном опыте убедилась, что Бог всегда готов прийти на помощь, стоит Его об этом только попросить в искренней молитве, с верой и благодарностью за все. Именно для этого, наверное, данная ситуация и возникла. Вероятно, при иных обстоятельствах мама не проявила бы подобных усилий.

Есть еще такое понятие, как смирение. Из изложенной выше истории я поняла, что мама, пусть с болью, на фоне тяжелого горя, но все же смирилась с утерей старших детей. В качестве награды Господь дал ей силы для спасения третьего ребенка.

Мы часто говорим, что если бы не болезнь, то многого я так и не узнал бы. Недаром Библия учит за все благодарить, всему радоваться и постоянно молиться. А народная мудрость советует: «Хорошо думай, хорошо говори, хорошо делай и хорошо жить будешь».

Через трудности и страдания Господь ведет людей к осознанию того, что Он ЕСТЬ. Как бы тяжело ни было, какая бы безвыходная на первый взгляд ситуация ни сложилась, но если вы попросите, то вам будет дано. Так сказано в Библии. Если двое на земле попросят об одном – будет им. За Юлечку молились сотни людей. Вот пример того, что молитвами можно достигнуть значительно больше, чем медикаментами.

Но в любом случае не следует забывать о том, что на все воля Божья. Идти против Господа никому никогда не удастся. Перехитрить Бога ни у кого не получится. Не стоит даже пробовать.

Нам всем важно осознать, что каждый человек рано или поздно уйдет с этой планеты, но не умрет. При переходе в мир иной мы сбрасываем тело, словно одежду, и продолжаем жить – с тем капиталом, богатством, опытом, которые заработали в земном воплощении.

– Особого внимания заслуживает поступок крестного девочки, подарившего ей свою почку.

– Библия говорит: если спасешь хотя бы одну душу на земле – большая награда тебе на Небесах. Обратим внимание, отдав почку, оставшись с одним органом в довольно зрелом возрасте, мужчина практически здоров. В то же время известно множество случаев, когда человек, по тем или иным причинам лишившись почки, не может продолжать полноценную жизнь.

Григорий получил свою награду, причем уже здесь, на Земле. Я думаю, что свое задание в этом воплощении он уже выполнил. Дай Бог ему здоровья на многие годы!

Глава 2

Четыре дня рождения Иры

2001 год. Моя собеседница – пенсионерка Наталия Васильевна Лебедева. Ее внучке по причине врожденного сердечного заболевания угрожает смертельная опасность.

– Как вспомню этот ужас, так у самой сердце жжет, – утирает слезы бабушка, волею судьбы заменившая девочке родителей. – Ира была обречена с рождения. Дело в том, что она появилась на свет с тяжелым пороком сердца, в результате которого венозная кровь смешивалась с артериальной. Из-за этого бедный ребенок выглядел так, что хотелось кричать. Ногти и губки синие, личико цвета асфальта, а глаза… Невозможно передать словами выражение этих несчастных глаз. Врачи говорили, что она проживет не больше месяца, все время держали девочку в больнице. Однако прошел месяц – Ира жива. Два месяца, три, полгода, год… Однажды из-за какого-то осложнения ее перевели в реанимацию, но, слава Богу, вытащили.

В годик Ира могла сидеть только с подушками, не выговаривала ни слова. Вместе с тем она, как могла, радовалась каждой мелочи, изо всех своих детских сил тянулась к жизни. Где я с ней только не побывала. В Киеве нам посоветовали обратиться к московским специалистам, мол, там делают такие операции. Я так и поступила. В кардиологическом центре Иру обследовали и сказали, что операция возможна, но не ранее чем через несколько лет. Но ведь ребенок столько не выдержит! В итоге москвичи пообещали прислать вызов на дополнительное обследование и лечение, но я его так и не дождалась. Спустя некоторое время нам посчастливилось попасть на прием к люксембургским врачам, который проводился во Львовском мединституте.

Помню, очередь была страшная, родители привозили больных деток со всех уголков страны. Специалисты сразу обратили внимание на Иру, осмотрели ее и пообещали организовать вызов уже непосредственно из кардиологической клиники Люксембурга.

Вернувшись домой, я узнала, что в местный детдом приехали шведы и тоже отбирают детей, нуждающихся в неотложной медицинской помощи. Мы с внучкой немедленно отправились на прием. Шведский врач, обследовав Иру, сказал, что у них подобные операции делают сразу после рождения. Позже я имела возможность в этом убедиться. В Швеции младенцев с врожденными пороками сердца переводят из реанимации в обычное кардиологическое отделение уже на следующий день после операции, если, конечно, обошлось без осложнений…

В общем, сообщив, что спасти Иру вполне реально, врач поинтересовался, есть ли у меня деньги. Какие деньги, откуда они у меня? Так и сказала: нет. Он мне посочувствовал, но ничего конкретного не пообещал. Правда, Иру сфотографировали и записали все данные. Я поблагодарила за теплый прием и ушла без особой надежды на лучшее. Это было в начале октября 1993 года, а в конце того же месяца мне позвонили из областного представительства Детской скандинавской миссии и сообщили, что Иру вызывают в Швецию. Одновременно пришел вызов из Люксембурга. Обе поездки брались финансировать благотворительные организации. Посоветовавшись со знакомыми, взвесив «за» и «против», я выбрала Швецию.

На Скандинавский полуостров нас сопровождал представитель миссии в Украине Бо Валленберг. В самолете Ира практически не выпускала из рук кислородную подушку. Встретили нас очень хорошо, поселили у матери Валленберга, которая проживает в собственном доме в портовом городе Мальме. Не теряя времени, Бо отвез нас в городок Люнд, неподалеку от Мальме, где расположен огромный лечебный центр.

После комплексного обследования кардиохирург Пэтэр Ерге подтвердил, что у Иры чрезвычайно сложная патология. Выслушав его прогноз, я чуть не потеряла сознание. Вероятность успешного завершения операции была просто мизерной, гарантия почти нулевая. Что делать? Но без операции – стопроцентная смерть. Разумеется, я согласилась на операцию.

Мою Иру стали готовить к операции. Вырвали зубки, выполнили другие необходимые манипуляции. Примерно в полдень я отнесла ее в операционную, уложила на стол, перекрестила… Бедненькая, она, несмотря на свои три годика, еще не ходила… Меня, полумертвую, отвели в соседний корпус, в специальное помещение гостиничного типа, дали успокоительную таблетку. Рядом постоянно находилась госпожа Валленберг и переводчик. Каждая минута казалась мне годом. Наконец, около девяти вечера звонок – операция прошла успешно! Но на этом наши беды не закончились.

Сначала меня долго не пускали посмотреть на Иру и лишь в полночь сообщили, что через час можно будет ее проведать. Оказывается, сразу после операции у Иры возникло тяжелое осложнение с почками и пришлось проводить комплекс реанимационных мероприятий.

Ира балансировала между жизнью и смертью. Слава Богу, ее удалось спасти.

Чуть позже я пережила еще один шок. По словам хирурга, врачи, вскрыв грудную клетку и добравшись до сердца, увидели, что у Иры патология значительно сложнее, чем показало предварительное обследование. Целый «букет» пороков был практически несовместим с жизнью. Знай они заранее точный диагноз, вряд ли согласились бы рисковать и браться за скальпель. А так, коль уж разрезали, отступать было некуда.

После операции бедный ребенок десять дней без движения пролежал в реанимации. От нее ни на секунду не отходили две медсестры.

Из реанимации Иру перевели в кардиологию, в отдельную палату. Мне позволили ухаживать за ней. На поправку она шла очень тяжело, окрепнув, снова прошла комплексное обследование, курс реабилитации, и лишь после этого ее состояние признали удовлетворительным.

Врачи планировали сделать еще одну операцию, но отложили. Я так поняла, не захотели рисковать, поскольку Ира могла не выдержать, настолько ослаблен был ее организм. Посоветовали внимательно следить за ее состоянием, так как главное – не опоздать. В 18 лет Ирочке предстоит третья операция, после которой, если обойдется без осложнений, можно будет вздохнуть с облегчением.

Сразу же после возвращения домой нас госпитализировали в кардиологическое отделение областной детской больницы, где моя девочка сделала первые самостоятельные шаги – в четыре года!

Постепенно жизнь вступала в свои права. Не забывал маленькую пациентку и Бо Валленберг. Несколько раз он ее навещал, а в 96-м увез в Швецию на проверку. Там Иру осмотрел оперировавший ее врач и дал заключение, в котором было сказано, что есть показания для хирургического вмешательства при условии экономической возможности.

Ирише уже 11. Первый тревожный звонок прозвучал минувшей осенью. Кардиограмма девочки оказалась неважной. В этом году врачи констатировали дальнейшее ухудшение состояния. Наш кардиолог сказал, что надо искать возможность отвезти Ирочку на операцию. Где взять деньги?..

Оставалась единственная надежда: на Скандинавскую детскую миссию в лице Бо Валленберга, ставшего к этому времени ее президентом. Внимательно выслушав взволнованную женщину, этот замечательный человек ответил:

– Раз нужно, значит, будем лечить.

– В Люнд мы прибыли 11 ноября 2002 года, – продолжает Наталия Васильевна. – В клинике, где обследовали внучку, я с ужасом услышала от врачей, что шансов на выздоровление практически никаких. Она могла погибнуть на операционном столе, но без операции неизбежно умерла бы через несколько дней. Мне говорили, что не только в Украине, но и во всем мире никто на такой риск не пошел бы. Нам оставалось уповать на Бога да на золотые руки и талант одного из лучших в мире кардиохирургов Петера Йорги – того самого, который лечил Иру, когда она была еще совсем маленькой.

Операция продолжалась 14 часов. Ситуация сложилась более чем критическая. Вместо запланированных четырех дней Ирочка месяц лежала в реанимации, подключенная к аппарату искусственной почки. Я каждую минуту с ужасом ожидала самого худшего. Пять месяцев ребенок балансировал между жизнью и смертью.

Невозможно передать словами, что она пережила. Девочка высохла, похудела на 13 килограммов, долго не могла есть.

Бабушка не отходила от Иры ни на минуту с раннего утра до позднего вечера. Когда состояние девочки становилось особенно угрожающим, она оставалась дежурить на ночь.

– Дети должны чувствовать присутствие близких, – убеждена Наталия Васильевна. – В шведских больницах родственникам разрешается находиться возле ребенка. Там в порядке вещей, если в одной палате с малышом лежат, скажем, папа, мама и бабушка. К их услугам все необходимое для того, чтобы ребенок чувствовал себя в домашней обстановке.

В клинике Иру регулярно навещали местные жители, развлекали, играли на гитаре. Даже клоун приходил. А какой там уход, терпимость со стороны медперсонала! Во время перевязок Ирочка кричала от боли на всю кардиологию. Бедные медсестры покрывались красными пятнами, но ни разу даже не подали виду, насколько им трудно, все выполняли деликатно, тактично, спокойно, на высочайшем профессиональном уровне. Бывало, я сама не выдерживала, видя, как им тяжело, просила у них прощения за то, что им приходится терпеть, но в ответ неизменно видела лишь доброжелательные улыбки.

Наверное, Богу было угодно, чтобы Ириша осталась жива. У меня такое ощущение, что за нее молился весь мир, и у нас на родине, в храме, который мы регулярно посещаем, и в церквях Швеции, Дании, Финляндии, Фарерских островов.

Украинские верующие передали в Швецию платочек, освященный в одном из местных храмов и получивший чудодейственную целительную силу. Бабушка прикладывала этот платочек к Ириной груди, и именно с той поры у девочки началось улучшение.

– На Фарерских островах мы с внучкой побывали незадолго до операции благодаря Бо Валленбергу, – говорит Наталия Васильевна. – Летали туда вместе с группой известных украинских эстрадных артистов, которые выступили перед местными жителями с благотворительным концертом. Валленберг много рассказывал людям об Ириной жизни и о том, что ей нужна срочная помощь. Ирочке сказочно, фантастически повезло, что есть на свете Бо Валленберг со своей благотворительной миссией. На какое-то время жизнь чужой девочки стала для него дороже всего. Он забывал о своем тяжелобольном отце, семье, сам чернел на глазах. Они с Ирой подбадривали друг друга. Он в реанимации и позже в кардиологии, смотря в ее больные глазки, на ее истощенное тельце, в котором едва теплилась жизнь, строил ей рожицы, а она, едва заметно улыбаясь, говорила: «Мне хорошо, все нормально». Ирочка с нетерпением ждала каждого его прихода. Он сумел раздобыть 200 тысяч долларов – деньги, огромные даже для Швеции. Этот человек через прессу и телевидение обращался к лю<