Глава 5. Первичная психотерапия.

Введение.

Артур Янов— выдающийся психолог, создатель первичной терапии — нового направления психотерапевтической практики, ориентированной на лечение не только психологических, но и психосоматических расстройств. Его стиль мышления можно назвать психобиологическим (и в этом смысле синтетическим), не вписывающимся в традиционные каноны психотерапевтической мысли. Он автор более 12 книг, включая международные бестселлеры — его первую книгу «Первичный крик» (1970 г.) и недавно вышедшую «Биологию любви» (2000 г.).

До создания первичной терапии Артур Янов занимался психоанализом. Он получил степени бакалавра и магистра по психиатрии и социальной работе в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес) и доктора философии в области психологии. Закончил интернатуру в психиатрической клинике Беверли Хиллс, работал в нейропсихиатрическом госпитале. В период с 1952 по 1967 г. занимался частной практикой. Янов также работал 2 психиатрическом отделении лос-анджелесской детской больницы, где его интересовала проблема психосоматического взаимодействия.

Янов, опираясь на свою обширную практику (а это тысячи пациентов, с которыми он работал в течение более чем трех десятилетий), показал, что физические и психические болезни могут быть связаны с ранней травмой. Он пришел к выводу, что пациенты могут избавляться от тревоги, депрессии, нарушений сна, алкоголизма, наркомании, лекарственной зависимости, заболеваний сердца и многих других серьезных болезней посредством первичной терапии.

За прошедшие 30 лет первичная терапия утвердила себя как способ лечения психосоматических расстройств и решения сложных психологических проблем. Исследования в Копенгагенском и Калифорнийском университетах подтвердили теорию первичной терапии.

Янов и его жена активно популяризируют первичную терапию, они читали свои лекции едва ли не во всех странах мира. В 1989 г. Янов вместе с женой создали «Первичный центр» в Калифорнии, который проводит лечебные, обучающие и исследовательские программы. Электронный адрес Центра: [email protected]

С. Гроф (1993) справедливо указывает, что истоки данного вида терапии были строго эмпирическими и что она возникла благодаря нескольким случайным наблюдениям, связанным с сильно выраженным облегчением состояния пациентов, позволившим себе в ходе терапии издавать сильные, непроизвольные и примитивно-нечленораздельные звуки или так называемый «рваный» крик.

В течение 17 лет Янов, как клинический психолог и работник системы патронажа, занимался психоаналитической терапией. Профессиональная ориентация Янова была изменена в один день. Это случилось в середине 1960-х гг. В ходе одной из ночных групповых психотерапевтических сессий Янов услышал «жуткий крик, вырвавшийся у молодого человека...» (Prochaska & Norcross, 1994, p. 239). Это был 22-летний студент, который корчился на полу в агонии, казалось, находясь в глубокой гипнотической регрессии (чувствовал, что облачен в пеленки и пьет молоко из бутылочки). Его дыхание было очень частым и спазматичным. Вдруг он начал жутко кричать: «Мама, папа!» После этого крика у него началась рвота. В итоге у пациента наступило значительное улучшение состояния, но никто не знал причины такого улучшения.

В другой психотерапевтической сессии Янов настойчиво просил 30-летнего мужчину обратиться к своим родителям. После долгого отсутствия каких-либо эффектов пациент вдруг «пошел в работу», обнаружив тот же ряд непроизвольных реакций, которые возникли у первого из описанных пациентов: он начал быстро и глубоко дышать, корчась в конвульсиях, а затем издал ряд леденящих душу криков. После этого возник инсайт: пациент понял основную проблему своей жизни, увидев ее как цепь закономерных событий, начинающуюся в раннем детстве. В результате он почувствовал себя здоровым человеком.

Янов пришел к выводу, что крик был порожден бессознательной раной (болью), которую пациент не в состоянии осознать и выразить и которая возникла в результате первичной (ранней) травмы. Для того чтобы выявить первичную травму, необходимо вызвать терапевтически оправданную регрессию, и Янов начал экспериментировать с различными средствами, способствующими регрессу пациентов в психотерапевтической ситуации. Именно с этого времени Янов занялся исследованием первичной боли и развитием теории и практики первичной психотерапии, которая смогла бы смягчать влияние этой боли на жизнь человека.

В середине 1960-х гг. Артур Янов создал новый вид психотерапии (первичную терапию), вполне вписывающуюся в психодинамическую парадигму, согласно которой в основе неврозов, сексуальных перверсий, различного рода зависимостей и широкого круга психосоматических расстройств лежит неосознаваемая психическая травма, возникающая в детстве. Однако по теории и технике первичная психотерапия значительно отличается от психоаналитически ориентированной терапии. Прохазка и Норкросс (Prochaska & Norcross, 1994) относят первичную терапию к «психотерапии эмоционального наводнения» (emotional flooding therapies), куда они включили также вегетотерапию В. Райха, биоэнергетический анализ А. Лоуэна и имплозивную терапию Т. Стампфла. На наш взгляд, такая точка зрения не является бесспорной. Слишком уж различны между собой телесные виды терапии (В. Райх и А. Лоуэн) и имагинальная техника имплозивной терапии Т. Стампфла, чтобы объединять их в один вид психотерапии. С не меньшим основанием в этот вид психотерапии можно включить и клиент-центрированную терапию К. Роджерса, в рамках которой акцент делается не на стимуляцию вербальной продукции, а на активизацию чувственных переживаний. С. Гроф (1993) вводит первичную терапию в рубрику «Экзистенциальная и гуманистическая психотерапия». Очевидно, что первичная терапия имеет выраженный катартический эффект и на этом основании может быть причислена к катартическим техникам.

Мы полагаем, что между достаточно эффективной техникой первичной терапии и ее незатейливой, несколько упрощенной теорией существует своеобразный «зазор». Суть в том, что реальный процесс терапии оказывается шире и глубже, чем концептуальные рамки такой терапии. Поэтому определить место этой психотерапии в системе психотерапевтического знания достаточно сложно. На деле эта терапия занимает особое положение. Терапевтов, прошедших специальное обучение данной технике, очень немного, другими направлениями этот вид терапии игнорируется, студенты, изучающие другие виды психотерапии, даже не рассматривают первичную терапию, наконец, отсутствуют сравнительные исследования эффективности этой терапии. Можно сказать, что первичная терапия несоотносима с общей психотерапевтической культурой.

Первая книга Янова называлась «Первичный крик. Первичная терапия. Лечение неврозов» (Primal scream, Primal Therapy. The cure for Neurosis;1970)[89]. Этот вид психотерапии не может быть назван «психотерапией первичного крика», так как процесс терапии вызывает не только крик (крик только одна из возможных реакций), но и плач, рыдания, стон и т. п. Такие реакции, или, выражаясь словами Янова, преднамеренно вызванные «примитивности» (primals) пациентов являются результатом не механических упражнений (типа восклицания: «Мама, мама!»), а глубоко протекающего эмоционального процесса, связанного с воспоминаниями о ранних травмах.

Теория психопатологии.

Ребенок, приходя в мир, обладает одной главной потребностью — потребностью быть любимым, быть принятым. При нарушении процесса социализации ребенка в семье эта потребность фрустрируется, не удовлетворяется. За счет эффекта кумуляции фрустрация нарастает: накапливаются глубокие обиды, которые ребенок не может (не имеет права) выразить по отношению к собственным родителям. Первоначально такие обиды существуют только как травмирующие эмоциональные переживания, которые подлежат подавлению. Янов указывает, что ребенок, подавивший свое первое болезненное чувство, еще не является невротиком, но он уже пошел по пути к неврозу. Как правило, в возрасте 5-7 лет возникает одно из наиболее травмирующих событий в жизни ребенка. Это событие накладывается на уже существующие обиды и огорчения, резко усиливая их травматичность для сознания. Такое событие Янов называет главной сценой первопричины. Под его влиянием происходит резкое усиление травмирующих воспоминаний и переживаний, связанных с обидами, отвержениями, оскорблениями и т. п. Для каждого конкретного ребенка травмирующий опыт представляет собой «резервуар» сходных болевых воспоминаний, источником которых является одно базовое чувство, например страх, боязнь быть наказанным отцом. Иными словами, главная сцена первопричины переполняет чашу терпения ребенка. Эта негативная, эмоционально высокозаряженная структура вызывает настолько глубокую боль, что не может оставаться в сознании и подлежит вытеснению.

Помимо этого травмирующее событие способствует вербальному оформлению травмы. Если ранее ребенок лишь эмоционально переживал травму, то в результате главной первопричины он приходит к разрушающему выводу: «Если я буду самим собой, меня не примут. Я буду в постоянной боли. Оставаться же с болью — это риск безумия или смерти. Позвольте мне подавить мои болезненные воспоминания о том, что я нелюбим. Разрешите мне исказить себя так, чтобы родители могли полюбить меня. Если я стану чистым, покорным, больным или асексуальным, то смогу существовать. В противном случае боль существования нестерпима» (цит. по: Prochaska & Norcross, 1994, р 240).

Такое дополнение переживаний и лишений осознанием катастрофы, неисправимости ситуации, как правило, происходит в возрасте 5-7 лет, когда «ребенок уже способен обобщить конкретный опыт, может попять значение любого события, происшедшего спим в прошлом» (Янов, 2000, с. 158). Ребенок, испытывая нестерпимую боль, подавляет первичные травматичные воспоминания и переживания. Стремление избежать боли объясняется биологически как рефлекторная реакция. Именно эта реакция на первичную боль, которую можно определить как блокировка боли, и лежит в основе патогенеза неврозов. Главная сцена первопричины иногда приходится на первые месяцы жизни ребенка. Кроме того, Янов признает важность травмы рождения, но в отличие от О. Ранка считает, что «именно травматическое рождение приводит к травме. Рождение само по себе является естественным процессом, и я не думаю, что любой естественный процесс должен быть травматичным» (Янов, 2000, с. 218). Янов называет процесс формирования невроза «замораживанием боли».

Подавленная боль проявляется в постоянном напряжении, которое ведет к увеличению частоты сердечных сокращений, повышенной температуре тела, психосоматическим расстройствам, тревожности, беспокойству, мышечному напряжению (судорожное сжатие мышц живота, напряжение позвоночника, сдавленность грудной клетки, сжатие мышц челюсти), позывам к тошноте, гиперсексуальности, чрезмерной разговорчивости и т. п. Таким образом, напряжение проявляется в самых разнообразных симптомах, призванных предупреждать реактивацию первичной боли, отводя энергию от первичного болевого переживания. Так, ребенок, испытывающий эмоциональную боль, связанную с неудовлетворением его потребностей родителями, не скажет им: «Мне грустно и страшно», так как эти переживания табуированы. Вместо этого он находит им символическую замену — например, абдоминальные боли. Янов указывает, что невротики не могут непосредственно почувствовать первичные переживания; вместо этого они ощущают тяжесть в груди, вздутие живота или мучительную головную боль.

Подавленная первичная боль дезактуализируется защитными механизмами. Это может быть неизменная улыбка, как бы говорящая «Будь полюбезнее со мной», физическое недомогание, требующее внимания и заботы, гиперсексуальное поведение мужчины, добивающегося любви всех женщин, за которым лежит желание быть любимым собственной матерью. Характер человека служит защитным образованием. Функцией характера является реализация детских потребностей, и прежде всего потребности быть любимым и принятым. Ребенок старается изменить себя, стать таким, каким родители хотят его видеть, чтобы в итоге они его все-таки полюбили. Например, маленькому мальчику не хватает отцовской ласки, так как отец считает, что «мужчину» не следует брать на руки, баловать и целовать. Чтобы угодить отцу, мальчик становится мужественным и, вопреки своим естественным желаниям получить отцовское тепло, проявляет грубость и резкость. Боль первопричины может определить особенности взаимоотношений и жизненный сценарий. Так, главная сцена первопричины, связанная с брошенностью (ребенка оставили одного в больнице), может привести к тому, что всю последующую жизнь невротик будет искать друга или подругу жизни, которые его не бросят.

Защитными могут быть и психопатологические симптомы. Так, страх закрытых пространств может быть преобразованным страхом одиночества; мужской гомосексуализм может быть преобразованным проявлением отсутствия любви к мальчику со стороны отца.

Явление символизма проявлений первичной боли демонстрирует единство феноменов напряжения и защиты. С одной стороны, патогенная энергия первопричины должна дренироваться (отводиться) и проявляться в других областях психики и сомы индивида, а с другой — симптом является символическим выражением эмоций первопричины и, таким образом, препятствует осознанию истинных чувств. Например, мучительные головные боли невротика служат символическим выражением его гнева и ярости. Уход из школы без разрешения представляет собой символическое выражение борьбы за свободу. Неудовлетворенное желание ударить деспотичного отца может найти символическое выражение в напряженных мышцах рук. Символизм — характерное явление в жизни невротика.

Янов рассматривает защиту как психобиологическое явление, включая в нее не только психологические, но и соматические звенья. Он выделяет два типа защит: непроизвольную (склонность к фантазиям, ночное недержание мочи, затрудненное дыхание и т. п.) и произвольную (курение, алкоголь, наркотики, переедание). Произвольные защиты являются внешними и актуализируются тогда, когда непроизвольная защита не снижает напряжения. Например, при активации первичной боли брошенности, ненужности у невротика усиливается тревога, он уходит в запой либо у него резко увеличивается сексуальная или мастурбаторная активность.

Таким образом, подавление первичных переживаний боли закрывает невротика от реальности, заставляет его жить в символическом, ирреальном мире. Невротик не может иметь зрелых чувств, так как его терзают неутоленные детские желания. Например, навязчивые сексуальные желания порождены не реальными сексуальными чувствами, а давней детской нереализованной потребностью в любви. Иначе говоря, прошлое живет в настоящем. Более того, оно извращает это настоящее, забирая его у невротика. Следовательно, невротик не только подавляет первичную боль, но и закрывается от реальности, от реальных чувств и подлинности жизни. За это он расплачивается психопатологическими симптомами, психосоматическими расстройствами (язвенная болезнь желудка и двенадцатиперстной кишки, колит, упорные головные боли, псориаз, сердечно-сосудистые заболевания и т. п.), а также разнообразными видами зависимостей (нарко-, табако-, пищевая, сексуальная и др.). Янов (Janov, 1991, р. 6) пишет: «Убийца номер один в современном мире не рак и не заболевания сердца, а подавление».

Боль первопричины обладает следующими характеристиками:

1) она не пережита, а следовательно, является напряженной, неразряженной;

2) она не включена в целостный опыт индивида, образуя бессознательную диссоциированную его часть;

3) она замаскирована, а потому недоступна прямому осознанию.

Травматичный опыт представляет собой напластования одних травм на другие, объединенные общим переживанием или общей группой сходных переживаний. Это, например, постоянно мокрые пеленки, которые никто не меняет, безразличное или грубое обращение с ребенком, недостаток внимания и безутешный плач в течение нескольких часов, недостаток физической ласки, длительное ощущение голода и т. п. — травмы первого года жизни. На них наслаиваются грубость и резкость родителей, неприятие ребенка в более позднем возрасте. Эти переживания завязываются в один узел ключевым переживанием, например ребенка оставили одного (бросили) с незнакомой теткой (нянькой).

Если человеку удастся войти в первичное переживание, относящееся к первым годам (месяцам) жизни, то оно будет столь же травматичным, столь же глубоко переживаться, как будто это не прошлое, а настоящее. Янов (2000, с. 162-163) пишет: «Для терапевтических целей важно понять, что боль первопричины как бы заключена в некую внутреннюю капсулу и остается такой же сильной, какой она была в день своего появления». В психотерапевтическом плане это единственно возможная эффективная психотерапевтическая стратегия — выявить, заново пережить и осознать этот первичный опыт. Вместе с тем этому препятствуют страх и смятение человека. Отведение энергии от первичной боли в работу, спорт и т. п. является паллиативным средством, не решающим ситуацию в принципе. Любое усиление психологической защиты равноценно усилению невроза. С точки зрения первичной теории любая психологическая защита свидетельствует о наличии невроза, и не существует понятия «здоровой» защиты.

Таким образом, важно снять защиты пациента и помочь ему, преодолевая страх и страдания, войти в первичные переживания в психотерапевтическом процессе.

Теория психотерапии.

Для того чтобы восстановить первичные травмы детства, пациенты должны попытаться отказаться от привычных защит. Сначала это отказ от внешних защит и способов дренажа напряжения, исходящего от первичной боли, — от сигарет, транквилизаторов, алкоголя, телевидения, секса и общения. В первичной психотерапии это достигается тем, что пациент изолирован в гостиничном номере в течение первой педели терапии. Существуют и ограничения питания для тех пациентов, которые имеют зависимость от пищи. В процессе психотерапии ослабевают, вплоть до исчезновения, и непроизвольные внутренние защиты. Это происходит постепенно, пациент становится полностью беззащитным. Количество «защитных слоев» определяет, насколько близко пациент подошел к осознанию своих реальных чувств. Чем больше защитных слоев убрано, тем более выражены тревога и смятение. Поэтому нарастание тревоги является надежным показателем правильного движения пациента в психотерапевтическом процессе. Задача терапевта состоит в том, чтобы «пробивать брешь в крепостной защите» пациента до тех пор, пока пациент не сможет больше защищаться. После этого пациент открывается реальному осмыслению прошлого, подлинным чувствам и подлинному существованию. У невротика чувства гиперболизированы: гипер-гордость, гипер-обида, гипер-злость и т. п. Эта гиперболизация чувств связана с тем, что в актуальной обиде пациента (т. е. происшедшей здесь и сейчас) ощущается боль от первичной раны. Если невротика кто-либо публично обидел, то он сделает вывод: «Я никому не нужен. Я плохой». Эта обида упала на «плодородную почву» опыта отверженности в детстве.

Кроме того, для невротиков характерно переживание чувств вины, стыда, гнева, страха и т. п. Это не собственно первичные переживания боли, а лишь реакции на боль. Так, в основе ощущения вины лежит страх потери родительской любви, поскольку это чувство связано с поведением, позволяющим снять напряжение. В основе стыда лежит попытка отстраниться от собственных переживаний («Мне так стыдно») и извиниться за плохое поведение, лишь бы не чувствовать того, что тебя не любят. Одним словом, это ирреальные чувства. Часто эти чувства принимаются за «самую глубину чувств», и предполагается, что глубже переживаний нет. В рамках первичной терапии эти переживания рассматриваются как псевдочувства, являющиеся символическими заменителями, исполняющими функцию подавления главного чувства первопричины и неудовлетворенной потребности в родительской любви. Поэтому в процессе первичной терапии следует прорваться сквозь завесу этих интимных и глубоких переживаний, которые маскируются под первичные чувства. Во многих вербальных психотерапевтических подходах переживания вины, стыда и т. п. являются тем пределом, ниже которого работа не осуществляется. На рис. 5.1 представлено соотношение первичных чувств и псевдочувств.

Рис. 5.1. Топографическая модель первичных чувств и псевдочувств

Важный вопрос заключается в том, какое первочувство блокируется, какая основная потребность фрустрируется. Янов пишет, что потребность в любви «пронизывает весь организм, и ее недостаток оказывает искажающее действие и на тело, и на сознание. Именно такое специфическое искажение является защитной системой» (Янов, 2000, с. 184). Впрочем, утверждение, что основной причиной всех дальнейших проблем является именно фрустрация потребности в любви, судя по приводимым Яновым психотерапевтическим примерам, не столь однозначно.

Во многих видах психотерапии основная терапевтическая фрустрация осуществляется в интеракции «пациент — терапевт»: терапевт конфронтирует с убеждениями, мыслями и переживаниями пациента. В первичной терапии ирреальная часть пациента конфронтирует с реальной. Иначе говоря, это глубоко личная терапия под руководством опытного инструктора. Поэтому сам психотерапевтический процесс не проходит стадии, типичные для многих интерактивных типов психотерапии (стадии «медового месяца», разочарования и рабочего альянса).

Хорошие терапевтические отношения — только необходимое условие для эффективной терапии. Прохазка и Норкросс (Prochaska & Norcross, 1994) формулируют ряд требований к таким отношениям.

Пациент должен достаточно сильно доверять терапевту, чтобы позволить ему атаковать защиты пациента и пуститься в путешествие, которое является для последнего эмоциональным адом. Пациенты должны верить терапевту и в том, что предлагаемое путешествие уводит от невроза, а не усугубляет его. Терапевт устанавливает с пациентом отношения безусловного принятия.Пациенты могут кататься по полу, разрывать на части подушку и даже раздеваться и мастурбировать без опасения быть не принятыми терапевтом.

Эмпатияпомогает первичному терапевту понять природу чувств, которые высвобождаются у клиента, и вербализировать их. С помощью эмпатии терапевт направляет пациента по вектору первичного чувства: «Папа, я боюсь тебя (интонация вниз)» или «Я ненавижу тебя, мама (интонация вверх)». При этом психотерапевт использует тональные воздействия на пациента: интонация вниз — для введения его в плач и интонация вверх — для введения его в гнев. Когда пациент входит в первичное переживание, психотерапевт прекращает его вести, а также прояснять ему его чувства. Пациенты превращаются в сплошную рану, через них проходит первичное чувство, которое они хорошо осознают. Первичное переживание, само по себе, прозрачно для пациента. Терапевт не должен форсировать переживание пациента ни по интенсивности, ни по скорости его протекания. Пациент может выдержать ровно столько, сколько он переживает. Превышение этого предела опасно. Поэтому в момент переживания пациентом первочувства терапевт занимает безучастную позицию, не нарушает процесс.

Первичный терапевт должен быть конгруэнтным,искренне доверять процессу и позволять этому процессу продолжаться даже тогда, когда психотерапевты, исповедующие другие пути терапии, могли бы испугаться последствий и прервать катартический процесс.

Невроз сформировался как результат последовательных вытеснений (подавлений) психотравмирующего опыта. Путь из невроза представляет собой движение пациента в глубь своих травматичных переживаний, в амнезированный опыт. При этом глубина амнезии может быть разной. Янов (2000, с. 167) отмечает, что «если критическая ситуация оказывалась совершенно невыносимой — например, в нашей практике был случай изнасилования ребенка, — то боль может заблокировать значительную часть памяти, т. е. не только это событие, но и воспоминания последующего года или двух лет жизни».

Механизмы терапии.

Саногенные механизмы первичной терапии многообразны. Цель терапии — выявить, осознать и пережить заблокированные первичные чувства. Это психотерапевтическое движение пациента к первичным чувствам метафорически можно представить как оживление и последующее «отшелушивание» слоев травматичных воспоминаний и связанных с ними переживаний. Поэтому психотерапевтическими механизмами в первичной терапии являются:

1)катарсис— разрядка патогенной энергии заблокированных чувств травматичных слоев опыта. Прохазка и Норкросс рассматривают этот механизм в первичной терапии как саногенный. Вместе с тем, строго говоря, он не является именно терапевтическим средством и дает лишь временный эффект снятия напряжения. С этой точки зрения крик — только разрядка, а не терапия;

2)высвобождениеподлинных переживаний (первичных чувств), достижение подлинности бытия;

3)осознаниезаблокированных первичных переживаний, восстановление единства мнестической системы, которая ранее была расщеплена;

4)восстановлениенормального движения энергетики в теле;

5) достижение релаксации(об этом см. ниже в разделе «Результаты терапии»);

6) достижение интеграции личности.

Янов выявил удивительный феномен безболезненной боли,суть которого состоит в том, что, несмотря на переживание боли первичного чувства, несмотря на все стоны, крики и конвульсии пациентов, эта боль не травмировала их. Янов приводит высказывание одного из пациентов: «Эти ощущения совсем не похожи на ту боль, которая бывает, например, когда вы порезали руку. Переживая сцену первопричины, вы даже подумать не можете о том, где у вас болит. Вы просто ощущаете всем своим существом некое скверное чувство. Но оно не травмирует вас. Вероятно, даже можно сказать, что эти боли приятны, поскольку в конце концов наступает облегчение, и вы обретаете подлинную способность чувствовать» (Янов, 2000, с. 232). Янов (2000, с. 233) комментирует это высказывание следующим образом: «Это не значит, что восстановление личности проходит без каких-либо неприятных ощущений, но если они прочувствованы и осознаны, то уже не смогут трансформироваться в боль. Печаль не вредна для человека. Однако он будет травмирован в том случае, если ему не разрешают проявить свою печаль, если лишают возможности выразить свое горе. То есть чувство есть антитеза боли. Диалектика первичной методики состоит в следующем: чем больше боли человек прочувствует, тем меньше он будет страдать от боли».

Психотерапевты разных направлений работают с детским возрастом пациента и связанным с ним криком. Вместе с тем собственно терапевтическим эффектом обладает реактивация прошлых травм, их переживание. В отчете одного из пациентов отмечается, что «возрождающаяся травма гарантирует здоровье и свободу от разрушительного прошлого».

Психотерапевтический процесс связан с регрессией пациента. Глубина этой регрессии постоянно нарастает. В психоаналитической традиции регрессия связана с трансферентными явлениями. В первичной же психотерапии трансфер не поощряется. Когда обсуждается возможность использования в ней психодраматических средств, то это считается в принципе возможным, но нецелесообразным по той причине, что каждый должен оставаться самим собой, а не стать кем-либо (папой, мамой и другими значимыми людьми). Первоначально регресс связан с бифокальностью: пациент одновременно чувствует себя находящимся в двух состояниях. С одной стороны, это состояние регрессивного внутреннего процесса, а с другой — одновременное осознание этого процесса с позиции взрослого. Когда же пациент входит в первичное чувство, то он теряет контроль над собой — «сцена первопричины не подвергается никакой мысленной обработке, человек не задумывается о том, что делает» (Янов, 2000, с. 233), «переставая контролировать себя, он осознает связь чувства с его источником. Полностью теряя контроль над собой, пациенты наконец-то могут установить эту связь, поскольку самоконтроль почти всегда означает подавление реального "я"» (Янов, 2000, с. 220). Отказ от самоконтроля в данном контексте связан с разрушением защит. Первичное переживание прозрачно для пациента и пациент не нуждается в интерпретациях терапевта. Прозрачность чувств свидетельствует о разрушении символизма в переживаниях пациента.

В первичной терапии используются два специфических средства повышения напряженности и срыва защит. Это глубокое дыхание, которое снижает уровень коркового контроля и повышает общий уровень напряженности в связи с общей энергетизацией организма, а также изоляция пациента в течение первых трех недель терапии. Изоляция пациента осуществляется в гостиничном номере и сопровождается запрещением читать, смотреть телевизор, разговаривать по телефону, заниматься сексом, курить, мастурбировать и т. п., т. е. всего того, что привычно дренирует напряжение.

Процесс и техники терапии.

Желающие пройти терапию должны обратиться в Центр первичной терапии, расположенный в Калифорнии. Они получают по почте анкету, которую должны заполнить и отослать обратно. В анкете они кратко излагают свою биографию, а также помещают свое недавнее фото. После этого назначается дата личного собеседования, которое проводится в самом Центре или в Париже (для европейцев). Будущие пациенты проходят медицинский осмотр. После этого, если нет противопоказаний к первичной терапии, пациенты прибывают в Центр, где в течение первых трех недель постоянно находятся в гостиничном номере. Пациентам запрещается читать, смотреть телевизор, общаться по телефону и тем более заниматься сексом; тех, кто склонен переедать, ограничивают в еде и т. п. Собственно терапия начинается на следующий день после приезда.

Сама терапия состоит из двух этапов:

1) индивидуальная терапия в течение 3 недель. В это время пациент не работает (не ведет профессиональную деятельность);

2) групповая терапия в течение нескольких месяцев (как правило, 8-10 месяцев).

В это время пациент уже может работать.