При длительном гравиинерциоином стрессе
Данные измерения мпсстических функций могут быть привлечены для характеристики состояния психической сферы человека, в частности его умственной деятельности [307]. С этой це.п исследовалась кратковременная память при длительном грави-ияерцнониом стрессе, возникавшем у испытз'емых в условиях непрерывного, многосуточного вращения на стенде «Орбита» 1121].
При многосуточном вращении, как указывалось выше, выявлены периоды течения болезни движения. Картина кинетоЗа развивалась в 1—2-е сутки вращепия (I период). Со 2—3-х по 7—9-е сутки вращения (II период) отмечалось уменьшение выраженности имевшей симптоматики. С 8—10-х суток (III период) общее состояние и самочувствие испытуемых было близко к нормальному. Следует отметить, что в первые 5—7 суток вращения имели место главным образом симпатико-тоннчеекие реакции сердечно-сосудистой системы, показатели раздражения кроветворной системы, повышение содержания катехоламинов в крови. В первые дни вращения наряду с ухудшением общего состояния и самочувствия отмечались повышение сенсорной чувствительности разных модальностей, а также улучшение качества выполнения относительно простых интеллектуальных тестов и ухудшение показателей выполнения сравнительно более сложных тестов.
Жалобы испытуемых на возникновение забывчивости при кине-тозе в условиях вращения добудило нас исследовать правильность выполнения ими простой, циклически повторяющейся операторский деятельности с хорошо знакомой, заранее заученной нос тедьностыо операций. В экспериментах с трехсуточным вращением проанализирована деятельность восьми человек: четырех при скорости вращения 24 град/сек, других четырех — при 36. До начала вращения ошибки в работе испытуемых отсутствовали. В условиях вращения у всех испытуемых возникали ошибочные действия, как правило, в виде пропускания не более чем одной той или иной операции. Отмечены индивидуальные отличия в общем количестве ошибочных действий, причем у лиц с преобладанием таких с томов кинетоза, как тошнота и т. п., число ошибочных действий не превышало 3% от общего числа операций, а о доминированием головной боли, апатии и т. п.— 5—8%. На 1—2-е сутки после прекращения трехсуточного вращения имело место уменьшение ч ошибок при выполнении указанной деятельности.
В тех же экспериментах ежедпевно исследовалась кратковременная память у двух испытуемых при скорости вращения 24 град/
сек я у двух других — при 30. Определялась способность запоминать ряды из 10 существительных с воспроизведением через 5 сек после предъявления и при пятиминутном периоде ретенции: щ itom» и б) с речевой интерферирующей деятельностью. Во
всех перечисленных вариантах ряды слив предъявлялись на слух и зрительно. На протяжении 7 суток обследования (2 суток перед началом вращения, 3 — во время его и 2 — после) ряды слов для каждого обследуемого не повторялись.
При актуализации серий слов как сразу после предъявлении, так и при пятиминутном «пустом» интервале ретенции число воспроизводимых слов не уменьшалось в условиях вращения, несмотря на подчас сильно выраженные, у испытуемых проявлении кине-тоза. Напротив, при ежедневном обследовании на протяжении 7 суток отмечалось постепенное увеличение при этих пробах числа правильно воспроизводимых слов. Уменьшение числа правильных актуализаций обнаруживалось в условиях вращения только ири усложнении мнестической задачи — заполнении периода ретенции гомогенным интерферирующим материалом. При этом в условиях вращения правильно воспроизводилось 3—5 слов, между тем как в стационарных условиях число правильно актуализированных следов составляло 5—8.
Характерной для условий вращения была неуверенность испытуемых при актуализации следов, отчетливо проявлявшаяся при проведении всех описанных выше исследований вербальной памяти. До начала вращения испытуемые уверенно называли запомнившиеся слова, затем часто заявляли: «Все, больше не помню», после чего актуализированный материал, как правило, не дополнялся, несмотря на старания испытуемых. Во время вращения испытуемые, напротив, в большинстве случаев называли запомнившиеся слова не сразу, неуверепио, поправляя и дополняя пазванпые слова, подчас неправильно. Существенно, что при всех видах исследования вербальной памяти существенно увеличивалось количество ошибочных припоминаний (до 5 при актуализации одного ряда слов). 80% ошибочных актуализаций составляли слова, сходные по смыслу («береза» вместо «дерево» и т. п.). Различий памяти при предъявления материала зрительно или на слух не отмечено.
У тех же четырех испытуемых в ходе экспериментов с трехсу точным вращением — до его начала, па 2-е сутки вращения и на *~й день после прекращения вращения — определялась способность воспроизводить отрывок прозаического текста на 25—30 слов, СоДержащий 7 смысловых групп, после 15—20-минутной ретенции, аполпенной гомогенной интерферирующей деятельностью. Если До начала вращения правильно воспроизводились 60—70% слов и практически все смысловые группы, то на 2-е сутки вращения
2<7
правильно актуализировались 10—20% слов, причем двое из числа обследованных, назвав 3—4 отдельных слова, безрезультатно пытались вспомнить смысл текста. Следует отметить, что эти испытуемые спустя 4 часа после предъявлений отрывка текста (во время отдыха в ходе продолжающегося вращения) продемонстрировали значительно более полное припоминание по сравнению с результатами, полученными в ходе пробы.
В ходе экспериментов с 15-суточным вращением двух испытуемых при скорости 24 град/сек и двух других — при 36 град/сек исследовалась способность припомипать ряды на 5 слов (двуханаздш числительных) после 5-минутного интервала ретенции, заполненного гомогенной интерферирующей деятельностью. Отмечено ухудшение показателей выполнения этой пробы в условиях вращения, особенно выраженное в первые 4 суток вращения. Различий показателей мнестичесвой функции в ходе проведенных исследований при скорости вращения 24 и 36 град/сек обнаружить не удалось.
Таким образом, при длительном гравитоинерционном стрессе отмечены затруднения при переключении внимания. Вместе с том забывчивость при монотонной деятельности ухудшалось качество выполнения сложных интеллектуальных и мнестических задач при повышении показателей выполнения относительно простой умственной деятельности. При исследовании памяти было отмечено усиление ретроградного торможения следов под влиянием интерферирующей деятельности. При простых мнестических задачах наряду с увеличением объема памяти (несмотря на ухудшение самочувствия!) увеличивалось число ошибочных актуализаций в виде парафазии и контаминации, т. е. нарушалась избирательность воспроизведения при расторможенпости ассоциаций. По мнению И. М. Файгенберга 1269], в основе такой «рыхлости ассоциаций» лежит парушение функции «аппарата вероятностного прогнозирования». Замедление флюктуации изображения при восприятии «обратимых» и «двойных» фигур, обнаруженное нами при длительном стрессе, может прямо свидетельствовать о снижении в этих условиях активности процессов, обеспечивающих перебор альтернативных решений [123].
Существует ряд обзорных работ и монографий, посвященных проблеме килетоза, с позиций которых возможно различное толкование приведенных выше данных. Нам представляется целесообразным огмегить продуктивность обсуждения изложенных результатов с учетом данных, полученных при комплексном изучении структурно-функциональной организации и нейрофизиологических механизмов психической деятельности человека, проведенном Н. П. Бехтеревой [341 с сотрудниками. В этих исследованиях экспериментально показано наличие жестких и гибких элементов ся-
стемм мозга, причем гибкие являются основой различных форм при" сиособлепия организма к изменениям среды. Процесс адаптирования организма в условиях вращения сопровождался весьма бо-чс.чненньш состоянием кииетоза. Можно полагать, это связано с перестройкой ряда «пространственно организованных нейронных ансамблей» [34]. Вместе с тем можно допустить существование различной степени гибкости элементов мозга, а также то, что «ем метшей гибкостью обладает перестраиваемый в ходе адаптирования элемент, тем большей болезненностью сопровождается процесс перестройки.
Настоящее исследование показало, что интенсивность грави-инерционных воздействий в условиях вращения в значительной мере зависела от уровпя двигательной активности испытуемых, который, в свою очередь, определялся уравновешиванием мотивацион-но-волевых побуждений и отрицательных подкреплений за счет негативных ощущений, возникавших у испытуемых при движениях головой. В соответствии с выдвинутым Н. П. Бехтеревой предположением о существовании оптимального для деятельности системы мозга уровня помех можно полагать, что интенсивность самоука-чивания соответствовала субъективно установленному оптимальному уровню гравиинерционных воздействий. При этом более простые и более часто используемые психические механизмы оптимизировались, сложные и редко включаемые, напротив, минимизировались.
Ранее нами описаны две группы людей, отличающиеся при экстремальных воздействиях характером эмоционэльпого, моторного и вегетативного реагирования, а также разной склонностью к сенсорным иллюзиям 1113, 114, 116 и др.]. Подобное разделение проявилось в ходе настоящего исследования в разной выраженности реакций памяти у лиц с «вегетативными» или «нервно-психическими» проявлениями кинетоза. Высказано предположение о том, что Указанные различия связаны с преобладанием функций доминантного или субдоминантного полушария головного мозга в организации указанных форм реагирования [1191. Различная специализация полушарий головпого мозга человека убедительно показана в последние годы рядом работ [57 и др.].
Локальная общность вестибулярного и слухового представи-Врьства в темпоральной коре больших полушарий не обусловливала, как указано выше, преимущественного ухудшения слуховой памяти. Это может косвенно свидетельствовать об отсутствии преобладающего значения вестибулярных стимулов в возникновении юетнческих реакций при болезни движения.
2',!)
4.5
ВЛИЯНИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО СТРЕССА
НА ОСОЗНАНИЕ И ЗАПЕЧАТЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ
И НА ФОРМИРОВАНИЕ ПОВЕДЕНИЯ
Исследование осознания и запоминания информации црИ стрессе. Сообщалось, что при стрессе возникают две основа™ формы изменений поведенческой активности: активизация поведенческого реагирования (АР)и пассивное поведенческое реагирования (IIP) (раздел 2.1) [123—126]. АР возникает, когда стрессогепная ситуация субъективно возможна, т. е. имеет в фил о- или онтогенейЙ ческом опыте субъекта количество прецедентов, аналогичных ей, достаточное для сформирования программы активного запу адаптационного реагирования (поведения, действия). IIP возникает, когда стрессогепная ситуация субъективно невозможна, т. е. беспрецедентна для субъекта. Были описаны две основные фазы микроструктуры АР. Начало действия стрессора «включает» первую фазу — «программного реагировапия», т. е. актуализацию одной из имеющихся как бы всегда наготове программ защитного действия (поведения), эмоционально активированного за счет чувств испуга, гнева, решимости и т. п. После завершения первой актуализируется вторая фаза АР — фаза «ситуационного реагирования». Во время нее поведение в той или иной степени обусловлено ситуационными обстоятельствами, при этом активизация поведения связана с экстатическими эмоциональными переживаниями, как бы раскрепощающими в какой-то степени субъекта от нормативных правил поведения [112, 119, 122 и др.).
Осознавания и запечатления текущей ситуации были исследованы при действии на испытуемых гравитоинерционного стресса режимов кратковременной невесомости у 28 человек, из них 10 отличались в невесомости АР — первая группа, 12 — ПР — вторая группа, у шести поведение и эмоциональные проявления практически не отличались от имевшихся при наличии действия силы тяжести — третья группа. В первой серии экспериментов испытуемым предлагалось произвольно наблюдать за всем происходящим перед ними (парение в воздухе людей, животных, проведение различных экспериментов и т. д.). Во второй серии им предъявлялись тестовые события с заданием запомнить их содержание и последовательность. Одновременно велась киносъемка всего того, что мог видеть испытуемый. После серии экспериментов испытуемые сообщали обо всем, увиденном ими (при наличии и при отсутствии СвЩ тяжестп). Затем им показывали кинофильм, запечатлевший те же
события, и предлагали сопоставить то, что они рассказали «по памяти», с тем, что запечатлела киносъемка.
В ходе данного исследования было обнаружено, что в первой <6азе АР в той или иной мере «блокируется» осознание внешней визуальной информации, «сужается» ее восприятие, можно пола->т избирательного обслуживания программы адаптивного поведения (действия). Для второй фазы АР было характерно снижение контроля сознания за правильностью и ценностью поступающих к испытуемому сигналов, формирование у пего той или иной концептуальной модели ситуации, облегчение занечатления в памяти (и воспроизведения в последующем) информации, подкреп-ляющейэту концептуальную модель. В результате воспринятый информационный концепт становился как бы составляющим соб-юе мнение субъекта.
Для ПР при указанном стрессоре были характерны: снижение контроля за избирательностью мнестических ассоциаций, снижение значимости для испытуемого данных ему инструкций, снижение успешности наблюдения за монотонно текущими событиями, склонность к отвергайте заданий, побуждающих выполнять монотонные действия, тенденция к их «замещению» нетривиальными действиями. При наличии наряду с ПР симптомов кинетоза у ряда лиц отмечена склонность к избеганию действий, требующих значительного волевого напряжения.
Использование микроструктуры эмоционального стресса для регулирования усвоения информации. Целью данного исследования, выполненного совместно с Л. II. Хромовым [1361, была экспериментальная проверка возможности формирования и «закрепления» в созпании информационного концепта путем создания стрес-согенпой посылки во время восприятия испытуемыми вербальной информации. Испытуемые (15 человек) были разделены на две группы. Одной группе предъявлялся «на слух» текст, содержащий стрессогенные посылки в виде эмоционально значимых слов и выражении разного типа (профессионально-значимого, детективно-авантюрного, сексуально-значимого). Другой группе предъявлялся текст, в структуре которого не было специальной эмоциональной нагрузки. При первом прочтении его диктор имитировал «досадную» ошибку, «неуместную» оговорку, за что на глазах группы испытуемых получал выговор от руководителя экспериментом, имитировавшего гнев и требовавшего повторного прочтения текста. 1ри повторном прочтении другого текста диктор вновь имитировал яалогпчные «ошибки», при этом отсутствовала эмоциональная реакция со стороны руководителя экспериментом. Таким образом, Р< ссогенной посылкой являлось место в тексте, содержащее ошибочно произнесенное слово.
В обеих сериях экспериментов определялись показатели кратковременной памяти (через 1—10 минут после прочтения) п длительной памяти (через сутки после прочтения).
Результаты исследования с первой группой испытуемых показали, что у них имело место улучшение запоминания вербальной информации, предъявляемой входе прочтения текста на протяжении первых 1—4 секунд после стрессогенной посылки, но только у лиц, которым был свойствен интерес к тину эмоциогенного содержания стрессогенной посылки.
В эксперименте со второй группой улучшение запомнатщ после стрессогенной посылки отмечено у четырех человек. Результаты их опроса показали, что их отличало «сопереживание» с диктором, допускавшим «ошибки» при прочтении текста.
Эмоциогенная информация и вербальные реакции. Хороню известно, что эмоциональные переживания могут изменять поведение человека, его речь и направленность мышления. Ниже изложены результаты наблюдений за вербальными реакциями людей, когда им в натурных условиях предъявлялась эмоциогенная информация. Наблюдения проводились в ходе восьми семинарских заседаний (один раз в месяц) группы лиц с непостоянным составом (от 25 до 75 человек). В ходе заседаний одним из присутствовавших создавались ситуации, несколько эпатирующие собравшихся людей за счет эмоциогенных высказываний, осуществлявшихся по заранее подготовленному «сценарию». Создавалось краткое эмоциональное напряжение слушателей с последующей эмоциональной разрядкой. В структуре эмоциогенного высказывания имелось «ключевое» слово (словосочетание), на котором заострялось внимание аудитории. Намеренность таких эмоциогенных воздействий и их «сценарий» были известны только 2—3 лицам из числа присутствовавших. Эти лица осуществляли роль экспертов—наблюдателей за соответствием эмоциогенных воздействий «сценарию» и за реакциями других людей на эти воздействия.
По единодушному мнению «наблюдателей» в ходе шести заседаний (из восьми) имело место отчетливо выраженное влияние высказываний одного из выступавших, содержащих эмоциогенную информацию, на характер последующих выступлений участников семинара. Оно проявлялось, в частности, в том, что эмоциогепное «ключевое» словосочетание, содержавшееся в одном из выступлений, «навязчиво» использовалось в тех или ипых вариантах в последующих выступлениях других участников семинара. Его произносили как бы невольно люди, для лексикона которых оно был» чуждым. В ряде случаев «ключевое» словосочетание оказывалось неуместно включенным в контекст выступления, что вызывало смущение самого выступавшего и его слушателей.
26?
Для примера опишем один из таких случаев. На очередном семинарском заседании обсуждались художественные произведения человека, являющегося новатором в своем жанре искусства,, недавно представившего свои работы на суд общественности. Тестовая эмоциогенная ситуация была создана одним из выступавших, сказавшим следующее: «Мы присутствуем при рождении нового художественного направления, а я как врач, принимавший вот этими руками на свел- новорожденных (при атом он поднял вверх руки), знаю, что роды — это и боль, и кровь, и крики роженицы, а не только радость рождения нового» и т. п. В данпом случае «ключевым» словом было слово «рождение» (роды, роженица), эмоциогпп-ность создавалась за счет слов: «боль», «кровь», «крики».
Четверо из шести выступавших вслед за этим выступлением употребили слова «роды», «родовспоможение», «роженица», «родить». В одном случае такое слово было произнесено ошибочно и оговорившийся человек смутился. Эти четверо выступавших были опрошены после заседания и сообщили, что слова «роды» и т. п. нет в их повседневном и в их профессиональном лексиконах, один из них сказал, что это слово он произносил как бы невольпо. Данное и другие подобные «прививки» слов и словосочетаний, предъявлявшихся в эмоционально стрессовой ситуации, свидетельствуют о том, что стрессогенная вербальная «посылка» может как бы усваиваться некоторыми людьми и на время становится либо «равноправным», либо «навязчивым» элементом их лексикона.
Приведенные выше экспериментальные данные и результаты наблюдений указывают на то, что и\>я кратковременном стрессе изменяется «доступность» сознания для поступающей информации. Свойственная субъекту либо «созданная» стрессором психологическая установка облегчает усвоение информации, подкрепляющей эту установку, и, напротив, препятствует усвоению информации, если последняя противоречит этой установке.
Информационные микрострессоры, подобные описанным выше, к повседневной действительности являются одними из побудителей психической активности людей.
4.6
ОТРАЖЕНИЕ