Сплав попросил остальных оставить девушку в покое, говоря, что ей желательно побыть одной.

“Я умер, чтобы ожить в каком-то другом месте, в прошлом, в котором меня нашли и привели в настоящее, и поскольку, умерев, я жил где-то еще, я другой, ставший потом полностью своим, мне так и не удалось насладиться вкусом смерти”

Что касается ванной комнаты дома, где они ночевали, там была душевая кабина, раковина, надраковинный шкафчик с зеркалом, унитаз и стопка грязных полотенец, пригодных для машинной стирки. Мэлори заглянула в зеркало, как в свою душу, встала над керамической раковиной, открыла кран с водой и, набрав в обе ладони прохладную влагу, дважды сполоснула лицо. “Прежде чем стать беспомощной в цепях собственных страстей и уничтожить частичку себя, нужно немного прополоскаться”. Струйки воды быстро стекли с её мокрых волос…

- Чтобы ты провалился со своим бессмертием, ничтожество! – вслух пожелав отцу всего “наилучшего”, Мэлори сняла с шеи ожерелье, провисевшее на ней более ста лет. Центральный элемент колье был выполнен из драгоценных камней. Дочь Фатума отчаянно вырвала его и открыла, приложив небольшие усилия, и покатила по ладони крохотную ампулку с ярко-зеленым эликсиром (все ожерелье – набор ампул). С ненавистью посмотрев на крошечный сосудик, она разбила его о край раковины на мелкие осколочки, быстро рассыпавшиеся по полу. И эти несчастные несколько граммов “магической” жидкости благополучно вылились в канализационный сток.

Аналогичные действия были повторены с остальными частями ожерелья. Мэлори нежалеюще избавлялась от даоса, чувствуя прилив сил, свободы, чувствуя скорое освобождение от груза, и в этой открывшейся независимости заключалась ранее недоступная гармония взлетов, падений и прочих закономерностей простой смертной жизни, которую нельзя опреснить бесконечными продлениями.

“Все” – последняя ампула, в отличие от предыдущих, была смыта в унитаз…

- Оооой… - Ханк пробудился, как только закончился сон, когда он уже упал со Статуи Свободы, когда уже был доставлен из прошлого и возвращен в команду. По сути, это субъективное восприятие образов спящего - своеобразная перемотка времени вспять, работало по принципу напоминаний, завершаясь и подсказывая, когда нужно вернуться в реальность.

Рассветать еще не начинало, поэтому сожительница включила свет, чтобы Ханк, пребывающий в состоянии неполного пробуждения, смог увидеть, на какие жертвы она пошла ради него. Мэлори вытянула правую руку, сжатую в кулак, и медленно-медленно раскрыла ладонь, явив взору любимого россыпь осколков и тем самым заставив его помолчать.

Охваченный внезапностью, мутант мгновенно принял сидячее положение и очень широко открыл рот:

- Ты… ты что сделала? – переживая, что до конца дней придется чувствовать себя своекорыстной сволочью, поначалу он воспринял этот жест доброй воли не так, как хотелось бы ей, - А?

Не предоставив никакого ответа (хотя Ханку не требовались никакие слова, чтобы понять происходящее), Мэлори шевельнула пальцами и перевернула ладонь. Осколки посыпались на ковер, чуть сверкая. “Театрализованное представление” было недолгим, но берущим за душу.

Воин встал с кровати и в сердцах с размаху ударил по стене, крикнул на весь дом:

- Не пойму, зачем! - кулак оставил круглое отверстие…

И тогда, когда молчать уже стало попросту нецелесообразно, герл-френд промолвила тихим, тусклым голосом, пытавшимся максимально соответствовать ночной обстановке:

- Потому что так нам будет лучше. Мы проживём, сколько получится, и спокойно умрём.

- Не могу смириться и все, уж прости. Сотни ученых бьются за возможность замедлить старение, а ты, имея при себе все, что нужно, добровольно отказываешься? Абсурд… - после долгого хождения мутант снова присел, - И твоя красота будет увядать, кожа морщиться, зубы портиться, волосы седеть, грудь терять форму. Как ты примешь такую перспективу? Об этом не подумала?

Через минуту Мэлори выразила очень мудрую мысль, удивив саму себя:

- Конечность придает жизни и какую-то ценность, и смысл, а бессмертие, наоборот же, все обесценивает! – затем истерично хохотнула, всхлипнула, чем с новой искрой привлекла пристальный интерес и внимание своего спасителя, и убрала пальчиком предательски выступившую слезу радости, - Я не знала, что так все обернется, пока не увидела тебя! И думать не думала, что буду говорить такие вещи… Я счастлива впервые за долгое время!

После серии замечательных, исполненных эмоциями смешков, посеявших семена оптимизма, преуспевания, надежды, Ханк понял, что следует сделать – подойти и обнять, закидать всяческими признаниями и нежностями, пообещать счастливое будущее вопреки неуверенности…

Постепенно обнимания в стоячем положении стали походить на пьяный танец из-за частых покачиваний вбок и резких движений. Развеселившись, Мэлори вконец позабыла, что совсем не спала, и пропела четверостишие, сочиненное буквально на ходу:

- Ты привил мне любовь внутривенно, ты понудил меня верить в чудо. Ты вернул меня к жизни мгновенно. Я тебя никогда не забуду!

Уже лежа, они обсуждали беспокоящие сны и женское имя, не единожды произнесенное Ханком.

- Не хочешь рассказать мне, кто такая Эллен, мм? – Мэлори решила не отступать, пока не узнает хотя бы часть правды.

Мутант не считал нужным выкладывать все начистоту - что-то, что можно было, приукрасил в свою пользу, а что-то – утаил, как последователь лютого прагматизма. Началось все же с правды:

- Фигурантка дела “борьба с актом регистрации супергероев” и моя первая любовь.

Боевая девушка, кстати. Вы бы поладили…

- И вы сейчас не вместе?

- Я не могу быть с ней, даже если все еще хочу.

- Почему?

- Её убили…

- Кто?

- Это неважно. И давай об этом потом, а лучше вообще никогда.

- Ладно…

Ложь, которая неспособна обжечь, тихомолком пролезла в диалог и осталась неощутительной. Закончив обмениваться сокровениями, они с головой накрылись одеялом и забылись сном…

А потом оба проснулись в полночь, и около получаса лежали, не раскрывая рта, думали о чем-то, ничему не придавая значения. Но Ханк все же осмелился нарушить несомненность такой приятной тишины, хоть и решился на это очень нескоро. Игра чувств наглядно отразилась на его лице: решительность и опасения бесперечь чередовались друг с другом, осыпая тревожный дух мутанта новыми фобиями, прорезая сверкающие серебряные полосы.

- Поведай о своих предыдущих симпатиях. Я ведь понимаю, что не первый – он слово в слово повторил её вопрос, произнесенный ею в замке.

Мэлори передвинулась на кровати, медленно перевернулась на бок, и, удерживая голову рукой, начала рассказывать о важном и трагичном, очень тихо, едва слышно:

- В декабре тысяча девятьсот сорок пятого немецкие силы начали очередное наступление. Мой первый муж не вернулся с войны… - прогнозировать слезы было пока рано. Но лицо рассказчицы, как заметил Ханк, исказилось от печали и последующей нефизической боли. Почти невыносимое зрелище, - Бельгия оставалась нейтральной с начала Второй мировой до германского вторжения на её территорию. Многих призвали. Я ждала его из фронта несколько лет. Первые полгода держалась без стрессов, заставляла себя не падать духом, хоть и чувствовала, можно сказать, знала, что мы больше не увидимся. А ведь тогда я еще могла родить…

Предполагая, как тяжело ей даются воспоминания, воин уже собирался сказать, что не стоит продолжать, раз все так мрачно. Но ничто не могло остановить Мэлори в изливании души. Для женщины, прожившей больше века, прошлое, несмотря на драматичность постановки, всегда прекрасней иллюзорного будущего.

А еще женщинам вполне по плечу нести бремя вдовы. Тем более что время для этого стояло подходящее – послевоенщина, тысяча девятьсот сорок шестой год, начало серьёзного феминистического движения в Америке! Для Мэлори эти годы были непростыми. С фронтов Второй мировой возвращаются мужчины, в великой стране формируется общенациональная идея – “Американская мечта”, в которой полноценная семья занимает далеко не последнее место. Мэлори же потеряла свою большую любовь, поэтому максимально незаметно для себя отстранилась от множества старых хлопот и привычек, зажив жизнью, которая, без сомнений, показалась бы ей непозволительной, непристойной и под конец аморальной, вернись муж с войны.

Первоначально Мэлори планировала перестать омолаживаться, отказаться от даоса еще в сороковых. Но толи простая нерешительность, толи страх старения и смерти склоняли к увеличению земного срока.

- Мой второй брак с первым нелюбимым мужем закончился ссорой и разводом. Типичная история, подумают многие. В тысяча девятьсот пятьдесят третьем я вышла замуж за первого встречного представителя монополистического капитала в надежде абстрагироваться от драмы, но я не смогла долго почивать на лаврах, у меня никогда не получалось себе врать. Я ни разу не пожалела о принятом решении, а вот он спился и рано умер, видимо, не выдержав развода. Корить себя за то, что у меня к нему ничего не вспыхнуло, я не корила, но… почему-то, узнав о его смерти, не сразу, а лишь спустя какое-то время, мне стало почти также больно, как было больно, когда я потеряла первого супруга. Начало казаться, что его я тоже любила, и голову сжало тисками. Сожаление разрывало меня несколько недель!

Дослушав до конца такую грустную, но душеполезную поучающую историю долгой, нелегкой и достойной жизни, историю трогательной любви, так и не погасшей после окончания, Ханк, чья жизнь протекала не намного слаще, немедленно и правдиво подытожил:

- Вот как. Выходит, ты страдала не меньше моего. Прости что сомневался. Глядя на тебя, я, правда, не мог предположить ничего подобного. Получается, четкий и выверенный имидж стервы от глубокого несчастья…

- От глубокого опыта – поправила Мэлори, - За прошлый век я уяснила, что настоящий брак бывает только один - это первый брак, ну, может, и второй. Все последующие я бы отнесла к бездушному сожительству, к попытке выехать на горькой ностальгии за счет чужих сбережений, за счет разбитых мужских сердец, за счет угнетенных и подавляемых.

После вереницы заунывных полупереживаний-полуисповедей, после шквала исповедальных впечатляющих признаний, поданных с острой прямотой, с живинкой и одушевлением, они уже не могли даже допустить, что их тяга друг к другу, дошедшая до апофеоза, может растаять из-за какого-то быта. Но настало время спросить еще кое-что, вероятно, самое важное. Практически забыв содержание своего первого вопроса, наемник незамедлительно задал второй, вызволил из заточения сусцептибельную мысль, чтобы не держать её долго взаперти.

- С чего это ты решила со мной переспать, мм? Неужели просто из-за того, что я тебя спас?

- Во-первых, у меня давно не было ни с кем, мне тупо тебя захотелось. Во-вторых, сказать по правде, причина кроется не в каком-то конкретном поступке! – Мэлори, чьи глаза блеснули страстью, высвободила руки, положила их в другое место, крепко прижалась щекой к его плечу, в одно мгновение облизала ему нос, а Ханк обнял её и с не меньшей азартностью ответил тем же, - Как только ты переступил порог нашего замка, как только показал свое лицо, я в тебе мгновенно разглядела то, что мне всегда нравилось в мужчинах: выраженное стремление помогать людям вопреки всякому сомнению. Этим ты так похож на моего первого мужа – бесторопно и весомо, будто зачитывая приговор, она подводила тему постельного разговора к кульминации, чтобы поскорее перейти в наступление и показать свое превращение из “кошечки” в “тигрицу”.

Прикосновения спасителя становились все борзее, он уже лизал то соски, то груди целиком, и спускался язычком на её животик. В глазах у парочки заплясали звезды, как будто кто-то невидимый открыл окно и впустил в дом ночное небо. Его пальцы странствовали по её телу, увлеченные приторно-непристойными вещами. Её обуревали великолепные эмоции, и она не имела понятия, получится ли удержать в себе их все! Она ощутила, как он переместился, вдался клином между её бедер и начал тыкаться органом, силясь найти вход, чтобы вкорениться и пустить тёплую струйку белого “яда”, который, может, и не оплодотворит её, зато “отравит” безумием весь женский организм и всю женскую психику.

От его разгоряченного дыхания её живот покрылся влагой. Он продолжил лизать её, обводя языком пупок. Потом язык погрузился, занялся щекотанием, но не для того, чтобы спровоцировать у неё малую усмешку, а для того, чтобы улыбнулся каждый дюйм её тела. Внезапный восторг, слишком яркий, чтобы считаться обычным, затуманил сразу два сознания и пробился сразу в два сердца.

Глава 3 Проклятие бессмертия

- В тысяча девятьсот пятьдесят четвертом, в Вене, я встретил фокусника. Он был ослепительным, блистательным, ярким. Он выиграл у меня в карты.

Но примерно через пятьдесят лет я снова его встретил, в том же месте. И он был сморщенным, сломленным, засохшим. Он проиграл.

Доктор Фатум

Запись мертвого онколога – 24

Основной козырь Генриха Фатума - химическое соединение неизвестного происхождения, исцеляющее любые ранения и возвращающее к жизни в случае недавней смерти. Постоянное использование Ванны Даоса наделяет повышенной выносливостью. Однако регенеративные свойства зеленого вещества правильно считать доработкой, потому что данного эффекта можно достичь, разбодяжив его с родниковой подземной водой, лишенной различных болезнетворных бактерий и имеющей полезныеорганолептические качества. Сам же эликсир, без добавления воды, только молодит, а не исцеляет, и благодаря ему человек, родившийся еще в довоскресную эпоху, дожил до наших дней и вдобавок приблизился к завоеванию мирового господства. Но хорошо ли это? Постараюсь, как всегда, уложиться в три пункта.

1 - к сожалению, за такое чудо, коим, без сомнения, является Ванна Даоса, приходится платить ужасную цену. Еще в середине семнадцатого века (это предположение, основанное на сохранившихся записях друзей Генриха, которые я отрыл в библиотеке, и на моей математике) даос смыл остатки постепенно исчезающей эмпатии и окончательно свел Генриха с ума. На каждое “телообновление” приходится тысяча ударов, потому что молодеет только материальный объект, но не менее важные составляющие личности, такие, как разум и душа, остаются прежними, истомленными, уставшими…

2 – как и рак, зеленая жидкость вполне могла угнездиться на Земле, прилетев на каком-то там метеорите. Генрих, ставший свидетелем падения небесного объекта, не изменил своему научному любопытству и, будучи обладателем иммунитета ко всем земным и (как оказалось) инопланетным бактериальным инфекциям, появившегося за счет частого использования Ванны, осмотрел, изучил, узнал, из каких элементов состоит метеорит. Генрих заметил увеличение смертности в том месте, где он упал, и следующие несколько десятилетий посвятил доскональному исследованию природы рака и влиянию небесных тел на земную жизнь.

3 – так как мои наблюдения, касательные негативного воздействия Ванны на психику Генриха, подошли к завершающему этапу, а по традиции я всегда растягиваю записки до трех пунктов. Раз больше не осталось научных или важных тем, то хотелось бы подчеркнуть чрезмерную жестокость Доктора Фатума, но только не сравнением со зверьми, так как те на фоне многих людей значительно проигрывают, а приведением нескольких примеров, когда жестокость проявлялась в высшей степени и под горячую руку попадали близкие Фатума:

сто семьдесят лет назад Генрих не смог удачно выдать замуж свою дочь Авелин

за сына представителя венгерской аристократии и убил её. Убил целых десять раз. Генрих воскрешал родное дитя, требуя от него повиновения, дочь каждый раз отказывалась и опять умирала. Когда терпение Генриха закончилось, девушку ранили копьем, подвесили на люстру на высоте несколько метров и оставили истекать. Больше не воскрешали;

массовая вспышка болезни в Англии, во время которой умерло приблизительно двадцать процентов лондонского населения, произошедшая во второй половине семнадцатого века, получила название – Великая Эпидемия Чумы. Блохастые крысы с ужасной скоростью распространяли палочку. Предполагали, что в Европу крысы приплыли в трюмах кораблей, И если в четырнадцатом веке подобная катастрофа в Европе унесла чуть менее пятидесяти миллионов человек, то в этот раз Лондон буквально опустел. И лишь совсем немногие, а, точнее сказать, единицы знают, что кошмар тысяча шестьсот шестьдесят пятого года - результат сговора нескольких лиц, неудавшийся террористический акт увлеченных бредовыми идеями захватчиков. План, не доведенный до конца благодаря слабохарактерности некоторых членов Повелителей Смерти и хитроумства благородного преемника Генриха Фатума, его родного сына, но причинивший столько горя и пошатнувший имманентную структуру Лондона, стал первым и дорогостоящим горьким опытом Англии в общении с Повелителями Смерти. После провала преступники снизили свою активность до банальных грабежей и до недавнего времени не проявляли себя столь масштабно. И все равно, сказать, что справедливость восторжествовала, язык не поворачивается. Англия была спасена, но ценой жизни спасшего – Генрих, разумеется, не простил сына. Хотя тот много раз молил о снисхождении, понимания так и не добился. Фатум соскользнул на французский и исполнитель казни взмахом топора отсек парню голову. Чума в Лондоне – далеко не первый из подобных случаев. В тысяча шестьсот девятом Рок уничтожил египетскую Александрию с помощью холеры;

ни для кого не тайна, Генрих содержит сразу несколько любовниц, проверяет на верность, чтобы со временем решить, какая из них достойна носить под сердцем его преемника. Чтобы выбрать одну из множества. И когда это избрание происходит, будущую мать ставят перед весьма неприятным фактом – если ребенок окажется мужского пола, родившей дадут доступ к бесконечному использованию даоского эликсира и Ванны Даоса, а также право принимать участие в воспитании наследника и находиться рядом, но если из чрева вылезает девчонка, родительницу убивают довольно садистским образом: сжигают на костре, как сжигали ведьм и колдунов, как поступали при святой инквизиции с подозреваемыми в колдовстве. В последний раз, когда Генриха так разочаровывали, женщину, что родила девочку, сожгли уже мертвой. Полученное ножевое ранение не позволило дождаться огня, смерть наступила из-за массивной кровопотери. Но девочка все видела, если верить записям прислуг, хранящимся в библиотеке, которая, между прочим, стала главным местом моего времяпровождения.

Замок. Три часа дня.

- Вы потеряли связь с островом, а это значит, вы не можете узнать, как там поживают достижения современной медицины… - Генрих Фатум сидел у бассейна, водил пальцами по воде, практически не поворачиваясь к своим приструнивающимся слугам, - Назовите хотя бы одну причину, почему я не должен окропить кинжал вашей кровью…

- Повелитель! – фатуммен немного закашлялся, - Никакие капитальные убытки не помешают вашим планам! – и сделал необходимые два шага вперед, - Тут уж даже сомневаться не приходится. Если, как вы сказали, Ханк с Мэлори каким-то образом и причастны к тому, что до сих пор никто не отозвался, то ничего страшного. Потеря мистера Дурсля вам ничего не будет стоить, ведь все, что необходимо для успешного осуществления проекта Озарение, было перетранспортировано как раз на экстренный случай.

- То есть, медцентр принес плоды и потерял всякую значимость, как самка, которая рожает и перестает быть нужной?

- Именно, мой господин, вы чертовски прозорливы.

- Где сейчас воскрешенные?

- Взаперти, сэр. Все, как и приказывали…

- Выпустите их, и можете быть свободны, больше не задерживаю.

- Слушаюсь!

…Над дверью зала проведения торжественных церемоний возвышался герб Повелителей Смерти, представляющий собой изображение крупной змеи, окручивающей земной шар. Это символизировало не только борьбу Фатума против христианских истоков, которая была нужна, чтобы выставлять себя божественным пакатором, но и власть смерти. “Смерть везде, и там, и тут”.

В центре зала стоял огромный бассейн, углублённый ниже уровня пола, наполненный той же жидкостью, какой была наполнена Ванна Даоса. Хотя, может, это и есть… запасной источник.

“???”

Несмотря на четкую просьбу позвать всех воскрешенных, в зал вошел только один – Владимир Парошин, вернувшийся в строй еще сутки назад. Русский помнил крики людей и шум вертолетных винтов, а еще помнил, как умер во второй раз, как кинжал, изначально предназначавшийся для покарания неверных, пролил его кровушку, как затихли волны живого тепла и весь мир погрузился в бездну.

Прежде чем спросить внезапно припершегося, Генрих поинтересовался состоянием другого дитя Ванны.

- Девушка может стоять и говорить? Её точно ничего не мучает?

Владимир больше не был таким болезненно выглядящим, как до второго воскрешения, мертвенная восковая бледность лица спала. Теперь никакого зеленовато-желтого оттенка, только нормальная чистая кожа, бархатистая, гладкая и эластичная, без крупных пор и отмерших клеток! Эти изменения в лучшую были связаны с исцелением: рак, ожививший Владимира в первый раз, так в нем и остался, болезнь жила и почти не тревожила болеющего, а даос изгнал эти бактерии.

- Сказать честно, к утру её начало напрягать, что нас долго держат. С другой стороны мы почти в равной степени осознавали необходимость предпринятых мер и не смели осуждать вас даже в мыслях. Не смели злиться, потому что вы – наш бог, а мы – ваши дети, ваши рабы, если хотите…

Генрих, конечно же, отблагодарил фатуммена за искренность, понимание и покорность, приветственно улыбнувшись ему:

- Я никогда ничего не делаю, зная, что это не пойдет на пользу миру.

В Парошине кое-что постепенно копилось и созревало, принимая формат претензионного вопроса, мучившего сердце и ум. Это в нем неотразимо просило вызволения. Душа выворачивалась наизнанку, сколько новой боли в ней было! Не удержав при себе любопытства, воскрешенный спросил:

- Припоминается, я вас сильно подвел, лоханулся и опростоволосился. Хочется уже знать, почему вы меня так быстро простили?

- Наверное, потому что я сам отчасти виноват в том, что случилось… - бодро и неторопливо ответил Фатум, очень свободно и, кажется, не особо вдумываясь, - Из всех великих сражений, в каких мне выпала честь обнажать саблю за французского императора, ни одно не было проиграно. И другие воевавшие меня не просто уважали, но и защищали, подставляясь под вражеские клинки ради меня…

- Дико за вас рад – продолжал подхалимничать Владимир, проявляя себя наиболее привлекательно в данном разговоре, - Так что мне уготовлено? Я ведь не забыл, о чем мы говорили незадолго до побега вашей дочери…

Любитель затяжных и монотонных вступлений, Генрих порезал себе палец и опустил в бассейн. Подержал несколько секунд и резко вынул! Тонкий свежайший порез мигом затянулся, не оставив и следа от себя, словно в этот миг пришел святой Лазарь и подул на руку! Владимира это впечатлило.

- Чудо, не правда ли? – да и сам Фатум не переставал впечатляться, - Из земли истекал водный источник, возвращающий молодость. Я нашел его, когда мне было приблизительно около пятидесяти. Свой точный возраст на момент обнаружения уже не помню, да и это неважно…

- Ой, а можно с этого места поподробнее? – попросил Парошин, превратившись из задавальщика вопросов в увлеченного слушателя.

- Еще до основания церквей и монастырей на Святой Земле – святыне сразу трёх авраамических религий, в числе которых значатся иудаизм, христианство и ислам, до появления самой святыни, до начала Крестовых Походов, до Рождества Христова, до нашей эры, по всему миру блуждали легенды о больших лужах. Суеверы поговаривали, если найдешь такую и войдешь в неё, то моментально прозреешь, начнёшь видеть всё так, как если бы с глаз спала пелена! – Генрих памятозлобствовал, хоть и не очень ясно, каких бешеных успехов добился, обсуждая вопросы и предания родного края, - Убегая от преследователей, нанятых жестокими завоевателями и убийцами моей родни, я заплутал в пещере, в которую забежал по чистой случайности, чтобы спрятаться. Меня искали и не нашли. Там, в темных глубинах, я встретил слепого старца с бородой по колени, одетого во власяницу. Не успел я еще поприветствовать деда, как тот сказал “Грешник, зачем ты пришел сюда? Уйди отсюда! Ты не можешь скрываться здесь” - история с каждой минутой становилась все более интересной.

- И вы не послушались?

- Нет. Я вообще редко кого слушался даже в те времена… - взгляд, проникающий в душу того, кто сейчас смотрел на Генриха, выражал угрызение, - Старик тыкнул оком в подозрительную зеленую мутную лужу, булькающую испарениями, хотя всей глубины там было от силы сантиметров двадцать…

- И что вы сделали?

- Я попросил отойти, дать мне рассмотреть её, поскольку чувствовал, это была не просто лужа, не просто неорганическое соединение. Седобородый пригрозил палкой и велел выметаться. “Сила, обитающая здесь, неподвластна людям, она неподвластна никому. Так же, как эта сила уничтожит твоих врагов – она уничтожит тебя”. И я, уже не управляя собой, идя на зов голоса собственной души, беру в руки меч, произношу предупреждение “уйди с моей дороги”… - бессмертный перевел дух и пролетом оглянул стоящего перед собой фатуммена. Грустная история еще не закончилась, - Старец берет меня за плечи и кричит “одумайся, пока не поздно”. При поворачивании головы в сторону лужи мои руки совершают какое-то непроизвольное движение, брызг крови летит мне в лицо, а хранитель вечности падает со сквозной раной, с входом в горле и выходом в спине! Это был очень хороший день, летний и теплый, день моего первого убийства - когда я впервые поверил в судьбу…

- Мда уж… - на какое-то время в зале установилась атмосфера молчаливой взаимопомощи, и вместо того, чтобы продолжать докучать Фатума расспросами, русский углубился в себя, насладился послеобеденной тишью, увидел мысленным взором смерть Ханка и улыбнулся в душе:

“Раз жив, жив снова, значит, все еще могу отомстить. Ничего не потеряно. Тем более я здоров, во мне нет ни грамма рака”

Тут же, со всей максимальной внезапностью, спокойствие дезорганизовала Изольда, припершаяся без стука, оттолкнувшая двух слуг. За неделю, проведенную в темнице, за семь мучительных дней плохой кормежки и ненадлежащего обращения, воскресшая была готова рвать и метать. Никогда прежде её глаза не скрывали столько огня.

- Можно он свалит? – распоясанная американка показала на Владимира пальцем, - Не хочу ругаться при посторонних. Кое-кто будет выглядеть уж больно позорно…

Фатум учел волю милашки и попросил Парошина:

- Дама дело говорит, выйди – после чего повернулся к девушке и скривил рот в ухмылке, - Увы, уход из жизни и затем резкое возвращение не всегда проходят бесследно! У некоторых может наблюдаться снижение поведенческих характеристик. Хотя с неуспевающими и слабоуспевающими окружающий мир порой обходится очень жестоко, потому что план работы с такими настолько длинный, что просто невозможно его составить. И приходится импровизировать, склоняясь к самым простым, но не слишком привлекательным решениям.

Вертикально мотнув головой, русский бессловесно удалился…

На дневном небе появились первые признаки захвата. Фатуммены уже собрались вечерять, доставая из своих “тайничков” деликатесы, напитки и лакомства. Слегка влажный ветерок дул из открытых окон, перенося запах травы и всего того, что способствует оздоровлению.

- Итак, деточка, прежде чем начнем, имей в виду, в иных обстоятельствах за такую наглость я бы сжег тебя, но сейчас, пожалуй, прощу… - Генрих говорил намеками, иносказательно, избегал прямых вопросов, будто устраивал Изольде тест на терпение:

- Женская драгоценность, переходящая из рук в руки, обреченная на непостоянство, вовсе не теряет своей ценности. Не имеет значения, сколько красавиц носили одни и те же бусы. На самом деле, когда предметы копят чужую энергетику, то становятся лишь ценнее за счет таких перемен. У вещей тоже есть память! – жемчужное ожерелье в деревянном сундучке в виде сердечка с ручкой когда-то носила мать Мэлори, до неё им красовались еще шестнадцать женщин, а теперь оно в категорической форме предлагалось американке, - Все неподвижное и неорганическое у глупцов ассоциируется с понятием неживого. Это неправильно…

Нэнси Гарднер ждала титулировка – увеличение исключительных прав, о чем девушка молча догадывалась. Ей некогда было отвечать, на свои собственные нафантазированные вопросы, на то, как она думает, плевать даже ей. А Генрих все время ходил рядом, не ожидая от неё совершенно ничего особенного и необычного, ничего, кроме согласия.

Изольда (новое имя Нэнси) не считала, что эта растленная измышленная «традиция» заслуживает хоть какого-то, пусть даже малого подражания, и все равно приняла дар. Когда что-то, что относилось к Генриху Фатуму, обременялось честностью?

- Ты предлагаешь мне вечную молодость и половину всех твоих богатств в обмен на то, что я рожу для тебя сына?

Предлагатель великих даров сказал уточняюще:

- В обмен на послушность – он сам надел на неё гладкий жемчуг, вдел в мочки ушей какие-то серьги и с невозмутимым видом стал пришептывать, - А раз уж мне хочется поскорее повысить эффективность организации, отдав её в более молодые руки, то я, пожалуй, немного подобрею. Я исключу из правил то, из-за которого мне пришлось оставить Мэлори без матери. Если ты вдруг родишь девочку, знай же, я ничуть не расстроюсь. Значит, в один из следующих разов мы сделаем мальчика. Никаких костров и женоненавистничества…

Изольду устраивал такой компромисс, и настаивать на дополнительных услугах

начинающая бизнес-вумен не посчитала нужным. Все, о чем не смела мечтать простушка из Северной Дакоты, днесь предоставлялось на "блюдечке с золотой каёмочкой", и третировать отца будущего ребенка нужно аккуратно – так, чтобы он не заметил, так, чтобы даже она не заметила.

“Ну, же, соглашайся, если профукаешь свой шанс подняться, другого такого случая уже не представится”

- Я согласна со всеми условиями и правилами! – Нэнси тут же подумала о перепланировке некоторых апартаментов, - Быть в паре с великим человеком уровня Наполеона это значит не решать проблемы, а смотреть, веселясь, как проблемы решаются сами. Но почему я, Доктор? За что мне ваше богоподобие оказывает такую честь?

- Все просто – Фатум позволил себе жадно поцеловать её, восторгаясь тем, насколько нежны и податливы её юные губки, - Искупавшись в Ванне, ты вкусила силу единения! Может, и абсурдно благодарить мою непутевую дочь, но именной ей ты обязана такой чести – сожительству с великим.

Помимо флирта, изо рта деспота выходили колкие выпады в адрес Америки, которую в скором времени ждет уничтожение!

Глава 4 Трудность прохождения

Спустя сутки.

Предобеденным днем Ханк обнаружил себя уже в подземном лабиринте, вглубь которого он спустился по старой, проржавевшей лестнице. Там его буквально обуяло несвоевременное любопытство, возникшее при виде каменного сфинкса, смотрящего на надежно закрытую дверь. Ступив на песок, мутант включил логику. Без неё было крайне опасно продолжать путешествие.

“Теперь, когда Мэлори в руках озлобленных сектантов, любое волнение не покажется лишним и напрасным. Теперь, оценив безумность её папочки, я представляю, что с ней могут сделать”

Ускользнув от пристального взора зооморфной статуи, Ханк зашел в узенькое помещение, перегороженное вдоль стенкой, сложенной из обломков камня. Загадка сфинкса – выражение само по себе загадочное.

Через минуту он промотал в голове утреннюю неудачную прогулку с любимой, разложив все пунктики по полочкам…

Утро этого дня.

Прежде чем выйти на улицу, напарники приняли решение разобраться в происходящем и обследовать главштаб вражеской территории. Задачки, те, что поважнее побега, выполнялись не в полной мере, но, тем не менее, кое-какой прогресс наблюдался. Например, мутант нашел единственного, кого не поразил его клинок (за исключением двух медсестричек), доктора Манна, и заставил говорить, залечив ему “ты говно и навсегда им останешься”.

Профессор, провозившийся на острове весь последний год, обладал достаточной информацией о свойствах и характеристиках товара, чтобы помочь беде и рассказать что-то связное. Но все, что промямлил язык докторишки, им уже и так было известно. Признаться, Ханк ожидал от Манна большей сговорчивости, о чем дал понять, проткнув ему ногу выше колена.