Через полчаса в карете Эклзов.

- Дженсен, чего ты молчишь? - Джаред состроил непонимающую рожицу. - Ты обиделся?
Лорд продолжал смотреть в окно отсутствующим взглядом и не ответил.
- Или пирожное было невкусным? - он пододвинулся совсем близко к графу, а тот вдруг развернулся, и его лицо было таким гневным, что показалось на секунду, что это Джейсон.
- Тебе не кажется, пахарь, что ты заигрался? - прорычал он.
Падалеки уязвленно вздохнул, но продолжил прямо смотреть на Эклза.
- Пахарь, значит, - прошептал он нарочито подчёркивая слово "пахарь".
- О, нет, не просто пахарь, а кусок неблагодарного дерьма! - в каждом слове было столько злости, что казалось она расплёскивалась по его судорожно двигающимся губам. Джаред весь напрягся, сжал кулаки.
- А вам стало быть нужно, чтобы я при всех благодарно вам член сосал?!
Щека Падалеки загорелась от пощёчины, а Дженсен молча отвернулся к окну. Тоска разочарования колет в сердце своей тонкой ржавой иглой, и вовсе не хочется продолжать разговор.
В этот день мужчины больше не разговаривали, а лорд утром уехал, но, слава Богу, оставил Джареду в распоряжение снова карету, и Падалеки, не раздумывая, отправился в город. Он завёз Мэгги конфет, как и обещал, и она вся просияла, когда получила подарок. Так приятно было чувствовать себя благодетелем после долгих лет постоянных унижений и оскорблений. А она смотрела на него так, словно он действительно благородный лорд. Их встреча была короткой, так как девочка боялась гнева своих хозяев из таверны. Как только она скрылась в зловонном помещении питейного заведения, Джаред отправился туда, куда вообще не должен был ходить, если бы у него было бы больше здравого смысла, чем самонадеянности.

***

Он сидел на стуле широко расставив ноги, развалился на спинке, сидел, делая вид, что ему всё нипочём, ни отчаяние, ни тюрьма, ни смерть. Ухмылка довольная, глубокая, глаза ярко-зелёные - холодный неограненый изумруд, такой крепкий, что никогда не поддастся огранке, скорее сточатся об него все инструменты. Пальцы выстукивают по столу какой-то задорный мотив. Он как зверь, который никогда не найдёт себе равного врага, кого не сразит шпагой, того добьёт своим взглядом. Страшно неловко делается в первые секунды, когда Джаред входит в камеру, сначала лёгкий жар проходится по его коже, потом холодок, и от этого парень неловко вздрагивает.
- На тебя посмотришь, так кажется, что ты не в тюрьму пришёл, а забрался в клетку к тигру, - Джейсон остановил свои постукивания. - Чем обязан? Ты нашёл мне алиби? Или хочешь дать показания?
- Я ещё ищу, - несмело начал Падалеки. - Просто хочу тебя кое о чем попросить.
Эклз вскинул вверх руки и наигранно кашлянул, и глаза его сверкнули острой насмешкой.
- Ты? Меня попросить? .
У Джареда руки стали непослушными, словно в них налили чугуна, и грудь сжалась так, что в неё стало помещаться совсем мало воздуха. Эта интонация была такая веская, такая непробивная, удушающая на корню все инициативы и просьбы. Парень уже начал жалеть, что пришёл, залез прямо к тигру в клетку. Только отступать было поздно.
- Я помогаю тебе с поиском алиби, - начал Падалеки, подойдя ближе к столу, за которым сидел Джейсон и тоже постучал по нему, пытаясь повторить мотив лорда. Он бренчал пальцами по столешнице, заметно волнуясь, и мотив вышел неладным, сбивчивым, и Эклз, гремя кандалами, схватил его за руку, прерывая "музыку", и притянул к себе. Джаред среагировал не сразу, и их лица оказались слишком близко, так близко, что Джаред чувствовал дыхание Джейсона у себя на губах, и невольно поджал их.
- Ставишь условия, пахарь? - каждое слово жаром по коже, и мурашки россыпью бегут по телу, и такое томящее ощущение в груди оттого, что стоит только опрометчиво дёрнуться и они соприкоснутся губами.
Было горячо не только на лице, но и рука, которая была зажата в ладони лорда, передавала в живот какой-то пульсирующий ток.
- Нет... ну, - промямлил Джаред, не имея возможности собраться с мыслями.
- Ладно, валяй, что тебе нужно? - спросил Эклз, чуть сдавливая пойманную кисть, его взгляд случайно упал на красивые длинные пальцы в его хватке, и он даже сам потерялся, залипнув глазами на своей добыче. Из транса его вывело слово "фехтовать".
- Что?!
- Научи меня фехтовать, как Тристан.
- Тебя?! - Джейсон выдохнул ему прямо в открытый рот. - Фехтовать?!
Ему нравилась эта близость их тел, и он не привыкший воздерживаться, оказавшись в тюрьме, где не имел возможности удовлетвориться, сходил с ума от желания раздеть Джареда, жадно его облапать, нагнуть в самом углу и трахать до изнеможения, пока не разрешится всё его накопленное вожделение.
- Фехтовать чем? Моим членом в твоём сладком ротике? - Падалеки вырвал свою руку из его горсти.
- Да пошёл ты, ублюдок! Вместе со своим алиби!
Он весь покраснел, как рак, и зол был, и обижен до одури, до глубокой ссадины на сердце. Он часто слышал этот тон прежде и эти уничижительные интонации и похожие по смыслу слова.
"Ты? Читать на латыни?! Иди мой полы!" - слова Эклза наложились на те старые слова отца Якова.
- Стой, - крикнул Джейсон. - Я научу, даю слово, только вытащи меня из тюрьмы.
Падалеки улыбнулся, всё ещё продолжая уходить, спустя секунду обернулся и с видом заносчивого победителя уставился на Эклза, только это было напускным, и сквозь толщу фальши зияла огромная незаживающая рана. Словно он был птицей со сломанным крылом, которая стояла прямо перед хищником и пыталась сделать вид, что с крылом всё в порядке, и она бодро улетит при любой попытке напасть.
Джейсон встал с места, подошёл к Джареду, уверенной, но неагрессивной походкой, его потёртый камзол был расстёгнут, а пара верхних пуговиц на белой рубашке оторвалась, и сквозь образовавшийся глубокий вырез было видно его рельефное тело. Падалеки чуть задержал взгляд на его мощной груди и потерял бдительность, ладонь Джейсона по-хозяйски, но при этом без малейшей небрежности и дрожи легла ему на шею и большой палец обосновался на щеке, обжигая своим прикосновением. Секунда, и Эклз его поцеловал, притянув к себе его голову. Джаред среагировал, выставив вперед руки, его рывок был сильным, но вся его сила растаяла сразу же, как только чувственный язык лорда проник в его рот. Он захватил его лоно, как господин, ни на секунду не сомневавшийся в своём праве власти, как военачальник, армии которого нечего противопоставить. Руки так и остановились у груди Джейсона, осязая края его кружевной рубашки и гладкую горячую кожу. Джаред даже дышать перестал, пробуя вкус этих губ, этого поцелуя, этой сумасшедшей близости, что возникла сама по себе в эти секунды, и ни один из них не мог бы запросто выбраться из её сетей. Джаред смаковал во рту странную терпкость, как от креплёного вина, и наслаждался заполненностью своего рта, отчего-то такой сладкой и нужной. Даже в поцелуе Джейсон брал его без остатка, забирал его полностью, со всеми мыслями и чувствами. Глаза были закрыты, стыдно было открыть их, нарушить хотя бы мимолётной осознанностью происходящее, потому что оно было потрясающе приятным, когда не думаешь, и стало бы адским пеклом, если осмысливать. Эклз толкнул его к стене и прижался к нему чрезмерно плотно, так что грудной клетке сложно было набирать воздух, при этом продолжая целовать и покусывать его нижнюю губу. Шляпа с головы "барона" упала на пол, скинутая рукой лорда, забравшейся ему в волосы. Падалеки, повинуясь ориентировочному рефлексу распахнул веки и увидел захваченное страстью лицо Джейсона и его горящие зелёные глаза, которые, казалось, в этот миг не видели ничего кроме него. Затем Джаред заметил руку лорда у себя на плече, и на ней не было кандалов, и в следующее мгновение он ощутил холод металла у себя на запястьях.
- Эй? - воскликнул Джаред. - Что это такое?
- Это твоя награда за помощь мне, - он взял Падалеки за предплечье и оттащил к столу. - Тебе понравится. Обещаю, больно не будет.
Парень был преисполнен непонятных чувств, и на губах до сих пор теплился вкус поцелуя, и было нечто притягательное в этом положении с закреплёнными за спиной руками и в этом подчиненном положении, что он сразу не начал протестовать, а Эклз тем временем расстёгивал ремень на его штанах. Он слишком поздно опомнился, в тот проклятый миг, когда лорд подошёл к нему сзади.
- Господи, не надо! - прошептал Джаред, в последний момент сдержав свой голос, чтобы не вскрикнуть.
"Вдруг кто-то войдёт?" - мелькнула испуганная мысль.
А рука Эклза меж тем легла на его поясницу и присняла его штаны до середины ягодиц. Бархатистая ткань была спущена нарочито медленно, чтобы Падалеки успел насладиться всеми прелестями медленного обнажения. Снова было немыслимо стыдно, но на этот раз из-за того, что Джейсон действовал мягко, к чувству стыда примешалось необычайно тонкое тягучее возбуждение, он явственно ощутил, как хочет только что оголённая кожа, чтобы её коснулись, чтобы погладили. Тепло от ладоней рук лорда приближалось к ней, и это сладкое ожидание удовольствия росло в нём и звенело, что всё нутро изнывало и мучилось, а в какой-то момент ноги, безбожные распутные ноги, разошлись на пару сантиметров в стороны. Какая-то струна в сердце лопнула оглушительно взвыв, когда ладони легли на ягодицы, обхватывая их и чуть-чуть разводя, чтобы открыть взору Джейсона сокровенную дырочку.
- Стой, пожалуйста! - взмолился Джаред, понимая, что его сейчас разорвёт от чувств, от невесть откуда взявшегося желания, чувства стыда и отвращения к себе.
В памяти воскресла картина, как он лезет на полку за книгой в церковном приходе и сзади подходит отец Яков. Он без слов задирает ему длинную рубаху, под которой больше ничего не было, и сухой ладонью трогает его маленькие худые половинки и безжалостно засовывает в него палец.
Джареда передёргивает от этого воспоминания, дыхание становится сбивчивым, и его всего покрывает холодный пот. Он судорожно вскидывает плечи. Всё повторяется снова. Тогда он тоже стоял согнувшись пополам, повинуясь чужому вторжению, тогда ради того, чтобы научиться читать, а сейчас чтобы продолжать притворяться бароном.
- Чёрт тебя дери, Джаред! - негодовал Джейсон. - Ты всего лишь мальчик для секса, я из деревни тебя брал, чтобы трахать! Почему я не могу получить то, что мне полагается?
Падалеки положил свою руку поверх его ладони, и трепетно сжал, мол, прошу тебя, остановись, и эта безмолвная просьба была истошнее и пронзительнее любых слов, Эклз недовольно посмотрел на него, и сокрушённо дал ему почти невесомый подзатыльник, так, только по скользнул по волосам, обозначив желание ударить.
- Я что - сделал тебе больно? - возмутился Эклз, надевая на парня штаны. - Я знаю, тебе было приятно, и ты этого испугался.
Тут у Джареда стало в голове яснее, эти слова отрезвили его от дурмана чувств лучше, чем любой нашатырь.
- Нет, конечно! - проворчал он, разгибаясь и вытирая запястья только что освобождённых рук.
- Разве плохо, что тебе это нравится?
Джаред отвернулся от него, больно закусывая губу.
- Плохо, если бы нравилось, это значило бы, что я очень грешен, - он сказал это так пронзительно, что даже непробивной Джейсон почувствовал, что у него в груди что-то ёкнуло, и весь запал его вожделения и злости окончательно отхлынул, и проснулось что-то похожее на сочувствие, чего раньше никогда не испытывал.
- Ладно, чёрт с тобой! - Джейсон поправил свои штаны, в которых с болью опадал стоявший член. - Помоги мне выбраться отсюда.
Падалеки вытер лицо рукой, приводя себя в чувство. Он поднял с пола свою шляпу, положил её на стол, в руках сохранялась суетливая неловкость от только что произошедшего. Джаред поправил свой коут, обвёл взглядом Эклза, задерживаясь на его набухших от пылкого поцелуя губах, вспоминая будоражащее чувство, которое этот поцелуй вызвал у него. Хотелось ли повторить? Хотелось ли выкинуть из памяти навсегда? В этом было что-то такое сильное, резкое, живое, или даже животное, и без сомнения настоящее. Память вгрызалась в те ощущения, как голодный волк, так, что он всё ещё мог их чувствовать. Призраки Джейсоновых рук всё ещё касались его ягодиц и гладили поясницу. Это были такие навязчивые отпечатки недавнего прошлого, и он невольно сравнил их с другими подобными. Когда его трогал преподобный - он словно осквернял и пачкал, а Джейсон - властвовал и подчинял, и в действительности сложно сказать, было это сладким, или горьким, скорее, это была какая-то непостижимая сладкая горечь - противоестественный приятный стыд. "Что за отвратительные мысли!?" - укорял себя Падалеки, и его сердце сжималось от ужаса. - "Нет, мне не могло это понравится!"
Чтобы прийти в себя, Джареду пришлось отвернуться, больно ущипнуть себя за руку и вернуть свои мысли к делам.
- У меня к вам вопрос по этому поводу, - он сел на стул.
- Валяй...
- Ходили ли вы куда-то кроме таверны в ту ночь?
Внезапно невозмутимый Джейсон сначала мгновенно побледнел, как снег, затем его щёки залило красным, и он вскочил, бросился на Падалеки, хватая того за воротник и приподнимая со стула.
- Дай свои показания! Или обещай заплатить кому-нибудь в таверне, чтобы обеспечили мне алиби! - его взгляд обжигал. - Но не смей! Слышишь?
Губы изгибались яростно и напряжённо.
- Не смей копать, где тебя не просят!
- Ты чего? - попытался успокоить его Джаред. - Я просто спросил...
- Больше не спрашивай! - он пригрозил пальцем прямо у лица Падалеки. - Чтобы до конца недели были или показания, или алиби. Меня уже достало здесь сидеть!
- Хорошо, хорошо, - парень поднял ладони вверх.
- Как там мой брат? - Эклз тоже уселся на стул, глаза его поникли.
- В целом неплохо, решает проблемы со сбором урожая, - Падалеки решил не упоминать тот факт, что сам теперь помогает Дженсену в этом вопросе.
- Он не трахает тебя, верно?
- Какая разница?
Лорд развалился на спинке стула, и глядя на Джареда так, словно прицеливался, подбирал слова, чтобы сильнее задеть. Чтобы хотя бы как-то унять боль, что выела в нём собственная мучительная ревность.
- Просто очевидно, что нет, раз ты оборзел настолько, чтобы просить меня научить тебя фехтовать.
Падалеки взял со стола свою шляпу, движения его были резкими, остроугольными - больно было почти физически от этой язвительной насмешки. Он собирался уйти, не отвечая, но Эклз поймал его за руку.
- Ничего, мы это исправим, - злорадно протянул Джейсон. - Захвати в следующий раз с собою масло, чтобы не было на сухую.
Колючий взгляд оскорбившегося мальчишки, такого глупого и предсказуемого, Эклз почти удовлетворился этим, только что толку побеждать и так побеждённого. В сердце закралось что-то странное, какой-то к себе самому острый холодок.
- Я думал, что в вас есть хотя бы немного благородства... - он говорит с таким разочарованием, будто действительно в это верил.
Эклзу нервно хохотнул, такая открытая уязвимая честность Джареда могла обезоружить даже его, на секунду он засомневался, стоит ли ему говорить последнюю фразу.
- Эм... благородства у меня хоть отбавляй, но не для таких, как ты, утопающих в скверне в тварей, - отчеканил Джейсон, решив, что такой подбор слов ранит Джареда сильнее всего.
Парня словно током ударило, губы схватила судорога и бросило в жар, он смотрел на лорда ошеломлённо - почему тот так его назвал?
- Чего ты на меня так смотришь? Пошёл вон. Жду тебя к концу недели.

Падалеки вышел, тяжело дыша и еле переставляя ноги. Каждая встреча с Джейсоном - это испытание, которое он чаще всего проваливал. Самое жуткое было, что он действительно утопал в скверне - во вранье. Он снова вспомнил про отца Якова и свой секрет, и что эту проблему срочно нужно было решать, только не было абсолютно никакой возможности, и не к кому даже обратиться за помощью. К тому же он врал герцогу, врал Ферфаксу, врал Дженсену, врал Джейсону, кругом была одна ложь, и он существовал в вечном напряжении. Переусердствовав в своей самонадеянности он умудрился поссориться и с Дженсеном, к которому ему теперь немыслимо хотелось вернуться и попросить прощения. Только ещё раз посмотрев на здание тюрьмы, он подумал о втором брате.
"Конечно, он хочет, чтобы я знал своё место. Так и норовит меня унизить, но я докажу ему, что со мной стоит считаться!" - решил он. Конечно, встреча с заключённым Эклзом его вымотала, но у него теперь было ещё одно дело - узнать, где был Джейсон в ночь убийства Мэттью Ферфакса. Поэтому он сел в карету и попросил кучера поехать по адресу, который дала ему Мэгги - в район у кладбища.

Мука и зола. Часть 4

Для Падалеки время летело катастрофически быстро, он так и не нашёл денег, чтобы отдать монаху, и ему оставалось надеяться, что тот не сдержит своего слова. В целом юноша решил, что пропадать, так пропадать, но унижаться перед Яковом он больше не станет. Казалось, если что, он сможет объяснить всё герцогу, уж больно легко тот верил ему. Исключив из сознания все мысли о монахе, он занялся поиском алиби для Джейсона, и, к своему великому счастью, он всё-таки его нашёл.
Дом, расположенный по адресу, который дала ему Мэгги, находился напротив кладбища. Строение было каменным кубиком, без всяких украшений, в сухом пуританском стиле, с одним окном и заострённой конической крышей. Осенняя трава уже пожелтела, кругом были разбросаны пестрые листья, а плющ на виднеющихся сквозь ограду могилах иссыхал, добавляя пейзажу оттенок заброшенности. Джареду на кладбищах всегда было более чем неуютно - едкая горечь заполняла сердце.
С трудом отринув воспоминания и сожаления, он подошёл на порог и постучал в дверь. Пожилая женщина с серыми выцветшими глазами, в чёрном платье открыла дверь, мрачно уставилась на Падалеки.
- Что вам нужно, сэр? - проворчала она, впустив молодого человека, но не сделав даже намёка на приветствие.
- Добрый день, я Тристан де Ларуа, - сказал он с энтузиазмом и с правдоподобной уверенностью, которая легко давалась ему, когда он представлялся бароном. - Мне нужна ваша помощь.
- Какой-то ты слишком грустный и встревоженный для француза, - сказала женщина, словно заглядывая Падалеки за маску и видя его настоящего, загнанного и суетливого.
Она перевела глаза на большие механические часы, на которых стрелка застряла на одиннадцати часах, хотя было уже три. Эти часы были единственным выделяющимся предметом в бедном и убогом интерьере, их основание было украшено фигуркой позолоченного льва.
- О, мне есть о чём тревожиться, мэм, - он не растерялся, а использовал ситуацию себе на пользу. - Убили одного моего друга, а в его смерти обвиняют другого.
Джареда очень заинтересовали часы, и он подошёл к ним.
- И какое мне дело до этого? Эти лорды вечно убивают друг друга, машут шпагой, как игрушкой, а я потом хорони их бренные тела... - в её голосе живо было собственное горе.
- Вы тоже кого-то потеряли? – спросил Падалеки, незаметно приоткрывая крышку механизма.
- Какая разница?
- В сущности, никакой, - он бегло осматривал прибор. – Просто я знаю, каково это - терять близких.
Женщина гулко выдохнула, едва справившись с надвигающимся плачем.
- У меня был сын, и теперь, всё что от него осталось, это часы, которые вы пытаетесь украсть, - она вытерла лицо ладонью. – Не трудитесь, они не работают.
- О, нет, что вы?! - Джаред отпрянул. - Мне просто был интересно, как они устроены.
Парень подошёл ближе к женщине.
- Мне жаль вашего сына.
- Не трудитесь мне сочувствовать, я всё равно не стану вам помогать, чего бы вы ни хотели.
- А если я вам заплачу?
- Тем более, - фыркнула женщина. - Зачем кладбищенской старухе деньги...
- А если бы я вам часы починил? - спросил Падалеки, ожидая, что сейчас прибор начнёт тикать, как должен, ведь ему казалось, что он действительно исправил его работу.
- Что? - она с такой надеждой обернулась на часы, что у Джареда даже дыхание чуть перехватило.
Однако они, как стояли, так и продолжали показывать одиннадцать часов, и не издали ни звука.
- О, простите, они должны были... - стал оправдываться юноша.
- А вы, не должны ли пойти вон? - гневно прошептала женщина.
«Барону» пришлось отправиться за порог ни с чем - он глубоко вздохнул, ощутив себя глупейшим неудачником, и поволочился к своей карете. Вдруг дверь дома смотрительницы снова открылась.
- Они идут! Господи, идут...
Женщина совсем забылась от восторга и счастья. Через пять минут она согласилась дать свои показания, при этом, даже пообещав соврать следствию, что лорд был с ней у таверны. Удивительно, но на самом деле Эклз был на кладбище, на могиле некого Питера Берроуза. Падалеки, помня угрозы Джейсона, решил не вникать, по крайней мере, у него хватало забот и без этой странности.

***

В делах прошла неделя, за которую он ни разу не видел Дженсена, и ему как-то отчаянно скучалось по нему. В воскресение, сидя за чертежами, Джаред услышал шум во дворе, кажется, громко причитала Молли, галдели конюшенные работники. Он подошёл к окну посмотреть, что происходит. С первого взгляда перед домом рисовалась странная картина: Дженсен садится на лошадь, а собравшиеся вокруг слуги пытаются его отговорить. Почему? Разве может быть что-то плохое в вечерней прогулке на лошади? Потом Падалеки приглядывается, пристально рассматривает фигуру Эклза, неуклюже забравшегося на лошадь со второй попытки, и видит его шатающийся торс и совершенно поплывшее выражение лица. Он пьян! Джаред сломя голову спускается по лестнице и выбегает во двор, расталкивает слуг и без промедления хватает лошадь за уздцы, которые Дженсен не мог никак поймать.
- Эй, - лорд яростно вырывает верёвки из рук Падалеки. - Чего тебе надо?
Джаред держал лошадь крепко, а хмельному Эклзу не хватало ловкости, чтобы вернуть себе управление животным.
- Не надо никуда ехать, - с уговаривающей интонацией попросил юноша.
- Теперь ты мне ещё и указывать будешь!? - в гневе он всё-таки отобрал удила.
Граф смотрел на пахаря грозно и колко, но в этом взгляде было больше отчаяния, чем силы.
- Вы пьяны! Вы можете упасть с лошади! - Джаред попытался поймать за седло уже пришпоренную лошадь, но не сумел удержать.
Дженсен в своём пьяном угаре злился гораздо свободнее обычного - выходили наружу все сдавленные чувства. Он схватил лошадиный кнут, прикреплённый к седлу и стегнул им Падалеки по бёдрам. В вечернем пасмурном полумраке на лицах почти не видно эмоций, их не различить в одной сплошной тени, но сейчас Эклз заметил в глазах юного Падалеки суровый, взрослый укор, и даже не за то, что его ударил у всех на виду, а за эту общую глупость, за этот нелепый пьяный дебош, когда каждый из присутствующих понимал, что стоит лошади оступиться, и Дженсен свалится, сломая себе что-нибудь. Только весь его эмоциональный багаж, будучи катализатором его опьянения, дурманил разум, и во взгляде Джареда он увидел насмешку.
- Нравится? - он стегнул Падалеки по ногам, тот дёрнулся от боли, но не позволил себе закричать.
- Милорд, слезайте с лошади, - парень расстегнул свою рубашку и скинул её с плеч. - Хотите наказать меня, накажите, но слезайте!
- Вот неблагодарная тварь! - он пустил свою лошадь вокруг Падалеки. - Вчера смеялся надо мной вместе с герцогом, сегодня вместе с моими слугами!
Кнут снова взвыл в воздухе, щелкнул и опустился на уже обнажённую спину Джареда, оставив на ней красную полосу. Падалеки стиснул зубы, напряг кулаки, вжимая в них всю свою гордыню и спесь, весь свой мальчишеский протест и через секунду щемяще искренне выкрикнул:
- Простите!
- Кусок дерьма! - Дженсен достал флягу из кармана и отпил ещё вина. - Теперь вся Англия смеётся надо мной!
Он вскинул руки и пошатнулся в седле, едва не упав.
- Я ид.. идиот, обхаживаю какого-то потасканного крест...ьянина, дарю ему подарки, вывожу его в свет, а он только и делает, что выставляет меня идиотом и смеётся надо мной, - пока Дженсен произносил свой сбивчивый монолог, с трудом различая всё вокруг, Джаред забрался к нему в седло, дал знак слугам разойтись, и они его послушали, будто он был лордом, а затем он обнял Эклза.
Тот был в полузабытьи, поэтому тепло Джаредовых рук на животе изумило его до самой тонкой струнки сердца, и он вообще перестал двигаться и дышать, чуть-чуть трезвея от осязания кого-то за спиной. Падалеки прижался к нему сильнее и шепнул на ухо:
- Прости, я больше никогда не буду над тобой смеяться.
Он легонько коснулся губами мочки и пощекотал своим дыханием такую беззащитную оцепеневшую щёку.
- Я вовсе не хотел тебя обидеть.
Эклз весь сжался от кошмарной неловкости, окрашенной приливом детского счастливого стеснения. Слава Богу, что Падалеки не мог видеть его залитого краской лица, у него рука дрожала, как проклятая, и тащила ко рту по привычке флягу, будто так можно было унять любое волнение. Заботливая ладонь Джареда накрыла собой ёмкость с вином, осторожно достала её из податливой кисти лорда и выбросила на землю.
- Я жалок, да? - вдруг спросил Эклз, совершенно трезвым голосом, но таким звенящим, словно расстроенная виолончель.
Джаред зарылся носом в его волосы, дунул горстью жаркого воздуха прямо в затылок, ближе обозначая своё участие, как-то неуловимо становясь родней.
- Нет, - шепчет Джаред с доброй усталостью. - Ты просто пьян.
Лорд гладит его руку, что лежит у него на животе, а затем стискивает её сильнее, этим жестом говоря безмолвное "спасибо".

Едва Дженсен коснулся головой подушки, он сразу же уснул глубоким сном. Он не разделся, не расправил кровать, просто лёг и отключился. Мутный мир перед его глазами провалился в зыбкую темноту. Падалеки улыбнулся ему спящему. Пускай он был пьян, пах перегаром, абсолютно размяк, и выглядел безвольным телом, в нём было что-то особенное, чрезвычайно тонкое, светлое и важное, оно было надломленно где-то у самого основания, и как-то бессознательно хотелось это вылечить, защитить и сберечь, возможно, даже от него самого. Рядом с Дженсеном хотелось быть лучше, собраннее и ответственнее. Невольно он не просто верил в возможность реализации своей затеи, он знал, что сделает для этого всё. Ради него.
Джаред сел на кровать, качнулся пробуя на мягкость барский матрас, и размышлял, остаться ли ему с лордом на ночь, или пойти к себе в каморку. Краем глаза он заметил торчащий из тумбочки исписанный тетрадный лист. Закусив губу от жадного любопытства, он выдвинул ящик и достал тетрадь. К слову сказать, Джаред мало знал о Дженсене, он даже никогда раньше не бывал в его комнате, и сейчас тетрадь была замочной скважиной, в которую он мог бы подглянуть, чтобы больше открыть для себя своего хозяина. "И друга" - почему-то подумалось ему.
Он открыл тетрадь и обнаружил, что это сборник переписанных от руки стихотворений, среди которых он узнавал сонеты Уильяма Шекспира, Орландо Гиббонса и песни Джона Доуленда. Все они были о любви, о дружбе, о чести, о сострадании. Падалеки листал потрёпанные страницы с выцветшими кое-где чернилами. Он опознавал все стихи, пока не наткнулся на неизвестное. Вместо названия над строками была дата: "1657 год, 3 мая". Он пробежал глазами по первому четверостишию:

В грубости особенное счастье,
Увы, несвойственное мне,
Я любитель нежной страсти,
Такой ненужной на войне.

Почти не думая, он понял, кто автор, потянулся ладонью к его щеке, растроганный этим откровением. Он сейчас узнал не какой-то сухой факт из жизни Эклза, он коснулся взглядом его души.
- "Любитель нежной страсти" - прошептал Джаред ни капельки не глумливо, скорее как-то тепло.
Он отложил тетрадь на стол и принялся расстёгивать Эклзу жюстокор, после вытащил его руки из рукавов, снял рубашку, штаны, ботфорты и бельё. Несколько минут он любовался на его мягкие черты, как лица, так и тела, и пусть они с братом были близнецами, между ними было разящее отличие. Джейсон всегда был жёсток, он казался скалой, тараном, рифом, а Дженсен был как прохладная морская волна, пенная, поддуваемая лёгким бризом. Падалеки как-то суматошно отдал его плечу несколько заботливых поцелуев, не понимая зачем, то ли от сочувствия, что Дженсену должно было быть тяжело жить со своим жестоким братом, то ли от восхищения, что он, несмотря на это, сумел сохранить душевную тонкость.
Джареда клонило в сон и, укрывая обнажённого графа, он решил всё-таки остаться с ним, погреться об его приятное тело и почувствовать снова его мерцающую сердечную искру. Он разделся, забрался под одеяло и без всяких проволочек обнял лорда, потому что этого неистово хотелось, жаждалось где-то глубоко-глубоко под рёбрами, и он методично водил рукой по левой стороне дженсеновой груди, чтобы услышать биение, чтобы соединиться с ним в этом странном интимном таинстве прислушивания к чужому пульсу. Сначала стук был гулкий отрывистый, напряжённый, словно загнанный, но постепенно, словно успокаиваясь от бережных поглаживаний по грудной клетке, его ритм стал ровным. Под него Падалеки и уснул, не заметив, как Дженсен положил свою руку поверх его, притянул к губам и поцеловал. С такой щемящей благодарностью, что она была весомей любых слов. Ему было невыносимо счастливо чувствовать за своей спиной вздымающуюся грудь, ощущать судорожные подёргивания расслабляющегося юного тела, поглощать шеей дуновения воздуха из его ноздрей и ловить на пояснице стайки приятных мурашек. Просто быть рядом с ним. Глупый, самонадеянный мальчишка, но такой живой и бойкий, прошедшийся по его сердцу, и струящимся эфиром, и острым гранитом, и как-то, правда, влекло снова ожить, а не медленно убивать себя алкоголем, бороться, а не валяться во рву побеждённым.

Проснулся Эклз днём, услышав тупой удар железа по дереву. Открыл глаза, увидел, что Падалеки поставил перед ним кружку и косился на неё со смешливым укором.
- Ну ты и пьяница, Дженсен, - Джаред стоял взъерошенный, в расстёгнутой рубашке и небрежно натянутых штанах, слабо перетянутых ремнём, видно было, что парень сам недавно встал.
Лорд молча взял кружку, отпил половину жидкости, поставил обратно и сел на кровати, щурясь от яркого света, который заполнил комнату, когда Джаред открыл окно. Падалеки шёл мимо него, собираясь сесть на кресло, но Дженсен поймал его ладонь своей и повлёк к кровати. Парень сел рядом с ним.
- Прости, что бил тебя, - он суетливо гладит Джареда по плечу. - Я не хотел.
Падалеки сузил глаза скептически, а потом пустил на лицо ироничную улыбку.
- Мне кажется, хотел...
Эклз от секундного удивления даже отодвинулся на небольшое расстояние от Джареда, тот показал такую жуткую проницательность, что лорд почувствовал себя маленьким мальчиком, и если это было позволительно, когда он был пьян, то сейчас он вознегодовал.
- Чёрт! - он облизал нервно губы. - Да следовало тебя не просто выпороть, а выпороть так, чтобы ты имя своё забыл. Предложить герцогу волшебные мельницы?! Это вообще инквизицией попахивает, колдовство же!
Граф действительно волновался, у него нижнюю челюсть схватила мелкая судорога.
- Хочешь как этот... Джордано Бруно!
Джаред, предчувствуя такую реакцию и уже обдумав, что сказать, доверительно положил свою кисть Эклзу на колено.
- Давай поработаем над этим сегодня вместе, и я докажу, что нет никакого волшебства, и это вполне реально.
Дженсен пожал плечами и уставился в окно, делая вид, что не замечает жеста Джареда, и этим он пытался скрыть прилив кипучей нежности, что скопилась у него в груди и обжигала сердце. Так хотелось, взять его за руку, потянуть на себя, укрыться им, утонуть в нём, забыться в его губах своими. Но в этом было что-то опасное, как прыжок в бездну. Эклз слишком хорошо помнил, как это было в последний раз, когда он сорвался в зыбучие пески любви, слишком жива была и через три года боль от потери Питера. Терять кого-то близкого невыносимо больно, но не это даже мучило лорда больше всего. Он взглянул светлое лицо Джареда, как лучи солнца ласкали его скулы, придавая коже лёгкое золотистое мерцание. Сейчас он был исполнен жизнью, стремился к что-то доказать.
Питер был похожим, с такими же наивными амбициями - он хотел дослужиться до капитана корабля. Трагедия случилась с ним раньше, чем он исчез. Дни после его пропажи действительно были овеяны чудовищной болью, но всё же лорд понимал, что для парнишки наступило облегчение. Настоящая катастрофа была при его жизни, когда Джейсон с остервенением его уничтожал. Безжалостно, мучительно и ужасно постыдно. Его жизнь обрушилась ещё до того, как он пропал.
В этом была убийственная трагедия Дженсена, печать которой он носил в своей душе - Питер пострадал из-за того, что он его любил. Эклз навсегда запомнил, как билось его сердце на куски в шумные адовые дребезги, когда он видел очередное издевательство над любимым человеком. А ведь сейчас, если бы Джейсон не загремел в тюрьму, было бы то же самое. Память удерживала его своей лапой над пропастью, впиваясь когтями, не давая ему пуститься в беспечный полёт любви.
Джаред смотрел на него, ожидая ответа.
- Тебя что-то беспокоит, - спросил парнишка осторожно.
- Всё это пари изначально казалось мне сомнительным, - он убрал его руку со своего колена, встал с кровати, в раздумьях трогая подбородок, и пошёл к окну. - Джейсон тоже считал это бредом сивой кобылы, он лишь хотел получить наследство Марка, да и потрахать тебя вдоволь так, чтобы ты был вынужден не сопротивляться и принимать любые его извращённые фантазии.
Падалеки закусил губу, как-то неприятно было такое слышать, хотя всегда ясно было, что это правда. Такая неприглядная правда, в принципе, как и вся его чёртова жизнь. Жизнь, которую он не желал принимать за свою. Слишком мерзко было.
- Ты не веришь в меня? - Джаред подошёл сзади, улыбаясь, топя свою грусть в этой улыбке.
- Я, честно, хотел бы, но... - лорд поджал губы от едкого сожаления, он действительно не мог поверить.
Парень не видел его лица, но искренная интонация придала сил.
- Я обещаю, что не подведу, - он опустил ладонь Дженсену на плечо и потянул на себя, безмолвно прося лорда развернуться. - Мне кажется, что я смогу вам доказать, что моё дело не проигрышное.
Эклз остался недвижим, продолжая смотреть в окно.
- Хорошо, но я собрал на всякий случай эти долбаные триста тысяч золотых монет, - он опасался, что Джаред обидится на подобное сомнение в его способностях, и поспешил пошутить. - Привёз их вчера из нашей казны, едва влезли в подвал.
Юноша обомлел враз, но не от негодования, а от скользнувшей по его сознанию безумной мысли: "Вот где можно взять деньги для Якова". Преотвратительная это была для него самого мыслишка, нарушавшая все его принципы, но ещё хуже ему было от идеи, что Дженсен может узнать его унизительное и гадкое прошлое.
- Это хорошая перестраховка, - воскликнул внутри него какой-то демон-интриган, которого он прятал и не признавал в себе. - Если вам так спокойнее будет, то да.
Дженсен радостно просиял, ему было льстило, что Падалеки наконец-то согласился с ним.
- Думаю, что нам обоим так будет спокойнее, - наконец-то он повернулся и увидел озорное лицо Джареда, льющуюся с его губ детскую улыбку, казалось, такую невинную и преданную.
"Я должен защитить его, в первую очередь от Джейсона". И в то же мгновение созрело решение - он придумал, как сохранить Падалеки и при этом не дать брату умереть на эшафоте.
- Малыш, тогда занимайся своими мельницами, а я кое-куда съезжу, - он погладил заботливо парня по предплечью. - Вечером я приду, и ты мне покажешь, хорошо?
- Конечно, милорд, - Джаред заинтересованно улыбнулся. - А что у вас за дела?
- Да так... - он хотел сказать, что это касается Джейсона, но не стал, боясь, что Падалеки попросится с ним, или завяжет неудобный разговор о брате. - Встреча по проблемам продовольствия.
- Ладно, - в воздухе витал заметный призрак лжи, но они оба были так опьянены идеями будущего счастья, причём каждый видел его по-своему, что мужчины не заметили недоговорённостей друг друга.

Через пару минут Дженсен оделся и ушел. Джаред ещё пару часов сидел за чертежами, в них, в отличие от жизни, всё было просто - либо расчёты сходились, либо нет. Конечно, их ещё предстояло проверить на практике, но грамотная теория всегда выглядит целостно и стройно, и её автор почти беззаветно верит в её истинность. Так и было с Падалеки, единственное, в чём он был уверен - это его расчёты. Всё остальное висело на волоске: он не знал, будет ли Джейсон к нему лоялен теперь, после того, как он ему помог; выполнит ли Яков свои угрозы, ведь он уже и так выпил у Джареда немного крови. Ему всегда хотелось верить, что даже в самых плохих людях, есть что-то человеческое, какой-то тонкий синеватый огонёк благородства, и он отчаянно надеялся на него.
"Человек человеку не волк" -