Мама и сын находят друг друга
До апреля 1994 года Келли Форбс и Шона Брэдли никогда не виделись и даже не разговаривали друг с другом. Их мужья работали в разных компаниях, их дети ходили в разные школы. А теперь Келли и Шона готовятся вместе праздновать Рождество и очень жалеют, что не знали друг друга раньше. Потому что более четырнадцати лет этих двух женщин из штата Юта незримо соединяла очень близкая связь. И только совершенно неожиданное стечение обстоятельств позволило им узнать, какого рода была эта связь. Назовите это судьбой, назовите совпадением, как хотите. А возможно, это было просто чудо.
Этот год был не самым лучшим в жизни Келли. На нее обрушилось подряд три смерти. Они с мужем переехали на новое место жительства. Им пришлось искать новую работу. Жизнь казалась совершенно безрадостной, и женщина впала в глубокую депрессию.
Келли посоветовали обратиться к психотерапевту, и она нашла хорошего специалиста, женщину по имени Шона Брэдли. Шона не могла не заметить, как похожа новая клиентка на ее сына Джейка, которого они с мужем усыновили четырнадцать лет назад. Глядя на Келли, она видела перед собой Джейка, его каштановые волосы и карие глаза. Но Шона решила, что это случайное совпадение.
Во время второй их встречи Шона спросила Келли о ее планах на будущее. Келли ответила:
— Я бы хотела написать книгу о своем отказе от ребенка.
Будучи подростком, рассказывала Келли, она отдала ребенка женатой паре, которую не знала. Келли посчастливилось потом удачно выйти замуж. И теперь у нее трое детей, но она никогда не переставала думать о своем самом первом сыне, которому скоро исполнится четырнадцать лет. Она надеялась своей книгой и опытом помочь молоденьким девушкам, которые оказались в таком же положении.
Рассказ Келли взволновал Шону. Она сама была бы очень рада встретить настоящую мать своего сына. И она не задумываясь рассказала Келли, что сама является приемной матерью, поэтому данная тема очень ее интересует.
Обрадованная неожиданным пониманием со стороны незнакомой женщины, Келли со слезами поведала ей о своем сожалении — ей не разрешили знакомиться с будущими родителями своего сына, сказав: «Кэнаб — город маленький, и лучше, чтобы об этом никто не знал». Мальчика отдали на воспитание паре, которая жила в городе, расположенном в десяти милях от них.
Вздрогнув от неожиданного известия, Шона уронила блокнот. Ведь ее сын родился именно в Кэнабе и точно четырнадцать лет назад.
— Вы сказали — Кэнаб? — воскликнула она.
Келли кивнула.
Внезапно Шоне стало плохо. Ее сердце как будто остановилось, стало трудно дышать. Она даже включила кондиционер, так ей стало жарко. Закрыв рот дрожащей рукой, Шона не переставая повторяла:
— О Господи, о Господи!
Осторожно Келли спросила:
— Так он у вас?
Шона кивнула:
— Думаю, да, именно он.
По очереди обе женщины рассказали друг другу свою историю. Келли объяснила:
— Я решилась на близкие отношения с мальчиком, чтобы не выглядеть белой вороной.
Результат необдуманного действия не заставил себя ждать: она забеременела. Ей было всего восемнадцать лет. Вскоре после того как подозрение о беременности подтвердили врачи, она порвала со своим парнем, а ребенка решила отдать на усыновление. Когда выбрали родителей для ее ребенка, Келли сообщили их возраст, описали внешность, рассказали о социальном и религиозном положении.
Джим и Шона Брэдли были женаты четыре года, когда подали заявление на усыновление ребенка в связи с тем, что у них нет своих детей. Год спустя им выбрали малыша из Кэнаба. Родители рассказали Джейку, что он приемный сын, как только он начал все понимать, и объяснили, что мать его очень любила. Каждый день рождения Шона напоминала ему:
— Ты знаешь, кто думает о тебе в этот день.
Сидя в кабинете Шоны, Келли не знала, радоваться ей или плакать. После всего, что случилось с ней за последнее время, она не переживет, если сын этой женщины окажется не ее сыном.
Келли сказала:
— Итак, его день рождения...
Это было решающим мигом.
— Двадцать девятое июня 1980 года.
— А адвокатом был...
— Майк Макгир, — не колеблясь ответила Шона. — А ваша девичья фамилия была Робинсон?
С бьющимся от волнения сердцем Келли кивнула. Случилось невозможное.
— Вероятность нашей встречи при подобных обстоятельствах была равна нулю, — сказала Шона.
Две женщины еще долго проговорили друг с другом. Наконец Шона сказала Келли, что ей бы хотелось подождать дня рождения Джейка и лишь потом рассказать ему все. Ей казалось, что тогда он повзрослеет достаточно, чтобы принять эту новость достойно и с пониманием. Келли, счастли-
вая, что ее сын все это время жил в любящей семье, согласилась.
Тем вечером Джим Брэдли заметил, что его жена чересчур взволнована. Было такое впечатление, что сегодня самый счастливый день в ее жизни. Наконец, когда Джейк заснул, он узнал, что же так разволновало Шону, и разделил с ней радость этого известия.
Келли и ее муж Тейн по совету психолога решили рассказать своим детям об этой встрече. Теперь дети знали, что у них есть брат, которого отдали на усыновление четырнадцать лет назад в другую семью. Они возбужденно спрашивали, когда же им наконец разрешат увидеть своего нового брата.
В это время в семье Брэдли решали свои вопросы. Взвесив все «за» и «против», родители решили, что Джейк достаточно взрослый и поэтому ему можно все рассказать. Если они будут ждать еще дольше, то он может подумать, что они ему не доверяют. Будет еще хуже, если вдруг кто-то со стороны расскажет о его настоящей матери. Но если они сами скажут ему об этом, то он будет их уважать.
Когда Келли узнала, что Брэдли хотят рассказать Джейку все как есть, и чем быстрее, тем лучше, то разволновалась еще сильнее.
— Пожалуйста, не говорите ему, что это я настояла на встрече, — попросила она.
Ей стало не по себе: вдруг она разочарует своего сына? Однажды утром Шона и Джим вошли в комнату Джейка и разбудили его. Шона сказала:
— Джейк, произошло нечто неожиданное. Ко мне на прием пришла одна женщина, и в процессе долгой беседы мы выяснили, что именно она — твоя мама.
Джейк открыл рот, а потом захлопал в ладоши.
— А какая она? И когда я смогу ее увидеть?
На эти вопросы Шона не могла не ответить. Возбужденный подросток схватил фотографию Келли и побежал показывать ее бабушке.
Шона позвонила Келли.
— Все, мы ему рассказали. Мы можем пообедать вместе? Келли сразу же согласилась, подумав, что все на свете
отдала бы за эту встречу.
Келли первая пришла в ресторан и попыталась справиться с волнением. Потом подъехал Джим. Затем — Шона вместе с Джейком. Джейк быстро вышел из машины и протянул Келли фиолетовый цветок.
Голос Келли дрожал.
— Я так хочу тебя обнять, дорогой. Я так долго этого ждала.
И они обнялись. У Джейка на глазах дрожали слезы. Он повернулся к своей маме. Шона дружески похлопала его по плечу:
— Не бойся слез, дорогой, это нормальные чувства. Такая знаменательная встреча!
За обедом взволнованный Джейк с жаром рассказал Келли о своей жизни — увлечениях и любимых уроках. Он очень радовался, что его настоящая мама тоже любит музыку, а свой интерес к механике, оказывается, он унаследовал от дедушки.
Джейк и Келли заплакали, когда она произнесла те самые слова, которые всегда хотела сказать своему сыну.
— Я знаю: я многого не могла сделать для тебя. Но мне так хотелось, чтобы ты был счастлив, чтобы у тебя были и мама и папа. Хотя я знала, что совершаю правильный поступок, отдавая тебя в благополучную семью, мне было очень и очень тяжело.
После столь счастливой встречи Шона и Келли познакомили всех своих детей.
— Удивительно, наши дети общаются друг с другом так, словно они росли вместе все эти годы.
И теперь Келли и Шона встречаются очень часто. Они до сих пор не могут себе представить, что за счастливый случай свел их вместе.
— Я так рада за Джейка, — сказала Шона. — Его жизнь стала более полной.
Келли добавила:
— А я очень рада, что у Джейка такая замечательная семья. Вы превзошли все мои ожидания.
Кэролайн Кэмпбелп Из «Женского международного журнала»
СПУСТЯ СОРОК ЛЕТ
Однажды я вернулась домой и после обычной домашней работы стала разбирать почту. Я была очень рада, что из Небраски прислали свидетельство о моем рождении. Это поможет мне в оформлении паспорта, который был мне нужен для путешествия с мужем Майком.
Аккуратно вскрыв конверт, я развернула бумаги и... мое сердце екнуло.
В шапке свидетельства о рождении большие жирные буквы возвещали: «Свидетельство об удочерении».
Наверное, это какая-то ошибка. Ведь такого не бывает! Вы получаете конверт, в котором вам заявляют, что вы приемная дочь!
Мои родители, Беатриса и Альберт Уитни, сильно болели, поэтому когда я пришла в себя, то решила позвонить дяде. После моего вопроса он сразу засмущался и забормотал что-то невнятное. Он пытался попросту уйти от ответа, но я ему не позволила. Наконец ему пришлось сказать, что да, меня удочерили, когда мне было два годика, но мои родители взяли слово со всех знакомых, что они не расскажут мне. Возмущенная, я позвонила своей старшей сестре Джоанне. История повторилась: сначала она колебалась и сомневалась, а потом подтвердила. Так это было правдой!
Я была потрясена. Мне показалось, что вся моя жизнь была ложью. Я думала, что знаю, кто я такая, но вот сейчас оказалось: нет, ничего я не знаю наверняка. Как ни странно это звучит, но я вдруг подумала, что Уитни меня предали и похитили у собственной матери.
Кажется, Майк и дети поняли, о чем я так крепко задумалась. Майк сказал:
— Дорогая, почему бы тебе не попытаться найти настоящих родителей?
— Не каждая история имеет счастливый конец, — с грустью возразила я. — Однажды моя мама от меня отказалась. Вдруг она опять не захочет меня видеть?
— Послушай, не важно, что случится потом. Для тебя это и так большое потрясение. Может ли быть что-нибудь хуже? Если ты их найдешь, то хотя бы сможешь узнать необходимую медицинскую информацию, которая пригодится и тебе, и нашим детям.
По некотором размышлении я решила, что он прав. Но с чего начать?
Хотя я выросла в Риверсайде в Калифорнии, я знала, что родилась в Омахе, штат Небраска. Джоанна, которая была на тринадцать лет меня старше, вспомнила очень важную информацию — имена моих настоящих родителей. Я связалась с социальными агентствами, и начались долгие поиски. Социальный работник предложил мне разместить объявление в газете города Омаха. Я просто фыркнула в ответ на это предложение! Ну кто будет читать газету, кроме тех, кто ищет работу или подержанные автомобили?
С другой стороны, я ничего не теряла. Все-таки оставался небольшой шанс, что кто-нибудь из знакомых моих настоящих родителей увидит это объявление. И вот я разместила его в газете. Оно гласило: «Меня зовут Линда, родилась у Жанин и Уоррена в Омахе 8 июля 1950 года, и меня отдали в другую семью. Мои приемные родители при смерти. Я не хочу вызвать никаких затруднений у чужой семьи, но была бы рада увидеть своих настоящих родителей». Далее был дан номер агента в Линкольне, который помогал мне. Сама я не очень надеялась на такой вид поиска. Я оплатила объявление на первые две недели и вернулась к своим делам.
Объявление появилось в газете 25 октября. В понедельник 2 ноября зазвонил телефон. Это был мой агент.
— Линда, — сказал он, — я думаю, вы проведете самое счастливое Рождество в своей жизни.
Женщина по имени Жанин Ханкинсон увидела объявление, прочла его и, не веря глазам, перечитывала снова и снова. И наконец решилась позвонить в агентство. Она знала обо мне то, что никто другой знать не мог.
— Я могу дать ей ваш номер? — спросил меня агент.
В тот день снова зазвонил телефон. Я была слишком взволнована и почти не могла говорить. Майк держал меня за руку. Женщина на другом конце провода спросила:
— Это Линда?
— Да, — ответила я. — Это мама?
И обе женщины разрыдались.
Когда я немного пришла в себя и смогла нормально говорить, я сказала:
— Как же так? Мне не верится, что ты прочитала объявление. Да еще в тот же самый день, когда оно впервые появилось в газете!
Женщина ответила тихим голосом:
— Дорогая, я просматривала объявления в газетах каждый день на протяжении этих сорока лет.
Я была безмерно удивлена. Но история, которую поведала эта женщина, удивила меня еще больше.
Она вышла замуж, когда ей исполнилось семнадцать лет. И в тот же год забеременела. К восемнадцати годам она и мой отец поняли, что для них это слишком тяжело — семейная жизнь в таком возрасте, и развелись. Ей повезло — она получила неплохую работу на полный день в Омахе. К тому же она нашла замечательных супругов, которые были значительно старше ее и согласились позаботиться о ребенке. Единственной проблемой было, что Уитни жили слишком далеко от нее. Дорога до них занимала около полутора часов. И хотя ей очень этого не хотелось, пришлось пойти на этот вариант. Я в течение недели жила у четы Уитни, а на выходные мама забирала меня к себе.
В течение года это соглашение выполнялось без проблем. Уитни за мной хорошо ухаживали. Ко мне хорошо относилась их старшая дочь Джоанна. Но однажды моей маме позвонила взволнованная Беатриса Уитни. Она сказала, что социальные службы случайно узнали о нашем соглашении и, если Уитни и моя мама не подпишут срочно все необходимые документы, ребенка у них заберут. Мама поспешила к юристу. Он сказал ей то же самое. Она не очень хорошо разбиралась во всех тонкостях законодательства, но продолжала твердить юристу, что ни за что не хочет меня терять. Она никогда не хотела меня никому отдавать.
В конце концов проблема была решена.
Приближался мой день рождения — 2 года, и мама на радостях искала для меня самые лучшие подарки. Но когда она приехала к Уитни, их квартира была пуста. Они уехали вместе со мной.
Мама делала все, чтобы найти меня. Адвокат Уитни отказался с ней разговаривать. Начальник мистера Уитни ничего не знал, и ему вся эта история показалась абсурдной. Неожиданно она испугалась, что бумаги, которые она подписала, были документами об удочерении. Она бросилась в агентство, но там ей сказали, что вся информация строго конфиденциальна.
У нее не было денег на адвоката, поэтому она делала все, что могла, сама. На протяжении долгих лет и десятилетий она разными способами пыталась найти меня. И каждый день читала газеты в поисках объявления. На протяжении сорока лет она не собиралась сдаваться и не теряла надежды.
Сначала после этой истории я сильно разозлилась на Уитни, которые, применив запрещенные методы, можно сказать, выкрали меня у настоящей матери. Но потом я подумала о моей маме и той сердечной боли, которую она должна была испытывать все эти годы. Мои страдания ничего не значили по сравнению с ее. И лишь одна мысль меня утешала: мама меня по-настоящему любит. Она не отказалась от меня!
Я даже не могу передать, как мы с ней обе были счастливы. Мы никак не могли наговориться, так хотели знать все
друг о друге. Мама была замужем, у нее был сын, который умер, и дочь по имени Деб. Они с мужем тоже взяли приемного ребенка, из Вьетнама. Мама закончила колледж, когда ей было пятьдесят три года. Я тоже поделилась с ней сведениями о своей жизни.
Все-таки мы встретились, хотя пока это была лишь встреча по телефону. Неожиданно кто-то из телепрограммы «Судьба» прочел историю о нас в газете и вызвал нас на передачу. Я уверена, в тот день передача имела особый успех: мать и дочь рыдали друг у друга в объятиях, и обе были безмерно счастливы.
Тот День благодарения мы с моей новой семьей праздновали в Юте. На Рождество я прилетела в Небраску, в Гранд-Айленд, к моей мамочке на целых две недели.
Я слишком сильно верю в Бога, чтобы утверждать, что наша встреча была всего лишь случайностью. Нет, я просто уверена: это Господь все устроил. Мы целый год наслаждались компанией друг друга, приезжали в гости и не могли наговориться. А потом ей неожиданно стало плохо. У нее были больные почки, и через полгода она умерла.
Но эти полтора года оказались для нас обеих настоящим драгоценным подарком. Мне было тяжело узнать правду, но реальность оказалась не такой уж плохой.
И теперь я не думаю, что в газетах печатают только объявления о работе и продаже машин.
Я знаю, что иногда, очень редко, именно здесь вы можете найти свою судьбу.
Линда О'Кэмб
ЧЕТЫРЕ АНГЕЛА
Я с надеждой смотрела сквозь запотевшее стекло машины «скорой помощи», которая, петляя, везла мою маму из больницы домой. Я гладила ее руку медленными ласковыми движениями, пытаясь успокоить и ее, и еще в большей мере саму себя.
Она дышала так тихо, что мне приходилось напрягаться, чтобы удостовериться в этом. Ее хрупкое немощное тело вызывало у меня жалость и боль. Я и сама переставала дышать, следя за ней.
Я отчаянно молилась: «Пожалуйста, Господи, подожди, пока мы довезем ее до дома. Пусть это случится дома, мирно и тихо».
— Ты хочешь поговорить со мной? — внезапно спросила меня мама. Ее голос был голосом совершенно незнакомого мне человека.
Сначала я не могла ответить на ее вопрос. Я посмотрела вниз, на руки.
— Я обо всем хочу поговорить с тобой, мама. Обо всем на свете, дорогая.
«Я бы хотела обсудить с тобой каждую мелочь и каждое великое событие моей жизни. Я бы всегда хотела рассказывать тебе обо всем, — думала я про себя. — Мне нужен твой совет на каждый случай: как воспитать мою дочь, твою первую внучку, которая пока слишком маленькая, чтобы запомнить тебя. Она будет вспоминать о тебе по моим рассказам. И больше всего мне хочется поговорить о том, каким образом я буду жить всю свою оставшу-
юся жизнь без тебя — моей единственной и самой сильной любви на свете».
Вот что я хотела ей сказать, но вместо этого убито молчала. Я понимала, что слова не смогут передать глубину моей любви к ней.
— Я все знаю, — сказала она невыразимо печальным тоном, словно прочла мои мысли.
Я посмотрела на нее и с удивлением обнаружила изменение в выражении ее лица. Необычно голубые и огромные глаза моей матери теперь были полны бледно-желтых слез умирающей женщины. Когда это случилось? Прошлой ночью? В последнюю минуту, когда я отвернулась в сторону? Это было ужасно — знать, каким живым, энергичным человеком она была, и видеть ее сейчас лишенной движения, лишенной жизни.
— Дело в том, что у нее сейчас начался новый приступ болезни, и в течение следующих двадцати четырех часов последует смерть, — сказал нам, опустив глаза, ее лечащий врач, когда мы прошлой ночью были в больнице. — Агония может проходить очень болезненно, — предупредил он нас, по-прежнему глядя в пол.
Мои сестры стояли рядом со мной, поддерживая за руки отца. Я прижала к груди свой ежедневник, в котором были записаны все наши вопросы к врачу. Неожиданно я поняла: все эти вопросы уже не имеют значения. И все же мой отец не выдержал:
— Она перенесет дорогу домой?
Врач посмотрел на моего отца таким взглядом, который я уже видела у него однажды. Это было десять месяцев назад, когда поставили диагноз. И после того как мы выслушали многословную речь, моя мать задала ему один-единственный вопрос. В комнате было так тихо, что мне казалось, будто я слышу биение своего сердца. Этот вопрос я помню как сейчас.
— У меня есть в запасе год? — спросила она.
И вот тогда врач ответил ей таким же затравленным взглядом.
К несчастью, он оказался прав, этого года у нее в запасе не оказалось. Конечно, этого было недостаточно для нас, чтобы осознать происходящее...
Мой отец испытующе посмотрел на врача. А потом он заговорил таким голосом, каким разговаривал двадцать лет назад, когда был красивым строгим человеком, а я была ребенком. Мне тогда казалось, что именно такой голос мог быть у Бога.
— Я договорился с частным водителем «скорой помощи», чтобы он доставил мою жену домой, как только она завтра проснется. Я думаю, вы будете там и отсоедините все эти проводки, чтобы она смогла ехать домой как нормальный человек. Человек, которого все любят.
— Да, конечно, конечно, — засуетился доктор.
Очевидно, он обрадовался такому исходу дела.
— Мы уже миновали мост, дорогая? — спросила мама, удивив меня своим живым интересом.
Я выглянула из окна и увидела знакомую местность. Мы пересекали дремлющий городок в восточной части Мэриленда, где мои родители поселились после выхода на пенсию. Я узнала нескольких соседей, вышедших из домов и стоявших в одиночестве. Они молча провожали взглядом нашу «скорую помощь». Они переживали за мою мать, как только могут переживать очень близкие люди. А ведь такими они и были, члены соседской общины.
Помню, как мама покидала свою теплую постель в пять часов утра и выходила во двор, обходила свой сад, полный цветов. И так каждое утро в течение того времени, когда ей делали химиотерапию. Она даже придвинула кровать к окну, чтобы видеть берег моря. Нет, все же старые люди сделаны из стали.
— Мама, мы почти приехали, едем через город.
«Скорая помощь» медленно ехала по пыльной неширокой дороге. Вскоре я увидела моих сестер и отца, поджидавших нас на пороге дома. Их печальный вид тронул меня до слез, и я не выдержала.
Господи, а она-то как должна чувствовать себя, глядя на наши лица. Я бросилась из машины, как только открылись дверцы, и вдохнула всей грудью влажный воздух.
У меня сохранились весьма смутные воспоминания о первых часах, когда мама вернулась домой. Однако дома дела пошли совершенно не так, как предсказывали врачи. Тем вечером она удивила нас, мы даже не могли поверить в это чудо — она сама ходила. А утром, проснувшись, она встала с кровати и приготовила всем нам утренний кофе.
— Прошлой ночью со мной были четыре ангела, — провозгласила она торжественно, ее голос звучал таинственно и светло.
Мы с сестрами одновременно улыбнулись, подумав об одном и том же. Ангелы мы или нет, но мы были готовы отдать свои души, свою жизнь за нее.
— Нет, — увидев выражение наших лиц, проговорила она. — Четыре ангела приходили ко мне этой ночью, и каждый из них держал один конец простыни, которая располагалась надо мной в нескольких дюймах.
Она задумчиво посмотрела куда-то вдаль. Мой отец виновато отвел взгляд, но мы с сестрами неотрывно смотрели ей в глаза, веря каждому ее слову.
— И они до сих пор ждут меня. Они сказали, что я должна верить и терпеть, потому что у меня еще осталось немного времени и я могу еще пожить. Не думайте, я знаю все, что предсказали мне врачи. Но вы должны слушать меня, потому что так мне сказали ангелы. А теперь давайте-ка составим планы на ближайшее время.
И мама попросила нас дать ей чистый листочек, где она запишет свои желания. Взять новую лодку и всей семьей покататься по небольшой речке. Увидеть еще раз внучку. Организовать маленькую вечеринку, чтобы отблагодарить лучших друзей. Скромные желания. И все же еще день назад мы и представить не могли, что она на такое способна.
Мои сестры составили список покупок для праздничного обеда, а я последовала за матерью в ее комнату.
— Мам, — начала я, не зная еще, что сказать.
Она накинула на голову потрясающий яркий шарф и посмотрела на меня понимающим взглядом.
— Дорогая, это был не сон. Это было даже не видение. Это случилось на самом деле. Они были здесь так же точно, как ты сейчас стоишь передо мной. И еще... — Тут она указала на Дэнни, нашего старенького золотистого ретривера, который лежал на своем любимом месте, в уголке кровати. — Ему пришлось подвинуть одного из ангелов чуть в сторону, чтобы было где лечь. Я сама это видела. Дэнни отодвинул ангела своим носом, чтобы лечь на кровать.
Мы оба посмотрели на собаку, чьи круглые карие глаза смотрели прямо на меня. Он гордо поднял голову, словно бы сознавал важность данного момента и был рад подтвердить историю моей мамы.
— Итак, у тебя еще есть время слетать в Калифорнию и привезти мою внучку, чтобы я в последний раз могла на нее взглянуть.
Я зарылась лицом в шерсть собаки, чтобы скрыть свою печаль, и внимательно слушала все пожелания на столь короткий отрезок жизни. И все же, как бы мало ни осталось, это была жизнь. Я всегда знала, что если Господь и берет животных на.небеса, то это непременно должны быть золотистые ретриверы. Рассказ матери лишний раз подтвердил мои предположения.
— Ангелы сказали мне, что Господь ждет меня, — проговорила она. — Но он дал мне право самой выбрать час своего ухода.
Так и произошло. Следующие несколько недель мама принимала гостей, устраивала вечеринки и праздничные обеды, хотя и была одета в свой обычный домашний халат. У нее дома побывали все члены общины. Даже сам глава администрации города перешагнул через спящего на коврике ретривера, как будто это было для него обычным делом. Она плавала с отцом на новехонькой лодке по нашей спокойной реке в самый безветренный день. И она увидела мою дочку еще раз и услышала радостный смех двухлетней малышки. Складывалось впечатление, что смерть
не коснулась ее. Были и другие скромные радости. Нет, для нас они оказались самыми большими на свете. И каждая из них — особый подарок нам от самого Господа Бога. Исполнение молитв.
А потом, шесть недель спустя, мама выбрала час своего ухода. Она была дома, спала на своей кровати, держа за руку отца. Я не знаю наверняка, но думаю, что в тот час сам Господь был где-то неподалеку. И еще больше я уверена в том, что где-то рядом с мамой стояли те самые особые друзья, которых могли видеть только она и наш золотистый ретривер. Они вернулись специально для того, чтобы встретить ее.
Жаклин А. Горман
ОТПУСКАЯ РОДНУЮ ДУШУ...
То, что мы отпускаем, неизменно возвращается к нам.
Генри Уодсуорт Лонгфелло
РЕШАЮЩИЙ ГОЛ ДЛЯ МАМЫ
В 1990 году заканчивался мой пятилетний контракт с бейсбольной командой «Кардиналы Сент-Луиса», и у меня появился шанс перебраться поближе к Нью-Йорку. Моей матери Грейс поставили страшный диагноз — рак груди. Она жила на Лонг-Айленде, и мне хотелось проводить с ней больше времени. Мое желание исполнилось, когда я подписал контракт с командой из Филадельфии на сезон 1991 года. Наш дом находился в трех часах езды от Филадельфии.
Мои игры продолжались, а маме становилось все хуже. Болезнь прогрессировала, и по всему было заметно, что пожилая женщина долго не продержится. Мы с моей невестой даже поженились на четыре месяца раньше, чем планировали, чтобы мама успела порадоваться за нас.
Вскоре я почувствовал, что играю все хуже. После некоторого перерыва я стал выходить на поле реже, да и в тех редких играх, когда мне приходилось выступать, я не блистал. На протяжении шести недель я пропустил восемнадцать подач подряд. На меня навалилась предательская жалость к себе, стало грызть отчаяние.
Неожиданно все изменилось в конце сентября в игре против команды «Атланта брэйвс». В тот замечательный воскресный день в Филадельфии мы играли как резвые подростки. Еще бы, кто не захочет выиграть? Счет был 4:4, и я сражался с одним из лучших игроков лиги, самим Марком Уолорсом. Я очень хотел, чтобы мы выиграли.
Я забил два мяча и вывел команду вперед. Затем сплоховал два раза, попытавшись обойти противника. Удивительно, но после этих двух неудачных попыток мой бойцовский дух поднялся до небес и направил меня к победе.
Счет снова сравнялся. Я вышел вперед, приготовившись к отражению удара противника. Я отбил мяч так, словно вложил в это движение всю свою физическую силу и духовную мощь. Вот был удар так удар!
На трибунах раздался громкий крик моих болельщиков, и я вдруг почувствовал, как сильно забилось у меня сердце. Было такое впечатление, что оно сейчас выпрыгнет из груди. Что это было за чувство!
Две недели спустя я смог навестить маму. Мне просто не терпелось показать ей видеозапись с моим решающим ударом. Но, зайдя в комнату, я вдруг увидел ее и понял, в каком она состоянии. Мне показалось тогда, что этот визит может оказаться последним. Возможно, сейчас я вижу ее в последний раз.
Видеозапись я смотрел впервые, поэтому не имел никакого представления, как будет комментировать игру комментатор. После того как я отбил решающий мяч, комментатор Гарри Калас объяснил, что такой удар он видит у меня впервые за шесть долгих недель. Мы с мамой взялись за руки и слушали продолжение рассказа Гарри.
— Джон Моррис во второй половине этого сезона борется не на жизнь, а на смерть. Поприветствуем его стремления.
Слезы навернулись на глаза — и на мои, и на мамины. Шел замедленный повтор моего удара, в течение которого комментатор полушепотом вещал с экрана:
— Мама Джона долгое время болела... — Мяч достиг моего ботинка. — И вот этот удар был, возможно, для мамы.
Мы с мамой не выдержали и разрыдались. Она обняла меня так крепко, как только могла, и прошептала мне на ухо:
— Я люблю тебя, сыночек, и очень горжусь тобой. Я очень скучала по тебе.
Сезон заканчивался в последнюю неделю сентября. Неожиданно меня известили, что мама ушла в мир иной именно в эти выходные. Я вспомнил тот воскресный день, когда мы были с ней вместе. Словно бы уже тогда я знал о ее близкой кончине. Да, этот сезон завершился, и пусть он останется в моей памяти таким как есть.
Джон Моррис
ВСПОМНИ НАШИ ДНИ
Когда один из нас уйдет,
Не плачь и не грусти.
Ты просто вспомни наши дни —
Дни счастья и любви.
Красивые слова этой песни кружились в моей голове как запись, конца которой нет. Я встала с кресла и подошла к окну. Близился рассвет, и электрические огни ночного города погасли. Начинался новый день. Жизнь вокруг меня продолжалась. Но в этой комнате она словно бы подошла к черте и замерла.
Здесь было очень тихо. И слышалось лишь слабое треньканье прибора жизнеобеспечения. Я подошла к кровати и поправила одеяло, которым было накрыто хрупкое тело, погладила серебристые волосы, собранные в тугой пучок. Я буквально видела, как постепенно из этого тела уходит жизнь. И ничего не могла сделать, чтобы этому воспрепятствовать.
Вдруг мне послышалось, как кто-то вошел в комнату. Проходила смена персонала, это вошла новая медсестра. Вот уже дневной свет залил комнату, проникнув сквозь прозрачное стекло. Да, эту ночь мы прожили. Что готовит нам грядущий день?
Я внимательно смотрела на женщину, которая так много сделала для меня в этой жизни. Сколько всего мне хотелось ей сказать. Рассказать ей о том, о чем я никогда не могла говорить прежде, но за что всегда была благодарна. И все
же, несмотря на мое молчание, она всегда знала о моей благодарности. Но именно в этот час мне надо было в этом удостовериться. Мне надо было с ней поговорить.
Я чувствовала себя смущенной. Как же произошло, что из того, о ком заботятся, я превратилась в того, кто заботится? Все случилось так неожиданно, что я и не заметила. Эта женщина вырастила троих детей одна, потому что в молодости рано овдовела. Именно эта женщина научила меня добиваться всего того, о чем я мечтала. Она делила со мной все радости и печали, мой смех и мои слезы. Ее характер по твердости мог сравниться разве что с камнем. Она всю жизнь поддерживала меня. И теперь жизнь повернулась так, что поддерживать ее следовало мне.
Я с горечью посмотрела на новенькие белые бинты на ее руках. Она открыла глаза и улыбнулась мне. Ох, какими были ее глаза! Сотни раз я видела этот взгляд у своих детей, взгляд, который говорил: «Мне страшно, пожалуйста, защити меня».
Она снова закрыла глаза и заснула. Я отошла от кровати и присела в кресло. Мне надо взять себя в руки. Я так сильно сконцентрировалась на собственных эмоциях, что даже не заметила, как изменилось ее дыхание. Оно замедлилось и почти исчезло. Наконец я поняла, что здесь что-то не так, и побежала за медсестрой. Она лишь подтвердила мои опасения.
Я стояла у кровати и держала руку, которая так часто в былые дни сжимала мою. Я не была готова отпустить ее навсегда.
Медленно мама открыла глаза. Она посмотрела на меня с мудрой улыбкой и прошептала, еле шевеля губами:
— Я люблю тебя.
И с этими словами она затихла.
Я стояла рядом еще несколько минут, не в силах сдвинуться с места. Мне было невыразимо одиноко и страшно. Слезы катились по моим щекам. Мне так не хватало ее объятий и ласковых слов, которые всегда меня вдохновляли. «Она просто уснула», — упрямо твердила я себе. Прекрасное лицо, на котором всегда отражалась то радость, то печаль, теперь было удивительно спокойно.
Все закончилось. Больше я ничего не могла сделать. Я вышла из комнаты и зашагала по коридору, где жизнь шла своим чередом. И снова у меня в голове зазвучала нежная мелодия:
Ты просто вспомни наши дни —
Дни счастья и любви...
Я люблю тебя, мама.
Почему-то я была уверена — она это знает.
Виктория А. Лапикас
МАМИН ЮБИЛЕИ
Когда я перестала смотреть на маму глазами ребенка, я поняла: именно эта женщина помогла мне найти себя.
Нэнси Фрайди
Прошло уже пять лет с того грустного дня, когда мы отмечали восьмидесятилетний юбилей моей мамы. В тот день она чувствовала себя прекрасно, а выглядела еще лучше. Она сидела в кресле в гостиной и любовалась гостями. И вдруг просто закрыла глаза и тихо отошла в мир иной.
Ее смерть меня потрясла, и я тщетно пыталась заполнить ту пустоту, которая образовалась в моей душе после ее смерти.
Для меня мама была важнее всех в жизни. Она значила для меня больше, чем обычно значат в жизни других людей их матери. Помню, как обычно она выглядывала из окна своей машины и устраивала целые лекции о вреде курения для подростков. А если заставала нас, когда мы смотрели по телевизору рок-концерты, то фыркала и спрашивала:
— И что за ерунду поют эти ребята?
Она всегда была полна энергии и жизненной силы. Она была смелой и честной. Но самое главное — в ней было сострадание. На протяжении почти тридцати лет они с тетей Грейс владели летним лагерем для девочек. Для них было истинным наслаждением наблюдать, как эти юные создания растут и меняются каждый день, наполняясь радостью и силой. Вышла замуж она поздно и быстро развелась, сильно переживая по этому поводу. Но двоих детей растила с радостью и без оглядки на прошлое. С ней нам было спокойно и радостно. Мы чувствовали себя любимыми, как никто другой.
— Будьте внимательны к тому, о чем просите в молитве, — сказала она нам однажды. — Я молилась о детях всю свою сознательную жизнь. — Туг она сделала многозначительную паузу. — Я никогда не просила о добром муже.
Она виновато опустила глаза.
За месяц до дня рождения мамы мы с сестрой Нэнси разговаривали со своими мужьями по поводу этого грандиозного события. И кто-то из нас тогда предложил:
— А давайте отметим его не в октябре, а в декабре, когда вся семья сможет собраться вместе? Может, двадцатое число подойдет?
Поскольку в запасе у нас было еще восемь недель, я успела всем разослать приглашения.
В настоящий день рождения, 26 октября, моя сестра прислала маме кольцо с ярким камнем, которое принадлежало нашей бабушке. Этот подарок восхитил ее. Я подарила ей часы с огромным циферблатом, специально для ее зрения, и шелковую блузку с воротником-стойкой.
— Я надену ее на свой юбилей в декабре, — решила она. Прошли и октябрь, и ноябрь. Приближалось 20 декабря.
Нэнси и ее семья прилетели к нам из теплой Флориды. День рождения мы должны были отмечать у меня дома, и в знаменательное утро моя семья поднялась рано. Мы разговаривали и весело смеялись, когда чистили серебряные ложки и вилки, мыли хрустальные бокалы и готовили пунш. Снег валил всю ночь, и теперь мы могли наблюдать из окна волшебную красоту зимы.
Около двух часов дня сестра позвонила маме предупредить, что я скоро заеду за ней.
— Я как будто невеста, — сказала она Нэнси по телефону. Да она и выглядела так в своей новой блузке с воротником-стойкой. Ее лицо сияло от радости.
Прибыв домой, мы зашли в гостиную вместе с ней, все повернулись к нам и захлопали.
— О, — растроганно проговорила она, склонив голову от смущения.
Пришло время для пирога и поздравлений. Мы собрались в столовой. Во время тоста я прочитала док<