Психотерапия психастеников с жалобами на характерологические трудности, болезненность общения с людьми

Главный принцип лечения таких пациентов заключается в известной формуле: «Познай самого себя». Жизнь убеждает в том, что у врача-психиатра истинно психастенического склада характерологически-поведенческих (неипохондрических!) трудностей во много раз меньше, чем у него же до того, как он стал психиатром. Объясняется это тем, что, во-первых, мучительная для психастеника неопределенность, усиливающая тревожность, ослабевает от более определенного знания собственных душевных механизмов. Когда психастеник может предвидеть характер своих переживаний и поступков в определенных ситуациях, ему уже легче.

«Эмоция возникает в ситуации неопределенного прогноза как подготовка организма к разнообразным действиям, которые могут понадобиться» (Фейгенберг И. М., 1972). Во-вторых, психастеник, изучивший психастенический склад с его нередко отличительно-высокими мыслительными, нравственными свойствами и сравнительно слабой «инструментально-багажной» частью ума (память, объем знаний, сообразительность и т.д.), познавший, что инертность и застенчивость не такой уж дефект, сомнение — не глупость, а отсутствие восторженности — не тупость души, изучивший гениальные проявления психастенической личности (Дарвин, Чехов, Павлов), чувствует себя гораздо увереннее, способен по-настоящему уважать свой характер, опираясь на научные факты. В-третьих, психиатр-психастеник знает не только собственную личностную структуру, но и другие характерологические варианты. Он может предвидеть не только собственные переживания и поступки, но также переживания и поступки других людей, с которыми имеет дело, способен принимать их такими, какие они есть, без попыток радикальной личностной реконструкции, не требуя от людей иного душевного склада того, что требует от себя. Он понимает, что «плохих» людей намного меньше, чем считал раньше, что разные характеры дополняют друг друга. В то же время он отчетливее усматривает в досаждающих ему людях поверхностность, жадность, циничную беспринципиальность и т.п. — и нет уже того переживания, которое было бы, если бы он их высоко ценил. Ф. В. Бассин, В. Е. Рожнов, М. А. Рожнова (1974) замечают в этом смысле, что «ощущение униженности исчезает, если "обесценивается" личность обидчика».

А. И. Ющенко (1937) писал: «Необходимо широкое знакомство с учением о психоневрозах[22] в массах. Приведу один поучительный факт. За последние 3 года больше тысячи больных-невротиков прошли через клинику неврозов и психоневрозов Украинской психоневрологической академии. Из тысячи прошедших больных были люди всякой нации, всякого пола, возраста, социального положения. Меньше всего было врачей и ни одного психоневролога».

Таким образом, сделаться психиатром-психотерапевтом было бы идеалом психотерапии для психастеника с характерологически-поведенческими трудностями. Разумеется, было бы смешно и нелепо советовать всем молодым психастеникам избирать своей профессией психиатрию. Однако отмеченный факт свидетельствует о том, что основным в рациональной психотерапевтической работе с психастеником должно быть стремление помочь ему разобраться, насколько это возможно, в собственном личностном складе и в типологии личностей вообще. Психастеники, в силу своей личностной структуры, настолько увлекаются этими лечебными занятиями (лекции врачей, групповые беседы, чтение научной и художественной литературы с обсуждением один на один с врачом или в группе, например, работ Ганнушкина, Павлова или переживаний и поведения психастенических героев Толстого и Чехова), они настолько тонко и живо воспринимают психастенические моменты, например, в автобиографии Дарвина и воспоминаниях о нем, что иное отношение к этому делу, думается, должно дифференциально-диагностически настораживать. В основном это, конечно, долгая амбулаторная работа, снимающая с психастеника тягостные для него душевные грузы, преобразующая его отношение к себе и людям, освобождающая его подчас высокие творческие возможности, а значит, приносящая врачу радостное удовлетворение. Работа эта требует, однако, вдохновения, творчества. Потому не даю здесь подробных рецептов, отмечу лишь, что основы некоторых наших психологически-просветительных лекций для пациентов и широкой аудитории приведены в брошюре «Психопатии» (1976)[23].

Такого рода психотерапевтическая работа в конце концов совершает перестройку душевной жизни психастеника в том смысле, что он начинает жить радостно, творчески выражая свою душевную особенность в делах своей жизни. Всякий человек получает и удовольствие и облегчение в творческом самовыражении, но если, например, ювенильно-сангвиническая «врожденная хозяюшка» самовыражается с радостной легкостью на кухне, то психастеник, сообразно своему духовно-мыслительному складу, бессознательно тянется прежде всего к сугубо духовному, интеллектуальному самовыражению, творчеству, и без этого пребывает нередко в декомпенсации, мучается душевной несобранностью, раздерганностью и суетой. Психастеника трудно научить уважать в себе психастеническое, когда в силу сложившихся обстоятельств он не имеет возможности творчески выражать себя, свои особенности в любимом деле и вследствие этого не может убедиться в силе и общественной полезности некоторых своих свойств. Так, женщина психастенического склада, вынужденная заниматься домашним хозяйством, раздражается и испытывает горькое разочарование от «кухонной помойки», «постоянной стирки, глажки». На что ей творческие сомнения и нравственные искания, когда чашки валятся из моторно-неловких рук?