Всё позади, всё отлегло и отболело

Но ведаю теперь, ведь я Ведун,

Как сильным, как здоровым сделать тело,

Ведь наше тело, это тоже УМ.

Александр Живалей (поэма «Великий Дикуль»)

____________________________________________________________

НЕОБЫКНОВЕННОЕ В НАС «СИДИТ И ЖДЁТ» СВОЕГО ЧАСА.

Помните песню Бутусова: «Там …на горе (на лысой горе, на майдане, «на людях», где и болезнь, и смерть «красна») стоит крест…, повиси-ка на нё-ом, а когда надоест, мы с тобою пойдём… гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде с тобой!!!».

Мы все в настоящее время «висим на кресте» проблем, болезней, которых на самом деле нет, которые находятся у нас в голове. Висеть на кресте болезней нам уже всем порядком надоело, поэтому, пойдёмте гулять «по воде» со мной, Шиловой, Говоровым, Поповым, Гребенщиковым и Бутусовым.

Мы славяне все маги, моги. Но, наша магичность пока ограничивается, сдерживается общепринятым мнением, описанием этого мира и логикой, которую мы применяем к повседневной жизни. Иногда мы, по разным причинам, выходим за рамки привычного описания, логики этого мира. Тогда мы способны совершать то, что подподает под определение: «это просто не вероятно», «этого просто не может быть».

Если мы оглянемся на историю своей жизни, то у каждого в ней особняком стоят события, которые повлияли на нас очень сильно. Повлияли на мировоззрение, наши интересы, пристрастия и яркими «вешками» стоят в череде всех жизненных событий.

Эпизод первый. В стройотряде мы, студенты, после второго курса работали на выгрузке досок из вагонов, увязанных в пакеты шириной и высотой метр на метр и длиною около пяти метров. Краном мы выгружали эти пакеты из вагонов на бортовую машину ГАЗ-59, после чего она переезжала на складскую площадку разгружаться под другой кран. Подъехала машина с очередным пакетом. На площадке уже лежали три увязанных пакета. Два пакета лежали на земле вплотную друг к другу, а третий пакет мы выгрузили на дальний пакет. Получилась из пакетов большая длинная пятиметровая «скамейка». Третий пакет был большой спинкой этой «скамейки». Я сидел на ближайшем к машине пакете. Но машина подъехала слишком близко к пакетам. Тогда я крикнул шофёру, чтобы тот немного отъехал. У шофёра что-то было не в порядке с коробкой передач, и он вместо первой скорости, неожиданно «врубил заднюю», да ещё газанул. Я всем телом почувствовал, как машина, «прыгнула» в мою сторону и, следуя за этим рывком машины, я подтянул ноги на выступающие из пакета доски и оттолкнувшись от пакета одновременно ногами, руками и задницей, как пружина, подлетел вверх. Это меня и спасло. Находясь уже в воздухе я ощутил, как в дальний пакет, в эту «спинку большой скамейки», задним бортом кузова был нанесён удар, что пакет сильно качнуло и он чуть было не свалился на землю. Вместе со мной. Всё произошло в доли секунды. Если бы я не сделал то, что я сделал, если бы я не подлетел вверх одновременно с «прыжком» машины назад, удар кузова пришёлся бы прямо по мне. Переломало бы меня всего и убило бы, это точно. Но что-то, когда времени на размышление совсем не было, дало мне возможность мгновенно среагировать, вылететь вверх и приземлиться спиной на качающийся от сильного удара верхний пакет. В досках пакета, куда я приземлился, торчал сантиметра на два шляпкой вверх, гвоздь. На него я и приземлился. Шрам на спине от того гвоздя у меня до сих пор остался. Я занимался и в школе, и в институте спортивной гимнастикой, поэтому все, кто видел, какой я проделал «трюк», не сильно-то и удивились. Ведь от гимнастов можно ожидать всего.

Эпизод второй. Интересный случай со мной произошёл, когда мне было лет шесть. Дело было летом. Отправила меня мать в магазин за молоком. Молочный магазин находился на другой стороне автодороги. Заигравшись, задумавшись, не обращая внимания на то, есть машины на дороге, или нет, я оказался на проезжей части. Рёв сигнала машины и визг тормозов заставил меня, буквально, «оцепенеть» от страха. Машина неслась, визжа тормозами, прямо на меня. Я стоял с бидоном лицом к несущейся сбивать меня машине. Но перед тем, как она в меня маленького и испуганного должна была врезаться и сбить, я отпустил ручку бидона, выставил вперёд руки и как-то самортизировал ими. И, перебирая быстро-быстро ногами, упёршись руками в капот, метров восемь-десять, «задом наперёд», бежал впереди машины. До полной её остановки. То, что я руками спружинил, и, перебирая быстро-быстро ногами, как-то самортизировал удар несущейся на меня машины, можно отнести к разряду «из ряда вон выходящего».

Из машины выскочил испуганный шофёр. Рёв гудка, рык шофёра и страх, что меня схватят и накажут и «перевели» меня в это «особое» состояние. Именно, страх пружиной запустил меня бежать по улице. И я не бежал, а, как пуля, «летел» между кирпичными пятиэтажками по направлению к дому «Орудийной №116». Ноги двигались с такой скоростью, что большую скорость просто не могли развить, так как это было на их «конструктивном» пределе. Но в какой-то момент я заметил, что я очень быстро бегу, но при этом совсем не напрягаюсь и не дышу. Внутри себя я был предельно спокоен и оттуда отстранённо и спокойно наблюдал за этим своим перемещением, движением, бегом. Скорость была невероятная, но это перемещение не вызывало с моей стороны никаких усилий. Оно никак меня не напрягало. Я вроде бы бежал, нёсся, но при этом не дышал и совсем не уставал. Как будто бы всё происходил не со мной. Двигаться, таким образом, отстранённо, без усилий, с предельной скоростью, было очень приятно, и поэтому я носился и носился по улице, как заведённый. И не мог остановиться, наслаждаясь этим перемещением, этой свободой двигаться, перемещаться без усилий. При малейшем моём желании бежать, я тут же чувствовал себя бегущим.

По-видимому, двигаться, не дыша и не уставая, это врожденное наше свойство, способность. Но мы эту способность ещё в детстве теряем. Общаясь с уставшими, замученными взрослыми, живя по их схемам, с их болезненными реакциями на жизнь, на движения, на работу, включаясь в их схемы, мы затем так же, как когда-то сделали и они, любое своё действие, движение, деятельность научились превращать в то, за что вправе были требовать награду, плату. Но, чтобы требовать эту плату, они, взрослые, должны быть измученными, больными и уставшими (здесь «мерилом работы служит усталость…скованных одной цепью, связанных одной целью»). Выгода от наших, просочившихся во все поры нашего тела, усталости, страданий, боли и сделала нас медлительными, хронически уставшими, не свободными.

Интернет сделал доступными все библиотеки мира, все книги, учебники, и все знания, хранящиеся в них. Сейчас побеждает лишь тот, кто обрёл или максимально приблизился к обретению скрытых возможностей своего организма, кто вплотную подошёл к своей личной «абстрактной свободе», которая в детстве была почти всем доступна. Выйти на уровень жизни, когда всё, что ни делаешь, совершается без усилий - это и есть задача, которую должен для себя решить и спортсмен, и обычный человек. Сейчас во всех областях соперничества, противоборства, в сфере интеллектуальных игр победителями всегда оказываются люди, которые научились проходить к этим состояниям, способностям. Я могу учить всех желающих входить в это состояние. Где я был не раз.

Эпизод третий. Однажды я был свидетелем необычного происшествия. В то время я жил в Иркутске. Мне необходимо было срочно добраться до микрорайона Солнечный. У вокзала я поймал такси. Когда я сказал шофёру, что не местный и опаздываю, тот кивнул головой и поехал быстрее. И с этого момента я всю дорогу смотрел на него, как завороженный. Ангарский мост и далее вправо по ул. Марата все машины могут ехать и по дороге, и по трамвайным линиям. Сказать, что таксист ехал очень быстро, это значит, ничего не сказать. «Пробки» он объезжал, но как-то деликатно, не шокируя прохожих, по тротуарам. При этом он, крутя баранку, ещё мне рассказывал об Иркутске, о его улицах. О сосланных в Иркутск декабристах. С самого начала поездки стали происходить довольно-таки странные события. На проезжую часть вдруг выскакивал пешеход, а таксист спокойно тормозил и, не придавая этому вообще никакого значения, спокойно его объезжал. А то, вдруг, с перекрёстка на «красный» неслась нам в «бочину» какая-нибудь «жига». Тогда таксист притормаживал, останавливаясь в двадцати сантиметрах от проносящейся машины. Либо же выворачивал, смотря по обстоятельствам, или воево, или вправо, давая возможность выехавшей на перекрёсток машине, сманеврировать. При этом таксист все время оставался абсолютно невозмутимым. Показывая чудеса своего вождения, он не прекращал и своё историческое повествование. Я глядел на него широко открытыми глазами. От нескольких неминуемых аварий таксист каким-то чудом уходил, но уходил, как от происшествий незначительных, не придавая им вообще никакого значения. Для любого другого шофёра любая ситуация, в которую попадали мы, была бы чрезвычайным событием, после чего любого «нормального» шофёра потом целый день трясло бы и он бы неделю потом всех «гонщиков» и пешеходов «костерил» бы по-всякому. А этот таксист все экстраординарные, из ряда вон выходящие ситуации, спокойно «разруливал», всегда находя правильные варианты выхода из них. Он тогда сознательно или, не ведая того, «давал» своему пассажиру, мне, урок умения преодолевать трудности и передряги жизни, не называя их общепринятыми «сильными словами». Хотел того он, или нет, но он преподал мне хороший урок! Как нужно «разруливать» экстраординарные, возникающие на «дороге жизни» ситуации? Как объективные, будничные. Это был, воистину, «спектакль» в декорациях реального города, с «народным артистом», шофёром, который для меня, единственного своего зрителя, показывал захватывающее «театральное» действие в нескольких частях. Он вёл машину и одновременно учил меня не оценивать события Жизни с общепринятой точки зрения. «Слово – не воробей…», «Назвался груздём – полезай…», «Как корабль назовёшь, так он и поплывёт». По-видимому, все плохие таксисты – хорошие «такси-дермисты». Но они об этом не знают.

Эпизод четвёртый. В младших классах у меня, как и у многих моих сверстников, была привычка держать руки в карманах. Это было «круто», говорило о нашей мальчишеской независимости. И придавало нам, мальчишкам, некую взрослую важность. Брюки у меня были из серого форменного прочного сукна. Было это под новый год. Мы в классе наряжали ёлку. И вот мы наряжаем ёлку, разговариваем. Я держу руки в карманах, а Сашка Горин вдруг неожиданно кинул мне ёлочную игрушку. Боясь, что ёлочная игрушка разобьётся (времени на раздумья и на вынимание рук из карманов не было), я дёрнулся руками за игрушкой, чтобы поймать её. И ловко, обеими руками, поймал её! Карманов при этом я не почувствовал, не заметил, а, бросившись ловить игрушку, просто «вырвал их с мясом». Было ощущение, что я просто держал руки вдоль тела, мне кинули игрушку, и я её поймал. Потом я специально пытался разорвать брючную ткань по шву и разрыву, где она менее прочная, и не смог. Серая ткань форменной школьной одежды была невероятно крепкой. Мать, зашивая мне брюки, всё время удивлялась, как я умудрился их порвать.

Эпизод пятый. Перед самым Новым Годом кто-то в нашем студенческом общежитии рассказал, что можно на мизинцах легко поднять лежащего на столе человека. Паша Чистов вызвался для этого эксперимента «подопытным кроликом». Все куда-то разбежались, набралось нас всего Паша да вместе со мной ещё три любознательных студента. Паша лежит на столе всеми своими ста десятью килограммами. «Кровь с молоком», румянец во всю щёку. Очень добродушный всегда и спокойный. Мы вначале решили попробовать поднять его без волшебных слов: «Дух-Дух-помоги». Но сколько мы не пытались, мы не в состоянии были Пашу приподнять, даже на миллиметр. Пальцы выворачивало, Затем, не веря уже в нашу затею, мы начинаем хором и громко эти слова «орать». И на третье проговаривание: «Дух-Дух – помоги» мы делаем попытку Пашу поднять, и, о чудо, наши руки, не чувствуя Пашиного веса, сами поднимаются вверх!!! И сами же аккуратно на стол его и опустили. После этого эксперимента мы весь вечер были под впечатлением отсутствия у Паши веса. Но на следующий день все участники этого эксперимента вспоминали случившееся, как что-то не реальное. Ведь на Рождество может показаться всякое.

Эпизод шестой. В детстве я занимался спортивной гимнастикой и как-то нас тренер привёз на соревнование в Луганск. Жили мы в гостинице по три человека в номере. Как-то Олег П. сказал мне что-то унизительное, обидное, а я стерпел, так как он ещё раньше до занятий гимнастикой занимался боксом. Короче, я струсил. Он меня обидел при всех, а у меня решимости и смелости не хватило емудостойно ответить. Олег и ребята отправились смотреть город, а я остался один в номере гостиницы чужого города. Сразу после их ухода я для себя решил, что когда все вернутся с прогулки и Олег войдёт в номер, я ему скажу: «Олег, давай подерёмся». Погуляли ребята по Луганску и вернулись. Олег и все остальные зашли в номер, а я так и не смог сказать то, что для себя запланировал. Себя тогда я кем только не обзывал: трусом недостойным, мышью. И тогда я решил, что досчитаю мысленно до десяти, и на счёт десять вызову Олега на «битву». Начал я про себя считать, а меня от волнения и страха всего трясёт, но я дрожащим, заплетающимся языком на счёт «десять» всё же сумел выдавить из себя: «Олег, давай подерёмся». Олег сказал: «Давай». И тут же врезал мне кулаком снизу по скуле. Вот тут-то всё и началось.

Следующий его удар я видел уже как в замедленной съёмке. Он метил кулаком мне в нос, но движение его кулака мной ощущалось как медленное, едва заметное движение в мою сторону. Практически кулак его просто находился в положении начала удара и совсем, как мне казалось, не двигался. Я спокойно, пока кулак «полз» к моему носу, стоял и размышлял, как мне этот кулак отбить. При этом чувствовал, что могу отбить его «хоть как». И я взял, и просто отвёл его руку в сторону. Хотя отбить его руку я мог, хоть как и хоть куда. Мы с ним существовали сейчас в разных временах и скоростях, и у меня, естественно, было огромное преимущество. Затем он, всё ещё чувствуя себя сильным и ловким, начал бить мне ногой в пах. И опять его нога медленно-медленно начала двигаться туда, куда он целил. Но, по сравнению с Олегом, у меня был бесконечный запас времени. Его нога опять почти замерла на месте. Мелькнула даже мысль, что его нога «ползёт» в мою сторону целых 40 секунд. Я стоял и ждал, когда его нога поднимется повыше и в уме лениво перебирал всевозможные варианты, как мне лучше отбить его ногу: либо в сторону, либо вверх её пустить. Я мог сделать в те мгновенья с Олегом всё, что захочу, так как я находился в необычном состоянии, а он нет. Я мог спокойно отойти назад или в сторону, или ударить его в любое место, или просто выковырять ему глаза. Но я никогда не был до такой степени кровожадным и агрессивным, потому я его ногу взял и отвёл в сторону. Просто взял и просто отвёл. Следующий его удар ногой приближался к моим гениталиям тоже целую вечность, но на этот раз я снизу подхватил его ногу и продолжил её движение, пустив её вслед за ударом вверх. Олег медленно-медленно вслед за ногой начал двигаться к потолку и затем медленно, как лист с дерева, начал опускаться на пол, выставив при этом, чтобы головой и плечом больно не удариться о паркетный гостиничный пол, свою левую руку, которую тут же сломал, упав на неё всем телом.

Эпизод седьмой. На станции Андриановская, где я жил некоторое время с семьёй и работал бригадиром на железной дороге, произошёл интересный случай. От Андриановской по распадку до станции «Старая Ангасолка» «Круго-Байкальской железной дороги» было километров семь. В один морозный солнечный выходной я уговорил свою жену прогуляться к Байкалу. Одиннадцатимесячного сына я поместил в рюкзак вместе со спальником, вещами и продуктами. Из рюкзака торчала только его голова. Шли без тропы по распадку Олхинского плато, который спускался к самому Байкалу. Снег на склоне, по которому мы шли, был не глубокий, пушистый, чуть выше колена. Собака Пальма, которая увязалась с нами в поход, вдруг стала скулить и жаться к моим ногам и даже обгадилась, почти мне на ботинки. В это время моя «бывшая» тихо констатировала, что «по нам стреляют». С противоположного склона раздался в нашу сторону ещё один выстрел. От сильного волнения жены и крайней встревоженности собаки, которые передались и мне, я вдруг стал видеть, как пуля медленно-медленно летит в нашу сторону. Расстояние с противоположного склона метров в сто пятьдесят она преодолевала, как мне тогда казалось, секунд пять, и при этом она жужжала, как моторчик. Потом она с чавкающим звуком медленно ввинтилась в мёрзлую землю метрах в шести от нас. Затем в нашу сторону так же медленно полетела следующая пуля, и так же жужжа, и с таким же чавкающим звуком тоже ввинтилась в мёрзлую землю. Оказалось, что пьяные до невменяемости охотники гнали в нашу сторону медведя, а мы оказались на линии их огня. С пьяных глаз эти «придурки» из лихости, а где-то, шутки ради, начали палить в нашу сторону. Плохо, что в те времена не было носков и кроссовок из кевлара (из чего шьют бронежилеты), в которых пули, как теннисные мячики, можно было бы рукой или ногой назад отбивать. А что, моя идея о кевларовых плавках, носках, перчатках, фуражках и кроссовках непробиваемых, с помощью которых можно пули «ловить», или назад «отфутболивать», хорошая. Одежда для тех, для кого пули летают «медленно».

Эпизод восьмой. Уже совсем недавно я шёл мимо клуба «Отдых» и метрах в ста от остановки увидел, как парень ногами пинает лежащего на тротуаре мужчину. Я оттолкнул парня в сторону и, наклонившись над лежащим без сознания пожилым мужчиной, пытался определить его состояние. Вроде живой, дышит. А парень в это время ходил сзади меня, и я спиной, всей её кожей чувствовал, как он меня «ловит». Как только я отвлекусь, он тогда и меня, скорее всего, сзади, футбольным ударом ноги по голове тоже «вырубит». Эту опасность я ощущал настолько сильно, что стопроцентно был готов среагировать на его нападение. И когда он, «герой хренов», хотел уже меня «подловить» и «вырубить», я рванулся к нему и, схватив левой рукой за грудки, неожиданно для себя, легко его поднял. При этом я отчётливо отследил, увидел, что держу его на левой вытянутой руке, а ноги его болтаются над травой газона. Несмотря на то, что в нём было килограммов, наверное, 70, я поднял его одной рукой, не прилагая при этом со своей стороны никаких усилий. С таким же напряжением я мог бы держать на вытянутой руке и коробок спичек. Парень, болтаясь на руке, придушенный воротником своей рубахи и свитера, хрипло спросил: «Ты что, борец?», я ответил: «Да, борец». Имея, видимо, уважение к борцам, парень сразу обмяк. Я его поставил на землю и поинтересовался, за что он бил пенсионера. Парень сказал, что тот обозвал его «не русским». Тогда я ему констатировал, что если он сейчас же не исчезнет, то его посадят. Затем я его развернул и сильно дал ему ногой под зад.

Парень уже покорно, бормоча что-то себе под нос, направился в сторону ближайшей остановки. Мимо проходили две девушки. Я попросил их вызвать скорую помощь, а сам пошёл к двоюродной сестре, которая жила недалеко от места события. Там я рассказал ей и племяннице, что держал здорового парня на вытянутой руке, как коробок спичек. Но, рассказывая им об этом, я уже и сам в это не верил. Рассказывать кому-то о своих достижениях, которые не вписываются в общепринятую логику, себе же дороже. Во время своего повествования ты сам начинаешь смотреть на произошедшее глазами того, кому ты всё это рассказываешь. Тем самым, ты всё, что с тобой произошло, нивелируешь, обесцениваешь до философии, мировоззрения и способностей своего оппонента. Делиться своими успехами и достижениями надо не с каждым. Выборочно.