Тема 5. Философские основы диалогического подхода

Контактирование и диалогический процесс; характеристика «Я-Ты» момента.

Учитель, чьи ученики не являются средством для его удовлет­воренности, но который заботится об уникальном развитии каж­дого ученика, находится в «Я-Ты» отношениях. Каждый, кто ищет дорогу к «другому» с подлинной бережностью, которая происходит из ценности личности, пронизан смыслом «Я-Ты» отношений.

Характеристика «Я-Ты» момента

Это особенный момент инсайта или просветления, во время которого участники подтверждают друг друга в их уникальном существовании. Такой момент встречается во время подлинно­го диалога и часто является кульминационной точкой диалоги­ческого процесса. Ирвин и Мириам Польстеры назвали «Я-Ты» момент эпизодом контакта. Любой опыт «Я-Ты» момента — это возможность интеграции и достижения целостности, с помощью этого опыта каждый человек может восстановить свои отноше­ния с миром.

Иногда этот момент происходит между терапевтом и клиен­том, которые ведут себя так открыто по отношению друг к дру­гу, что подлинное бытие двух личностей соприкасается. В гештальт-терминологии такой полный эпизод контакта есть реали­зация процесса формирования гештальта внутри специального контекста, который Бубер назвал межчеловеческим событием. «Узы личностного как бы спадают с нас и мы переживаем не­раздельное единство» (Бубер, 1995). Но не все эпизоды контакта являются диалоги­ческими — так, удовлетворение чувства голода не является диа­логическим эпизодом. «На основе «Я-Ты» рождается диалог: субъективность, изолированность, укорененность в мире Оно перерастает в общность» (Бубер, 1995). Эта общность, по Буберу, принципиально отличается от коллективизма, в котором «Я-Ты» неразличимо (Филатов, 2001). Диалогический эпизод — это эпизод контакта, который включает двоих людей и подразу­мевает развитие чье-либо личности.

В гештальт-терапии контакт имеет полярности слияния и изоляции. Для многих клиентов опасность при встрече представляет конфлуэнция; риск при этом состоит в том, что кто-то может быть поглощен в результате объединения с другим. Вдобавок к такому страху быть пойманным в слиянии существует страх, что после этого одиночество и изоляция станут еще больше, чем раньше. Для таких индивидуумов «Я-Ты» отношения не являются и безоговорочно хорошими. Личность, которая регулирует свои отношения с помощью изоляции, боится и бежит от диалога, представляющего опасность для такой возможности. Проблема состоит в том, что контакт не может быть статическим, никто и не может знать что-то наперед, но именно это позволяет более глубоко находиться в настоящем и рисковать, узнавая свои возможности.

Качественные характеристики диалогических отношений: присутствие, включенность, подлинное и откровенное общение, признание-подтверждение.

По Линн Джакобс (1989), базальный контакт и процесс осоз­навания являются условиями для диалога, тогда как сам диалог представляет собой специфическую форму процесса контакти­рования, относящегося к отношениям между людьми. Диалоги­ческие отношения рассматриваются как межличностная модель феноменологического подхода к осознаванию.

Качественные характеристики диалогических отношений

В качестве необходимых условий для диалога в терапевтичес­ких отношениях терапевт-пациент выделяются присутствие, подлинное и открытое общение (коммуникация), включенность (по Jacobs, 1989) и признание-подтверждение. Йонтеф (2001) добавляет к ним обязательство перед диалогом и диалог как жизнь, акцентирующий со-творение. Рассмотрим эти характеристики на примере психотерапевтических отношений.

Присутствие

Это самый основной и наиболее трудный элемент диалогических отношений. Присутствие – это привнесение себя полностью в интеракции (Yontef, 1991). Присутствующим является тот, кто не пытается влиять на другого, чтобы тот увидел его в соответствии с его образом себя или представлениями о себе. И то время как нет никого, кто был бы свободен от желания быть увиденным определенным образом, присутствие все-таки дол­жно преобладать в подлинном диалоге. Терапевт, например, дол­жен отказаться от того, чтобы постоянно сохранять образ «хо­рошего терапевта». Если терапевт ведет себя в соответствии с образом «целителя», диалогический процесс прерывается, поскольку другой человек (пациент) становится только средством для реализации потребности терапевта выглядеть подобным образом (Jacobs, 1989, 1991, 1998).

Терапевт скорее желает быть увиденным клиентом, чем на­меренно стремится к этому, не пытаясь манипулировать или управлять тем, как его видит клиент. Это дает клиенту шанс встре­титься с другим. Ведь клиенты от­части идут в терапию из-за того, что их значимые люди не хотят или утратили способность стать субъектами для клиента. Это родители, закрытые для своих детей, или просто депрессивные, или нарциссически ориентированные, нуждавшиеся в том, чтобы быть увиденными определенным образом и не позволившие своим детям увидеть их реально. Эти выросшие дети могут чувствовать безнадежность и отчаянье из-за неспособности к под­линной и глубокой связи с другими людьми. Такая встреча стано­вится возможной только тогда, когда пациент получает возмож­ность встретить подлинного «другого». Так что терапевт может стать первой личностью в их жизни, к которой они могут подой­ти, найти и найти себя через «другого» и через свои отношения с терапевтом, желающим быть субъектом. Таким образом, «инаковость» является очевидным параметром присутствия.

В терапии клиент может впервые получить возможность уви­деть доступного реального человека с его защищенностью и способностью преодолеть эту защищенность, способностью например, извиниться перед клиентом за сарказм, оказавшийся следствием чувств униженности или страха. Но если терапевт имеет намерения или неосознанные нарциссические потребности к демонстрации себя как отличающегося от пациента, но не имеет цели встретить «инаковость» пациента, его включенность разрушается. Для терапевта его «инаковость» подчинена текущему процессу, в который он погружен (Jacobs, 1991). Одна из самых распространенных ошибок начинающих терапевтов состоит в навязывании себя пациенту. Это навязывание они представляют как выражение подлинного диалога, однако же диалог в терапии всегда соизмеряется с потребностями пациента и его готовностью к встрече с «другим».

Присутствие не может стать правилом для терапевта, но со­противление присутствию должно быть им исследовано. В гештальт-терапии, где контакт рассматривается как «основной орган личности», личности терапевта придается центральное значение для появления изменений в поведении. Когда контакт затруднен, многие гештальт-терапевты уделяют время исследо­ванию своих трудностей в супервизии, чтобы поддержать свою способность присутствовать. Это касается, например, момен­та, когда терапевт принимает защитную позу превосходства или когда он интерпретацией пытается преодолеть свое бессилие.

Практикуя присутствие, терапевт позволяет себе двигаться по направлению к клиенту и использовать полный спектр эмо­ций и поведения в контакте с пациентом: контакт глазами, фи­зическое соприкосновение, движение – все это будет говорить о его присутствии. Присутствие включает силу и бессилие тера­певта. Терапевт может сильно влиять на клиента и в решаю­щие моменты его любящая позиция может производить значительный терапевтический эффект. Но в реальности терапевт бессилен изменить клиента, сделать его жизнь лучше, и эту боль желания и бессилия он может привнести во встречу.

Для того чтобы поддержать присутствие, очень ценен феноменологический подход – поддержка того, что происходит, без предрассудков и интерпретаций. Комбинация присутствия с феноменологическим подходом может сделать возможными «Я-Ты» отношения. При этом «в задачи гештальт-терапевта входит выражение своих переживаний клиенту. Регулярно, с рассудительностью и проницательностью, он сообщает о своих наблюдениях, пред­почтениях, чувствах, получаемом опыте и мыслях. Таким образом, делясь личной перспективой, он моделирует феноменоло­гические послания, помогающие обучать клиента доверию и использовать непосредственный опыт для усиления осознавания» (Йонтеф, 2001). А значит, и у клиента будет возможность привнести себя во встречу с терапевтом. Если терапевт рассу­дителен и думает, что клиент нуждается в изменениях, клиент будет скрывать то, что важно для него. Реальность терапевта не является более правильной, чем реальность клиента, просто это другая перспектива.

Однако некоторыми клиентами любое выражение «инаковости» терапевта будет восприниматься как тягостное столкно­вение с ним. Одним из очевидных параметров присутствия является само раскрытие — подлинное и откровенное общение терапевта с пациентом. Самораскрытие само по себе подразумевает такой момент терапевтического процесса, в котором пациент оказы­вается лицом к лицу с «инаковостью» терапевта. Это достаточ­но сложно мотивированная интервенция.

Включенность

Бубер определил включенность как характеристику терапии следующим образом: «Терапевт должен чувствовать другую сто­рону — сторону пациента — во взаимоотношениях как телесное прикосновение, для того чтобы знать, как пациент себя чувству­ет». Имеется в виду конкретное представление образа реаль­ности другого человека при сохранении self-идентичности те­рапевта. Терапевт, практикующий включенность, видит мир глазами другого человека настолько полно, насколько это воз­можно. Это высшая форма осознавания себя и другого (Yontef, 1993). Это сензитивный настрой на другого человека (и на его «инаковость»), но терапевт должен осознавать эффект своих собственных действий. Гештальт-терапевты говорят о контакте и о включенности в одном ключе – изменения происходят че­рез контакт и через включенность.

Включенность – это понимание клиента, стремящееся к сво­ей полноте. В терапевтических отношениях терапевт поддержи­вает два полюса одновременно: полюс клиента (видеть то, что происходит из перспективы клиента) и свой полюс – полюс те­рапевта (рассмотрение того, что происходит в отношениях из перспективы терапевта). Такое профессиональное поведение – основной инструмент терапевта, называемый односторонней включенностью. Терапевт принимает на себя некоторые обяза­тельства (быть присутствующим, откровенным, отдающимся течению диалога), но при этом не ждет взаимности от пациента. Клиенты чаще всего и не в состоянии практиковать включен­ность в начале терапии, а когда они оказываются способными это делать, терапия, по мнению Бубера, может заканчиваться. Именно односторонняя включенность терапевта делает отноше­ния терапевтическими.

По мнению Йонтефа (2001), включенность «состоит в полном погружении, настолько, насколько это возможно, в пережива­ния другого человека без стремления осудить, проанализировать или истолковать его поведение – и одновременно в сохране­нии чувства своего отдельного, автономного присутствия... С помощью включенности обеспечивается безопасность окру­жающей среды, необходимая для феноменологической работы, а общение и понимание переживаний пациента помогает сде­лать самосознание пациента более отчетливым».

Достижение «Я-Ты» момента – диалогический путь интер­персонального контакта – самый большой потенциал челове­ческого развития. Если терапевт находится в контакте с клиен­том через существование в настоящем и включенность, он бу­дет изменяться, и пациент, оказывающийся в контакте с тера­певтом, будет изменяться тоже. Контакт равен изменениям, по­скольку при идентификации с настоящим изменения происхо­дят автоматически, ведь только борьба против существующего в настоящем прерывает контакт.

Для достижения включенности терапевт должен быть терпе­ливым к тому, с чем встретится в контакте. Это может быть тре­вога и масса других чувств, относящихся к опыту клиента и опы­ту терапевта, которые будут возникать при встрече с трудностя­ми и возвращать терапевта к факту потери или ограничения вклю­ченности. Подобные ограничения проявляются в потере способ­ности конфронтировать склиентом, в защищенности и саркас­тичности — избегании чего-то, чего терапевт не хочет видеть, не­желании соприкасаться каким-то болезненным для себя опытом или тем, что опыт отношений клиента с терапевтом совсем не та­кой, каким бы его хотелось видеть, или что он неправильный.

Итак, одна сторона включенности состоит в том, что терапевт стремится понять, что делает и что предпочитает делать клиент в отношениях с терапевтом и в своей жизни. Вторая сторона – отслеживание его (терапевта) собственных реакций на это. Присутствие и включенность находятся в диалектических отноше­ниях друг с другом. Через практику включенности терапевт по­нимает, как его присутствие воспринимается пациентом, а так­же то, какой вид «инаковости» ищет пациент в отношениях с ним. Понимая это, он может адаптировать свое присутствие так, чтобы соответствовать потребностям роста пациента. Постоян­ное колебание между присутствием и включенностью, а также гибкая адаптация терапевтического присутствия — все эти па­раметры «выходят из игры» в определенный момент терапии. Это «Я-Ты» момент, в котором происходит потеря ролевой позиции терапевта

Признание

В теории диалога есть специфические представления о так называемом признании-подтверждении'. Близкими по смыслу английскому Confirmation в русском языке являют­ся два термина — «подтверждение» и «признание», характеризующие одновре­менно подтверждение существования личности и признание личности в ее целос­тности, какой она является в данный момент, а также в потенциале ее развития.

Признание означает, что индивидуум является воспринятым (акт подтверждения су­ществования) и признанным в его целостном существовании (Бубер). Акт признания требует, чтобы участник диалога всту­пал в феноменологический мир другого человека без рассужде­ния или предубеждения в тот момент, когда познает чье-то бы­тие. Кульминация «Я-Ты» отношений представлена моментом, когда другой (пациент) знает, что он представлен терапевту в его самости, без тенденции к интерпретации или какому-либо спе­циальному влиянию. Такой пиковый момент отношений харак­теризуется взаимностью – это соприкосновение и подтверж­дение-признание существования одновременно, без потери чьей-либо личности или сепаратности.

Некоторые гештальт-терапевты выделяют различия между принятием и признанием (Friedman, 1985), состоящие в том, что признание (подтверждение), в отличие от принятия, является динамическим понятием. Терапевт встречает пациента, прини­мает и признает его таким, «какой он сейчас есть». Но это толь­ко первый шаг. Признание не означает, что терапевт хочет под­тверждать только то, что есть, он принимает личность в ее дина­мическом существовании, в ее потенциальности, в том настоящем, в котором пока еще скрыто ее будущее. Таким образом, пациент должен быть признан в том, кем и каким он станет, даже если в настоящем он демонстрирует саморазрушительное по­ведение и миллион защит*. В то же время К. Роджерс не признавал разницу между принятием и при­знанием, поскольку считал, что если пациент чувствует себя принятым, то это по­могает ему преодолеть защитные барьеры и его способность быть живым возрас­тает. Поэтому нет необходимости апеллировать к не наступившему еще будущему пациента; если тот встречается с кем-то по-настоящему, то он встречается с тем, кто живет и меняется.

Важен также вопрос о реакции терапевта на манипулятивное поведение пациента. Термин «манипуляция» возникает тог­да, когда терапевт фокусируется на терапевтических отноше­ниях, в частности, на пути, которым поведение пациента влияет на него. К подобному поведению пациенты прибегают тогда, когда не доверяют процессам своей self-регуляции, а само ма-нипулятивное поведение отражает попытку пациента удовлет­ворить свою потребность. Когда терапевт начинает видеть мир из перспективы пациента, последний делает не так уж много манипулятивных попыток достичь желаемого, как при конфлик­те между страхом и желанием, и, соответственно, требуется меньше попыток конфронтации с его поведением (Jacobs, 1989). Конечно, временами терапевту может очень не нравиться то, что делает пациент, и это требует терпения от терапевта. Такие чувства должны быть осознаны и сохраняться в фоне для под­держания диалогической позиции, которая иногда не проговари­вается на словах. Это способность быть с пациентом, например, испытывая гнев или отвращение, способность оставаться откры­тым и чувствительным, насильно не «улучшая» свои чувства.

ЛИТЕРАТУРА

1. Антропова Н. К. Становление диалогических позиций М. М. Бахтина и С. Л. Франка. - http://virlib.eunet.net/sofia/01-2000/text/0101.html.

2. БахтинМ. М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979.

3. Гюйссер А. Парадоксальная теория изменений // Гештальт 2001. Сб. материалов Московского гештальт-института. — М.,2001. — С. 6—14.

4. Бубер М. Я и Ты // Два образа веры. — М., 1995. — http://www.ph.ilo-sophy.ru/library/bub/O.html.

5. Йонтеф Г. Гештальт-терапия: введение // Гештальт 2001. Сб. матери­алов Московского гештальт-института. — М., 2001. — С. 15 — 24.

6. Лифинцева Т. П. Философия диалога Мартина Бубера. — http:// www.philosophy.ru/liphras/library/lifinceva.htm.

7. Мартин Бубер — Карл Роджерс: диалог // Московский психотера­певтический журнал, 1994, № 4. — С. 67 — 96.

8. Перлз Ф., Гудмен П. Теория гештальт-терапии. — М.: Институт обще­гуманитарных исследований, 2001.

9. Филатов Р. Отношения «Я-Другой» в свете поздних сочинений Юнга // Московский психотерапевтический журнал, 2001, № 1. — С. 24 —41.

10. Шон С. Я-Ты и перенос // Гештальт-94, Сб. материалов Московского гештальт-института. — М., 1994. — С. 30 — 36.

Тема 5. Философские основы диалогического подхода

1.Философская традиция М.Бубера как основа гуманизации взаимоотношений педагога и учащихся; два типа отношений «Я-Оно» и «Я-Ты»; предпосылки к диалогу.

2. Контактирование и диалогический процесс; характеристика «Я-Ты» момента.

3. Качественные характеристики диалогических отношений: присутствие, включенность, подлинное и откровенное общение, признание-подтверждение.

1. Философская традиция М.Бубера как основа гуманизации взаимоотношений педагога и учащихся; два типа отношений «Я-Оно» и «Я-Ты»; предпосылки к диалогу.

В педагогической практике воспитательная деятельность и философия тесно связаны. Педагогические интервенции воспитателя часто обусловли­ваются его философской позицией.

Тяготение воспитателя к тем или иным философским концепциям и положениям зависит от преобладающих личных, субъективных тем его жизни.

Какую же тему предлагает для обсуждения Мартин Бубер (1878 – 1965) – один из самых интересных философов прошло­го столетия, создавший так называемую «диалогическую онто­логию»? Основным понятием и стержневой темой его филосо­фии является «диалог» — точка пересечения всех классическим тем философии XX века.

Диалог рассматривается как разговор двух и более лиц, а так­же как процесс их общения и взаимодействия. Он предполагает межсубъектное общение взамен гносеологической парадигмы «субъект-объект».

Мистический опыт общения с Богом, необходимый для су­ществования любой религии, становится основанием для учений «о диалоге, который превыше речи», и в западной культуре. Все известные западные философы и психологи того времени разделяли точку зрения, что человеческая психика рождается и развивается в условиях связанности (в отношениях; слово relation в английском языке означает «отношение», «связь») с другими людьми и нет человека без отношений с другими.

Существуют два основных фокуса, описывающих природу отношений в любом педагогическом (психотерапевтическом) процессе. Первый – это роль самих отношений в общем педагогическом процессе, то есть важность отношений как воспитательного фактора (по сравне­нию с другими факторами). Второй фокус – харак­теристики педагогических (воспитательных) отношений, например, структура воспитатель-воспитанник отношений, диапазон профессиональ­ного поведения педагога и т. п.

Углубленное исследование проблемы контактирования и построения отношений находит свое развитие в современном психотерапевтическом направлении гештальт-терапия или гештальт-подход. Представители этого подхода описывают различные аспекты психотерапевтических отношений психотерапевта-клиента. Для педагогической практики их исследования могут помочь раскрыть сущность поддерживающих отношений педагога-воспитанника, разрабатываемых в концепции, предложенной О.Газманом. Терапевтические отношения в гештальт-терапии не является простыми для описания, несмотря на более или менее четкое согласие с отдельными характеристиками отношений; более полное понимание роли терапевтических отношений находится еще в стадии развития. Исторически существуют два основных акцента в описании терапевтических отношений: акцент на контакте (И. Фром, И. и М. Польстеры, 1998) и акцент на осознавании (PHG, 1951,1993, 2001). Третий возможный акцент – на отношениях «Я-Ты», отношениях, которые Мартин Бубер назвал подлинным диалогом, отношениях, способствующих развитию человеческой индивидуальности (Бубер, 1995), а Стивен Шон (1994) – духовным измерением контакта между людьми.

Ценность философской традиции Мартина Бубера для развития теории гуманистической педагогики состоит в том, что в центр человеческого существования он поставил специфическую формуконтакта, а именно «Я-Ты» отношения, которые фокусируются на живом опыте личности (Jacobs, 1998). Кроме того, это не опыт личности самой по себе, а опыт личности в обществе, которое определяет воспитание и является неотъемлемой его частью.

М.Бубер ставил перед собой вопрос о том, что же создает имен­но человеческое бытие. Его ответ – человеческие бытие опре­деляется отношениями, и человек не может прийти к бытию ина­че, чем через диалог. Именно диалог является онтологическим центром жизни.

М.Бубер имел в виду два типа отношений. Один из них он на­звал «Я-Оно» отношениями, а другой «Я-Ты» отношениями. «Я-Оно» отношения включают намерения, желания, чувства, суж­дения, ориентацию, рефлексию, самоосознавание и осознавание отдельности. Это мир «вещей» среди других «вещей», мир значений и целей, мир смыслов и следствий. Таким способом мы живем во времени и в пространстве. Идеи, чувства, попытки стать понятными для других людей — все это помещено в мире «Я-Оно». Мы ориентируемся во времени, мы думаем, мы можем сказать, что чувствуем, или выразить убеждение. Таким обра­зом, говоря о физическом мире, о пространственно-временной структуре, о причинности, мы подчиняемся установке «Я-Оно» и используем соответствующий ей язык. Другими словами, «Я-Оно» – это смысл отношений в мире, смысл интеракций с ми­ром, в котором мы живем. Это способ, который занимает у нас 19% времени жизни, но в этом процессе имеется субъект-объектное расщепление. Например, знание, извлекаемое из субъект-объектных отношений, может рассматриваться только как фрагментированное «Я-Оно» знание. В этом субъект-объектном от­ношении мир не играет активной роли и воспринимается пас-сивно, как объект или используется как инструмент. В мире «Оно», мире сепарации между субъектом и объектом невозмож­ны взаимные отношения.

Но возможен и иной подход, при котором понятия простран­ства, времени и причинности оказываются совершенно бес­смысленными; такой подход М. Бубер назвал диалогическим. Этот подход, «Я-Ты», по мнению Бубера, создает истинно человеческое бытие. Мы можем обращаться к предметам, людям и Богу как «Ты», как будто перед нами живое существо, личность и, более того, ДРУГ. «Я» и «Ты» при этом вступают в онтологи­ческий диалог. М.Бубер пишет: «Мир «Оно» находится в контек­сте пространства, времени и причинности. Мир «Ты» – вне кон­текста пространства, времени и причинности». Это мир, где нет материального пространства. Отношения перемещаются в эмо­циональное пространство.

При обращении к «Ты» внезапно возникает целостность, интегративность образа. «Я» появляется только в контакте с «Ты». «В отношении «Я-Ты» можно говорить только о целостном бы­тии», – пишет Бубер. Когда мы находимся в мире «Оно», мы воспринимаем только отдельные вещи, части этого мира. Но каждое «Ты» — это целостность, а не вещь среди вещей.

М.Бубер выделял три вида отношений «Я-Ты» в мире. Человек может относиться как к «Ты» к природе, к другим людям и к ду­ховным субстанциям (мир людей, идей и природы). К духовным субстанциям Бубер относит все творения человеческого духа - божка, вырезанного из камня кроманьонцем, музыкальную сим­фонию, математическую теорию или философскую систему. Отношение «Я-Ты» всегда сопровождается любовью. Любовь - это ответственность «Я» за «Ты», ощущение того, что они необ­ходимы друг другу. Любовь также выступает как интенциональность, направленность отношения «Я-Ты». Ненависти и равно­душия в «Я-Ты» отношениях быть не может. Они возникают тог­да, когда не видится целостное бытие. «Чувства живут в челове­ке, — пишет Бубер, – а человек живет в любви». Вовлеченность в «Я-Ты» отношения подтверждает каждую сторону этих отно­шений в одновременном существовании.

Одна из значимых тем философии Бубера – проблема меж­личностной коммуникации. И здесь возникает одно из интерес­нейших понятий философии Бубера – понятие «Другого». «Дру­гой» –то, что не есть «Я», иное по отношению ко мне и в то же время подобное мне, равный мне субъект, обладающий свой­ствами личности. «Другой» для Бубера – это не только люди, но и деревья и цветы, животные, произведения искусства, научные теории, Бог... Но самое главное – это отношение между чело­веком и человеком. М. Бубер много раз повторял, что одно из главных заблуждений человечества – вера в то, что дух внутри нас (например, как в буддизме), тогда как он – между нами, между «Я» и «Ты». Дух – это воздух, которым дышат «Я» и «Ты».

Эта идея (отношения с «другим») развивалась и российским ученым М. Бахтиным (1979). Для него проблема диалога – это прежде всего проблема «Другого»; по-Бахтину, именно отноше­ние к «другому» создает личность. Диалог — это путь познания личности, ее внутреннего мира, ее мыслей и идей. Для М. Бахти­на «чужое я» тоже не просто объект, а другой субъект. Он, как и М. Бубер, делал акцент на «Другом»: «Я» осознает» и становится самим собой, только раскрывая себя для другого, через другого и с помощью другого; «Я» существует лишь потому, что есть «Другой», для которого мое «Я» – «Ты». Российский философ С.Л.Франк также представлял «чужое Я» в качестве субъекта, воспринимающего другого субъекта. Кроме отношений «Я–Ты», Франк считал первичными и основными отношения «Я-Мы» (социальное бытие) и уделял большое внимание анализу межличностных диалоговых отношений (Антропова, 2000).

Далее М.Бубер пишет об отношениях «Я» и «Ты» (Бубер, 1995). «По ту сторону субъективного, по эту сторону объективного, на узкой кромке, где встречаются «Я» и «Ты», лежит область «Меж­ду». Это «Между» и есть пространство диалога. Именно в этой области происходят реальные события, диалог и урок. Фунда­ментальным фактом человеческого существования не является ни отдельный человек как таковой, ни общность как таковая». И здесь термины «Я» и «Ты» не имеют иного значения, кроме как по отношению друг к другу. Нет «Я в себе» и «Ты в себе». А существо бытия находится как раз между ними, между «Я» и «Ты» (с точки зрения гештальт-терапии, «Между» – это как раз граница контакта). Эту сферу Бубер описывает романтически «В затемненном зале между двумя чужими друг другу слушате­лями, которые в одинаковой чистоте и с одинаковой интенсив­ностью внимают звукам Моцарта, возникает едва ощутимая и тем не менее элементарная динамическая связь, которая исчезает, как только загораются огни».

Эта разновидность диалога акцентирует дифференцированность больше, чем эмпатию и настрой на другого. В отношении «Я» и «Ты» нет никакого мистического единения. Каждый остается собой. Называя кого-то или что-то, мы как бы отделяем его от себя и обращаемся к нему с просьбой ответить нам. «Ты» су­ществует «для меня», но не становится мною, точно так же и «Я» существую «для него», для «Ты», но не становлюсь им.

«Я» отношения «Я-Оно» отличается от «Я» отношения «Я-Ты». В первом случае «Я» — это индивидуум. Индивидуум появляет­ся посредством выделения (отделения) себя от других сущнос­тей. Во втором случае «Я» представляет собой личность, кото­рая проявляет себя через контакт, через отношение с другими людьми или сущностями. Бубер полагает, что, обращаясь к «Ты», мы обращаемся к «Вечному Ты», к Богу, потому что через значе­ние, возникающее в обычных встречах «Я-Ты», человек находит возможность преодолеть отчуждение, жить в мире как в своем собственном доме. «В каждой сфере жизни по-своему, в каждом процессе становления, предстающем нашему взору, мы видим горизонт Вечного Ты; в каждом случае мы ощущаем дыхание Веч­ного Ты; в каждом Ты мы обращаемся к Вечному Ты... В Вечном Ты сходятся все линии отношений Я-Ты в мире» (1995).

Но человек не может все время жить в «Я-Ты» отношениях. Это достаточно краткий момент связанности, подтверждения существования, «да», сказанное тебе кем-то другим. Это «да» означает, что ты существуешь и ты признан другим. В момент «Я-Ты» происходит подтверждение нашего существования как уникального субъекта встречи и это не обязательно момент при­нятия. Скорее, это момент признания-подтверждения, момент, когда мы признаем другого и этот другой признает нас. Позиция экзистенциального доверия дает возможность для появления «Я-Ты» момента.

Диалог в педагогическом общении не может быть целью. Он вырастает из «Между» контактирующих личностей. Это то, что возникает, когда Ты и Я идут вместе в аутентичной контактной манере, это то, что может случиться, когда обе стороны присутствуют и при этом результат не контролируется. Старание делает интеракцию недиалогичной (Yontef, 1993).

В момент «Я-Ты» встречи нет цели, встреча является полной сама по себе. Это момент целостного существования, более пол­ного, чем в какие-либо моменты размышления или нацеленнос­ти на что-либо. Встреча означает способность предаться момен­ту, быть поглощенным чем-то или кем-то, доверяя текущему процессу, отдаваясь взаимности и саморегуляции, не думая о том, что нужно делать в следующий момент. Такая встреча по­тенциально целительна. Даже один такой опыт дает толчок раз­витию человеческой личности. Нацеленность на что-либо раз­рушает встречу, так как участники не могут полностью быть здесь. В момент встречи человек не занят исходом.

Подлинный диалог состоит из этих двух способов отношений («Я-Ты» и «Я-Оно»). Между этими модусами существования есть динамические отношения, так каждый способ создает фон для другого. Творческая и здоровая жизнь представляет собой ба­ланс между этими двумя способами жить. Бубер писал, что без отношений «Я-Оно» человеческое бытие не существует, но и тот, кто живет только так, — не человек. Линн Джакобс (2000) под­черкивает важность для практики терапии утверждения Бубера о том, что клиенты, приходящие к терапевту, не имеют возмож­ностей для «Я-Ты» встречи, но не имеют потому, что даже их «Я-Оно» отношения не становятся плодородной почвой для «Я-Ты» встречи. Их способность к диалогу нарушена. В этом смысле невроз может быть понят из диалогической перспективы как отчуждение между областями «Я-Оно» и «Я-Ты».

Гештальт-терапия дает описание предпосылок к диалогу со стороны терапевта. Мы можем распространить их и на педагога, который придерживается гуманистической концепции воспитания. Предпосылками к диалогу (со стороны педагога) является его способность предаться текущему опыту, доверие к себе и дру­гим, подлинный интерес к другому человеку (воспитаннику), постоянное движе­ние (гибкость, подвижность). Его барьеры на пути к диалогу – это так называемая объективность, позиция наблюдения, теоретизирование, неспособность сфокусироваться, склонность к стереотипам, ограничение личностного осознавания, трудности в принятии аффектов воспитанника — боли, гнева, стыда, тревоги и других.