Убийства мужей и сожителей, совершенные в состоянии аффекта
Наблюдение № 1
С. — 43-х лет, обвиняется в убийстве. АСПЭК Костромской области психиатрической больницы от 28 января 1997 г. Акт № 53.
Из материалов уголовного дела, со слов испытуемой известно: наследственность психическими заболеваниями не отягощена. Родители отличались спокойным, покладистым характером. Испытуемая родилась от нормальной беременности, родов, 4-м ребенком. В детстве росла и развивалась правильно. Формировалась тихой, послушной, добросовестной. Всегда ответственно относилась к любым поручениям. Тяжелые соматические заболевания не переносила. В школу пошла своевременно, училась «без троек». Была застенчивой. Сама инициативы не проявляла, к лидерству не стремилась. Замечания в свой адрес переживала болезненно, снижалось настроение, выискивала в себе недостатки. Долгое время не могла прийти «в норму». В период полового созревания каких-либо расстройств психической деятельности у нее не наблюдалось. Месячные начались с 14-ти лет, установились сразу. По характеру не менялась. Окончила 10 классов, кооперативный техникум, работала экономистом. С 20-летнего возраста проживала одна. Из-за стеснительности, робости не могла познакомиться с молодыми людьми. Инициативы никогда не проявляла. В 20 лет вышла замуж, спустя год родила ребенка. Роды протекали нормально, ребенок родился здоровым. Муж практически с самого начала семейной жизни стал злоупотреблять спиртными напитками, работал сантехником. Приработок тратил на спиртное. Когда приходил домой пьяный, ничем не занимался, ложился спать. В последующем с усилением пьянства становился все более раздражительным, придирчивым, конфликтным. С 1990 г. стал пить практически каждый день, стал проявлять агрессию по отношению к жене, дрался, бил кулаками и различными предметами по телу, голове, выгонял из дома. К этому времени семейные отношения были очень плохими. Со слов испытуемой жила в основном ради ребенка. На работе характеризовалась положительно. В характеристике указано, что проявила себя как грамотный работник, знающий свое дело. Замечаний не было. Соседями характеризовалась вежливой, положительной. Отмечено, что вела трезвый образ жизни, была заботливой матерью. В 1991 г. 9-летняя дочь испытуемой была сбита машиной и погибла. Потерю дочери перенесла крайне тяжело. Смерть ребенка восприняла, как «крушение всей жизни», не могла поверить, что такое случилось. Первое время практически ничего не могла делать, сидела в одной позе, плохо воспринимала слова окружающих, не понимала, что происходит. Спустя несколько дней после гибели дочери появились слезы, оставался стойко сниженный фон настроения, не могла ни о чем думать, кроме как о ребенке, ежедневно ходила на кладбище, осунулась, постарела. Считала и тогда, и в последующие годы, что муж виновен в смерти дочери. Муж все время, несмотря на трагедию, продолжал пьянствовать. Два года испытуемая не могла забеременеть, хотя страстно хотела иметь ребенка. В 1994 г. родила второго ребенка, воспитывала в условиях гиперопеки. Постоянно переживала о том, что с ребенком может что-то случиться. Мужа как человека уже не воспринимала. Побои, пьянство сносила безропотно, попыток к разводу не предпринимала, так как, по ее слова, квартиру разменять было невозможно, а без этого разводиться смысла не было. В последнее время с работы испытуемая приходила поздно, муж забирал ребенка из детского сада ежедневно. Из материалов уголовного дела известно, что 28 апреля 1996 г. С. в своей квартире причинила своему мужу черепно-мозговую травму, от которой он в больнице скончался. В ходе следствия испытуемая показала, что придя домой, в тот день она увидела двери квартиры распахнутыми. Муж сидел на полу, был сильно пьян. Она растолкала его, спросила «где дочь?», он ответил, что забрал ее из садика, но ее, т. е. дочери, нигде не было. Что случилось потом, она не помнит, отключилась. Возникло сильное волнение, перед глазами все потемнело. Чем била мужа, сказать не могла, но полагала, что била табуретом. Помнит, что выскочила из квартиры, побежала в садик. Найдя дочь, вернулась домой. Увидела мужа на полу, не предполагала что с ним, подумала, что он валяется пьяный, а когда услышала, что он хрипит, вызвала «скорую» и милицию. Из показаний сестры испытуемой, С. говорила ей, что когда не обнаружила дочери в квартире — «психанула». Что сделала — не помнит. Помнит, что побежала в садик проверять ребенка, вернулась, удивилась, что Николай хрипит, вызвала скорую помощь. Виноватой себя совсем не чувствовала.
При амбулаторном обследовании в настоящее время (спустя 9 месяцев после совершения правонарушения) установлено следующее: Физическое состояние удовлетворительное. Нервная система: без знаков очагового поражения.
Психическое состояние: настроение снижено, несколько заторможена идеаторно. Жалуется на чувство пустоты в душе, слабость, плохой сон с кошмарными сновидениями. Говорит, что ей тяжело все делать, работает машинально, просыпается рано. В то же время отмечает, что в настоящее время состояние ее несколько улучшилось и с течением времени становится лучше. Тягостные воспоминания постепенно уходят, переживания ослабевают. Остается тревога, беспокойство, т. к. не знает, что с ней будет дальше, а с ее судьбой впрямую связана судьба ребенка. Описывает себя человеком спокойным. Говорит, что ей никогда не были свойственны агрессивные формы поведения, она всегда уступала. В школе никогда не была лидером и в последующем старается не выделяться особо. Главным приоритетом в жизни являлась семья, а в семье — ребенок. Причем ребенок стал высшей ценностью для нее не сразу а тогда, когда пришло окончательное понимание, что жизнь с мужем и не наладится, человек он пропащий, чувств к нему больше не было. Не могла уйти от него, т. к. по своей сути была не способна к активным действиям, хотя пьянство мужа и нанесение ей побоев переносила тяжело. Говорит, что уже к 90-м годам стала замечать у себя не свойственную ей раздражительность, утомляемость, пониженное настроение. После смерти дочери с ней случилось что-то «страшное», она как бы обездвижила, не могла двигаться, думать, плакать. Слезы появились в последующем, и стало как будто легче, но подавленность и тревога не проходила. Когда родился второй ребенок, все ее мысли были сосредоточены только на нем, беспокоилась, что сама не могла брать дочь из садика, но в этом плане доверяла мужу, т. к. в любом случае, даже в самом пьяном состоянии, всегда приводил ребенка. Когда в день правонарушения она вернулась домой и увидела пьяного мужа на полу без малыша, внутри «словно что-то оборвалось». Помнит, как подбежала к мужу, стала трясти его, спрашивать, где дочь. Отчетливо помнит, что он сказал ей: «Девочку брал». После этих слов мужа у нее возникло такое состояние, будто она «провалилась куда-то». В голове калейдоскопом одна за другой прокрутились несколько картин о том, что второй ребенок сбит машиной, что он в морге, что его хоронят. Как действовала дальше, не помнит. Чем била мужа не знает, но допускает, что била табуретом. Воспоминания сохранились относительно того периода, когда выскочила в коридор, побежала в детский сад, встретила дочь. В этот момент напряжение резко спало. Появилась непреодолимая слабость, еле доплелась до подъезда. Когда зашла в квартиру и увидела лежащего мужа, не подумала, что с ним что-то случилось, тем более не было мысли, что она что-то сделала с ним. Его неестественный хрип ее очень удивил. Она побежала вызывать милицию и «скорую». Во время беседы испытуемая подчеркивает, что смерть мужа перенесла словно автоматом, словно не с ней все происходило: когда его увезли, когда он умер, своей вины не чувствовала. Позднее в связи с возбуждением уголовного дела, после беседы со следователем, когда более или менее представила то, что могло происходить между ними, возникли страх и чувство жалости к мужу, но без чувства вины. При обследовании отмечаются явления истощаемости психической деятельности испытуемой, трудности сосредоточения, неустойчивость внимания, общее замедление и обеднение психической деятельности. Психопродуктивных расстройств (бреда, галлюцинаций) во время осмотра не определяется.
Из акта экспериментально-психологического исследования. На психотравмирующей ситуации в семье, которую С. воспринимала, как тупиковую, на фоне пониженного настроения, существовавшего длительное время, переживаний и мыслей, что в гибели первой дочери виноват муж, в момент непосредственной предшествовавший правонарушению, у С. развился аффект страха потери второго ребенка по тем же причинам, что и первого. Вслед за ним возникла острая аффективная реакция с разрядкой накопившихся аффективных переживаний. Сознание С. было изменено, двигательная разрядка была мощной, сопровождалась стереотипными действиями большой силы. После сброса части напряжения на фоне аффективно измененного сознания у С. стали проявляться другие уровни реагирования, связанные с ее материнской ролью — она побежала искать ребенка. Найдя его, испытала состояние постаффективной разрядки. Налицо были все признаки, характеризующие аффект. Осознание противоправных действий у С. определенное время отсутствовало. Вернувшись домой, была удивлена состоянием мужа, отмечались признаки отчужденности — смерть мужа пережила «как автомат». Полное осознание содеянного и эмоциональная реакция в виде страха, жалость к мужу, но без чувства вины, возникли лишь в кабинете следователя при восстановлении с его помощью картины случившегося. Противоправные действия С. противоречат социально-положительной направленности ее личности. Об этом свидетельствует так же глубина ее реакции на правонарушение — у С. на момент обследования отмечалось пониженное настроение с заторможенностью, чувством опустошенности в душе.
На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что в настоящее время С. обнаруживает признаки протрагированной депрессии, связанной по времени с гибелью первой дочери. На это указывают депрессивный фон настроения испытуемой, идеаторная и моторная заторможенность, истощаемость психической деятельности, психогенное содержание высказываний. В момент совершения противоправных действий С. находилась во временном болезненном расстройстве психической деятельности в форме «реакции короткого замыкания». На это указывает возникновение на фоне длительной психотравмирующей ситуации в результате длительного интенсивного аффективного напряжения, сопровождающегося тревожными опасениями, внезапно возникшего эпизода помраченного сознания с нарушением ориентировки, напряженным аффектом, стереотипными действиями, амнезией и последующим истощением. Болезненные расстройства психики, обусловленные реакцией «короткого замыкания» у С. в момент совершения инкриминируемого ей деяния были столь выраженными, что лишали ее возможности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. В отношении инкриминируемого ей деяния С., как совершившая правонарушение в состоянии временного болезненного расстройства психической деятельности, следует считать НЕВМЕНЯЕМОЙ. По своему психическому состоянию С. в настоящее время социальной опасности не представляет. В принудительных мерах медицинского характера не нуждается. Может быть передана под надзор органов здравоохранения для лечения в психиатрической больнице с обычным наблюдением на общих основаниях.
Ретроспективное дополнение к экспертному заключению.
Характеру С. свойственны отчетливые психастенические черты и реактивная лабильность с явным преобладанием субдепрессивного настроения, часто сочетающегося с тревожными опасениями. Такие характерологические особенности С., как аккуратность, добросовестность (сверхаккуратность?), ответственность за семью и профессиональные обязанности позволяют отнести ее к ригидным личностям. Эти две отмеченные у С. черты характера обычны для лиц конституционально-депрепрессивного типа. У таких людей часто встречается склонность к образованию сверхценных идей узкого семейного круга и к определенному жизненному стереотипу. Для С. было характерно сверхценное отношение к дочери — «жизнь в основном ради ребенка».
Внезапная трагическая смерть первой дочери, воспринятая, как «крушение всей жизни» (резкий, психогенно обусловленный слом привычного жизненного стереотипа) повлекла за собой кратковременную «сухую» депрессию по типу реакции шока. Она сопровождалась растерянностью с аффектом недоумения: «Не понимала, что происходит». При облегчении психического состояния у С. возникла более легкая депрессия — появилась слезливость и выявилось психогенное содержание этой депрессии. Она, в частности, определялась и появлением сверхценных идей. Они представляли собой культ погибшей (ежедневное посещение кладбища) и сопровождались убежденностью в виновности мужа в гибели ребенка.
Со временем сверхценная идея, связанная с культом ослабела, в то время, как сверхценная идея виновности мужа продолжала оставаться. С этого времени появилась новая сверхценная идея: дальнейший смысл жизни связывался с рождением другого ребенка, С. «страстно желала иметь ребенка». Ради этой овладевшей С. идеи, она по-прежнему терпела агрессивное поведение мужа. Можно сказать, что вслед за психической травмой у С. через короткое время возникло сверхценное мировоззрение узкого семейного круга.
Об этом же говорит и тот факт, что С. испытывала постоянную тревогу за состояние и судьбу своей новой дочери. Данное явление свидетельствует так же и о наличии субдепрессивного настроения без симптомов идеомоторного торможения, т. е. у С. в течение пяти лет отмечалось смешанное состояние, существовавшее на амбулаторном уровне.
Следует отметить еще одну черту в характере С. Несмотря на усиливающееся пьянство мужа, на постоянную тревогу за дочь, С. доверяла пьянице «ежедневно» брать ребенка из детского сада. Такое поведение свидетельствует о наличии в ее характере психического инфантилизма.
Правонарушение было совершено в вечерние часы (С. «поздно приходила домой с работы»), т. е. возможно, на фоне временно появившейся астении; ведь экономисты типа С. всегда работают с отчетливой интеллектуальной нагрузкой. ООД возникло в момент, когда С. внезапно предположила, что с дочерью случилось несчастье, в котором, как и в предыдущем, был виновен муж. Одновременно возник псевдогаллюцинаторный эпизод, отражавший содержание внезапной психической травмы: «В голове калейдоскопом одна за другой прокрутилось несколько картин»... и т. д. Обращает на себя внимание большое число ударов табуретом потерпевшему. По мнению Балабановой Л. М. (1998 г.) множественные удары нанесенные в состоянии аффекта, свидетельствуют о наличии большей степени нарушения ясности сознания.
Через 9 месяцев после правонарушения, во время АСПЭК, у С. отмечалась субдепрессия с витальным компонентом («пустота в душе») и с психогенным содержанием (судебно-следственная ситуация, мысли о правонарушении), но без чувства своей вины.
Диагноз: протрагированное депрессивное состояние со сверхценными идеями по типу сверхценного мировоззрения у тимпопатической личности (патологическое развитие по П. Б. Ганнушкину). В момент правонарушения С. находилась в состоянии аффекта.
Наблюдение № 2
К. — 47 лет, обвиняется в умышленных тяжких телесных повреждениях, повлекших смерть потерпевшего. АСПЭК Костромской областной психиатрической больницы от 22 февраля 1994 г. Акт № 213.
Со слов испытуемой, из материалов уголовного дела известно: в детстве росла и развивалась нормально, не отставала в развитии от сверстников, окончила 8 классов. Вышла замуж. С 1966 по 1973 гг. работала в Костромской областной психиатрической больнице санитаркой. В 1973 г. закончила курсы обучения на младшую медсестру, в дальнейшем работала по специальности. В производственной характеристике указано, что за длительный период работы в отделении зарекомендовала себя только положительно, была исполнительной, дисциплинированной, не злоупотребляла алкоголем, всегда вежливой с больными. За хорошую работу имеет ряд благодарностей, неоднократно награждалась денежными премиями. За 28 лет работы в отделении с ее стороны не было ни одного пропуска без уважительной причины. В то же время семейная жизнь не сложилась. Муж злоупотреблял алкоголем, дебоширил, избивал испытуемую, выгонял из дома на мороз. Ей приходилось ночевать на чердаке, у соседей. В 1978 г. оформили развод, но продолжали жить вместе. В последние годы муж систематически избивал испытуемую, неоднократно она приходила на работу в слезах, с кровоподтеками на лице и теле. Принимала успокаивающие таблетки, микстуры. На учете у психиатра и нарколога не состояла. Из материалов уголовного дела известно, что 12 декабря 1993 г. во время скандала, который учинил ее муж, испытуемая ударила его молотком по голове, причинив ему открытую черепно-мозговую травму, в результате чего последний скончался. В ходе следствия испытуемая показала, что потерпевший систематически истязал ее, угрожал убийством, пьянствовал. В день правонарушения он угрожал ей топором, пинал ногами, и она точно не помнит, как взяла молоток, как наносила удары мужу. При амбулаторном обследовании в настоящее время установлено.
Физическое состояние: правильного телосложения, умеренного питания. Кожные покровы и видимые слизистые чистые, обычной окраски и влажности. В легких дыхание везикулярное. Тоны сердца ясные, ритмичные. АД 130/80 мм рт. ст. Живот мягкий, безболезненный во всех отделах. Печень и селезенка не увеличены. Нервная система: без знаков органического поражения.
Психическое состояние: ориентировка всех видов сохранена. Настроение ситуационно снижено. Фиксирована на сложившейся судебно-следственной ситуации, на смерти мужа. Подробно и обстоятельно рассказывает о своей тяжелой жизни с ним. Он был постоянно пьяным, избивал ее, унижал. Говорит, что в последние годы она жила в постоянном напряжении, стрессе. Идти домой для нее было мукой, общение с мужем сопровождалось страхом. Он никогда не называл ее по имени, только по кличке или матом, «не считал за человека». Поведение свое в день правонарушения считает закономерным. Говорит, что выхода из той ситуации не было. Подчеркивает, что плохо помнит последовательность событий с того момента, как схватила молоток. Окружающий мир как бы «сузился», она не может назвать число ударов, которые нанесла. Не может сказать, куда наносила удары: «Лучше стала соображать, когда встретилась с дочерью и на ее вопрос «Что случилось?», ответила, что теперь он не будет надо мной издеваться». Испытывала слабость, разбитость. На момент осмотра психических расстройств не обнаруживает. Выявляется легкое снижение памяти на текущие события. В целом, к ситуации критична. По данным психологического обследования: К. в детстве боялась пьющего отца. Дети постоянно защищали от него мать. Росла подвижной, часто падала: «Лезла куда не надо». О будущем мало задумывалась. Учиться не хотелось. Из-за того, что отец часто выгонял из дома, нередко ходила с не выученными уроками. Не поступила в медучилище. Стала работать санитаркой. Замуж вышла в 20 лет, не по любви — муж уговорил («видно тому быть»). Много раз он уходил из семьи, а потом возвращался. Хуже себя стал вести после рождения сына. Несмотря на это, родила дочь, т. к. «поверила ему». Развод в 1978 г. мало что изменил, т. к. испытуемая продолжала жить в одном доме с мужем — «дом выстроили, а счастья в нем нет», т. к. не было возможности разъехаться. Муж постоянно ревновал ее, оправдываясь тем, что «ревнует тот, кто безумно любит». Три года назад (1991 г.) заболела мать К. (рак желудка), 2 года назад — муж К. (рак горла). Много сил испытуемая отдавала уходу за матерью. Муж, узнав о своей болезни, стал еще хуже, чем раньше относиться к К. Он стал агрессивнее, требовал денег на водку, угрожал убить или покалечить, издеваясь, говорил, что приведет в дом другую женщину. К. жалела его, как больного, брала таблетки у онколога. Он ее обижал, пил постоянно, «кидался». Редко бывал трезвым — «передышек не было». Боялась его «как зверя». Была убеждена, что муж хочет ее смерти, т. к. он часто высказывал подобные намерения. Пребывание мужа в ЛТП, жалобы на него участковому инспектору, ничего не меняли. Даже судебное разбирательство в 1993 г. (за год до правонарушения) не решило проблемы: К. просила, чтобы мужа изолировали, но ему дали штраф за нанесение телесных повреждений. Страх, что муж ее убьет ни сегодня, так завтра, постоянно присутствовал в жизни К.
12 декабря 1993 г., когда К. пришла с работы (суточное ночное дежурство — Н. Ш., 2001 г.), муж сразу стал избивать ее, угрожая за то, что не оставила денег на водку. К. отдала водку и выпив, муж уснул. Сама К. тоже прилегла на другую кровать и задремала. Услышала голос мужа. Он оскорблял ее, угрожал, затем сбросил ее с кровати и стал пинать ногами по разным частям тела. К. «как-то вывернулась, пнув его между ног» и выхватила у него из рук молоток, которым «он хотел ударить меня».
Дальше я плохо помню, что случилось», т. к. была в сильном возбуждении, перепугана и как будто без памяти, ничего не понимала и не осознавала». «Не хотела его убивать, а защищалась от его ударов». «Не помню, как ударила мужа». «Молоток машинально положила на окно».
После убийства К. осознала, что произошло, когда в комнату вошла дочь и спросила, почему у них такой шум. К. испытывала после этого слабость и разбитость.
По смыслу, совершенные К. действия противоречили основным ценностным ориентациям и установкам личности.
На поставленные перед психологической частью экспертизы вопрос, отвечаю следующее: «В момент нанесения мужу ударов молотком, К. находилась в состоянии физиологического аффекта».
На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что К. в настоящее время каким-либо хроническим психическим заболеванием не страдает, как и не страдала им в момент совершения правонарушения. Психически здорова. Как видно из материалов уголовного дела в момент совершения правонарушения К. в каком-либо временном болезненном расстройстве психической деятельности не находилась, она не была дезориентирована в окружающем, действия ее носили целенаправленный характер, были спровоцированы конфликтной ситуацией, поведение не обнаруживало признаков каких-либо психотических расстройств. По своему психическому состоянию в момент совершения противоправных действий и в настоящее время К. могла и может отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. В отношении инкриминируемого ей деяния К. следует считать ВМЕНЯЕМОЙ. В настоящее время К. по своему психическому состоянию может правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела и давать о них правильные показания.
Катамнез от 16.11.2001 г.
К. сразу же пришла по вызову. Была взволнована. Неоднократно в начале беседы повторяла: «Я ведь не дура». Дочь мне сказала: «Вот пойдешь, поставят тебя на учет». Говорит много, быстро. Охотно сообщила о том, как работает и живет. Летом следующего года исполнится 30 лет, как она работает в одном и том же отделении. Привыкла к сотрудникам, в т. ч. к заведующей отделением. Работа с людьми ей нравиться. Умеет подойти к каждому больному (что подтвердила и заведующая), знает состояние своих подопечных. С недавнего времени в связи с получением пенсии, работает лишь на одну ставку, а раньше всегда работала на полторы. Дома у нее много дел. На ее руках внучка, хозяйство. Приусадебный участок — 20 соток — требует большого труда. Ей помогают сын и дочь, но все же основное по уходу за огородом и садом делает она сама.
Сказала, что климакс начался у нее 2 года назад (в 53 года), но месячные еще появляются. Физически чувствует себя хорошо. В последнее время у нее появляются мысли устроить свою личную жизнь. Возможности к тому есть. Правда, дочь против, т. к. ей придется взять на себя свою малолетнюю дочь. Кроме того, сама она колеблется еще и потому, что боится повторения прошлой замужней своей жизни: «Ведь сейчас все мужчины пьют». В ее собственной семье пили отец, родной брат, ее сын — «кругом в семье алкоголики».
С мужем ей жилось тяжело из-за его пьянства. Когда он был пьяным, то всякое обращение к ней начинал словом «педерастка», а затем следовала матерная брань. Вспоминает, как он гонялся за ней вокруг дома то с кирпичом, то с железным прутом. Неоднократно заталкивал ее в подпол и оставлял в темноте. Бил кулаками и ногами. Постоянно (в последние годы) угрожал убить. Она убегала из дома, пряталась у соседей, на чердаке, в сарае. Она же слабохарактерная, всегда прощала мужа: «жалела его и тогда, и теперь». Не понимает, как «это» случилось. Не думала, что «такое» произойдет — «ведь замуж — это же навсегда». Еще и теперь, когда она одна, «часто вспоминается; «это» не забывается, «осадок из груди не вынешь». Вот на работе ей лучше: «Общаешься... при людях легче».
Рассказывая о прошлом, К. все больше начинает жестикулировать, спокойно не сидит, речь убыстряется, на глазах появляются слезы. При смене темы беседы, успокаивается.
Себя характеризует подвижной, быстрой, общительной. Без дела находиться не может. К концу беседы успокоилась, но при расставании спросила: «А на учет меня не поставят?». Сказала, что вечером (в темноте, после беседы) идти одна не боится, хотя в поселке много хулиганов и случались даже убийства.
Ретроспективное дополнение к экспертному заключению.
В характере К. отчетливо выражены циклоидные черты: общительность, доброжелательность, сочувствие к окружающим, особенно к тем, кто поручен ее заботам. К. отличается также большой работоспособностью, подвижностью, покладистостью. Судя по контексту медицинских сведений, К. доверчива, внушаема, плохо прогнозирует будущее, т. е. в ее характере существовали черты психического инфантилизма.
В течение ряда лет К. проживала в условиях психотравмирующей ситуации, связанной с агрессивным поведением мужа. Попытки как-то изменить создавшееся положение, вынужденный развод, обращение в суд — не имели никаких положительных последствий для изменения семейной обстановки.
Последние два года перед правонарушением отмечено явное изменение в психическом состоянии К. — появление, усиление и, наконец, существование постоянного страха за свою жизнь, т. е. возникновение отчетливого эмоционального напряжения.
Правонарушение было совершено внезапно и совершенно неожиданно для самой К. Ему предшествовал астенизирующий фактор (К. возвратилась с дежурства) и внезапное разбуживание, сопровождаемое насильственными действиями с конкретной угрозой жизни. В момент убийства К. испытала резкий страх, сочетавшийся с остро возникшей растерянностью: «ничего не понимала и не сознавала». Вслед за правонарушением у нее возникла астения.
К моменту АСПЭК диагноз К. мог быть сформулирован так: протрагированное психогенное состояние с преобладанием страха, субдепрессии и тревоги (патологическое развитие по П. Б. Ганнушкину) у личности с циклоидным характером. Правонарушение было совершено в состоянии физиологического аффекта по механизму реакции «короткого замыкания».
Данные катамнеза свидетельствуют о том, что прежняя психогенная ситуация еще сохраняет в некоторой мере свою актуальность вплоть до настоящего времени.
Наблюдение № 3
К. — 33 года, обвиняемая в умышленном убийстве. АСПЭК Костромской областной психиатрической больницы от 28 февраля 1997г. Акт № 140.
Со слов испытуемой, из материалов уголовного дела известно: наследственность отягощена алкоголизмом отца, который лечился в Костромской областной психиатрической больнице по поводу хронического алкоголизма, при этом по характеру был спокойным, терпеливым. Мать напротив, отличалась возбудимыми чертами характера, наказывала детей физически, била ремнем. Умерла несколько лет назад от рака. Испытуемая родилась первым ребенком из 2-х детей. В психофизическом развитии от сверстников не отставала. Детство, с ее слов, проходило в трудных материальных условиях. Семейная обстановка была напряженной. Родители часто ссорились, бывало дрались, эти конфликты она переживала очень тяжело. Формировалась ранимой, тревожной, впечатлительной. Несколько раз, когда родители ссорились, выбегала на улицу с криком: «Помогите», затем плакала, мать ее наказывала. Показывала различным врачам, которые отмечали, что ребенок очень впечатлительный. В школу пошла своевременно, училась хорошо, была прилежной, всегда старалась выполнить домашнее задание. Были периоды, когда успеваемость снижалась, происходило это во время неблагополучия в семье. Приблизительно с 12-летнего возраста стала отмечать у себя головные боли, тогда же, когда родители подрались, у нее на короткое время пропал слух и зрение, отмечались и обморочные состояния. Когда родители разошлись, стала чувствовать себя намного лучше, стала спокойнее, улучшилась успеваемость. Окончила 8 классов и 3 класса в вечерней школе, училась в торговом техникуме, который не окончила, т. к. повредила сухожилие на руке и не смогла защитить диплом. Месячные у нее начались с 16-летнего возраста, сопровождались болями внизу живота, снижением настроения, слабостью. В течение 15-ти лет работала в магазине. Согласно характеристике, в 1981 г. поступила на работу, ученицей продавца. В процессе работы повышала свою квалификацию, показала себя с положительной стороны. Трудовые обязанности выполняла добросовестно, неоднократно поощрялась. За весь период работы нарушение трудовой дисциплины не допускала. Принимала участие в общественной жизни коллектива. До брака в интимные отношения с мужчинами не вступала. Вышла замуж в возрасте 21 года после краткосрочного знакомства. Практически с первых месяцев после замужества семейная жизнь не складывалась: муж отличался возбудимыми чертами характера, которые усиливались в состоянии алкогольного опьянения; был ленивым, ни к чему не стремился. С первых дней совместной жизни стал часто выпивать, позднее — встречаться с женщинами. Когда приходил домой пьяный, цинично оскорблял испытуемую, придирался, высказывал идеи ревности, хотя поводов для этого она никогда не давала. Сама она пыталась поговорить с мужем, уговаривала его не пить, однако, все было безрезультатно. С течением времени пьянство мужа нарастало, в опьянении он становился все более придирчивым. Три года испытуемая не могла забеременеть, затем родила «двойню». Во время беременности и родов муж проявлял равнодушие. Затем унес и пропил детские вещи. Стал уносить и пропивать другие предметы обихода, продал сервизы, ее любимое платье. Одновременно с этим в алкогольном опьянении стал бить испытуемую; если сначала ограничивался одним-двумя ударами по телу, то затем мог избить сильно, ударить головой в лоб. Во время избиения она практически никогда не защищалась, старалась вывернуться, спрятаться где-нибудь, закрывала лицо, чтобы не было синяков, плакала. Так как муж практически не работал, жили только на ее зарплату и очень нуждались. Согласно производственной характеристики на ее мужа, у него были случаи появления на работе в нетрезвом виде, за что ему неоднократно делали замечания. Когда по причине пьянки он длительное время не выходил на работу, был уволен. На протяжении последних лет испытуемая стала замечать, что становится более рассеянной, стало повышаться артериальное давление, ощущала перебои в сердце. Состояние ухудшалось в периоды запоев мужа, тогда чувствовала себя очень плохо. Настроение было сниженным, раздражалась из-за мелочей, беспокоило удушье, были боли в сердце, неоднократно вызывала скорую помощь, врачи говорили, что у нее «расстройство на нервной почве». Мысли о разводе с мужем возникали, но никаких шагов в этом направлении она не предпринимала. По ее словам, ей некуда было идти, жалела мужа несмотря на то, что жили впроголодь, несмотря на побои надеялась, что жизнь у них наладится. В 1996 г., со слов испытуемой, состояние ее здоровья стало очень плохим, она уже ничего не хотела, только плакала. Возникало чувство отчаяния, безысходности, практически не могла спать. Очень болела, обращалась к соседке, которая делала уколы. Хотела отравиться, приняла горсть каких-то таблеток, однако, отлежалась дома, в больницу не поступала. В 1996 г. во время очередной ссоры муж стал сильно избивать ее, глаза него «налились кровью, почувствовала страх, доходящий до ужаса», ударила его первым попавшимся предметом, это оказалась вилка. Согласно показаниям свидетелей, последнее время К. действительно сильно избивал испытуемую, придирался к ней из-за пустяков, она же по характеру слабовольная, податливая, не могла противостоять ему. Сама же алкогольными напитками не злоупотребляла, выпивала не часто, в небольших дозах, запоев не было, не опохмелялась. В 1995 г. она была уволена с работы по собственному желанию, а фактически сокращена. Средств к существованию практически не было. Пьянство мужа продолжалось. Из материалов уголовного дела известно, что 16 января 1997 г. испытуемая в алкогольном опьянении ударила ножом своего мужа, от полученного повреждения потерпевший скончался. В ходе следствия испытуемая показала, что в тот день она выпила немного, пришла к себе домой, легла спать. Проснулась от того, что ее стали бить, увидела пьяного мужа, в голове снова прокрутились воспоминания всей жизни, все происходило очень быстро, она схватила нож, ударила им. Что было потом, помнит смутно. Была в шоке. Согласно показаниям Ю., она пришла в квартиру К. после убийства. По ее мнению, испытуемая была не пьяная, но словно в шоке, она вообще плохо понимала, что происходит, открывала зачем-то шкафчики и словно не понимала, что делает. Сказала, что сейчас пойдет и повесится.
При амбулаторном обследовании установлено следующее: Физическое состояние — удовлетворительное. Нервная система — без знаков органического поражения. Психическое состояние: настроение снижено, лицо опухшее, все время плачет, не может сосредоточиться, суетится, делает много лишних движений, рассеянная, боится сделать что-то не так, переспрашивает задаваемые вопросы. Жалуется на выраженную усталость, «неспособность думать», плохой сон с частыми пробуждениями, навязчивые мысли о случившемся. Говорит, что не может отвлечься от факта смерти мужа, любая мелочь, любое слово напоминает о нем, вызывает слезы и подавленность. Подчеркивает, что бывают минуты настоящего отчаяния, когда хочется наложить на себя руки. Были мысли пойти на кладбище и откопать его. Несколько раз повторяет: «Лучше бы он убил меня». Отмечается значительное снижение продуктивности психической деятельности, истощаемость. О своей прошлой жизни говорит достаточно подробно. Неурядицы, пьянство мужа объясняет тем, что он не любил ее, с первых дней совместной жизни стал алкоголизироваться, гулять, нигде не работал. По ее словам, она всегда его жалела. Казалось, что он обделен больше всех, подкладывала ему лучшие куски, называла его «папулечкой» (из второго акта психологического обследования). Периоды злости и раздражения к мужу сменялись периодами жалости и отчаяния. В 1996 г. она сломалась совсем. В день правонарушения подавленное психическое состояние усилилось болезненными месячными; кроме того, в тот день в городе ввели проезд в общественном транспорте с кондуктором, а денег на проезд у нее не было, на биржу труда и обратно ей пришлось идти пешком. Пассивно согласилась зайти к знакомой и выпила, по ее словам, три небольшие стопки браги, хотя до этого брагу никогда не пила и вообще крайне редко употребляла спиртное. Так как фактически была голодной, после выпитого почувствовала сильную слабость, захотелось спать. Пошла домой, где и уснула. Проснулась от ударов. Сначала не могла понять, что происходит, четко помнит лишь свою мысль: «Мне и так плохо, а ты меня еще и бьешь. Когда же это кончится?». Увидела рядом мужа, в этот момент возникла такая обида, отчаяние, что ее словно «захлестнуло». По ее словам, видела его фигуру, видела его глаза «красные, как у зверя», увидела, что он падает. Как брала нож, как наносила удар, в памяти не сохранилось, после чего сразу побежала к свекрови; дальнейшее также помнит фрагментарно. Очнулась в милицейской машине, опять стало плохо, словно поплыло все, в голове крутилась фраза: «Я мужа убила... Я мужа убила...». Слышала, как ей говорили: «У