Психоаналитические заметки об одном

Автобиографически описанном случае

Паранойи (dementia paranoides)

(1911)

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ

Издания на немецком языке:

1911 Jb. psychoanalyt. psychopath. Forsch., т. 3 (1), 9 - 68. 1913 5. К. S. N., т. 3, 198-266. (1921, 2-е изд.)

1924 G. S., т. 8, 353-431.

1932 Vier Krankengeschichten, 377-460.

1943 G. W., т. 8, 239-316.

«Дополнение к автобиографически описанному случаю паранойи (dementia paranoides)»:

1912 Jb. psychoanalyt. psychopath. Forsch., т. 3 (2), 588-590.

1913 S. K. S. N., т. 3, 267-70. (1921, 2-е изд.) 1924 G. S., т. 8, 432-435.

1932 Vier Krankengeschichten, 460 - 463. 1943 G. W., т. 8, 317-320.

Принадлежащие Даниэлю Паулю Шреберу «Мемуары нервнобольного» были опубликованы в 1903 году (в издательстве Освальда Мутце, Лейпциг). В то время эти мемуары активно обсуждались в кругу психиатров, но, по всей видимости, внимание Фрейда они привлекли только летом 1910 года. Известно, что он обсуждал их, как и вопрос паранойи в целом, с Ферении во время своего путешествия по Сицилии в сентябре того же года. По возвращении в Вену он приступил к написанию статьи; в письмах от 16 декабря Абрахаму и Ференци сообщается о ее завершении. Тем не менее, она была опубликована лишь летом 1911 года. «Дополнение» было доложено 22 сентября 1911 года на 3-м Международном психоаналитическом конгрессе в Веймаре, а в начале следующего года публиковано.

Фрейд соприкоснулся с проблемой паранойи уже на очень ранней стадии своих психопатологических исследований. В письмах Флиссу (Freud, 1950я), написанных в 1895 и 1896 годах, в которых содержатся подробные рассуждения на эту тему, и в работе «Еще несколько замечаний о защитных невропсихозах» (18966) он попытался обосновать два главных теоретических положения: что паранойя - это защитный невроз и что ее основным механизмом является проекция. В интересном письме Флиссу от 9 декабря 1899 года (1950а, письмо 125) добавляется предположение, что паранойя включает в себя возвращение к раннему аутоэротизму.

Упомянутое письмо и публикацию истории случая Шребера отделяют более десяти лет, и в этот период в опубликованных работах Фрейда проблема паранойи практически не затрагивается. Между тем в 1908 году в письмах Юнгу и Ференци он выдвинул тезис, который и впоследствии оставался для него самым важным объяснительным принципом при рассмотрении этой проблемы, а именно что существует связь между паранойей и вытесненным пассивным гомосексуализмом; и Юнг, и Ференци с ним согласились. Затем прошло ещё три года, прежде чем «Мемуары» Шребера предоставили Фрейду возможность ознакомить общественность со своей теорией и подтвердить ее детальным изложением своего анализа бессознательных процессов, действующих при паранойе.

Также и в своих более поздних сочинениях Фрейд не раз обращайся к этому заболеванию. Наиболее важные из них (все они вошли в этот том) - «Сообщение об одном случае паранойи, противоречащем психоаналитической теории» (1915/) и раздел Б работы «О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуализме» (1922b). Кроме того, случай Шребера затрагивается в «Неврозе черта в семнадцатом веке» (1923d [1922]), хотя невроз, о котором идет речь в этой работе, Фрейд нигде не называет паранойей. Ни в одном из этих более поздних сочинений нельзя обнаружить каких-либо существенных корректировок представлений о паранойе, изложенных в данной работе.

Однако значение анализа Шребера отнюдь не исчерпывается объяснениями паранойи. Особенно третий раздел в некотором смысле является предшественником метапсихологических сочинений, к написанию которых Фрейд приступил спустя три или четыре года. Уже здесь затрагиваются отдельные темы, которые подробнее будут обсуждаться позднее. Так, например, замечания о нарцизме (с. 184 и далее) являются предвестниками работы на эту тему (1914с); к рассуждениям о механизме вытеснения (с. 189 и далее) он снова вернулся через несколько лет (1915d), а обсуждение влечений (с. 196) предшествует их последующему более дифференцированному анализу (1915с). С другой стороны, абзац, в котором говорится о проекции (с. 189), вопреки заявлению Фрейда так и остался без продолжения. Две темы, обсуждаемые в последней части работы, - различные поводы к невротическому заболеванию (включая понятие «отказ») и роль последовательных «мест фиксации» - вскоре после этого получили развитие в специальных работах (1912с и в 1913c; последняя из них в этом томе, с. 109 и далее). Наконец, в «Дополнении» содержатся первый короткий экскурс Фрейда в область мифологии, а также первое упоминание о тотеме; эта тема уже тогда начала занимать его мысли и в дальнейшем дата название одному из его основных трудов (1912-1913).

Как нам сообщает сам Фрейд (с. 172, прим. 1), в своем описании случая он использовал лишь один-единственный факт (возраст Шребера во время его второго заболевания), который не содержится в136

«Мемуарах». Теперь благодаря работе Франца Баумейера (1956) мы обладаем большим количеством нового материала. С 1946-го по 1949 год Баумейер был главным врачом лечебницы Арнсдорф под Дрезденом и обнаружил там множество старых записей, относящихся к различным фазам болезни Шребера. О некоторых из них Баумейер сообщил в кратком резюме, другие воспроизвел в полном объеме. В дальнейшем он собрал множество сведений о предках Шребера и истории его семьи[138]. Все, что из этой информации, как нам представляется, имеет непосредственное отношение к статье Фрейда, упоминается в редакторских примечаниях. Здесь разве что следует довести до конца изложенную в «Мемуарах» биографию Шребера. После того как в конце 1902 года Шребер был выписан из больницы, в течение нескольких лет он вел внешне нормальную жизнь. В ноябре 1907 его жена перенесла апоплексический удар (она прожила после этого до 1912 года). Это, по-видимому, послужило причиной новой вспышки его болезни, и через две недели он снова был помещен в лечебницу, на этот раз в Дёзене под Лейпцигом[139]. В ней он прожил, пребывая в крайне тяжелом и почти недоступном состоянии, до своей смерти весной 1911 года, наступившей незадолго до публикации Фрейда после постепенного физического упадка.

Следующий хронологический список, основанный на данных из «Мемуаров» и из материала Баумейера, возможно, поможет читателю прослеживать конкретные факты в описании Фрейда.

1842 25 июля. Рождение в Лейпциге Даниэля Пауля Шребера.

1861 Ноябрь. Смерть отца в возрасте 53 лет.

1877 Смерть старшего на три года брата в возрасте 38 лет.

1878 Женитьба.

Первое заболевание

1884 Осень. Кандидатура в Рейхстаг[140]. 1884 Октябрь. Несколько недель в лечебнице Зонненштайн.

8 декабря. Психиатрическая университетская клиника в Лейпциге.

1884 1 июня. Выписывается из больницы.

1885 1 января. Шребер приступает к исполнению своей должности в земельном суде Лейпцига.

Второе заболевание

1893 Июнь. Шребера уведомляют о его предстоящем назначении в Верховный суд земли.

1 октября. Шребер вступает в должность председателя судебной коллегии.

21 ноября. Второе поступление в Психиатрическую университетскую клинику Лейпцига.

1894 14 июня. Перевод в лечебницу Линденхоф. 29 июня. Перевод в лечебницу Зонненштайн.

1900-1902 Шребер пишет свои «Мемуары» и предпринимает юридические шаги, чтобы отменить признание себя недееспособным.

1902 14 июля. Верховный суд земли отменяет решение о признании Шребера недееспособным.

20 декабря. Выписка из больницы.

1903 Публикация «Мемуаров».

Третье заболевание

1907 Май. Смерть матери в возрасте 92 лет.

14 Ноября. Апоплексический удар у жены. Сразу после этого Шребер заболевает. 27 ноября. Направление в лечебницу Лейпциг-Дёзен.

1911 14 апреля. Смерть Шребера.

1912 Май. Смерть жены в возрасте 54 лет.

Далее, возможно, будет также полезной информация о трех психиатрических лечебницах, на которые в тексте нет унифицированных ссылок.

1. Психиатрическая клиника (закрытое отделение) Лейпцигcкого университета. Директор: профессор Флехсиг.

2. Замок Зонненштайн. Саксонская лечебница близ Пирны на Эльбе, расположенная примерно в 15 км на юго-востоке от Дрездена. Директор: доктор Г. Вебер.

Ко всей статье относится, что цифры в скобках, перед которым не стоит «с», указывают на страницы в оригинальном издании «Мемуаров нервнобольного» (1903). Цифры в скобках, перед которыми стоит «с», относятся к страницам в данном томе.

Цитаты Шребера, а также ссылки на страницы в «Мемуарах» и в «Приложениях» сверены с оригиналом и, если это требовалось, были исправлены. При этом специально отмечались только те исправления, которые могли изменить смысл. Орфография и пунктуация адаптированы к современным правилам; многочисленные модернизации были предприняты уже самим Фрейдом.

[ВВЕДЕНИЕ]

Аналитическое исследование паранойи доставляет нам, врачам, не работающим в государственных лечебницах, трудности особого рода. Мы не можем принимать таких больных или долго их лечить, поскольку надежда на успех терапии является условием нашего лечения. Поэтому только как исключение случается так, что я могу составить более глубокое представление о структуре паранойи, когда, например, неопределенность диагноза, поставить который не всегда просто, оправдывает попытку воздействия, или когда, несмотря на точный диагноз, я уступаю просьбам родственников и берусь лечить больного в течение какого-то времени. Обычно я, разумеется, довольно часто вижу больных паранойей (и dementia praecox) и узнаю от них не меньше, чем другие от своих пациентов, но этого, как правило, недостаточно для того, чтобы прийти к каким-либо аналитическим выводам.

Психоаналитическое исследование паранойи было бы вообще невозможно, если бы сами пациенты не обладали странной особенностью выдавать - правда, в искаженной форме - именно то, что другие невротики скрывают как тайну. Поскольку параноиков нельзя заставить преодолеть их внутреннее сопротивление и они все равно говорят только то, что им хочется, именно при этой патологии письменный отчет или опубликованная история болезни могут заменить личное знакомство с больным. Поэтому я не считаю недопустимым попытаться привязать аналитические толкования к истории болезни параноика (больного dementia paranoides), которого я никогда не видел, но который сам описал историю своей болезни и благодаря публикации довел ее до всеобщего сведения.

Речь идет о бывшем саксонском председателе судебной коллегии докторе юриспруденции Даниэле Пауле Шребере, чья книга «Мемуары нервнобольного» была опубликована в 1903 году и, если я правильно информирован, вызвала довольно большой интерес у психиатров. Возможно, что доктор Шребер жив и поныне и настолько отступился от своей бредовой системы, которую он отстаи-

вал в 1903 году, что болезненно воспримет эти заметки о своей книге[141]. Но если он по-прежнему придерживается идентичности своей нынешней личности с тогдашней, я вправе сослаться на аргументы, которые он, «человек высоких умственных способностей, наделенный необычайной остротой ума и наблюдательностью»[142], противопоставлял стараниям удержать его от публикации: «При этом я не скрывал сомнений, которые, видимо, препятствуют публикации: речь идет, прежде всего, о тактичности в отношении отдельных по-прежнему здравствующих людей. С другой стороны, я считаю, для науки и для познания религиозных истин могло бы представлять ценность, если бы еще при моей жизни компетентная сторона получила возможность произвести какие-либо наблюдения над моим телом и моей личной судьбой. Перед этим рассуждением все личные соображения должны отступить»[143]. В другом месте книги он говорит, что решил остаться при своем намерении опубликовать ее, даже если бы его врач, тайный советник доктор Флехсиг из Лейпцига[144], подал из-за этого на него в суд. При этом в отношении Флехсига он рассчитывает на то же, на что теперь в отношении его самого рассчитываю я. «Надеюсь, что тогда и у тайного советника профессора Флехсига научный интерес к содержанию моих мемуаров заглушит возможные личные обиды» [445 - 4461]

Хотя в дальнейшем все отрывки из «Мемуаров», обосновывающие мои толкования, будут приведены дословно, я все же прошу читателей этой работы прежде ознакомиться с книгой, прочитав ее хотя бы раз[145].

I ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

Доктор Шребер сообщает: «Я дважды становился нервнобольным, оба раза в результате умственного перенапряжения; в первый раз (будучи председателем земельного суда в Хемнице), когда выставил свою кандидатуру на выборах в Рейхстаг, во второй раз по причине необычной рабочей нагрузки, которая выпала мне при вступлении в возложенную на меня должность председателя судебной коллегии при верховном земельном суде в Дрездене» (34).

Первое заболевание разразилось осенью 1884 года, а к концу 1885 году он был полностью вылечен. Флехсиг, в клинике которого он провел тогда шесть месяцев, в позднее выданном «заключении» охарактеризовал состояние как приступ тяжелой ипохондрии [379]. Доктор Шребер уверяет, что эта болезнь протекала «без каких-либо инцидентов, затрагивающих область сверхчувственного» (35).

О предыстории и недавних обстоятельствах жизни пациента не дают достаточной информации ни его записи, ни приложенные к ним заключения врачей[146]. Я даже не в состоянии указать точный возраст пациента в момент его заболевания[147], хотя высокая должность в судопроизводстве, которую он получил перед вторым заболеванием, устанавливает определенную нижнюю границу. Мы узнаем, что доктор Шребер был женат уже задолго до приступа «ипохондрии». Он пишет: «Чуть ли не ещё более искренне была воспринята благодарность моей жены, которая почитала профессора Флехсига прямо-таки как человека, вернувшего ей ее мужа, и по этой причине его портрет годами стоял на ее письменном столе» (36). И там же: «Оправившись после первой моей болезни, я прожил со своей женой восемь лет, в целом поистине счастливых, богатых также внешними почестями

и лишь временами омраченных многократным крушением надежды обзавестись детьми».

В июне 1893 года его уведомили о грядущем назначении на должность председатель судебной коллегии; 1 октября того же года он приступил к своим обязанностям. Между двумя этими событиями[148] ему снится несколько сновидений, которым он стал придавать значение лишь позже. Ему несколько раз снилось, что вернулась его прежняя нервная болезнь, из-за чего он чувствовал себя во сне таким же несчастным, каким был счастливым, понимая, что это был всего лишь сон. Затем однажды утром, находясь в состоянии между сном и бодрствованием, у него возникло «представление, что, наверное, и в самом деле хорошо быть женщиной, которая уступает и соглашается на половое сношение» (36), - представление, которое в полном сознании он отверг бы с величайшим негодованием. Второе заболевание началось в конце октября 1893 года с мучительной бессонницы, которая заставила его обратиться в клинику Флехсига, где, однако, его состояние резко ухудшилось. Дальнейший ход событий излагается в последующем [написанном в 1899 году] заключении, данном директором лечебницы Зонненштайн (380): «В начале его пребывания там[149] он вновь проявлял ипохондрические идеи, жаловался, что страдает размягчением мозга, что вскоре умрет и т. д., однако в клиническую картину уже стали примешиваться идеи преследовании, основанные на обманах чувств, которые, однако, вначале проявлялись скорее разрозненно; в тоже время отмечалась крайне выраженная гиперестезия, высокая чувствительность к свету и шуму. Позднее зрительные и слуховые иллюзии участились и в сочетании с нарушением общего ощущения стали доминировать над всеми его мыслями и чувствами. Он считал себя мертвым и разложившимся, больным чумой, воображал, что с его телом производят всевозможные отвратительные манипуляции, и, как он говорит по сей день, он пережил более ужасные вещи, чем кто-либо может себе представить, - и все это во имя священной цели. Больной настолько погружался в болезненные переживания, что был недоступен для любого другого впечатления, часами сидел на месте полностью отрешенный и неподвижный (галлюцинаторный ступор). С другой стороны, они были для него настолько мучительными, что он желал себе смерти, не-

сколько раз пытался утопиться в ванне и требовал дать "предназначенный для него цианистый катай". Постепенно бредовые идеи приняли мистический, религиозный характер; он напрямую общался с богом, бесы играли с ним в свои игры, он видел "чудесные явления", слышат "святую музыку" и в конце концов даже стал верить, что живет в другом мире».

Добавим, что он проклинал разных людей, которые, как он считал, его преследовали и причиняли вред, прежде всего своего прежнего врача Флехсига, которого он называл «душегубом»; он множество раз выкрикивал «маленький Флехсиг», особо подчеркивая первое слово (383). В лечебницу Зонненштайн близ Пирны после короткого пребывания в другой клинике[150] он приехал из Лейпцига в июне 1894 года и оставался там до тех пор, пока его состояние не приобрело свою окончательную форму. В течение последующих нескольких лет картина болезни претерпела изменение, которое нам лучше всего описать словами директора лечебницы доктора Вебера[151].

«Не вдаваясь в подробности течения болезни, необходимо отметить лишь то, как по прошествии времени из первоначального более острого психоза, непосредственно вовлекавшего в болезнь все психические проявления, который следовало назвать "галлюцинаторным помешательством", все отчетливее выделялась, так сказать, выкристаллизовывалась, паранойяльная картина болезни, которую можно наблюдать и сегодня» (385). То есть, с одной стороны, у него развилась искусная бредовая система, представляющая для нас огромный интерес, с другой стороны, его личность реконструировалась, и казалось, что он мог справляться с задачами жизни за исключением отдельных расстройств.

В заключении, составленном в 1899 году, доктор Вебер сообщает о нем:

«Таким образом, в настоящее время председатель судебной коллегии доктор Шребер, не считая психомоторных симптомов, которые непосредственно бросаются в глаза как болезненные даже стороннему наблюдателю, не кажется ни спутанным, ни физически заторможенным, не заметно и явного снижения его интеллекта, - он рассудителен, его память превосходна, он располагает большим количеством знаний не только в вопросах юриспруденции, но и во многих других областях, и он способен их воспроизводить в упоря-

доченной последовательности мыслей, он проявляет интерес к событиям в политике, науке, искусстве и т. д. и постоянно размышляет о них... так что в указанных направлениях наблюдатель, не очень осведомленный о его общем состоянии, едва ли заметит что-либо необычное. При всем том пациент полон болезненно обусловленных представлений, которые сложились в законченную систему, более или менее зафиксировались и кажутся недоступными для коррекции путем объективного понимания и оценки действительных отношений» (с. 385 - 386).

Сам столь сильно изменившийся больной считал себя жизнеспособным и предпринимал целесообразные шаги, чтобы выйти из-под опеки и покинуть лечебницу. Доктор Вебер противился этим желаниям и написал заключение противоположного содержания; однако в заключении 1900 года он не мог не описать характер и поведение пациента следующим благоприятным для него образом: «Нижеподписавшийся в течение последних девяти месяцев имел предостаточно возможностей беседовать с председателем судебной коллегии господином Шребером на всевозможные темы во время ежедневных трапез за семейным столом. Какие бы вопросы ни обсуждались - за исключением, разумеется, его бредовых идей, - будь то события в области государственного управления и юриспруденции, политики, искусства и литературы, общественной жизни или чего-то еще, доктор Шребер проявлял живой интерес, детальные знания, хорошую память и здравость суждений, а также этическое понимание, с которым можно было лишь согласиться. Точно так же во время непринужденных бесед с присутствующими дамами он был учтив и любезен, а при ироническом обсуждении некоторых вещей всегда тактичен и сдержан, никогда в ходе этих невинных застольных бесед он не вовлекался в обсуждение тем, которые были бы уместны разве что при визите к врачу» (397 - 398). Даже в обсуждение делового вопроса, затрагивавшего интересы всей семьи, он вмешался тогда компетентным и целесообразным способом (401, 510).

Во время своих неоднократных обращений в суд, посредством которых доктор Шребер боролся за свое освобождение, он ни разу не отрекался от своего бреда и не скрывал своего намерения опубликовать «Мемуары». Напротив, он подчеркивал ценность своих идей для религиозной жизни и их незаменимость для современной науки; вместе с тем он также ссылался на «абсолютную безобидность» (430) всех тех действий, к которым, как он знал, побуждало содержание его бреда. Проницательность и безупречность логики, не-

смотря на признание его параноиком, привели все же к победе. В июле 1902 года доктор Шребер был объявлен дееспособным; в следующем году «Мемуары нервнобольного» увидели свет в виде книги, правда, они подверглись цензуре и были сокращены за счет некоторой ценной части их содержания.

В решении, которое вернуло доктору Шреберу свободу, содержание его бредовой системы сформулировано в нескольких предложениях: «Он считает себя призванным спасти мир и вернуть ему утраченное блаженство[152]. Но сделать это он сможет только тогда, когда перед этим из мужчины превратится в женщину» (475).

Более подробное изображение бреда в его окончательной форме мы можем заимствовать из заключения, сделанного в 1899 году доктором Вебером: «Бредовая система пациента сводится к тому, что он призван спасти мири вернуть человечеству утраченное блаженство. Он, по его утверждению, пришел к этой задаче благодаря непосредственному божественному вдохновению, подобно тому, как этому учат пророки; именно возбужденные нервы, как это было с ним на протяжении долгого времени, обладают свойством притягательно влиять на бога; но при этом речь идет о вещах, которые в лучшем случае лишь с огромным трудом можно выразить на языке людей, поскольку они лежат вне сферы всякого человеческого опыта и раскрылись только ему. Самое важное в его спасительной миссии - это то, что сначала должно произойти его превращение в женщину. Дело не в том, что он хочет превратиться в женщину, речь, скорее, идет о заложенном в мировом порядке "долженствовании", которого он решительно не может избегнуть, хотя лично ему было бы гораздо лучше оставаться в своем почетном мужском положении. Но ни он, ни все остальное человечество не смогут вернуть себе загробную жизнь иначе, чем через превращение в женщину, которое ему предстоит совершить лишь по прошествии многих лет или десятилетий путем божественного чуда. Сам он - в этом он убежден - является единственным в своем роде предметом божественного чуда и, стало быть, самым удивительным человеком, когда-либо жившим на земле. С давних лет каждый час и каждую минуту он испытывает в своем теле это чудо, и он также получает этому подтверждение от голосов, которые с ним говорят. В первые годы своей болезни отдельные органы в его теле получили повреждения, которые любого другого человека давно бы уже привели к смерти; долгое время он жил без

желудка, без кишечника, почти без легких, с изорванным пищеводом, без мочевого пузыря, с раздробленными ребрами, иногда вместе с пищей он съедал собственную глотку и т. д. Но божественное чудо ("лучи") всегда восстанавливало разрушенное, и поэтому, пока он остается мужчиной, он вообще бессмертен. Те опасные явления давно исчезли, зато на передний план выступила его "женственность". При этом речь идет о процессе развития, для полного завершения которого, наверное, потребуются десятилетия, если не века, и вряд ли кто-либо из живущих ныне людей доживет до его конца. У него есть чувство, что в его тело уже перешло множество "женских нервов", из которых благодаря непосредственному оплодотворению богом появятся новые люди. Только тогда, пожалуй, он сможет умереть естественной смертью и, как и все остальные люди, вновь обретет блаженство. Ну а пока с ним человеческими голосами говорят не только солнце, но и деревья и птицы, которые являются "чудесными остатками прежних человеческих душ", и повсюду вокруг него совершаются чудесные вещи» (386 - 388).

Интерес психиатра-практика к таким бредовым образованиям, как правило, иссякает, если он выяснил последствия бреда и обсудил его влияние на образ жизни больного; его удивление не становится началом его понимания. Психоаналитик, исходя из своих знаний о психоневрозах, привносит гипотезу, что и такие странные мыслительные образования, столь отклоняющиеся от привычного мышления людей, возникли в силу самых общих и самых понятных побуждений душевной жизни, и хочет ознакомиться как с мотивами, так и со способами подобного преобразования. С этой целью он охотно углубится как в историю развития, так и в конкретные детали бреда.

а) В качестве двух основных проблем медицинским экспертом подчеркиваются роль спасителя и превращение в женщину. Бред спасения - это знакомая нам фантазия, очень часто она образует ядро религиозной паранойи. Дополнительный момент, что избавление должно произойти через превращение мужчины в женщину, необычен и сам по себе очень странен, поскольку он отдаляется от исторического мифа, который хочет воспроизвести фантазия больного. Основываясь на медицинском заключении, хочется предположить, что движущей силой этого бредового комплекса является честолюбивое желание играть роль спасителя, причем оскопление можно рассматривать лишь в значении средства для достижения этой цели. Хотя все это может так выглядеть в окончательной фор-

ме, которую принял бред, тем не менее, в результате изучения «Мемуаров» у нас возникает совершенно иная точка зрения. Мы узнаем, что превращение в женщину (оскопление) было первичным бредом, что сначала оно расценивалось как акт надругательства и преследования и что оно только вторично связалось с ролью спасителя. Также становится несомненным, что сначала оно должно было произойти с целью сексуального насилия, а не ради более высоких намерений. Выражаясь формально, мания сексуального преследования задним числом трансформировалась у пациента в религиозную манию величия. Преследователем вначале считался лечащий врач профессор Флехсиг, а затем его место занял сам бог.

Я приведу без сокращений места из «Мемуаров», которые служат тому доказательством: «Таким образом, против меня был составлен заговор (примерно в марте или апреле 1894 года), который заключался в том, что после того как моя нервная болезнь будет признана неизлечимой или выдана за таковую, передать меня некоему человеку, причем таким способом, что моя душа достанется ему, но мое тело - из-за неправильного понимания вышеуказанной тенденции, лежащей в основе мирового порядка, - превратится в женское тело и в этом виде будет передано данному человеку[153] для сексуального надругательства, а затем просто будет "брошено", то есть оставлено разлагаться» (56).

«При этом с человеческой точки зрения, которая тогда еще надо мной преимущественно довлела, было совершенно естественным, что я видел своего настоящего врага в профессоре Флехсиге или в его душе (позднее добавилась еще душа фон В., о чем подробнее будет рассказано ниже), а всемогущество бога рассматривал как моего естественного союзника, который, как я ошибочно полагал, испытывает затруднения лишь в отношении профессора Флехсига, и поэтому мне казалось, что я должен поддерживать его всеми возможными средствами вплоть до самопожертвования. То, что сам бог был сообщником, если не зачинщиком, в осуществлении направленного против меня плана, по которому должно было быть совершено душегубство, а тело мое выброшено подобно продажной девке, - эта мысль возникла у меня лишь гораздо позднее, отчасти, как я вправе сказать, стала ясно осознанной только при написании настоящего сочинения» (59).

«Все попытки, направленные на совершение душегубства, на оскопление в целях, противных мировому порядку'* (то есть для удовлетворения половых вожделений некоего человека), и позднее на разрушение моего рассудка, потерпели крах. Из этой, казалось бы, такой неравной борьбы отдельного слабого человеком с самим богом, пусть и после многих горьких страданий и лишений, я выхожу победителем, потому что мировой порядок на моей стороне» (61).

В примечании 34 уведомляется о последующем преобразовании бреда оскопления и отношения к богу: «То, что оскопление возможно в других целях - в целях, созвучных мировому порядку, - более того, даже, наверное, содержит вероятное решение конфликта, подробнее будет разъяснено позднее».

Эти высказывания имеют решающее значение для понимания бреда оскопления и тем самым для осмысления случая в целом. Добавим, что «голоса», которые слышал пациент, расценивали превращение в женщину не иначе как сексуальное бесчестие, из-за которого они были вправе насмехаться над больным, «божьи лучи[154], принимая во внимание якобы предстоящее оскопление, считали себя вправе надо мной издеваться, называя меня "мисс Шребер"» (127). «Что же это за председатель судебной коллегии, который позволяет себя е... [155]?» - «И вам не стыдно перед своей супругой?» [177.]

Первичный характер фантазии об оскоплении и ее первоначальная независимость от идеи о спасителе доказывается далее упомянутым в самом начале [с. 142], возникшим в полусне «представлением», что, наверное, хорошо быть женщиной, которая уступает и соглашается на половое сношение (36). Эта фантазия была осознана в инкубационный период заболевания, еще до воздействия перегрузок в Дрездене.

Месяц ноябрь 1895 года самим Шребером изображается как время, когда установилась связь между фантазией об оскоплении и идеей о спасителе и таким образом наметилось примирение с первой: «Теперь же мне стало совершенно понятным, что мировой порядок властно требует оскопления, хотелось ли бы мне этого или

нет, и что поэтому из доводов разума мне не остается ничего иного, как свыкнуться с мыслью о превращении в женщину. В качестве дальнейшего следствия оскопления, разумеется, могло рассматриваться только оплодотворение божьими лучами с целью сотворения новых людей» (177).

Превращение в женщину было punctum saliens[156]первым ростком образования бреда; оно также оказалась единственной частью, которая не поддавалась лечению, и единственной, которая сумела утвердиться в поведении поправившегося больного. «Единственное, что с точки зрения посторонних людей может считаться чем-то неразумным, это обстоятельство, упомянутое также экспертом, что меня порой застают с какими-нибудь женскими украшениями (лентами, поддельными ожерельями и т. п.) стоящим по пояс обнаженным перед зеркалом или просто так. Впрочем, это случается только тогда, когда я остаюсь наедине с собой, и никогда - во всяком случае, если я этого могу избежать - в присутствии других людей» (429). Господин председатель судебной коллегии сознался в этих забавах в то время (июль 1901 года)[157], когда он нашел точное выражение для своего вновь обретенного практического здоровья: «Теперь я давно уже знаю, что люди, которых я вижу перед собой, - это не "мимолетно приконченные мужчины", а реальные люди, и что поэтому я должен вести себя по отношению к ним так, как обычно ведет себя здравомыслящий человек в общении с другими людьми» (409). В противоположность такому осуществлению фантазии об оскоплении больной никогда не предпринимал никаких других действий для признания своей миссии спасителя, кроме публикации «Мемуаров».

б) Отношение нашего пациента к богу настолько своеобразно и полно противоречащими друг другу определениями, что нужно обладать большой убежденностью, чтобы не отказаться от ожидания обнаружить все-таки «метод» в этом «безумии». Тут мы должны с помощью высказываний в «Мемуарах» попробовать разобраться в теолого-психологической системе доктора Шребера и изложить его представления о нервах, блаженстве, божественной иерархии и свойствах бога в их мнимой (бредовой) взаимосвязи. Во всех частях его теории бросается в глаза удивительная смесь

банального и остроумного, заимствованных и оригинальных элементов.

Человеческая душа содержится в нервах тела, которые можно представить как чрезвычайно утонченные образования, сравнимые с тончайшими кручеными нитями. Некоторые из этих нервов пригодны только для восприятия чувственных впечатлений, другие (нервы понимания) осуществляют всю психическую работу, при этом существует условие, что каждый отдельный нерв понимания репрезентирует всю духовную индивидуальность человека, а большее или меньшее количество имеющихся нервов понимания влияет только на продолжительность времени, в течение которого могут удерживаться впечатления[158].

Если люди состоят из тела и нервов, то бог - с самого начала исключительно нерв. Однако нервы бога не ограничены, как в человеческом теле, определенным количеством, а бесчисленны или вечны. Они обладают всеми свойствами человеческих нервов, но в неизмеримо большей степени. Из-за своей способности творить, то есть превращаться во всевозможные предметы сотворенного мира, они зовутся лучами. Между богом и звездным небом или солнцем существует самая тесная связь[159].

После сотворения мира бог удалился на огромное расстояние (10-11 и 252) и предоставил миру в основном развиваться по своим законам. Он ограничился тем, что поднимал к себе души умерших. Лишь в виде исключения он мог вступить в связь с отдельными высокоодаренными людьми[160] или с помощью чуда вмешаться в судьбы мира. По законам мирового порядка, регулярное общение бога с душами людей происходит только после их смерти[161].

Когда человек

умирает, части его души (нервы) подвергаются процессу очищения, чтобы в конце концов в виде «преддверий небес» снова присоединиться к богу. Так возникает вечный круговорот вещей, лежащий в основе мирового порядка. Сотворив нечто, бог избавляется от части самого себя, придает части своих нервов измененную форму. Эта, казалось бы, возникающая потеря вновь возмещается, когда через сотни или тысячи лет ставшие блаженными нервы умерших людей снова накапливаются у него в виде «преддверий небес» (18 и 19, прим.).

Очищенные души вкушают радость блаженства[162]. Между тем их самосознание становится ослабленным, и они оказываются слитыми с другими душами в высшие единицы. Души великих людей, таких как Гёте, Бисмарк и др., могут сохранять свое сознание идентичности на протяжении столетий, пока они сами не растворятся в высших душевных комплексах (таких, как «лучи Иеговы» в древнем иудаизме или «лучи Заратустры» в персидской религии). Во время очищения души обучаются «языку, на котором говорит сам бог, так называемому "основному языку", несколько устаревшему, но по-прежнему сочному немецкому, который главным образом характеризуется изобилием эвфемизмов» [163] (13).

Сам бог - существо непростое. «Над "преддвериями небес" парил сам бог, которому в противоположность этим "передним божьим царствам" дано также имя "задние божьи царства". Задние божьи царства подверглись (и подвергаются еще и теперь) своеобразному разделению на две части, после которого выделились нижний бог (Ариман) и верхний бог (Ормузд)» (19). О значении этого разделения Шребер может сказать только то, что нижний бог преимущественно связан с народами черноволосой расы (семитами), а верхний бог расположен к светловолосым народам (арийцам). Однако от человеческого познания на таких высотах и н