Действие, воспоминание, желание
Всякий раз, когда мне хочется понять, что такое чудо и счастье, я мысленно возвращаюсь в тот яркий и прекрасный день, когда я отправился на прогулку с маленькой трехлетней девочкой, дочкой моего соседа.
Несмотря на то что мы тогда всего один раз обошли свой уютный, но ничем особо не примечательный жилой квартал, это заняло у нас почти целый час. Вышло так, что все увиденное и услышанное становилось для нас радостным открытием и поводом для восторженного обсуждения. Вновь и вновь мы останавливались, чтобы посмотреть на припаркованные у тротуара автомобили. Моя юная подружка радостно щебетала об их цвете, размере, форме и даже непременно хотела прикоснуться к каждому из них. Столь же восторженное внимание она уделяла цветам, растущим на клумбах, и доносившимся до нас издалека звукам пожарной машины. Когда над нашими головами пролетел самолет, мы тут же остановились и принялись смотреть в небо до тех пор, пока он, превратившись в крошечную пылинку, не растаял вдалеке. И, конечно же, мы махали ему вслед.
Эта прогулка вокруг квартала привела меня к некоторым очень важным выводам. Так, было очевидно, что на самом деле источником удовольствия для девочки было вовсе не то, с чем мы сталкивались, само по себе. Картины, звуки, предметы — все это было для нее лишь поводом выразить то чувство, которое уже присутствовало в ней. Чувство это не происходило от чего-то находящегося во внешнем мире; наоборот, оно проецировалось на мир из ее сердца и души. По-моему, счастье — это именно то слово, которое наилучшим образом характеризует такое состояние самозарождающегося наслаждения.
Большинство людей, по крайней мере взрослых, не переживают счастья, гуляя вокруг квартала, и тому есть вполне понятные причины. Дети живут в мире чистого созерцания. Для них зрительные образы, звуки и предметы существуют затем, чтобы получать от них удовольствие, играть с ними, а вовсе не для того, чтоб ими пользоваться. А вот в жизни взрослых все подчинено обязанностям. Гуляя в солнечный день, мы воспринимаем окружающий нас мир как неразборчивую мозаику цветов и узоров, а сознание наше при этом сосредоточено на той или иной проблеме, которую мы в данный момент считаем наиболее острой. Как бы ни называлось такого рода переживание, это что угодно, только не счастье.
Но представим себе, что такой вот озабоченный взрослый, гуляя, уставившись в тротуар, вдруг обнаруживает в поле своего зрения что-то совершенно необычное. Стодолларовую купюру! Эффект будет почти что магический! Проблемы, казавшиеся до сих пор столь всепоглощающими, от подобной удачи сразу же — по крайней мере на какое-то время — куда-то деваются. Случись такое с вами, у вас перед глазами тут же замелькал бы перечень того, что можно с этой стодолларовой купюрой сделать. Быть может, вы не отнесетесь к этому случаю как к чему-то преобразившему вашу жизнь, но наверняка станете думать о нем как о чем-то очень хорошем —и состояние вашего сознания разительно преобразится. Что вы почувствуете? Я уверен, вам тут же пришло в голову это слово: радость.
Найдя сто долларов, вы обрадуетесь. Деньги — это внешняя причина, а ощущение радости — внутренний на нее отклик. Счастье же можно описать как ощущение радости без причины. Счастье — это изначально наличествующее внутреннее состояние, которым определяется наше восприятие мира. Счастье есть причина, тогда как радость — следствие.
Я не хочу сказать, что мы, взрослые, всегда должны стремиться вести себя так, будто мы маленькие дети, однако нам необходимо помнить о том счастливом состоянии бытия, что некогда было нам свойственно. Оно всегда достижимо, хотя его часто путают с совершенно иным состоянием, которое я назвал ощущением радости. Радости —это то, чего мы ищем, к чему стремимся, быть может, даже то, за что боремся. Радости — это что-то такое, что мы пытаемся отыскать или, скорее, купить. Счастье же — это то, что мы есть.
Люди стремятся избежать страдания и получить удовольствие, и они берут себе удовольствие в любой из доступной им форм. Если человек утратил связь со своими внутренними источниками счастья, если радость, приходящая к нему из внешних источников, — это единственное знакомое ему счастье, то он ищет именно такого переживания. В зависимости от обстоятельств, этот поиск может оказаться весьма ценным и плодотворным. Но, к сожалению, он может также вылиться в пристрастие в каком-либо из множества его обличий.
Давайте заменим в нашей истории нахождение стодолларовой купюры какими-нибудь другими открывшимися возможностями. Предположим, некий живущий в мире страданий и жестокости молодой человек находит субстанцию, способную мгновенно перенести его, пусть лишь на короткое время, в совершенно иную жизнь. Предположим, некий другой молодой человек,, чье продвижение по службе затормозилось, а семья испытывает финансовые затруднения, получает облегчение оттого, что, отправив жену спать, выпивает бутылочку пива, — а выпив полдюжины, чувствует себя еще лучше.
Еще кто-то отыщет подобный выход в чем-нибудь другом из бесконечного разнообразия веществ, вызывающих зависимость, и аддиктивных типов поведения. Каков бы ни был опыт, если он доставляет удовольствие, его, естественно, всегда хочется повторить. Такое повторение, по крайней мере поначалу, есть вопрос выбора. Но когда человеком действительно овладевает пристрастие, оно превращается в потребность и даже в необходимость.
Аюрведа весьма четко определяет подобные психологические и физиологические механизмы. Когда мы совершаем какое-либо действие, скажем, берем в руку карандаш или преодолеваем на резиновой лодке речной порог, мы внутренне устанааливаем его место в спектре нашего опыта. На одном краю этого спектра находится невыносимое страдание, а на другом — высшее наслаждение. Завершившись, действие продолжает существовать в нашем сознании — равно как и в нашем теле — в виде воспоминания, которому приписывается та или иная степень страдания или же наслаждения. Если уровень «страдания» достаточно высок, мы будем делать все от нас зависящее, чтобы избежать повторения этого действия. Если же действие принесет нам большое наслаждение, мы будем столь же отчаянно стремиться совершить его вновь.
Санскритское слово карма означает действие. Оно может относиться как к физической деятельности, так и к тому или иному ментальному процессу, скажем, к мышлению или чувствованию. Всякое действие содержит в себе семена воспоминания, называемые на санскрите санскарой , и семена желания, именуемые васаной . По существу, различие между этими двумя понятиями состоит в том, что одно из них обращено назад, а другое — вперед. Если воспоминание о действии приятно, оно порождает желание совершить новое действие, доставляющее по меньшей мере такое же удовольствие. Новое действие может как просто повторять совершенное ранее, так и представлять собой попытку получить еще большее наслаждение.
Сущность этой парадигмы была признана истинной даже в философских традициях, весьма далеких от индийской. Французский писатель Оноре де Бальзак заметил, что в жизни некоторых особо эмоциональных людей — он говорил об игроках и любовниках — часто присутствует некое в высшей степени острое переживание, которое начинает тяготеть над всеми их последующими поступками, порождая стремление воспроизвести однажды испытанное возбуждение. Быть может, даже сам того не сознавая, Бальзак дал прекрасное описание аддиктивного поведения, ведь пристрастия к азартным играм и сексу относятся к числу наиболее широко известных зависимостей.
Аюрведа особо подчеркивает, что после того, как мы совершим то или иное действие, оно навсегда запечатлевается в нас наряду со столь же неустранимыми элементами воспоминания и желания. Что бы мы ни делали, ни говорили и даже ни думали, триада «действие —воспоминание — желание» оказывается закодированной в наших клетках, и код этот попросту невозможно стереть. Это имеет важнейшие последствия с точки зрения предлагаемого в этой книге подхода к вредным привычкам. Мы не будем стремиться к тому, чтобы «избавиться» от воспоминаний и желаний, стоящих за аддиктивным поведением. Вместо этого мы сосредоточимся на создании новых, в высшей степени позитивных ощущений, которые окажутся сильнее разрушительных побуждений пристрастия и сделают эти побуждения бессильными.
Пожалуй, лучше всего проиллюстрировать это на примере одной из пациенток, несколько лет назад пришедшей в наш коррекционный центр. Я уверен, что этот случай свидетельствует об эффективности позитивного подхода к пристрастию, приспособленного к индивидуальным потребностям человека. Моей пациенткой была семнадцатилетняя девушка; назовем ее Эллен .
С первого взгляда на Эллен мне стало ясно, что у нее серьезные проблемы со здоровьем. Впоследствии выяснилось, что происходят они от употребления наркотиков и другого рода саморазрушающего поведения, возобладавшего в ее жизни с четырнадцатилетнего возраста. Проще говоря, Эллен пристрастилась к героину, в результате чего оказалась вовлечена в другие опасные и пагубные занятия, такие, как воровство и проституция.
Я решил поначалу не затрагивать в разговоре с Эллен тему ее пристрастий. Этими разговорами она была уже сыта по горло. В сущности, почти каждая минута ее жизни оказывалась тем или иным образом с ними связана, то ли в форме ее в этом участия, то ли в виде терапевтического вмешательства. И до сих пор все попытки такого вмешательства были по большей части безуспешными.
— Давай пока что не будем обсуждать твои нынешние проблемы, — предложил я Эллен в одну из наших первых встреч. — Поговорим о том, чем ты занималась до их появления. Было ли что-нибудь такое, что тебе особенно нравилось делать, когда ты была маленькой девочкой? К чему ты на самом деле тогда стремилась? Что тебя интересовало больше всего?
Эллен задумалась, словно пытаясь вспомнить некую дату из курса древней истории, а не события своей собственной жизни всего-то двух- или трехлетней давности.
— Ну, — сказала она, — мне очень нравилось заниматься верховой ездой. Но я даже представить себе не могу, как бы я влезла сейчас на лошадь. Даже не знаю, смогла ли бы я проехать, не упав. Тогда я была совсем другим человеком.
Достаточно было одного взгляда на Эллен , чтобы понять, откуда у нее такие настроения. Она выглядела беспокойной, усталой и недоедающей. Толстая стена умственного, физического и эмоционального нездоровья изолировала ее от внешнего мира и даже от ее собственных истинных потребностей и чувств. Поэтому первой целью курса ее лечения было устранение этого барьера.
Я предложил Эллен пройти пятиуровневую аюрведическую процедуру очищения, называемую Панчакарма . После недолгого обсуждения Эллен согласилась — и, подобно всякому прошедшему Панчакарму , почувствовала себя полностью «перерожденной». Аюрведа рассматривает сознание и тело как составляющие единого целого. Когда тело Эллен было очищено на самом основном, клеточном уровне, ее эмоции и дух оказались точно так же очищены и восстановлены. В Панчакарме нет ничего загадочного или чудесного, однако эффект был поистине поразителен. Химические и эмоциональные барьеры, скрывавшие истинное «я» Эллен, начали рушиться.
Затем Эллен несколько дней отдыхала от этих очистительных процедур, и я решил, что настало время приступить к проблеме ее пристрастий более непосредственно. Мы действительно отправились на прогулку верхом, несмотря на ее прежние опасения. И, как я и ожидал, Эллен это понравилось. С точки зрения Аюрведы , это было чрезвычайно важно, поскольку верховая езда пробудила специфическую цепочку «действие — воспоминание —желание», некогда сыгравшую в жизни Эллен положительную роль. Я был убежден, что эта цепочка окажет свое благотворное воздействие вновь.
Когда мы вернулись с прогулки, я спросил Эллен , как она себя чувствует. Мне хотелось, чтобы, описывая мне полученные ею только что ощущения, она пережила их снова. Эллен была удивлена и обрадована тем, что ей доставило такое удовольствие занятие, которое, как она думала, стало ей недоступным. Тогда я предложил ей ненадолго пройти в мой кабинет и кое-что там обсудить.
Мы присели на диван, и я почувствовал, что Эллен приготовилась выслушать некую суровую лекцию. Я видел, что она по привычке, выработавшейся у нее в наши первые встречи, молча ушла в глухую оборону. Но вместо того, чтобы что-либо говорить самому, я предложил говорить Эллен .
— Я хотел бы, чтоб ты рассказала мне обо всем, что происходит с тобой, когда ты вводишь себе наркотик, — сказал я. — Все, от начала до конца. Пожалуйста, опиши точно, как ты это делаешь и что именно чувствуешь в результате.
— Вы хотите услышать о том, что это похоже на взлет с последующим падением? — спросила она.
— Нет, поскольку это только конечный результат. Начни с самого начала. Расскажи мне, как выглядит шприц, что ты чувствуешь, когда ты держишь его в руке. Расскажи, как выглядит игла и что ты чувствуешь, вонзая ее себе в руку. Если во всем этом есть какое-то удовольствие, опиши мне его, и если есть боль, страх, печаль — скажи об этом тоже. Расскажи, какой запах ты ощущаешь, принимая наркотик, на что похож звук, когда ты надавливаешь на поршень шприца. Быть может, ты ощущаешь какой-нибудь особенный вкус или же у тебя во рту становится необычно сухо? Попытайся с помощью своего воображения пройти для меня через все это.
У меня было несколько причин обратиться к Эллен с такой просьбой, но самое главное — это было упражнение на осознание. В Аюрведе осознание равносильно овладению всей полнотой информации о текущем моменте. Это означает сосредоточение на всех своих ощущениях и полное переживание всего того, о чем вам говорит ваше тело в процессе той или иной деятельности. Вводя себе наркотик, Эллен не привыкла осознавать. Для нее это было чем-то доведенным до автоматизма, а туман, обволакивавший Эллен , когда наркотик начинал действовать, еще больше скрывал от нее действительную механику этого процесса. Подобное описание было для нее огромным эмоциональным и умственным напряжением, но я хотел, чтобы она была точна во всех деталях. Эллен закончила свой рассказ, и я почувствовал, что теперь ее опыт стал для нее более прозрачен, более реален и более осознан, чем был в то время, когда она действительно раз за разом наполняла шприц и вонзала себе в руку иглу.
— Ну а теперь, когда ты мне во всех подробностях рассказала о введении наркотиков, я хотел бы, чтоб ты так же описала свои переживания, когда мы сегодня ездили верхом. Опять-таки, вспомни все свои мысли, все свои ощущения. Как ты чувствовала себя, когда впервые увидела сегодня лошадь? На что было похоже ощущение, когда ты вставила ногу в стремя? Какова была на ощупь кожа седла? Каков был звук копыт, стучащих по траве? Какие чувства ты испытывала на различных стадиях прогулки? Проведи меня сквозь все это от начала до конца.
Это второе описание далось Эллен куда легче первого, и не только потому, что речь шла о событиях совсем недавних. Это объяснялось тем, что она полностью пережила прогулку верхом. Ее сознание и тело освободились от оцепенения, тяготевшего над ней последние три года. Все, что касалось верховой езды, было для этой девушки живым и радостным; таким же был и ее рассказ.
— А теперь ты должна выбрать между этими двумя своими переживаниями, — сказал я Эллен , —и поскольку ты только что ясно и осознанно прошла сквозь них для меня, я знаю, что ты сможешь принять обоснованное решение. Разумеется, меня подмывает прочитать тебе мораль по поводу разницы между героином и верховой ездой, но я удержусь от этого искушения, так как не думаю, что от этого будет какая-нибудь польза. Я скажу только, что те картины, звуки, ощущения, мысли и чувства, которые ты испытала сегодня днем, будут недоступны тебе — буквально невозможны для тебя, — если ты остановишь свой выбор на наркотиках.
Я рад сообщить, что Эллен решила порвать с наркотиками и нашла в себе силы оставаться верной этому решению. Я знаю, что подход, которого я придерживался в отношении нее, был чреват некоторым риском, но я знаю также и то, что он оказался успешен именно по этой самой причине. Я не просил Эллен отказываться от удовольствия, которое она испытывала, принимая героин. Наоборот, я настаивал на том, чтобы в нашей беседе она четко сосредоточилась на этих ощущениях. Но вместе с тем я просил ее вспомнить и о сопряженных с приемом наркотиков страданиях. Катание же на лошади несло в себе только радость. Это было занятие, доставлявшее ей наслаждение еще до того, как она попала в беду, и пробужденное воспоминание об этом более сильном удовольствии смогло затмить сравнительно более слабое удовольствие от наркотика.
Как только пристрастившийся получает доступ к удовлетворению более глубокому, чем то, которое обеспечивается посредством пагубного поведения, для него естественным образом открывается путь к освобождению от зависимости. Однажды пробужденное, воспоминание о внутреннем совершенстве порождает желание, которое этой зависимости сильнее.
Подход к проблеме зависимости, сработавший в случае Эллен , можно назвать «основанным на удовольствии» или, скажем, «осознанием с упором на удовольствие». Но лучше всего думать о нем попросту как о духовном. Я уверен, что этот подход может оказаться действенным для очень многих людей, хотя возможны случаи, когда в процедуру потребуется включить некоторые дополнительные шаги. У Эллен , несмотря на все с ней случившееся, был опыт счастья, от которого можно было отталкиваться. Но что, если на мой вопрос, доставляло ли ей что-либо истинное удовольствие до того, как она начала принимать наркотики, Эллен ответила бы лишь беспомощным взглядом?
Существует великое множество людей, в жизни которых не было положительных моментов, подобных тем, которые Эллен смогла использовать в качестве источника своего исцеления. Или же эти моменты настолько покрыты у них мраком, что их уже невозможно оживить с помощью нескольких приятных солнечных дней. Но чтобы отказаться от ощущений, связанных с аддиктивным поведением, человеку нужно познать истинное удовольствие. И первым шагом к познанию счастья является просто-напросто познание самого себя. Одна из величайших заслуг Аюрведы состоит в том, что путем подразделения людей на ментально-телесные категории она приспосабливается к абсолютной уникальности каждого конкретного человека, позволяя ему в высшей степени практичным образом осознать свои индивидуальные потребности и качества.
В следующей главе вы получите возможность определить по такой аюрведической системе ваш собственный ментально-телесный тип, чтобы затем узнать, каким образом это знание позволяет человеку достичь умственного, физического и духовного благополучия — одним словом, счастья.