Глава 24. Робкие шаги навстречу

Поймала себя на мысли, что уже полчаса сама с собой мысленно разговариваю. Хотела найти старый самостирающийся пергамент, но он как назло куда-то запропастился. Никогда не любила на нем писать, но сейчас мне просто необходимо выговориться, а поговорить с кем-то из друзей я не могу. Точнее поговорить могу, но совсем не о том, о чем хочется сказать. Они все сейчас уставшие, обеспокоенные состоянием раненных, просто не пришедшие в себя после битвы, а я... Мне хочется кричать на весь мир, как я счастлива, рассказать всем и каждому о том, что мы с Северусом будем вместе. Конечно, сейчас самое неподходящее время для таких откровений, я сама понимаю, но ничего не могу сделать с собой. Я такая эгоистка, как можно думать о таком, находясь в больничном крыле, разливая по кубкам восстанавливающее зелье? И мне даже не стыдно, приходиться сдерживаться изо всех сил, чтобы не начать улыбаться, когда я вспоминаю его улыбку.

Можно было бы рассказать все Драко, но его отправили в больницу Святого Мунго, вместе с остальными, у кого тяжелые ранения. Драко у нас сегодня герой дня, сначала меня спас, потом еще одну девушку, кажется, это была Элен, одна из кузин Флер. Драко заслонил ее от какого-то темномагического проклятия, а вот самого его слегка зацепило. Ничего страшного, но для полного восстановления нужно двое суток полежать в палате со специальным магическим полем. Элен так горько рыдала над кроватью больного, что я испугалась, что с ним правда что-то ужасное произошло, но оказалось просто девушка слишком впечатлительная. С Драко поговорила совсем недолго, он молчаливый, как никогда, и глаза такие грустные, что сердце сжимается от тоски. Первое, что он сказал: «Война кончилась.», так непривычно серьезно, без своей самодовольной улыбки, без хитрых огоньков в светлых глазах, словно за этот день стал старше лет на десять. Ему эта битва далась стократ тяжелее, чем всем нам, ведь ему пришлось сражаться против людей, которых он хорошо знал с детства, многие бывали в их доме, наверняка хорошо к нему относились, дарили подарки на Рождество, некоторые из них и вовсе приходятся ему ближайшими родственниками. Сколько из них погибло, никто не считал... не слишком много, но все-таки. А сколько до донца жизни окажутся в Азкабане? Драко будет очень нелегко адаптироваться в теперешнем новом мире, найти в нем свое место. Когда я попыталась сказать ему, что во всем его поддержу, и он всегда может на меня рассчитывать, он назвал меня глупой и сказал, что и так это знает. Глупой меня кроме Драко только Северус может называть, невыносимые наглые типы, даже немножко на них сердиться не могу. Не знаю, что бы я делала, если бы потеряла кого-то из них, или Гарри и Рона, или...

С нашей стороны погибло двое, не знаю, как относиться к этой цифре. С одной стороны мы готовились к гораздо большим потерям, а с другой — двоих удивительных людей больше нет с нами. Джозеф Стоукс — ему не следовало появляться на поле боя, после того как он потерял столько сил, уничтожая инферий, но каждая палочка была на счету, и он не смог отсиживаться в палатке колдомедиков, когда его внучка (ей в начале месяца только исполнилась семнадцать) сражалась с пожирателями смерти. Он погиб почти в самом конце боя — смертельное проклятие от Эйвори. И еще Питер Рочестер, молодой аврор, почти мальчишка. Он чем-то напоминал мне Гарри, такой же задорный с вечно торчащими в разные стороны кудрявыми вихрами. Он всегда подмигивал мне, когда проходил мимо, а я смущенно опускала глаза, теперь его нет... Раненых оказалось неимоверно много, некоторые в очень тяжелом состоянии, живы только благодаря эльфам, мгновенно доставлявшим их к колдомедикам после ранений. Мелкие ранения почти у всех, так что восстанавливающее зелье не зря заготовили в таком количестве. На Гарри кстати ни одной царапины, и это после поединка с Волдемортом. Даже зная его с одиннадцати лет и сто раз наблюдая за тем, как он выходит сухим из воды после неимоверных передряг, не могу ему не удивляться, он действительно исключительно одаренный волшебник.

Ремус сильно пострадал, его отправили в Мунго в числе первых. Врачи говорят, что это единственный случай, в котором можно сказать, что ему повезло быть оборотнем. То, что прошедшая ночь была ночью полнолуния, спасло ему жизнь, способность оборотней к регенерации особенно в полнолуние превосходит человеческую, обычный человек после таких ранений не выжил бы. Тонкс два часа то плакала, то смеялась и шутила, то снова плакала, пока мадам Помфри не дала ей успокоительное, и та заснула. Ей нельзя волноваться, она, оказывается, беременна, срок около трех недель. Ремус убьет ее, когда узнает, что Тонкс, будучи беременной, отправилась на поле боя. Хотя о чем я говорю, это же Ремус, поругается с полчаса, а потом будет на руках носить свою сумасбродную жену. Счастливые...

Невозможно передать, насколько счастлива я! До сих пор не верю, что он сделал мне предложение. Это было так неожиданно, я и мечтать не могла о таком. Когда ночью он обнял меня за плечи, я чуть не разрыдалась от облегчения, ведь до сих пор он ни словом не обмолвился, что питает ко мне хоть какие-то положительные эмоции, а сегодня такое! Хотя он до сих пор ничего не говорил о своих чувствах. Только Северус может сделать предложение нерасторгаемого брака, не произнеся ни слова. Не важно, он ведь никогда не придавал большого значения словам, зато его действия всегда решительны и однозначны. Он предложил мне всю оставшуюся жизнь, какие слова могут сравниться с этим? А я ведь тоже ничего ему не сказала, была слишком удивлена, чтобы найти хоть какие-то слова. Нужно это исправить. Не видела Северуса уже несколько часов. Мы пришли к палатке колдомедиков вместе, потом он ушел за зельями, помог врачам с определением некоторых редких темномагических проклятий, но, как только тяжелых больных переместили в Мунго, он куда-то исчез. Я осталась помочь мадам Помфри с легкими ранениями, потом мы вернули Хогвартс (обратный перенос гораздо проще осуществить, для этого нужно было только территорию освободить и прочесть заклинание, а остальное сделали эльфы). Северус не появлялся ни в больничном крыле, ни в своей лаборатории, правда у меня есть предположение, где он может быть...

Гермиона нашла Северуса на «их» скамейке возле озера. Он сидел, чуть склонившись, подперев голову ладонью, длинные волосы прятали лицо от постороннего взгляда. Пальцами второй руки он машинально перебирал маленький яркий лоскуток ткани.

— Ты сохранил мою ленточку? — удивленно спросила Гермиона, подходя поближе и становясь позади скамейки.

— Надо отдать тебе должное, две трети защитных заклинаний все еще действуют, ослабляя действие проклятий. При моей «работе» было бы непредусмотрительно разбрасываться такими вещами. Никогда не видел столько заклинаний, одновременно наложенных на один предмет, обычно ограничиваются двумя — тремя стандартными или что-нибудь одно, но действительно мощное, а тут было не менее двадцати, и ни одно не нейтрализует действие другого. До сих пор не пойму, зачем ты это сделала тогда, — его голос звучал устало-отстраненно и совсем тихо, словно он говорил сам с собой.

Гермиона собиралась ответить, когда ее взгляд упал на прожженную ткань мантии на спине Северуса, сквозь мелкие разрывы в которой виднелись потемневшие участки кожи. Она направила палочку на этот участок и зашептала заживляющие заклинания. Снейп резко дернулся, когда почувствовал поток магии, направленной на него, но потом вернулся в первоначальное положение, никак не отреагировав на действия Гермионы. Она закончила с заживляющими заклинаниями и починила его мантию. Припомнив, что видела, как какое-то еще проклятье попало ему в левое плечо, она обошла вокруг скамейки и присела на корточки лицом к Северусу. Мантия на том месте, куда попало проклятие, была пропитана кровью и разорвана, открывая взгляду тонкий длинный порез.

— Почему ты не показался мадам Помфри? Чем быстрее обработаны раны, тем легче они заживают, — спросила Гермиона, повторяя ряд заживляющих заклинаний теперь над его плечом.

Северус оторвался от разглядывания глади озера, отражающего закат, и одарил Гермиону раздраженным взглядом.
— Я не имею привычки бегать в больничное крыло по пустякам и вполне способен справиться с простейшими заклинаниями самостоятельно, — недовольно прошипел он, вскинув голову и отбрасывая с лица темную завесу волос.

— Тогда почему ты до сих пор не обработал раны, целый день прошел уже, ты совсем не уделяешь внимания своему здоровью, Северус, — заботливо проговорила Гермиона, закончив с заклинаниями и поднимая глаза на его лицо.

Эту реплику Снейп оставил без комментариев, лишь одарив Гермиону колючим, сердитым взглядом, явно означавшим что-то вроде «если позволил себя ранить, могу и потерпеть». «Упрямец, он ведь даже не защищался, когда в него попали эти проклятия, а все время защищал Гарри», — подумала Гермиона, но вовремя решила промолчать, понимая, что для него непривычно и неприятно, что она может видеть его уязвимость. Вместо этого она подняла руку и мягко провела ладонью по лицу Северуса. Его щека была колючей от пробивающейся щетины и прохладной, наверное, он довольно долго просидел возле озера на холодном осеннем воздухе.

— Ты все еще не передумала? — внезапно спросил он чуть охрипшим голосом, при этом внимательно вглядываясь в ее лицо.

— Нет, мое решение не изменилось, если ты сам все еще хочешь этого, то у меня нет причин передумать, — твердо сказала Гермиона, посылая ему уверенный взгляд.

— Конечно, я хочу этого, иначе я бы не стал делать такое предложение. Просто я похоже выбрал самое неподходящее время для этого, все были слишком ошеломлены после окончания битвы, и у тебя не было времени все обдумать, возможно, у тебя есть более подходящие варианты, чтобы устроить свою судьбу, — на последней фразе он снова отвел глаза в сторону озера, безразлично разглядывая пейзаж.

— Северус, ты же не думаешь, что между мной и Драко что-то большее, чем дружба? — с беспокойством переспросила Гермиона, вдруг вспомнив случайный поцелуй Драко и реакцию Северуса на увиденное.

— Конечно же, нет, — тут же ответил Снейп, подтвердив ответ пренебрежительным фырканьем. — Я говорил с Драко, он сказал, что питает к тебе скорее дружеские чувства, и что ты ме... — он осекся на полуслове, но мгновенно исправился. — Он предположил, что, возможно, я тебе не совсем безразличен, — как бы ничего не значащим тоном закончил он.

— Я люблю тебя, Северус, — прошептала Гермиона, мягко поворачивая его голову так, чтобы он снова смотрел ей в глаза. — Еще тогда любила, — продолжила она, кивая в сторону алой ленточки, которую до сих пор перебирал пальцами Снейп. — Конечно, не так как сейчас, до моего отъезда из Хогвартса это было больше увлеченностью, восхищением. Но спустя столько времени встретив тебя в Париже, я узнала тебя лучше и поняла, что ты именно тот, с кем я хотела бы разделить свою жизнь. — Она опустила глаза, не решаясь прочесть в его взгляде реакцию на свои слова.

Спустя мгновение Гермиона ощутила, как мягкая теплая рука коснулась ее ладони, медленно заскользила к локтю и выше. Северус чуть наклонился к ней, сжав плечо девушки, притягивая ее ближе для поцелуя, но заметил, что она внезапно дернулась, и ее губы странно сжались. Решив, что его прикосновения ей неприятны, он тут же отдернул руку, и лишь тогда увидел, что на его пальцах осталась кровь. Приглядевшись, он понял, что мантия Гермиона на левом плече пропитана влажной кровью.

— Глупая девчонка, ты еще можешь мне говорить, что я не уделяю должного внимания здоровью. Наверняка весь день хлопотала вокруг своих дружков, а о тебе никто даже не подумал побеспокоиться. О чем ты только думала, приходя сюда вместо того, чтобы вылечить рану.

— Я... я не заметила, — смущенно опуская голову, пролепетала Гермиона. Несмотря на всплеск гнева в голосе Северуса, его глаза были полны нежности и тревоги. Конечно, он не умел проявлять беспокойство иначе, как пряча его за раздражением, но от этого его забота была не менее трогательной.

— Пойдем, — сказал он, мягко взяв Гермиону за руку, и повел ее к недавно возвращенному замку Хогвартса.

В кладовке для зелий было слишком тесно, чтобы два человека могли в ней находиться, не мешая друг другу, и Гермиона, предусмотрительно освобождая место для свободного передвижения Мастера зелий, уселась на маленький столик, втиснутый между двумя шкафами, до самого потолка заполненными разнообразными сосудами со всевозможными зельями и ингредиентами. Северус быстро отыскал все необходимое и, обернувшись к ней, легким осторожным движением спустил мантию с раненого плеча, порез оказался довольно глубоким и продолжал сочиться кровью. Несколько взмахов палочкой, неразборчивые заклинания, произнесенные одними губами, и он уже накладывает прохладную тягучую мазь на затянувшийся рубец, бережно только кончиками двух пальцев касаясь кожи.

— Где еще? — Долгий внимательный взгляд черных глаз. Гермиона молча приподнимает край мантии, на левой ноге чуть выше колена сильный ожег и тонкий след от режущего проклятия.. Зельевар открывает другой флакон, маленькое помещение кладовки мгновенно заполняется свежим запахом бергамота, лимонника и чего-то еще терпкого и едва уловимого. Он смачивает платок прозрачной зеленой жидкостью, и, прежде чем приложить пропитанную зельем ткань к месту ожога, свободная рука ложиться на обнаженное бедро девушки, в этом жесте нет необходимости, и поэтому он почти похож на ласку. Прикосновение теплой мягкой ладони к коже жжет сильнее, чем едкое зеленое зелье.

— Как ты себя чувствуешь? — В бархатном звучании голоса столько заботы и вместе с тем облегчения, он и сам видит, что все закончилось и больше не нужно беспокоиться, но хочет услышать устное подтверждение, чтобы убедиться, что это не сон. Впрочем, такие сны ему никогда не снились, иногда он видел во сне картины прошлого, иногда простые природные пейзажи, чаще бессвязные кошмары, но никогда даже во сне он не позволял себе видеть будущее, свободное от Темного Лорда, иначе он просто не вынес бы пробуждения. Словно прочитав в его глазах истинный смысл вопроса, она отвечает мягко и спокойно:

— Все замечательно. — Ее глаза улыбаются, и напряженная складочка у него на лбу постепенно разглаживается. Она берет его руку в свои ладошки, подносит к лицу и, на мгновение замирая, тихонько спрашивает: «Можно?». Он, не отрываясь, смотрит в ее глаза и так же тихо отвечает: «Конечно, все что хочешь». Невольно в ее голове проносятся картины всего, чего она хочет, но она мысленно останавливает себя: «Пока можно не все, но нужно подождать совсем немного...» и касается губами тыльной стороны ладони. Его кожа мягкая и пахнет травами. Губы продолжают свое путешествие по узкой бледной кисти, то слегка касаясь, то плотно прижимаясь и втягивая небольшой участочек кожи, затем спускаются к тонким узловатым пальцам медленно, не пропуская ни одного миллиметра, ни одного изгиба сустава на каждом пальце. Он уже не смотрит на нее, его глаза прикрыты, каждое касание горячих губ отдается подобием электрических разрядов по всему телу, а ведь это всего лишь пальцы... и когда влажный язычок проскальзывает в ложбинку между средним и указательным, вместе с прерывистым дыханием у него вырывается стон удовольствия. Ее губы замирают и отстраняются, разгоряченной кожи на руке касается холодный воздух подземелий.

— Ты даже не представляешь, как давно мне хотелось сделать это. — Он открывает глаза, только чтобы убедиться, что это сказала Она. — Когда ты играл на рояле тогда на балу, и каждый раз, когда я наблюдала, как ты готовишь зелья, как твои пальцы, словно мотыльки, легко порхают над котлом, мне хотелось к ним прикоснуться... вот так как сейчас. — И она снова поцеловала бледную кожу руки.

— Фетишистка, — со смешком выдыхает он. В этом слове нет ни капли язвительности, а в глазах блестят озорные огоньки... просто первое шутливое прозвище.

— Да! Потому что у тебя самые красивые руки, которые я когда-либо видела... и нет, потому что то же самое я чувствовала, глядя на любой другой участочек твоего тела... — Ее глаза вспыхнули, когда она подняла взгляд и посмотрела в глаза ему. — Когда я представляла, какая на ощупь кожа на твоей груди под чуть расстегнутой сверху рубашкой, каково было бы ощутить под языком мягкую мочку уха, иногда выглядывающую из под завесы твоих волос, как было бы провести рукой по твоим плечам, рукам... — горячо шепчет она, и ее пристальный взгляд гипнотизирует. В ярком свете свечей ее глаза с расширившимися зрачками кажутся почти желтыми, как у кошки.

— Прекрати... — В его голосе явно звучит мольба, но совсем об обратном... — Ты коварная женщина, ты ведь прекрасно представляешь, что сейчас делаешь со мной. Те, кто считают тебя кротким ангелом, жестоко ошибаются, ты опаснейшее существо... Попав под чужую власть, людям свойственно стремиться освободиться от нее, а рядом с тобой я чувствую, что становлюсь твоим рабом, и точно знаю, что никогда не захочу освободиться от этой власти, даже если тебе будет совсем не нужно мое служение, мне придется умолять тебя продолжать повелевать... — Его дыхание сбилось, а голос совсем охрип.

— Это хорошо... потому что ты нужен мне... весь, без остатка... навсегда. И чтобы ты понимал, что я так же нахожусь в твоей власти, я хочу, чтобы ты знал, что я давно полностью принадлежу тебе и никогда не смогу принадлежать кому-то другому. — Твердость ее голоса убеждает в том, что все сказанное — правда, но каким образом это может быть правдой? Он удивленно приподнимает левую бровь.

— Я не понимаю...

— Тогда, после нападения, когда ты попал под «Меч Смерти»... Его ведь практически невозможно снять обычными способами, только очень темной или очень светлой магией. Ты ведь уже знаешь, темную магию я использовать не могла, у меня не может получиться даже самое простенькое темномагическое заклинание. Я использовала односторонний связующий обряд, после которого стала полностью принадлежать тебе... а потом «Круг Очищения», из-за него и исчезла твоя метка...

— Сумасшедшая... — Только и может выдохнуть он, прежде чем заключить ее в крепкие объятья сильных рук. — Моя храбрая безрассудная девочка, как ты только могла на такое решиться... — Он шепчет эти слова ей на ухо, обжигая горячим дыханием сладко пахнущую кожу, потом, чуть отстранившись, так, чтобы можно было видеть ее глаза, и еще тише, чем только что шептал, произносит:
— Одно из условий ритуала должно быть, что у тебя никогда...

— Никогда... никого... мне всегда нужен был только ты...

— Ох... — Не в силах произнести хоть слово от изумления, он только снова заключает ее в объятья, пряча лицо в ее густых растрепанных волосах.

— Пойдем, нам обоим нужно отдохнуть после этого безумного бесконечного дня... — Неохотно разрывая объятия, он берет ее за руку, и они выходят обратно в его кабинет.

— Можно я останусь у тебя? — чуть дрожащим голосом спрашивает она.

— Я бы ни за что тебя сейчас не отпустил...

Они прошли в спальню, даже не раздеваясь, легли поверх покрывала на широкую кровать и, сваленные накопившейся за многие дни усталостью и напряжением, мгновенно уснули.

Утро настало неожиданно быстро. Сквозь сон Северус ощутил чье-то присутствие в комнате и распахнул глаза, мысленно готовый потянуться за палочкой.

— Ты? — Немного удивленно произнес он, встретив в непосредственной близости от своего лица огромные глаза цвета гречишного меда с золотистыми искорками, внимательно наблюдающие за ним.

— А ты ожидал увидеть здесь кого-то другого? — Тонкие бровки над медовыми глазами вопросительно взметнулись вверх, а щеки их обладательницы залились смущенным румянцем.

— Нет, просто я вообще не ожидал никого здесь увидеть, — честно ответил он. — Я не привык просыпаться в компании.

— Я тоже не привыкла, но мне это определенно нравится. — Щеки девушки еще больше залились краской.

— В этом наши вкусы сходятся, только, пожалуйста, не надо так отчаянно краснеть, а то я подумаю, что во сне вел себя как-то неподобающе. — В ответ на это девушка опустила взгляд и приложила ладошки к пылающим щекам.

— Как насчет мятного чая? — предложила Гермиона, отводя руки от лица.

— Нет, только кофе — черный. Я бы сейчас многое отдал за твои эклеры с черным шоколадом, тогда они были восхитительны... но в Хогвартсе приходится довольствоваться однообразной стряпней эльфов, — смешно сморщив нос, ответил Северус.

«Вот оказывается, как выглядят его глаза без напускной холодности — еще глубже и темнее», — подумала Гермиона, наблюдая, как Снейп по-кошачьи потягивается, поднимаясь с кровати.

— Позови Тинки и попроси принести, что тебе самой захочется, — эти слова он произносил, уже заходя в ванную.

Спустя десять — пятнадцать минут после бодрящего контрастного душа, Северус вернулся в комнату, где уже был накрыт маленький столик возле зажженного камина. Рядом со столиком стояли два удобных кресла, в комнате витал приятный аромат свежесваренного кофе и вишневой коры, которую эльфы добавляли в камин по утрам по просьбе хозяина. Гермиона что-то расставляла на столике, обернулась, услышав, как он входит в комнату, и устроилась в одном из кресел. Перед ней стоял серебряный кофейник, такая же сахарница, фарфоровый кувшинчик с молоком, две кофейные чашки и огромное блюдо с шоколадными эклерами. Снейп напряженно моргнул, словно пытаясь отогнать наваждение, посмотрел на довольно улыбающуюся Гермиону, и только тогда обрел дар речи.

— Ты же не?.. — Она согласно кивнула, подтверждая его догадку. — Гермиона, не надо было, я вовсе не имел этого в виду.

— Я знаю, просто это наш первый завтрак вместе, и мне захотелось сделать тебе приятное, к тому же это было совсем не сложно. — Она, все так же улыбаясь, разлила по чашечкам горячий кофе, добавила в свой немного молока, и взялась поедать пирожные. Снейп тоже последовал ее примеру. Несколько минут они молча наслаждались прекрасным завтраком, потом он отложил свой кофе на край стола, прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, растирая виски кончиками пальцев.

— Все нормально, Северус? — спросила немного встревоженная Гермиона.

— Нет, все определенно не нормально. — Он открыл глаза и пристально посмотрел на нее. — Ничего из того, что сегодня происходит, не вписывается в рамки «нормальности» в моей жизни. Только вчера закончилась война, и ты согласилась стать моей женой и захотела остаться в моей спальной, а потом я видел тебя во сне, открыл глаза и встретил твои глаза, а теперь ты сидишь здесь со мной, и еще эти эклеры... меня просто не покидает ощущение, что это один длинный сон, в котором исполняются все желания, но только сон... потому что в реальной жизни это было бы абсолютно невозможно...

— Что я могу сделать, чтобы убедить тебя, что это реальность?

— Не знаю, все, что ты делаешь только убеждает меня в обратном... Может... если бы ты сказала, что я могу сделать для тебя... — Гермиона медленно подошла к нему и, присев на подлокотник кресла, посмотрела ему в лицо и полушепотом выдохнула:

— Поцелуй меня...

Через мгновение сильные руки привлекли ее к себе, и она очутилась на коленях у Северуса, а его горячие губы накрыли ее губы страстным поцелуем. Жар его поцелуев околдовывал, весь мир вдруг сузился до бесконечно глубоких черных глаз перед ней, а потом она прикрыла глаза, и от мира не осталось ничего, кроме ощущения тепла ладоней на щеках, пальцев перебирающих ее волосы и мягких ласковых губ с ароматом кофе и горько-сладким вкусом черного шоколада. Эти губы медленно уносили ее в совершенно неизвестный мир, обволакивая теплом и нежностью, завлекая в плавный танец страсти. Потом к мягким губам присоединился кончик языка, дразнящее пробежавший по поверхности ее губ, заставляя их приоткрыться в предвкушении, чтобы затем проникнуть внутрь, исследуя, лаская, переплетаясь с ее язычком, пока не заполнит своим ощущением — горячим и сладким все ее чувства... За секунду до того, как растаяв в сладком поцелуе, мир для Гермионы окончательно перестал бы существовать, Северус прервал поцелуй и немного отстранился от нее. Когда она открыла глаза, то увидела перед собой такой же, как у нее, затуманенный страстью взгляд.

— Ты невероятная, — почти беззвучно выдохнул он, обжигая ее влажные губы горячим дыханием.

— Это ты невероятный, — так же тихо прошептала девушка. Его рука легла на ее затылок, привлекая для нового поцелуя, но она остановила его. — Подожди... еще один такой поцелуй, и я потеряю сознание, дай мне отдышаться. — Она обвила руками его шею и положила голову на плечо, крепче прижимаясь к мужчине.

— Хорошо, мой ангел. Тогда может ты согласишься обсудить несколько насущных вопросов... — Его глубокий немного хриплый голос посылал волны дрожи по ее телу.

— Каких вопросов? — все еще плохо соображая после головокружительного поцелуя, спросила Гермиона.

— Во-первых, на какое число ты хочешь назначить дату свадьбы? — самым беззаботным тоном поинтересовался Северус.

— А как долго подготавливаются магические кольца?

— Две недели.

— Тогда через две недели. Если ты, конечно, не против? — в последней фразе послышалась легкая неуверенность.

— Нет, конечно, я не против, но ты уверена, что мы все успеем подготовить? Все должно быть так, как ты хочешь...

— Я хочу, чтобы это было как можно быстрее, а подготовка... Я готова, ты, как я понимаю, тоже готов, остается только дождаться, когда будут готовы эти магические кольца. — Было похоже, что она сердится на эти ритуальные предметы за их нерасторопность. — А все остальное меня не интересует, я совершенно не собираюсь ждать ни секундой дольше из-за всяких мелочей.

— Ну, если тебе все равно, ты не будешь возражать, если я сам займусь подготовкой и выберу детали на свой вкус?- Он чуть приподнял левую бровь.

— Северус, ты... ты правда будешь заниматься подготовкой к свадьбе?

— Почему нет? Я между прочим двадцать лет ждал, когда в моей жизни появится безрассудная особа, вроде тебя, которая согласится на такую авантюру, как разделить жизнь со мной... могу я по крайней мере получить такую свадьбу, о какой мечтал? — самым серьезным тоном заявляет он, но в темно-карих глазах блестят озорные смешинки.

— Правда? Конечно, можешь. Только не слишком много зеленого и никаких серебряных змей, — наигранно строгим тоном говорит Гермиона, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— Договорились... Черное и белое? — предлагает он.

— Да, черное и белое было бы прекрасно! Но никаких дешевых эффектов для публики.

— Определенно! — Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.

— Северус, ущипни меня, — попросила Гермиона, когда смех затих.

— Зачем?

— Просто теперь мне кажется, что все это сон, и стоит ущипнуть меня, как я проснусь, и все исчезнет.

— Тогда нет. Если это сон, то я не позволю тебе проснуться, — прозвучал прямо возле ее ушка мягкий, завораживающий голос, а потом он снова увлек ее в долгий горячий поцелуй, от которого ей совершенно расхотелось просыпаться.