Гипнотизм и психотерапия - Дежерин и Гауклер о психоневрозах
Я остановлюсь еще в нескольких словах на книге Ж. Дежерина и Е. Гауклера—J. Dejerine et E. Gauckler: Les Manifestations fonctionelles des Psychonevroses. Leur traitement par la Psychotherapie. (Masson et C-ie editeurs. Paris 1911).
Трудно поверить, чтобы такой превосходный анатом мозга и невропатолог, как Дежерин, мог обнаружить столь наивное незнакомство с психологией, гипнотизмом и психотерапией. Здесь перед нами новая иллюстрация того, как некоторые неврологи рассматривают весь вопрос, исходя из периферических нервов и спинного мозга, и, хотя и доходят до головного мозга, никогда не достигают понимания психо-физиологии. Прежде всего сознательно и определенно игнорируется просто психоанализ Брейера. Вот несколько примеров:
„... Гипнотизм прежде всего ставит на очередь трудные вопросы морального и социального порядка. Не легкая задача решить вопрос: имеет ли врач право подавить свободу воли у человека и направить ее по своему усмотрению, хотя бы это делалось с терапевтической целью. Но не в этом, по нашему мнению, наиболее трудная проблема. Она заключается главным образом в воспитании автомата, что, по нашему мнению, является результатом если не постоянным, то, по меньшей мере, чрезвычайно частым многократных, гипнотических сеансов. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, что происходит с истеричками после таких сеансов"...
„... Человек, который знает, чего он хочет и куда он идет, который руководствуется известным идеалом религиозным или философским, существо, которым руководит просто та или другая аффективная тенденция, наконец, человек, который, чтобы найти свою линию жизни, безусловно доверяется своему руководителю или духовнику, такой человек не может стать неврастеником".
Итак, по Дежерину, гипнотизм лишает человека свободы воли и превращает его в автомата. И то и другое совершенно неверно, как мы доказывали уже выше. Но Дежерин верит в свободу воли; он антидетерминист (см. стр. 548 до конца). Он придерживается католической психологии, далее он все еще стоит на старой точке зрения Шарко по вопросу об истерии и хочет дискредитировать гипнотизм указанием на последующую судьбу тех нескольких истеричек в Сальпетриере, которые в течение многих лет служили игрушкой для учеников Шарко.
Он совершенно упускает из виду, что мы, лечащие внушением, никогда не рассматривали эти случаи, как успехи суггестивной терапии, а всегда усматривали в них систематическое мучительство истеричек. Но все наши исследования и успехи, разумеется, игнорируются. Дежерин, повидимому, не знает того, что все, более или менее опытные в лечении гипнозом, врачи не превращают своих больных в автоматов, а только устраняют их патологические нарушения и тем, наоборот, превращают их снова в свободных и здоровых людей.
Но еще любопытнее, пожалуй, наивное утверждение Дежерина, что человек религиозный, абсолютно повинующийся своему духовнику, не может быть неврастеником. Наш высокоуважаемый парижский коллега, повидимому, очень мало видел душевно ненормальных людей или плохо понял. Мне скорее приходилось наблюдать как раз обратное, а именно, что людирелигиозные слишком часто бывают нервно-больными или легко ими становятся. Далее, в конце своей книги Дежернн даже утверждает, что монист или детерминист не может быть психотерапевтом и, следовательно, не может и лечить психопатов и невропатов. Чувствительно благодарю его за комплимент; я детерминист, монист и даже — страшно вымолвить!— свободомыслящий—и тем не менее не только лечил, но даже и вылечил — и надолго вылечил уж очень много истериков, неврастеников и прочих невропатов и психопатов. Но у моего дорогого друга Дежерина, наверное, волосы станут дыбом, когда я сообщу ему, что мне доводилось • лечить даже верующих католиков, и даже из Парижа, как и верующих протестантов, не только злых неверующих. Он утверждает, правда, что протестантов труднее лечить, чем католиков, потому что они более дискутируют и более замкнуты, между тем как католиков исповедь приучает раскрывать свое самое интимное я. Не знаю. Натуры замкнутые, как и изолгавшиеся мне приходилось встречать в обеих религиях, как и натуры открытые и честные. Мне казалось, наоборот, что именно у протестантов легче добиться раскрытия своих интимных тайн — может быть потому, что я не католический священник. Исцеленные мною пациенты могут все это засвидетельствовать и, без сомнения, от души смеялись бы над книгой Дежерина, если бы она попалась им на глаза.
Во всяком случае автор лучше сделал бы, если бы он продолжал свои превосходные анатомические исследования вместо того, чтобы путаться в дебрях, которые для него во всяком случае покрыты большим туманом. Он сам, впрочем, на это намекает на стр. 553, где он говорит о „туманных вершинах чистого познания".
Книга Дежерина и Гауклера есть не что иное, как плохо понятое и полное недоразумений подражание и истолкование взглядов суггестивных терапевтов и психоаналитиков. Авторы находятся под рабским влиянием Дюбуа, которого Дежерин открыто называет своим учителем; здесь только веет дух католицизма.
Выводы, за исключением 8-го, еще сравнительно верны, потому что они заимствованы из учений гипнотизма и психоанализа; они гласят дословно следующее:
1. „Все функции могут быть спутаны незаконным вмешательством психизма, таким образом вызываются функциональные нарушения-
2. „Это вмешательство психизма имеет во всех почти случаях своим источником эмоциональную причину.
3. „Эмоция может проявляться в многократных действиях, она создает тогда неврастению".
4. „Эмоция может вызвать жестокую диссоциацию, в таком случае имеет своим последствием случай истерии".
5. „Эмоция вызывает только психоневрозы и их проявления. Но в то время как неврастеник есть по существу одержимый, истерик есть человек с неустойчивой и некоординированной психикой".
6. „Подводили — и по нашему мнению неправильно — под неврастению болезнь психического происхождения, самые различные астении, имеющие органическое происхождение; общее у них с ней только одно — симптом усталости".
7. „Если по своим проявлениям вторичного характера психоневрозы поддаются различным лечениям, они допускают одно только патогенетическое лечение, а именно психотерапевтическое".
8. „Есть одна только правильная психотерапия, а именно психотерапия убеждением, которое должно быть направлено одновременно и на признаки и на их основу, умственную и моральную, которая позволила им укрепиться".
Дежерин умер, оставив после себя превосходное сочинение по анатомии мозга. К сожалению, остались и следы его ошибочной терапии, а в вопросах научных нельзя говорить „de mortuis nihil, nisi bene". Однако, что он честно был убежден в своих взглядах, у меня нет ни малейших сомнений.
В новейших санаториях для нервных больных вошло в моду применять целый ряд лечебных методов,— массаж, усиленное кормление, постельный режим, гидротерапию, электричество и т. п.,— действие которых основано частью на усилении обмена веществ, частью на внушении, частью на влиянии усиленного питания. Методы эти в большинстве случаев довольно дорогие и обычно с удобством могут быть заменяемы велосипедом, пешими прогулками, восхождением на горы, купаньями на открытом воздухе и сном. Правда, во многих случаях помогает принудительное действие методического повиновения и сознание необходимости получить что-нибудь за свои деньги. Но большой недостаток всех этих методов — тот, что зачастую, по окончании их, больные вновь возвращаются на прежний путь, с его прежними вредными влияниями.
Психиатрия, в свою очередь, придает все большее значение труду, особенно же занятию сельским хозяйством, как главному лечебному средству для хронических душевнобольных.
В 1894 г. я сам, вместе с инженером Grohmann'oм, рекомендовал подобную же терапию труда для нервных больных, за что энергично высказался и P. J. Mobius. При этом сам Grohmann уже заметил, как часто сочетание суггестивной терапии д-ра Ringier с его механическими работами приносило больным пользу.
Наконец, в случае недостаточности обычного словесного внушения или таких усиленных психотерапевтических воздействий, как музыка, умственная и физическая работа и т. п.,придется воспользоваться еще другими методами, лекарствами, массажем и т. п.,—смотря по характеру случая. Метод Weir-Mitchell'я (усиленное кормление и постельный режим) прекрасно действующий у больных с действительно истощенным мозгом и организмом, может причинять большой вред, если применять его без критики во всевозможных случаях. И здесь Дюбуа раньше применял это лечение у всех нервных больных, потом стал на нашу точку зрения, но о нас не упоминал ни словом.
В Zeitschrift fur Hypnotismus 1902 (Bd. X) я сообщил несколько интересных психо-терапевтических случаев, с объяснением их, и здесь позволю себе воспроизвести их.
Главная идея моя при этом была та, что от патологической деятельности мозг ограждает и излечивает не мышечная работа сама по себе, а прежде всего центробежная концентрация внимания на целесообразных мышечных иннервациях разумной, удовлетворяющей наш дух деятельности. Бесполезная мышечная работа,— гигиеническая гимнастика, упражнения с гирями или эргостатом и т. д., — во-первых, не удовлетворяет, а во-вторых, что важнее, не препятствует вниманию отклоняться в сторону. Далее, подобная бесполезная работа не может стать пожизненным профессиональным делом. Я предпочел бы уже кратковременную гимнастику по способу Мюллера каждое утро. Благоприятное действие на душевно-больных полезного занятия, и прежде всего сельским хозяйством, давно уже известно в психиатрии.
Не все невропаты, однако, пригодны для занятия садоводством, столярным ремеслом или сельским хозяйством, и обычными внушениями хорошего сна, аппетита, нормальных функций и т. д. патология мозговой жизни далеко еще не исчерпывается. Мы знаем, далее, что гений и умопомешательство — состояния родственные. Но если известно, что некоторые гении погибли жертвами умопомешательства, то врачам, может быть, менее известно, что под известными формами истерии и других психопатий скрываются иной раз гении или, по крайней мере, таланты, тоскующие о свободе, как птицы в клетке,—а равно, что обычной, шаблонной терапией нервных врачей крылья таких птиц связываются, вместо того, чтобы освобождаться. Если где, то именно здесь уместны правильный диагноз и индивидуализирующая терапия. Не всякий, кто считает себя гением, есть гений. Среди 100 мозгов свихнувшихся, страдающих манией величия и духовной слабостью, опытный психиатр должен распознать те немногие, которые сами по себе „не только не свихнулись", но, наоборот, скрывают в себе сокровища высоких дарований, развитие коих лишь задерживается и парализуется известными расстройствами. Но раз среди многих, ищущих помощи нервных больных (читай: с больным мозгом или энце-
фалопатов) открыт уже такой скрытый, томящийся в оковах . дух, высокий долг врача — покинуть проторенный путь шаблона и вернуть орлу его крылья. Гипноз и ручные работы могут оказывать здесь превосходные услуги, как вспомогательные средства. Но суть не в них. Надо любовью и интимным проникновением во все стороны душевной жизни завоевать полное доверие больного, затронуть все струны его чувств, заставить себе рассказать всю его жизнь, перечувствовать ее вместе с ним и самому проникнуться настроениями больного, естественно никогда не упуская из виду и его половой жизни, столь сильно у каждого индивидуума вариирующей и являющейся обоюдоострым мечом. Что врач сам должен быть здесь забронирован, достаточно только намекнуть, как это ни важно. Само собою разумеется, здесь должно действовать не по обычному терапевтическому шаблону, принимая во внимание лишь извержение семени, coitus и беременность, но надлежит тщательно исследовать все высшие области духа, интеллекта и воли, находящихся в большей или меньшей связи с половой сферой. Покончив же с этим, надо постараться указать больному его надлежащий, окончательный жизненный путь и вывести его на этот путь решительно, с твердой верой в успех. И тогда мы, к удивлению своему, не раз увидим, как все психопатологические расстройства исчезнут точно по волшебству, и несчастный, неспособный нервный больной превратится в энергичного, работоспособного, полезного деятеля, вызывающего даже своими работами удивление своих сограждан и остающегося другом пользовавшего его врача. Из несчастного он делается счастливым, из „свихнувшегося" — талантом или даже „гением", из больного — здоровым.
Гипнотизм и психотерапия - Примеры
Теперь приведем вкратце несколько случаев. Некоторые мои друзья узнают себя в них, но для пользы человечества простят мне опубликование их.
1. Одна очень образованная барышня, дочь очень даровитого отца и очень нервной матери, считалась менее способной, в сравнении со своими сестрами и братьями, сызмала была очень нервной и становилась все более истеричной. В конце-концов, обнаружились очень тяжелые явления паралича; она поступила в психиатрическую лечебницу в 1892-ом году. Излеченная сначала обыкновенным гипнозом, она черев несколько месяцев вновь заболела, обнаружив почти полную неспособность ходить, и затем снова вылечилась благодаря систематическим сельско-хозяйственным работам у крестьян. Все-таки она была несчастлива оттого, что не имела никакой жизненной цели. Не без колебаний дозволил я ей последовать своему страстному влечению и сделаться больничной сиделкой. Родители ее очень опасались ночного бодрствования, но с помощью соответствующих внушений последнее переносилось без всяких страданий. С восторгом она отдалась своему новому служению,исполняла связанные с ним обязанности, как они ни были трудны, и становилась все . более деятельной во всех отношениях. В настоящее время она — один из деятельнейших членов одного крупного филантропического лечебного учреждения.
II. Один врач издавна страдал тяжелыми, якобы неврастеническими расстройствами и тщетно старался вылечить себя, для чего прибегал ко всевозможным средствам. В 1894 г. он пришел ко мне с жалобой на свою болезнь. Я ободрил его, посоветовал не обращать внимания на все эти расстройства и указал на высшие цели жизни. Он ушел. Потом он писал мне, что эта единственная беседа его исцелила.
III. Один молодой человек, с несовсем хорошей наследственностью, из очень религиозной семьи, весьма способный, стал страдать нервными расстройствами, близкими к умопомешательству. Он покушался на самоубийство и, окончательно прервав свои занятия, поступил в лечебницу для нервных больных. Прогноз был поставлен очень мрачный. Больной абсолютно не мог больше работать, страдал головными болями, бессонницей, неспособностью сосредоточить свое внимание на какой-нибудь умственной работе. Все, что он читал, ускользало от него. Мрачный и охваченный отчаянием, он, однако, не обнаруживал никаких симптомов меланхолической задержки и т. п. Больной вполне ясно сознавал свою психопатию и свою „загубленную жизнь". Кроме того он страдал от всевозможных навязчивых представлений и действий, поощрявших его к неразумным выходкам. Ко мне его привели в 1895 г., как безнадежный случай. Меня вскоре поразила даровитость молодого человека. Более интимное знакомство открыло мне в нем дух совершенно неудовлетворенный. Получив воспитание строго ортодоксальное, он утратил веру в религиозные догмы и уже благодаря этому считал себя человеком потерянным, погибшим. Кроме того ему ненавистна была насильственная формальная учеба, в которой его воспитывали. Вся жизнь казалась ему бесцельной. Сначала я успокоил его относительно религии, объяснив, что можно быть человеком счастливым, достойным и без положительной религии; далее я объяснил ему, что зубрение свойственно только людям тупым, и что простое, связанное с интересом к делу понимание несравненно выше такого зубрения. Далее я посоветовал ему ничего не заучивать наизусть, а изучать и читать только то, что его интересует, не заботясь о том, удержится ли это в его памяти или нет. Таким способом я снова внушил ему доверие к самому себе и несколько более жизнерадостное настроение. Больной стал читать свои книги с радостью и интересом, — вместо того, чтоб заучивать их наизусть с отвращением. Как философ и свободомыслящий, он снова ожил. Он сделался горячим трезвенником и стал помогать мне в организации новых союзов трезвости. Пациент, которого я вначале должен был охранять от самоубийства, вскоре сделался моим другом и сотрудником. Одно за другим исчезли у него нервные расстройства, и, в заключение, для окончательного исцеления, он, с моего одобрения, предпринял большое путешествие в одну дикую, жаркую страну, откуда вернулся совершенно исцеленный и вполне в себе уверенный. Затем он снова принялся за свои занятия и через несколько лёт выдержал выпускной экзамен summa cumlaude, к удивлению всех своих товарищей, которых поразил своей колоссальной работоспособностью; с тех пор он ведет образ жизни, совершенно правильный и нормальный.
IV. Одна истеричная дама,— весьма одаренная, почти гениальная, но с детства страдающая психопатией и припадками большой истерии, весьма возбужденная различными обстоятельствами, в частности, совместным сожительством с одной близкой родственницей,—консультировала меня много лет тому назад в Цюрихе. По разным соображениям она не хотела выходить замуж, несмотря на многочисленные представлявшиеся к тому случаи. Я подверг ее гипнозу. Наступил глубокий истерический сон, и стали появляться судороги. Я с трудом разбудил ее и заявил, ей решительно, что успех — выше всех ожиданий, что она скоро выздоровеет, что гипноз только оказал на нее насколько более сильное действие, чём следовало. С этого времени я делал ей внушение почти только наяву. Чрез относительно короткое время исчезли почти все расстройства, а также существовавшие раньше запоры и судороги. Но я объяснил ей, что главное для нее — труд, что в нем она должна видеть свою жизненную цель. Она не хотела основать семьи, но давно уже интересовалась одним общеполезным делом. И вот все пошло как по маслу! Вместо купанья, электричества и массажа я дал ей ряд книг по интересовавшему ее вопросу, а также рекомендации к корифеям соответственных родственных сочинений. Она с воодушевлением принялась за работу, проявила ко всему огромный интерес, большое понимание и поразительную работоспособность. При этом состояние ее ежедневно улучшалось, и через несколько недель она уехала. Впоследствии она за короткое время свершила много крупного и оригинального в заинтересовавшем ее общеполезном деле. Более того. Она создала школу и стала в своем родном городе идейной и практической руководительницей крупного учреждения, которое она преобразовала по-своему, открыв в этом деле новые пути.
V. Одна пожилая женщина, весьма образованная и разумная, заболела душевной депрессией, но врач, к которому она обратилась, лишь бегло осмотрел ее, поставил неправильный диагноз, и, благодаря некоторым другим неблагоприятно сло-жившимся обстоятельствам, эта дама попала на несколько дней в психиатрическую больницу, где ее лечили по шаблону, невнимательно и совершенно ошибочно. Депрессия эта была вызвана сильным нервным истощением вследствие многолетних чрезмерных нервных напряжений обусловленных тяжелыми душевными переживаниями, усугубленными серьезными физическими страданиями. Через некоторое время другой врач по нервным болезням признал у нее неисцелимое dementia praecox. Я был приглашен на консилиум и сейчас же заметил здесь случай сходный с предыдущим, приободрил ее, ознакомившись ближе со всеми обстоятельствами ее жизни, и когда она, получив подходящую духовную работу, прониклась большим доверием к себе самой я, ободренный прежним опытом, исполнил ее заветное желание: разрешил ей заняться прежней ее профессией, в которой она с самого же начала проявила полную работоспособность.
Я обращаю внимание моих коллег на такие случаи и советую им прежде всего поднять дух у своих больных, ; упавший вследствие болезни, а иногда и неправильного лечения.
VI. Один даровитый врач с признаками истерического импульсивного состояния, заболел вследствие волнений от разных неприятностей. Одно за другим стали обнаруживаться у него различные, повидимому, очень тяжелые душевные расстройства, в том числе один раз — вполне рельефный бред преследования с галлюцинациями. В общем он был болен два; года, прежде чем обратился ко мне. Поддерживали в нем это состояние дурные прогнозы, которые ему ставили врачи. Один раз, на основании одного легочного кровотечения, его признали чахоточным, другой раз — неизлечимым паралитиком и пользовали ртутью, хотя он, очевидно, никогда не страдал сифилисом. Легкие также никогда не были инфильтрированы и были совершенно здоровы. Прогрессивного паралича не было и следа. Своеобразны были в анамнезе неожиданные изменения в картине болезни под влиянием изменений прогноза или терапии, угнетающих или, наоборот, успокаивающих аффектов. Больной был осужден на бездеятельность, крушение всей своей карьеры и т. д- Он был видным хирургом. Но как только я, после тщательного исследования, решительно заявил ему, что у него нет никаких признаков ни органического страдания мозга, ни какого либо настоящего психоза, что все это были только истерические самовнушения, — ему тотчас же стало гораздо лучше. И нескольких гипнозов было уже достаточно для устранения всех неприятных симптомов. Но особенно благоприятное действие оказал на него совет — снова взяться (одновременно с воздержанием от алкоголя) за прежние занятия. Через короткое время больной расстался со мною выздоровевшим.