Общие замечания о гипнотизме - Соматические теории
Под соматическими теориями гипноза можно разуметь те, которые занимают, так сказать, средину между учением о флюидах и учением о внушении. Авторы их, правда, не прибегали ни к „флюиду", ни к духам, но сделали попытку, если не все, то, по крайней мере, хоть часть явлений гипноза, свести к известным элементарным силам, минуя посредничество психической деятельности. Особенно большое значение приписывалось воздействию периферических раздражений (извне) на нервные окончания, благодаря чему снова выступала на сцену необходимость в каком-нибудь внешнем агенте.
Прежде всего, известная школа Charcot или Salpetriere в Париже верила в непосредственное гипногенное воздействие на нервную систему человека металлов и магнитов без посредства представлений, в трансферт (переход паралича, каталепсии, гемианэстезии и т. д., под влиянием магнита с одной стороны тела на другую), в непосредственное раздражение локализированных двигательных центров мозговой коры поглаживанием головной кожи и т. п. Эта же школа учила разными периферическими раздражениями механического характера (1. фиксацией взгляда, 2. подниманием век, 3. поглаживанием лба) вызывать типически различные стадии или виды гипноза: летаргию, каталепсию и сомнамбулизм, со специфическими, своеобразными реакциями мышц и чувствительности (напр., так наз., hyperexcitabilite neuromus-culaire). Важно отметить еще, что, по учению школы Charcot, в состоянии так наз. летаргии загипнотизированные будто бы совершенно утрачивают сознание и не поддаются внушениям, вызываемым у них представлениями чрез посредство органов чувств. Эта школа учила далее, что гипнозу поддаются почти одни только истерики, и причисляла гипноз к неврозам.
Какую путаницу в понятиях вызвала эта теория, нагляднее всех доказал Bernheim в Nancy. Все факты, которые из году в год демонстрировались в Salpetriere на немногих, специально к тому подготовленных истеричных субъектах, с легкостью объясняются давнишними, отчасти бессознательными, дошедшими до автоматизма внушениями;— так, напр., пресловутые летаргики неоднократно слышат и психически оценивают все, что говорится и делается в их присутствии. Braid'овское фиксирование блестящего предмета, которому в Париже и Германии приписывали такое большое значение, само по себе не вызывает никакого гипноза. Если кого-либо и удается усыпить по такому нецелесообразному методу, то не самой процедурой, которая сама по себе большею частью вызывает только нервное возбуждение (у истеричных по временам и истерические припадки), но — с помощью представления, что эта процедура должна его усыпить. Самое большее, в единичных случаях здесь могут оказывать бессознательное усыпляющее действие утомление и связанное с ним опускание век, как и вообще у людей, очень склонных к. внушению, гипноз может быть вызываем любыми средствами.
Прежде было в обычае будить загипнотизированных дуновением в лицо. С давнего времени я больше уже не применяю этого приема, но зато часто связываю его с внушением представления об исчезновении головной боли и т. п. Поэтому, сколько бы я ни дул в лицо загипнотизированным, никто от этого у меня не просыпается. Это обстоятельство — тоже аргумент против учения „соматической" школы о пресловутом действии подобных механических раздражений, учения, по которому прием дуновения считается специфическим раздражением, вызывающим пробуждение.
Liebeault сам (Etude sur le zoomagnetisme. Paris, chez Masson 1883) опубликовал 45 случаев, в которых он у маленьких детей достигал удивительно благоприятных результатов одним только возложением на больное место обеих рук. В 32 таких случаях речь шла о детях моложе 3-х лет, у которых Liebeault счел возможным исключить влияние внушения. Тем не менее Liebeault впоследствии сам (Therapeutique suggestive, Paris, Doin 1891) должен был признать, что тогда он неправильна истолковал наблюдавшийся им факт. По совету Beruheim'a он возложение рук заменил „магнетизированной водой, и последнюю — не магнетизированной водой, оставляя, однако, родителей и воспитателей детей в убеждении, что вода „магнетизирована", и категорически обещая исцеление. Подобным способом он получил те же благоприятные результаты, которые таким образом объясняются тем, что лица, окружавшие детей, подверглись бессознательному внушению со стороны Liebeault, а дети — со стороны названных лиц.
Наконец, следует еще упомянуть о пресловутом действии лекарственных средств, a distance или чрез приложение к затылку и т. д. содержащего их, герметически закрытого сосуда (Luys и друг.). Тем не менее в комиссии, подвергшей их исследованию, при устранении всякого бессознательного внушения эти столь шумно рекламированные результаты Luys'a потерпели печальное фиаско: они ясно показали, что прежние опыты производились без всякой критики, и что, главным образом, ничего не было сделано для исключения возможности внушения — возможности, которая все здесь объясняет.
По желанию моего друга, проф. Seguin'a из Нью-Йорка, я проделал при его содействии все эксперименты Luys'a с закрытыми медицинскими склянками у 4-х своих лучших сомнамбулистов. Проф. Seguin сам был свидетелем экспериментов Luys'a. Результат был, как я того с уверенностью и ожидал, абсолютно отрицательный. Интересно было только следующее: одну загипнотизированную женщину, с привешенной на шее бутылкой водки, которая до того утверждала, что ничего не ощущает, я спросил, не испытывает ли она головной боли,— она подтвердила это; затем я спросил ее, не кружится ли у нее голова, точно от опьянения,— она быстро подтвердила и это, и затем стала обнаруживать симптомы опьянения. Из этого видно, как один какой-нибудь наводящий вопрос способен вызывать суггестивное действие. Не буду еще останавливаться и на том, что все эффекты соответствующих лекарств; (также и рвота) тотчас же вызывались мною путем внушения даже при фальшивых или порожних склянках (в контрольных опытах).
Резюмируя IV группу яко бы соматических и рациональных теорий, мы видим, что она была наименее удачная из всех, вызвавшая наибольшую путаницу в понятиях, и что все факты, на которые они ссылалась, объясняются влиянием внушения. Главная ошибка этих теорий — в том, что они свои результаты основывают большею частью на наблюдениях у истеричных. Истеричные же, прежде всего,— люди наименее надежные, наиболее бессознательные, а потому наиболее утонченные симулянты и комедианты и в то же время субъекты, зачастую очень тонко чувствующие, и притом в большинстве случаев обладающие значительной пластической фантазией, делающей их, правда, очень доступными внушению, но еще более самовнушению. Сверх того истеричные склонны к каталепсии, летаргии и судорогам. Случаи Charcot были не что иное, как подготовленные состояния гипноза у истеричных субъектов.Особенно же должно здесь, ссылаясь на обе первые главы, указать еще на ту грубую ошибку, которая делала школа Charcot, противополагая друг другу термины „соматический" и „психический" и с эмфазою присваивая себе одной, за сделанное будто бы открытие соматических признаков, ореол научности. Той contradictio in adjecto, которая заключается в пренебрежительном непризнании деятельных психических состояний (напр. представлений), при одновременном сведении всего психического к деятельности мозга, эти „соматические" теоретики, очевидно не замечают; они постоянно забывают, что все „психическое", т.-е. всякое содержание сознания, есть вместе с тем и явление „соматическое".
К соматической школе принадлежали также Dumontpallier, ревностный представитель в Париже Burq'овский металлотерапии, и физиолог Ргеуег в Берлине, который в своей книге о гипнотизме (1890) по существу стоит еще на точке зрения Braid'а, рассматривая внушение, согласно со школой Charcot, . лишь, как главу гипнотизма, как что-то в роде отдела последнего, при самом поверхностном упоминании о заслугах и исследованиях Liebeault и Bernheim'a. После того, как Данилевский блестяще уже доказал, что гипноз животных совершенно гомологичен гипнозу человека, и, как это намекнул уже Liebeault, основывается на внушении (конечно, адэкватном психическим силам животного; Compte rendu du Congres international de psychologie physiologique, Paris, 1890 p. 79—92), Preyer все еще цепляется за свою теорию катаплексии, т.-е. оцепенения от страха. С таким же упорством Preyer придерживается своей теории сна, объясняющей возникновение последнего скоплением молочной кислоты, полагая, что те случаи, в которых гипноз вызывается с быстротою молнии (как это, напр., почти всегда бывает у усыпляемых мною субъектов), представляют собою состояние не гипноза, а катаплексии, равно как забывая, далее, объяснить случаи спячки и долголетней бессонницы. Совершенно, как Charcot, Preyer называет даже гипноз неврозом. А в другом месте он опять признает интимнейшее сродство гипноза к нормальному сну. Мы, однако, не делаем из этого вывода, что по Preyer'у и нормальный сон должен считаться неврозом.
Впрочем, со времени смерти Charcot его теория гипнотизма совершенно уже заглохла и в настоящее время должна считаться совершенно похороненной, хотя она и живет еще во многих головах официальных ученых, прикрывающих ею свое невежество. Мы упомянули о ней лишь ради исторического ее интереса.
Итак, имеется только одна теория, согласующаяся с научно-обоснованными фактами гипнотизма и удовлетворительно объясняющая их; это — теория внушения, созданная нансийской школой. Все остальные основаны на недоразумении.
Следовательно, здесь нам остается только ознакомиться с понятием внушения и внушенного сна; это и есть понятие, равнозначащее гипнотизму.