Сознание и гипотеза идентичности (монизм) - Дуализм и монизм
В настоящее время мы вместе с Коперником утверждаем, что земля и планеты вращаются вокруг солнца, а не наоборот: солнце и звезды вращаются вокруг нашей земли. Но это утверждение не доказано безусловно, по крайней мере, не может быть доказано дедуктивно. Формально можно и в настоящее время еще защищать вместе с Птолемеем противоположный взгляд, но факты, которые были уже известны раньше и в особенности впоследствии наблюденные, вполне согласуются с теорией Коперника и постоянно в такой мере ее подтверждают, что мы должны с ней согласиться.
Наоборот, чтобы согласиться с взглядом Птолемея, мы должны допустить самые удивительные и самые невероятные движения и скачки планет. Все факты все более и более говорят против этого взгляда; если согласиться с взглядом Птолемея, то мы имели бы самый беспорядочный хаос и целый ряд законов, как закон притяжения и другие, которые в настоящее время всюду и везде подтверждаются. были бы поставлены наголову. Поэтому мы должны отвергнуть теорию Птолемея и это тем более, что с помощью теории Коперника и других теорий современной астрономии, на ней основывающихся, мы можем в настоящее время самым точным образом предсказывать различные явления и даже устанавливать существование новых спутников планет, хотя никто их не видел, каковой возможности теория Птолемея нам не дает.
Вот точно так же дело обстоит и с дуализмом, рассматривающим мозг и душу, как две различные вещи, и с научным монизмом (теорией тождества), который видит в обоих одну и ту же реальность.
Дуализм здесь сходен с теорией Птолемея потому, что он приводит к абсурдным вещам и для объяснения фактов вынужден прибегать к самым невероятным мистическим допущениям, нигде не находящим подтверждения, а наоборот, приводящим к самым грубым противоречиям. И наоборот, с помощью научного монизма все объясняется просто и без противоречий, как движение планет с помощью теории Коперника. Так он часто дает нам возможность заранее вычислить и предсказать психологические реакции, в зависимости от свойств мозга и рода раздражений и повреждений, которые на него действует. Там, где психология верхнего сознания исчезает — дело объясняется амнезией, т.-е. отсутствием связи ее с психологией подсознания. На этом весьма простом основании мы должны признать научный монизм правильным, поскольку он находится в полном согласии с фактами и взаимной между ними зависимостью, чего о дуализме сказать нельзя.
Термином „идентичность или психофизиологический монизм" мы выражаем, следовательно, то, что всякое психологическое явление образует с лежащею в основе его молекулярною или нейрокимовою деятельностью мозговой коры одну и ту же реальную вещь, которая рассматривается только с двух сторон. Дуалистично только явление, вещь же, наоборот,—монистична. Если б дело обстояло иначе, то присоединение к элементу соматическому или церебральному элемента чисто психического могло — бы дать плюс энергии, что противоречило бы закону сохранения энергии. Нарушение этого закона, однако, нигде еще не было доказано и стало бы в резкое противоречие со всем опытом науки. В явлениях нашей интроспективной мозговой жизни, как они ни чудесны, не сокрыто ничего такого, что противоречило бы естественным законам и побуждало бы прибегнуть к какой-то мистической, сверхъестественной „душе".
Исходя из этих соображений, я говорю о монистическом тождестве, а не о психофизиологическом параллелизме. Вещь не может быть параллельна самой себе. Правда, психологи новейшей школы разумеют под этим лишь предположительный параллелизм явлений, оставляя вопрос о монизме или дуализме непредрешенным. Но так как многие центральные нервные процессы находятся вне сферы и физиологического и психологического наблюдения, то явления, доступные обоим методам исследования, отнюдь не параллельны, но весьма неодинаково отделены друг от друга промежуточными процессами. Параллелизм таким образом только — теоретическое предположение. А раз дуалистическая гипотеза, с точки зрения научной критики, оказывается несостоятельной, то в основу всех рассуждений вполне дозволительно положить гипотезу идентичности.
Ясно, ведь, до очевидности, что одно и то же явление в нервной системе животного, скажем, моей, будучи наблюдаемо мною самим, но сначала с помощью внешних физиологических методов, и затем отражаясь само собою в моем сознании, должно мне представляться в совершенно другом виде, и напрасный был бы труд,— физиологический феномен превращать непосредственно в психический и наоборот. Психический феномен не может быть превращаем в другой, хотя бы даже в отношении воплощаемой обоими реальности, как например, звуковое, зрительное и осязательное ощущение, которое одно и то же колебание вызывает в трех соответствующих органах чувств. Тем не менее мы путем индукции в праве заключить, что это — одна и та же реальность, одно и то же колебание, олицетворяющееся в трех качественно столь различных видах, иначе говоря, вызывающее у нас три различные, непереводимые друг в друга психические впечатления. Последние возникают в различных частях мозга и, как таковые, реально отличаются одно от другого.
О психофизиологической идентичности мы говорим лишь с одной стороны в отношении корковых нейрокимов, непосредственно обусловливающих известные явления сознания, и с другой — в отношении самих этих явлений сознания. В действительности, предполагаемая дуалистическая душа может быть или с энергией или без таковой. Если ее предположить лишенной энергии, т.-е. независимой от закона сохранения энергии, то тогда мы вступим в область чудес, в которой можно по усмотрению нарушать и устранять естественные законы. Если ж ее предположить содержащей энергию, то это будет только игра слов, ибо душа, подчиняющаяся закону энергии, есть лишь часть мозговой деятельности, произвольно вырванная из связи с целым,— часть, которой „психический характер" присваивается лишь для того, чтобы тотчас же снова отнять его от нее. Энергия может подвергаться только качественным, а не количественным превращениям. Предполагаемая дуалистическая душа таким образом, если бы она подчинялась закону сохранения энергии, должна была бы перейти целиком в другую форму энергии. Но тогда она не была бы более дуалистической, т.-е. отличной в существе своем от мозговых процессов. Из последователей старого метафизического монизма Бруно и Спинозы должно вспомнить великого, к сожалению, слишком скоро забытого, Карла Фридриха Бурдаха (Vom Baue und Leben des Gehirnes III Т., Leipzig, 1826, стр. 141 и т. д.), которого я цитировал в 1892 году (Suggestionslehre und Wissenshaft в Zeitschrift fur Hypnotismus). Покорнейше прошу прочесть это место. Как исследователь мозга, Бурдах доказал с научною и философской ясностью единство мозга и души. На его идеях покоится учение Мейнерта. Он не имел только данных современной нормальной и патологической анатомии и гистологии мозга, равно как новейших экспериментов на животных, которые в общих чертах вполне подтверждают его идеи.
Под научным или психофизиологическим монизмом мы, в противоположность дуализму, разумеем таким образом единство „мозга и души" в смысле психофизиологической идентичности. Если б только достоверно можно было доказать, что нечто „духовное"., т.-е. „нематериальное", существует без энергетического субстрата, то была бы доказана правильность дуализма.
Дуализм говорит: имеются явления двоякого рода: 1) телесные, или материальные, подчиняющиеся естественным законам, и 2) психические, или душевные, находящиеся, правда, в известном отношении к материи, но ведущие все-таки самостоятельное, независимое от последней существование. Исходя из такой точки зрения, дуализм и говорит о влиянии тела на душу и души на тело, о нематериальных душах и духах и о неодушевленной материи.
Монизм, наоборот, заявляет: строго говоря, мы знаем только одну душу, нашу собственную. С другими мы знакомимся лишь по аналогии. Душа и тело — отнюдь не две различные вещи. Это — только две стороны, два вида проявления одних и тех же познаваемых нами вещей. Fechner выразил ту же мысль следующим образом: это — математический круг, снаружи представляющийся выпуклым, извнутри — вогнутым,и все-таки один и тот же круг. „Психологическая сторона"— непосредственное явление „физиологическая же", или „объективная"—наоборот, цепь явлений более отдаленная, контролируемая и раскрываемая лишь с помощью других чувств и заключений. Однако, после того как ближайшее изучение мозга и психофизиология доказали нам, что никакого непосредственного явления сознания без деятельности мозга не имеется, и что мы даже во время акта чувствования, мышления и хотения очень хорошо ощущаем усилия и деятельность мозга, стало очевидно, что всякое чисто внутреннее психологическое явление имеет и свою физиологическую сторону, движение материального субстрата в мозгу. Словом, не существует ничего „психического" без „физического", и если б мы могли осветить то, что находится вне нашего „я", мы по всей вероятности нашли бы, что не существует и ничего „физического" без „психического". Метафизический монизм идет, однако, еще далее: как не существует материи без энергии и энергии без материи, так в мире, наверное, не существует ничего „неодушевленного" !.
Как только слово „душа" употребляется по отношению к неодушевленным предметам, тотчас же поднимается буря возражений: «глупости, бредни о каких то мировых душах!» и т. п. Люди, как видно, все еще не могут высвободиться из сетей антропоморфизма и усвоить себе, что элемент внутреннего (психического) рефлекса, сравнительно с человеческой душой, должен быть также примитивен, как атом в сравнении с живым человеческим мозгом.
Чисто научный монизм (гипотеза идентичности) довольствуется лишь допущением тождества между всяким доступным непосредственному психологическому наблюдению психическим явлением и его так наз. физиологическим коррелятом в мозгу. Не трудно сообразить, что этот спорный вопрос непосредственно не имеет никакого отношения к всевозможным вопросам религиозной метафизики. Первопричина и конечная цель, свободная эволюция или фатализм, затрагиваются им столь же мало, как и вопрос о существе бога. Личное отношение божества как к нам самим, так и к остальному окружающему нас миру, правда, не особенно легко привести в связь с монистическим воззрением. Но и с другой точки зрения очеловечение идеи божества едва ли может быть согласовано с представлением о всемогущей воле.
Впрочем, с некоторыми религиозными догматами монистическое воззрение вступает в такую же коллизию, в какую некогда вступило с ними учение Коперника о солнечной системе. Эти догматы завладели научными, доступными человеческому познаванию, вопросами и воспользовались ими для своих религиозных систем. А представители последних не могут примириться с тем, что ныне эти вопросы оспариваются у них наукою. Вот здесь-то и „зарыта собака"!
К границам же научного знания вопрос: „монизм" или „дуализм" более всего приблизило непосредственное исследование центральной нервной системы человека и животных, а также ее нормальных и патологических функций.
Что прежним туманным воззрениям представлялось в виде нематериальной души (приблизительно, как дикарям молния, в виде dens ex machina), ныне все с большей очевидностью оказывается, от А до Z, внутренней стороной нашей мозговой деятельности. Все попытки — часть души, в качестве ядра ее, изолировать от мозговой деятельности, сделать независимой от живого мозгового вещества, потерпели полное фиаско: с каждым днем совершенствующиеся и количественно увеличивающиеся наблюдения все очевиднее выясняют неразрывность всех нормальных и патологических душевных явлений с целостью их органа.