Выросших в семьях, где родитель страдал алкогольной зависимостью
Около 50 лет назад внимание исследователей стал привлекать
проблемный контингент детей, выросших в семьях людей, страдающих
алкогольной зависимостью. Выяснилось, что актуальность этой пробле-
мы обусловлена не только грубой социальной дезадаптацией и виктим-
ностью данной когорты, но и значительной распространённостью этого
явления [208]. Так в США около 40% взрослых людей (около 76 млн.
человек) имеют в роду больных алкоголизмом [198]. Доля детей, у кото-
рых хотя бы один из родителей страдает алкоголизмом (в дальнейшем
мы будем использовать устоявшуюся формулировку «взрослые дети ал-
коголиков» (ВДА)), в США по данным последних исследований состав-
ляет от 1:8 до 1:5 (Jordan S., 2010). Следует отметить, что по мере увели-
чения среднего возраста популяционного среза доля ВДА в нем умень-
шается, что отражает их меньшую продолжительность жизни [176]. Экс-
траполируя приведённые общемировые пропорции на Россию, с учётом
текущего тренда уровня алкоголизации населения можно говорить о
том, что число ВДА составляет от 25 до 50% [94].
Наибольший интерес к этому малоизученному явлению отмечал-
ся в 60-80-х годах прошлого столетия, когда были выявлены основные
клинико-психопатологические паттерны синдромокомплекса «взрослого
ребёнка алкоголика», а также статистически определён наиболее вероят-
ный спектр коморбидной патологии [182, 191]. В конце XX - начале XXI
века интерес исследователей переключился на анализ психодинамиче-
ских [229] и нейрофункциональных аспектов этого многогранного явле-
ния [250]. В последнее десятилетие наблюдается сдвиг интереса учёных
с проблем индивида к его взаимоотношениям с ближайшим окружением
[214].
Клинико-психопатологические аспекты. Наиболее частой «фа-
садной», но, к сожалению, далеко не единственной проблемой ВДА яв-
ляются химические зависимости. В различных исследованиях много-
кратно доказано, что риск заболеть алкоголизмом у ВДА значительно
выше [191]. Причём при наличии отца, зависимого от алкоголя, риск
иметь алкогольную зависимость у детей выше в четыре раза, при нали-
чии аддикции у матери - в три раза.
Частота алкоголизма по данным различных источников у взрос-
лых сыновей составляет от 17 до 70%, у взрослых дочерей больных ал-
коголизмом - от 5 до 25%, наркомании – около 6% и 3%, токсикомании –
приблизительно 17% и 5% соответственно. Только у 19,9% взрослых
детей, чьи родители больны алкоголизмом, не обнаруживается каких-
либо психопатологических нарушений на момент исследования семьи
[42]. Также в ряде исследований доказано, что у ВДА выше встречае-
мость болевого синдрома, тика, насморка, энуреза, бессонницы, мигрени
и насморка, аллергии, анемии, простуды, проблем с весом [182], эти лю-
ди имеют на 60% больше повреждений и травм, во время обучения в
школе они склонны к агрессивному и рискованному поведению. В то
время как у мужчин из группы ВДА в спектре психопатологических
проявлений преобладают наркологические заболевания, для женщин
наиболее типичными являются нозологии невротического и погранично-
го регистра. Сюда относят посттравматическое и другие связанные со
стрессом расстройства [198], а также расстройства тревожного и депрес-
сивного спектров [239].
Вопрос о специфичности ассоциированных с воспитанием в се-
мье МСАЗ клинико-психопатологических паттернов является дискута-
бельным и, скорее всего, открытым. Так, в ряде исследований показано,
что схожий спектр проявлений имеется и у людей, выросших во всех
дисфункциональных семьях, особенно в условиях внутрисемейного фи-
зического насилия. S.L. Harter (2000) на основании мета-анализа пришёл
к выводу, что проявление «синдрома ВДА» неспецифичны, а K.J. Sher
22 
(1997) предположил, что сопутствующая патология зависит от наличия
коморбидного зависимости заболевания у родителей: так, если у родите-
лей помимо алкоголизма были черты антисоциального личностного рас-
стройства, то с большой вероятностью оно будет наблюдаться и у их де-
тей, и т.п. Несмотря на спорность некоторых положений и неполную
ясность
структуры
взаимоотношений
различных
клинико-
психопатологических проявлений у ВДА, большинство исследователей
сходятся в одном: ВДА являются группой риска по формированию
большого спектра наркологических и психиатрических заболеваний, а
также имеют сниженный уровень социального функционирования [178,
200].
Психодинамические и личностно-психологические аспекты фе-
номена ВДА. Детям из алкогольных семей уже в первые шесть месяцев
жизни свойственны негативные паттерны привязанности: низкий эмо-
циональный ответ, высокий уровень негативного реагирования, редкие
позитивные посылы родителям, а в возрасте 18-36 месяцев у них выяв-
ляются явные нарушения поведения с интернализацией конфликта [187].
При этом алкогольная зависимость у матери, в целом, является более
деструктивной, потому что нарушает симбиотические отношения в пер-
вые годы жизни, когда закладываются основы личностной адаптации
ребёнка [229]. В то же время, крепкая привязанность к здоровой матери
значительно снижает негативное влияние алкоголизма отца [239]. Семья
МСАЗ - это семья с контрастными правилами: они либо слишком сво-
бодны, либо слишком строги [139]. В такой семье ребёнок очень рано
начинает понимать, что алкоголизм - это большой секрет семьи, и все
плохое, что с ним связано, необходимо скрывать. Поэтому дети стремят-
ся всеми силами скрыть «позор» семьи, они не могут откровенно гово-
рить о семье ни с друзьями, ни с учителями; секретность, увёртки, обман
становятся обычными компонентами их жизни [90]. Перечислим основ-
ные характеристики семей с алкогольной зависимостью у родителя, наи-
более значимые для формирования специфических нарушений у ВДА
[133, 139, 177]: размытость, нечёткость границ различных сфер жизни,
личностей - дети часто не знают, какие из их чувств нормальны, а какие -
нет; теряют «твёрдость психологической почвы под ногами» [20]. Полу-
ченные ВДА отрицательные воспитательные конструкты по мере взрос-
ления будут мешать устанавливать доверительные отношения [90]. В
первую очередь, это будет проявляться в трудностях создания брака.
Доказано, что ВДА реже выходят замуж/женятся, а если выходят, то от-
мечают меньшую удовлетворённость браком и более частые разводы
[186, 214, 254]. Н.К. Радина (2003) приводит данные, согласно которым у
ВДА менее дифференцированный образ «Я-реальное» по сравнению с
23
юношами и девушками из обычных семей и специфика представлений о
себе у ВДА состоит в биполярности ролевого набора: быть агрессором
или жертвой.
Общеизвестно, что девушки, выросшие в семьях МСАЗ, намного
чаще выбирают своим мужем также зависимого от алкоголя мужчину
[232], при этом число подобных выборов оценивается в 60-70% [25,
257], что в среднем встречается в два раза чаще, чем у девушек без исто-
рии семейного алкоголизма [241]. Есть мнение, что из-за взросления в
семьях, где игнорирование признаков алкогольной зависимости (отри-
цание) было привычным, девушки, выросшие в семьях МСАЗ, не могут
распознать соответствующих признаков этой болезни у своих женихов
[257], с другой стороны, их привлекают мужчины, напоминающие отцов
[18]. В браке у этих девушек выше риск иметь химическую зависимость
[241] либо стать созависимыми, крепко вплетаясь в патологическую се-
мейную динамику аддиктивного симбиоза [177].
В заключении отметим, что вклад ВДА в суицидологические по-
казатели изучен недостаточно. Большинство исследований носят сугубо
констатирующий характер, где отмечается частота выявления родителей,
страдающих алкогольной зависимостью, у юношей и девушек, покон-
чивших жизнь самоубийством [118]. До сих пор не существовало фокус-
ных и детальных исследований, касающихся антивитальности живых
ВДА, которые позволили бы создать эффективные превентивные моде-
ли, как суицидологической, так и наркологической направленности.
Таким образом, роль, место и значение аутоагрессии в семьях
МСАЗ к настоящему времени остаются не до конца выясненными. Это
диктует, учитывая распространенность и взаимосвязанность рассматри-
ваемых явлений, проведение дальнейших научных исследований, частью
которых являются представленные в данной работе собственные данные
автора.
ГЛАВА 2