Жизнь и деятельность Ойгена Колиско
Петер Сельг[156]
Ойген Колиско *21.03.1893 (Вена), † 29.11.1939 (Лондоне)
Ойген Колиско был несомненно одним из самых значительных учеников Рудольфа Штайнера и одним из самых одаренных антропософских врачей – как считал Штайнер.
Ойген Колиско родился в начале весны 1893, ровно за 27 лет до первого, проведенного Штайнером курса для врачей 21 марта 1920 года, в котором он принимал участие. Колиско родился и вырос в Вене. Его дедушка (Ойген Колиско старший последователь Рокитанского) и отец (Александр Колиско) были знаменитыми венскими врачами и профессорами; отец, надворный советник Александр Колиско, был профессором патологической анатомии, деканом медицинского факультета, морфологом и судебным медиком. Рудольф Штайнер говорил, что он принадлежит к самым мужественным врачам Вены, поскольку тот проявил научную и человеческую честность в процессе экспертной оценки причин смерти кронпринца Рудольфа, самоубийство которого замалчивалось австрийским двором. Вальтер Иоханнес Штайн описывал его как очень привлекательного человека и восхищался его проницательным научным умом, а также его добротой и открытостью. Эти добродетели и способности, как позже выяснилось, перешли и к его сыну Ойгену Колиско.
О матери известно мало: Амалия Колиско была урожденной баронессой Пурчер фон Эшенбург, очень скромной, тонкой и нежной пианисткой. Таким образом Ойгена Колиско окружала буржуазно–аристократическая атмосфера, пронизанная наукой, искусством и человеческим отношением к другим, а также, конечно, образованностью. И все это в Вене, в бурные времена, освещенные блеском прошлого. Великий педагог и лечебный педагог Карл Шуберт, который был на несколько лет старше, чем Колиско и происходил из того же города и того же общества, писал: «Хотя величие австрийской духовной жизни уже прошло, но еще чувствовалось ее сияние и ее тепло». А также: «В этом окружении вырос Ойген Колиско, который получил высшее аристократическое образование, которое можно просто назвать императорским образованием». Ойген Колиско был нежным, чувствительным, часто болеющим ребенком – в особенности он страдал от хронического гнойного заболевания суставов, которое требовало проведения многих операций и в итоге привело к потере левого локтевого сустава, который перестал сгибаться. Его поза (с висящей рукой в кармане) часто из-за незнания его судьбы принималась людьми за признак высокомерия, и лишь очень немногие «знали» его, видя его дела и поступки в правильном свете. Конечно, Колиско начал выделяться довольно рано, выходя за рамки обычного: он непрерывно учился, многому его научил домашний учитель, бывший монах–бенедиктинец, многому его старший брат Фриц, многому монахи–бенедиктинцы в «императорской и королевской гимназии», которую он посещал с десяти лет. Ойген пользовался уважением среди одноклассников, поскольку он обладал поразительными, по большей части самостоятельно приобретенными знаниями по истории. После смерти Колиско Карл Шуберт писал: «Общаясь с Колиско, можно было подумать, что возможно увидеть прошедшие века и исчезнувшие державы через одного человека, посмотреть, что происходило с миром с течением времени». Одновременно с этим Ойген Колиско описывает себя в детском и начале подросткового периода как рассеянного, неуклюжего и даже беспомощного, не соответствующего требованиям общества, уровню ожиданий семьи, и теряющегося в блеске старшего брата, изучавшего медицину в Венском университетском институте медицинской химии.
Через год после поступления в гимназию Ойген Колиско подружился и стал сидеть за одной партой с Вальтером Йоханнесом Штайном, который был на два года старше. Штайн стал спутником Колиско на пути, идущем за Рудольфом Штайнером и антропософией. Эта дружба началась с совершенно особых событий: 1908 году 17–летний Штайн потерял отца, а в 1909 году 15–летний Ойген Колиско потерял своего старшего брата, который умер от саркомы. В то время как Ойген писал в своем дневнике: «Теперь я совсем один. Я потерял своего духовного отца», Вальтер Иоханнес Штайн получил от своего старшего брата Фрица, который был классным товарищем Фрица (!) Колиско и который погиб на войне несколько лет спустя задание: «Теперь маленький Ойген остался один и твоя задача состоит в том, чтобы сознательно о нем заботиться». Вальтер Иоханнес Штайн позже говорил, что он принял задание брата и намеренно искал контакт с Ойгеном, что было для него в начале чрезвычайно тяжело. В своем дневнике он писал, что тогда Колиско с его образованием казался ему высокомерным и презрительным, а его знания – зазубренными. («У него программа [работы]. Догма, составленная им самим, которой он рабски следует»), что соответствует оценке самого Ойгена («Это было хорошее стремление по сути, но в весьма печальной оболочке тщеславия»).
Судьбоносные отношения между Штайном и Колиско с самого начала способствовали развитию мыслительной жизни обоих. Так еще в 1909 году Колиско рассказал Вальтеру Иоханнесу Штайну о теории развития личности и склонностей братьев и сестер от первого до пятого ребенка, которую Штайн (весьма характерным для него образом) сразу же проверил на биографиях Гельмгольца, Гете, Гейне, Сименса, Шиллера, Бисмарка, Гердера, Вагнера, собственной семье, семьях одноклассников и т.д. и опроверг! В результате выяснилось, что только в семье Колиско имела место эта последовательность склонностей личности от первого до пятого ребенка. Вскоре они дискутировали о математике и физике, вместе изучали и совершали антропологические наблюдения на прохожих венских улиц. Оба позже стали замечательными учителями и были чрезвычайно широко образованы в области антропологии. В октябре 1911 года Колиско был зачислен в Венский университет на медицинский факультет и написал аккуратный план учебы на следующие семь лет. Его друг Штайн проходил военную службу, от которой Колиско был освобожден из-за своей руки; он начал учиться годом позже, изучая философию, математику и физику. Это было время, когда Штайн (благодаря своей матери Термине) натолкнулся на свою первую антропософскую книгу. Он прочитал, в своей решительно–импульсивной манере, Очерк тайноведения Рудольфа Штайнера, и позже описывал свои переживания от этой книги следующими словами: «Здесь высказано мировоззрение, которое либо истинно, и тогда я должен сделать его своим собственным мировоззрением, либо ложно, и тогда я должен бороться против него. И я почувствовал, что я стою перед решением, которое определит всю мою дальнейшую жизнь». Штайн начал (раньше, чем Колиско, с которым он по-прежнему продолжал духовный спор) изучать антропософию, ежедневно по десять часов (...). Вскоре после этого (в январе 1913) он прослушал доклад Рудольфа Штайнера и сразу же после доклада переговорил с ним. В этом разговоре Штайнер посоветовал Штайну изучить философию Беркли и Джона Локка, а также указал ему на необходимость разработать теорию духовного познания. Уже летом 1913 года юный, полный энтузиазма Вальтер Иоханнес Штайн едет в Мюнхен для того, чтобы посетить драмы–мистерии, но они были доступны лишь для членов антропософского общества. Штайнер сказал Штайну: «Но вы же можете вступить и сразу же после окончания представления снова выйти из состава». И Штайн остался, вплоть до принудительного исключения двадцать два года спустя (...). После возвращения из Мюнхена он познакомился в Вене с Эрнстом Блюмелем и Карлом Шубертом, которые тоже изучали антропософию и позже тоже преподавали в школе в Штутгарте.
А Ойген Колиско? Он в 1913 году одалживает у Вальтера Иоханнеса Штайна работы Аристотеля и Фихте. Он много разговаривает со своим другом о Гете и его учении о метаморфозе, и одновременно с этим начинает изучать труды Штайнера. Будучи таким образом подготовленным в естественнонаучном и духовно–историческом смысле, Колиско поступает в медицинско–химический университетский институт, в память о своем умершем брате.
Непосредственно после праздника по случаю строительства первого Гетеанума и вскоре после смерти Кристиана Моргенштерна Рудольф Штайнер в апреле 1914 года снова приехал в Вену, где он прочитал большой цикл «Внутренняя сущность человека между смертью и новым рождением», который слушали Штайн, Колиско, Михаэль Бауер и Маргарета Моргенштерн. Ойген Колиско тоже стал членом антропософского общества, в то время как Штайн получил от Штайнера указание философски связать Аристотеля с Фихте. Также Рудольф Штайнер много говорил о строительстве в Дорнахе, куда вскоре после этого поехала мать Штайна и юный Вальтер Иоханнес.
Это здание стало Свободной высшей школой духовной науки. В июле 1914 года, спустя три месяца после первой встречи с Рудольфом Штайнером, Ойген Колиско написал своему отцу, декану медицинского факультета письмо об упадке университетской образовательной сферы и всего государственного аппарата высшего образования. 21–летний Ойген писал о происходящем «превращении университета в школу должностных лиц», о «материализации духовных принципов» и далее: «Удивительно, что в то время, когда духовные интересы в такой мере приносятся в жертву материальным целям, даже такое учреждение как университет начинает соответствовать создающимся отношениям. Сегодня уже очень сложно связывать духовные ценности с работой университета, а скоро это станет вообще невозможным. Непомерно растущие задачи материального профессионального образования не совместимы с прежними духовными целями университетской жизни. Университет потеряет свой прежний характер, который он уже наполовину потерял. Тот, кто захочет проводить реформы, не сможет опираться на существующие отношения, как того по праву хотят многие, поскольку они не хотят терять почву под ногами, но реформатору придется сказать, что то, что есть, не может служить мерилом его действий, но только то, что должно быть; ведь если бы человечество всегда придерживалось того, что есть, оно никогда не создало то, что есть». В этом же письме Ойген Колиско просил отца послать ему расписание поездов Германии, поскольку он намеревался съездить туда на доклады Штайнера. В Штайнере Колиско видел будущее свободной духовной жизни и тем самым будущее нового духовного университетского развития.
Данное письмо 21–летнего Колиско стало определяющим для его дальнейшего, часто мучительного жизненного пути. Шесть лет спустя (при полном непонимании своей семьи) он ушел из Венского университета для того, чтобы работать в школе Штайнера в Штутгарте и позже участвовать в основании Высшей школы в Дорнахе. Колиско стал частью эзотерического ядра Медицинской секции Гетеанума, докладчиком антропософских недель Высшей школы, он еще в Лондонской ссылке самостоятельно основал антропософскую «Школу духовной науки», ведь: «Тот, кто захочет проводить реформы, не сможет опираться на существующие отношения, как того по праву хотят многие, поскольку они не хотят терять почву под ногами, но реформатору придется сказать, что то, что есть, не может служить мерилом его действий, но только то, что должно быть; ведь если бы человечество всегда придерживалось того, что есть, оно никогда не создало то, что есть».
Через несколько месяцев после своего письма к отцу начался «закат Западной Европы», во всяком случае, центральной австро–венгерской монархии, началась Первая мировая война. Ойген Колиско до конца 1915 года добровольно и бесплатно работает врачом–ассистентом в госпитале для раненых при Венской поликлинике. Он без устали работал, оперировал, ухаживал за больными; позже Ита Вегман однажды сказала о нем: «У него был величайший интерес к людям, прежде всего тогда, когда они заболевали. Тогда он мог с бесконечным терпением посвящать себя отдельному человеку и помогать ему». Здесь в госпитале для раненых, среди бесконечной работы Ойген Колиско и Лили нашли друг друга. Это была для них обоих и для их общего дальнейшего жизненного пути практически классическая ситуация встречи в атмосфере самоотверженной работы и социальной самоотдачи. О происхождении и жизни Лили Колиско известно мало, она родилась в бедной семье, т.е. происходила из совершенно другой среды, чем Ойген. В лазарете она работала помощницей по большей части в лаборатории; она засевала культуры бактерий, проводила анализ крови, клеточную микроскопию и работала самозабвенно и упорно, была скромной, задумчивой и решительной одновременно.
В 1918 году, в конце войны умер отец Колиско, после того, как он, являясь деканом Медицинского факультета присудил ученую степень доктора своему сыну Ойгену и увидел его университетским доцентом по медицинской химии и экспертом по судебной химии.
После смерти отца Ойген Колиско начал поддерживать деятельность Штайна в отношении реализации принципа социальной трехчленности (нового социально–революционного концепта Рудольфа Штайнера); также он трудолюбиво собирал подписи под воззванием Штайнера «Немецкий народ и культурный мир». Карл Шуберт писал по этому поводу: «Казалось, что он [Колиско] отказался от своего собственного пути из-за уважения перед величием доктора Штайнера и стал служить движению». Колиско, который вырос среди крупных буржуа Вены, и который был связан несколькими поколениями с университетской сферой Венской медицинской школы, начал постепенно выходить из этого окружения, низкие духовно–социальные способности и отсутствие перспектив которого он характеризовал своему отцу. Летом 1919 года он встретился с Рудольфом Штайнером в Германии, обсудил вопросы социальной трехчленности и аспекты ранних литературно–философских трудов Штайнера в Манхайме, и медицинские темы в Штутгарте.
В это время в Штутгарте 21.08.1919 была основана «Свободная вальдорфская школа», что Штайнер назвал Торжественным актом миропорядка. Среди приглашенных слушателей курса для учителей был Вальтер Иоханнес Штайн, который был вызван Штайнером в качестве помощника, библиотекаря и двенадцатого (последнего) члена изначальной коллегии учителей. В декабре 1919 года Колиско впервые посетил школу в Штутгарте и принял участие в праздновании Рождества; в письме Лили он писал: «Неописуемая радость во всей школе». Ему удалось прослушать первый естественнонаучный курс Рудольфа Штайнера для учителей, т.е. в конце декабря и начале января он слушал методические доклады о сущности света, цвета, звука, массе, электричестве и магнетизме. Как только он вернулся в Вену в Университет, он получил телеграмму Эмиля Мольта, директора фабрики «Вальдорф–Астория» и учредителя школы, в которой почти ультимативно требовалось, чтобы он вступил в учительскую коллегию школы. Один из учителей отправился в Америку и Колиско должен был «немедленно взять на себя» его функции. «Вы должны немедленно заменить его здесь». Колиско ничего не был «должен», но ему все же хотелось это сделать, поэтому через несколько дней, поразмыслив и выдержав бурные столкновения со своими родственниками, он согласился. Тем самым он окончательно распростился с Венским университетом, со своими родителями и предками и в начале марта начал работать в Штутгарте. Там он из венского профессора превратился в «учителя народной школы», как именовала его мать. Колиско взял шестой класс.
Это было очень насыщенное весеннее время. Ойген Колиско не только преподавал, он слушал естественнонаучный цикл лекций Штайнера о тепле и сам в рамках антропософских докладов говорил о «свободной от гипотез химии». Своей жене Лили он писал в одном из своих писем в Вену о предстоящем основании новой академии, которая должна была быть связана с вальдорфской школой. Также он присутствовал на открытии Штайнером в Ателье Дорнаха первого курса для врачей, которое произошло в день рождения Колиско – 21 марта 1920 года. Содержание прослушанных докладов Колиско записывал чрезвычайно точно и посылал эти ежедневные записи в Вену Лили, которая таким образом могла следить за ходом рассуждений Штайнера.
Во время этого курса, состоящего из двадцати докладов, Колиско также говорил, и тоже о химии. Фридрих Хуземанн сообщает, что впечатление, которое Ойген Колиско произвел на слушающих коллег было «незабываемым». «У него был настолько индивидуальный стиль изложения, не в виде абстрактных мыслительных построений, но в виде спокойного рассмотрения, словно бы он рассматривал проблему со стороны, и часто колеблясь, искал образы для того, что он хотел сказать».
Колиско пожертвовал Веной, научной университетской карьерой ради работы в школе в Штутгарте. Его деятельность в «Свободной вальдорфской школе» будет кратко описана ниже, при этом мы не будем придерживаться строгой хронологической последовательности и будем некоторые вещи рассматривать параллельно.
Ойген Колиско в марте 1920 заменил Фридриха Ольшлегеля, который вел 6 класс на протяжении нескольких чрезвычайно насыщенных месяцев, а затем неожиданно отправился в Америку, оставив все. Колиско заменил его, позже он преподавал в основном химию, антропологию и гигиену. Он обучал учителей и с октября 1921 года взял на себя обязанности школьного врача для всех детей. Что касается его совместной работы с Рудольфом Штайнером, связанной с лечением и помощью его питомцам, здесь необходимо упомянуть о собеседовании Ойгена Колиско при приеме в школу полупарализованной девочки Ингеборг Гойерт, с которой Фридрих Хибель занимался на дому, и которая опубликовала свои воспоминания в 1999 году. Она пишет: «Послеобеденное солнце благосклонно сияло через большое окно, через которое был виден лежащий в долине город и цепь далеких холмов. «Знаете ли вы что-нибудь о химии?»... (с доброжелательной протяжной интонацией)... с добродушной улыбкой, «например…». «Нет, к сожалению нет, но я с удовольствием буду учиться!». Доктор Колиско задал вопрос из области физики, на который я тоже не знала ответа и повторила тоже самое: «Нет, но я с удовольствием буду учиться!». Затем последовали вопросы из истории Древнего Рима, которые Фридрих Хибель подробно и очень ярко и замечательно мне рассказывал, поэтому в этой области я могла давать какие-то ответы. С литературой тоже обошлось сравнительно благополучно (драмы Шиллера и Гете). Но затем несчастья посыпались одно за другим: счет, языки и т.д. – мои ответы оставались такими же, как и в области химии и физики. Наконец доктор Колиско перестал задавать вопросы, вскочил, подошел к коллегам, прошелся туда и обратно и сказал, прося их о согласии своим неповторимо теплым, мягким голосом с австрийской интонацией: «Знаете, если малышка так многому хочет научиться, давайте–ка отправим ее прямиком в девятый класс!». Так я оказалась, в соответствии со своим возрастом, в девятом классе…». Удивителен этот образ ученого благосклонного Колиско с его «императорским образованием» и пониманием сущности ребенка.
Штайнер обсуждал и лечил с Ойгеном Колиско школьников вальдорфской школы, Колиско к тому времени уже был хорошим врачом. Есть замечательное изложение его приема в комнате школьного врача, который он проводил сразу же после утреннего занятия. Там говорится: «Его ожидали больные: матери с бледными, нервными детьми, классные учителя с их воспитанниками, школьники старших классов, которые хотели получить совет по жизненным вопросам, молодые и пожилые люди без работы, в трудной жизненной ситуации, мальчик с кроликом со сломанной лапкой, которую по словам мальчика мог вылечить только доктор Колиско. После напряженного преподавания он приходил бодрым, свежим, полным юмора. У каждого, кто проходил в кабинет, возникало ощущение, что больше никто не ждет снаружи, что с ним можно разговаривать часами, и удивительно, что ждущие люди тоже оставались спокойными».
Вместе со своей коллегой Беттиной Меллингер Ойген Колиско принимал участие в нуждающихся, голодающих детях; они вместе с большим успехом благодаря титаническим усилиям и непоколебимому оптимизму организовали «голландскую кухню», они раздобыли деньги для бесплатного питания более чем 120 детей. Также они организовывали сбор одежды, а также отдых бедных детей школы во время каникул. Беттина Меллингер следующим образом описывала эту работу Колиско: «Здесь он также беззаветно полагался на ангелов–хранителей, которые должны были помогать нам в этих поездках. Проживание высоко в горах и переходы через ледники, долгие поездки на озера, он нигде не видел опасности и сердился, когда кто-нибудь в его окружении проявлял малейшие опасения, или же вследствие предполагаемых сложностей отвергал то, что ему казалось приемлемым. Ему все казалось возможным – можно даже сказать, ему нравилось преодолевать трудности; тогда он пробуждался, начинал шутить и становился чрезвычайно активным. Он принадлежал к людям, которые не смотря ни на какие обстоятельства уверены в том, что человек может все, если он хочет». Колиско без устали заботился о детях, помнил о состоянии здоровья свыше тысячи школьников, разрабатывал терапевтические подходы, давал советы лечебно–педагогическим учреждениям и т.д. Так же он помогал многим безработным людям в округе найти работу – благодаря свойственному ему пониманию их качеств и социального упорства, а также своей замечательной памяти на все пережитое или услышанное. Он связывал людей друг с другом и указывал пути.
Одним из его учеников был Рудольф Гроссе, который позже писал: «Доктор Колиско был настолько сердечным, любезным и тактичным учителем, что мы всегда радовались, когда у нас был урок с ним. Чувствовалось, что он знает каждого из нас насквозь, и поскольку он одновременно был и школьным врачом, к нему мы чувствовали особое доверие. Несмотря на то, что он был значимым учителем, уважение учеников было исполнено любви и сердечности. Его венское произношение также было весьма привлекательным, особенно для швабов и швейцарцев, поэтому его охотно слушали. Он не вводил строгой дисциплины, он ко всему подходил мягко, но так, что это никоим образом не вредило занятиям. У него были удивительно большие глаза и «наблюдательный взгляд». Когда ему задавали вопрос, вначале он смотрел на человека какое-то время, как художник смотрит на образ в целом, прежде чем переходит к деталям. Его сущностью было размышляющее наблюдение».
27 февраля 1921 года Рудольфу Штайнеру исполнилось 60 лет. В этот день в Гааге он говорил о необходимости основания «Мирового школьного союза» для обеспечения доступности вальдорфских школ для всех слоев населения. Фридрих Риттельмайер, выпустил сборник «Из трудов Рудольфа Штайнера – надежда новой культуры», одновременно с этим был выпущен журнал «Die Drei». Его редакцией вначале занимался Сигизмунд фон Гляйх, но потом по желанию Рудольфа Штайнера эту работу взяли на себя Эрнст Ули и Ойген Колиско, который со своими колоссальными историческими познаниями и пониманием хотел сделать этот журнал мировым печатным органом «Свободной духовной жизни».
Ойген Колиско читал многочисленные доклады на антропософских курсах Высшей школы и освещал разные научные темы, в том числе в Штутгарте, Дорнахе, Дармштаде и Гааге. После его доклада, через год после 60–летнего юбилея Штайнера, Штайнер говорил: «Личности, такие как доктор медицины Ойген Колиско еще недостаточно ценятся антропософским движением. В Гааге он говорил о биологических и химических проблемах, а также о «Свободной духовной жизни с помощью антропософии». Естественнонаучный феноменализм приобрел в Колиско своего защитника, который объективно развивает эту область антропософского мышления на основе непредвзятого познания вещей. Слушая Колиско, никогда не возникает ощущения, что он изначально строит свое познание мира на антропософии. Напротив, он везде с помощью основанного на существующем положении вещей, но при этом очень личного мышления с помощью решения конкретных проблем приходит к антропософским представлениям. При этом он как личность внутренне связан с рассматриваемыми им проблемами, поэтому по моему ощущению он является личностью, которая оказывает чрезвычайно убедительное научное воздействие. Когда я слышу то, что он говорит о «свободной духовной жизни», у меня возникает ощущение: он говорит правду, идущую у него от сердца; и в этой правде он неустанно живет».
11 июня Рудольф Штайнер (во внутренних рамках венского конгресса) читает чрезвычайно важный для Ойгена (и Лили) доклад о «Антропософия как стремление к христианизации мира», который, как и прослушанный Колиско курс о «Внутренней сущности человека между смертью и новым рождением», заканчивался высказыванием розенкрейцеров (Ex deo nascimur / In Christo morimur / Per spiritum sanctum reviviscimus). В этом докладе Рудольф Штайнер говорил о необходимости того, чтобы не сближать антропософию с наукой, но пронизать науку антропософией. Он указывал путь к пронизанной Христом, действующей вместе с духовными иерархиями науке, и при этом он говорил, что этот путь возможен лишь при тесной совместной работе. В качестве примера возможной и необходимой согласованности в работе между учителями школы в Штутгарте и врачами тамошнего Клинически–терапевтического института он сказал: «Антропософия требует действительно человеческого братского отношения до самых глубин души. Обычно говорят: одной из заповедей является братство. В отношении антропософии должно говорить: она произрастает лишь на почве братства, она не может расти там, где нет братства, она возникает там, где один делится с другим тем, что у него есть, и тем, что он может сделать». Эти слова Ойген Колиско принимал очень близко к сердцу. Три недели спустя сгорел Гетеанум Рудольфа Штайнера, сгорел труд возрождения научной, душевной и социальной жизни, сгорело здание, над строительством которого с 1913 года и на протяжении всей первой мировой войны вместе работали люди из многих стран и которое по словам Штайнера должно было стать межевым камнем, который отделяет старое, которое должно наконец увидеть, что оно является старым, от нового, которое хочет развиваться, поскольку оно должно развиваться, для того, чтобы человечество вышло из катастрофических условий, в которых оно находится. Это здание было уничтожено, намеренно разрушено в новогоднюю ночь 1923 года. Ойген и Лили Колиско в это время были в Дорнахе и были в столовой радом с Гетеанумом, когда разгорелся пожар. Рудольф Штайнер привлек энергичную и быструю Лили Колиско к проведению мероприятий первой помощи – а Ойген Колиско, который занимался тушением пожара, неожиданно исчез. Когда языки пламени уже охватили купола, и начали плавится витражи, он к облегчению многих был последним человеком, который вышел из горящего здания. Это имело симптоматическое значение: Колиско, который был очень сильно связан с Гетеанумом, едва ли мог найти обратную дорогу из руин того, что представляло собой воплощение намерений его жизни – Свободную высшую школу духовной науки, которая носила имя Гете. Он писал: «В это мгновение мы лишились Гетеанума. Мир сегодня еще не знает, что это означает для него. Он лишился места нового познания духа. Это строение во всех своих формах было непреклонным требованием самопознания человека и вступления на путь к духовному миру.
История однажды увидит этот величественный образ, когда, в окружении ужасающих катастроф человечества, под грохотом пушек вражеских войск, в этом уголке Швейцарии появлялся первый росток учения о человеке, антропософии, Гетеанум. Строительство Гетеанума, было действием любви в мире ненависти».
Ранним утром первого дня нового года Лили Колиско спросила Рудольфа Штайнера, следует ли ей в эти дни рассказывать о результатах ее естественнонаучных исследований. Штайнер ответил: Я тоже буду говорить. Во вступлении перед Рождественским спектаклем прозвучало: Тот кто испытывает величайшую боль умеет молчать о том, что он чувствует... Труд, создававшийся благодаря жертвенной любви и самоотдачи многочисленных вдохновленных друзей нашего движения на протяжении десяти лет, был уничтожен за одну ночь. Этим же вечером Штайнер читает шестой доклад курса: «Момент возникновения естествознания» и указывает присутствовавшим на то, что мы в этой боли должны найти силу для воплощения наших целей, для того, что глубочайшим образом связано с историей развития человечества, чтобы работать еще более интенсивно и энергично. 3 января Лили Колиско рассказывала в здании Гласхаус о своих опытах. Штайнер хотел еще раз предоставить возможность негативно настроенным врачам Штутгарта высказаться по этому поводу. Лили Колиско пишет следующее об этом своем докладе: «Что я тогда говорила, я уже не помню. Смогли ли присутствовавшие врачи сконцентрироваться на докладе, я тоже не знаю. Взгляды все время обращались на еще дымившиеся руины. Затем была дискуссия. Я записывала ответы доктора Штайнера, и когда я их сегодня читаю, они кажутся мне замечательными. Состояние духа, которое было тогда у доктора Штайнера, помогло нам всем выполнить свой долг». На следующий день Ойген Колиско читал доклад о физиологии кровообращения.
1923 год, год после пожара, стал для Ойгена Колиско временем глубочайших размышлений, сильнейших усилий по осознанию духовной жизни и распространению духовных исследований Рудольфа Штайнера. Он интенсивно занимался судьбой Антропософского общества... Такие личности, как доктор медицины Ойген Колиско недостаточно ценятся антропософским движением, так писал Штайнер в 1922 году. В 1934 Ойген Колиско после серьезных личных нападок на него на Общем собрании антропософского общества решил покинуть школу в Штутгарте – он больше был не в состоянии душевно защищаться.
От родителей школьников он, уходящий школьный врач, получал трогательные письма: «Когда Хайнц вчера спросил меня, правда ли, что Вы уходите, я осознала важность вашего ухода для всех детей... Я хочу сказать вам, насколько мы вам благодарны за ту помощь, которую Вы оказали ... нашим детям. Дети были под особой защитой, когда вы были с ними». Колиско попытался добиться того, чтобы на его место взяли Елену фон Грунелиус, «душу» кружка юных медиков, которая часто замещала его в его отсутствие; но школа отклонила ее кандидатуру, им не хотелось, чтобы это был человек, столь тесно связанный с Колиско, как доктор фон Грунелиус. Как ни горько и ни катастрофично все это было, Карл Шуберт позже писал: «Вспоминая те великие времена, когда доктор Штайнер руководил школой, а доктор Колиско был учителем, я должен сказать, что позднейшая клевета не смогла очернить то благословенное сияние, которое, возникнув на небесах, расцвело в виде вальдорфской школы Штутгарта. В эти великие и духовно тяжелейшие времена для вальдорфской школы именно доктор Колиско своей деятельностью учителя и школьного врача сделал очень многое».
Из Штутгарта Колиско в 1935 году поехал в Унтерлегенхард. Тамошний санаторий Бургхальде в 1934 году Оттилии Маттейсен, Маргарите Кнехт и Кларите Бергер (которые помогали Ойгену Колиско еще во время обустройства его врачебного кабинета в Штутгарте) удалось сделать местом деятельности в духе антропософской медицины для доктора Колиско. Елена фон Грунелиус стала его сотрудницей в этом удивительном месте, о котором Ойген Колиско говорил, что оно может исцелять само по себе.
Вскоре Колиско снова полностью погрузился в деятельность: помимо ежедневной врачебной работы он читал курсы для медсестер, встречался со студентами–медиками и молодыми врачами, читал доклады (многие из которых в Штутгарте, куда его возил Курт Бертхольд). «После докладов начинались долгие разговоры, поэтому мы возвращались в Бургхальде лишь после полуночи. Я полумертвым падал на кровать и спал иногда до десяти утра. «Коли», напротив, можно было уже в 5 утра видеть собирающим цветы, которые были нужны его жене для ее опытов в лаборатории». Даже рождественские спектакли для населения организовывались Колиско – для людей маленькой деревушки, с которой он был связан. «Я иду через луга и поля и пытаюсь сеять духовные семена. Я иду к крестьянам в деревню, для того, чтобы в разговоре сеять ростки того, что в будущем может стать центром медицинской антропософской работы». Всегда готового помочь венского врача ценили старые крестьяне, которых он часто лечил. У одной старой женщины с тяжелой пневмонией Колиско однажды оставался двое суток, пока не прошел кризис. Один врач однажды сказал о нем: «У него можно было научиться великому искусству: иметь время для больных, не располагая им». Ита Вегман говорила: «У него был величайший интерес к людям, прежде всего тогда, когда они заболевали. Тогда он мог с бесконечным терпением посвящать себя отдельному человеку и помогать ему». Карл Шуберт воспринимал Колиско как «бесконечно мягкого и доброго к больным, преследуемым и угнетенным». Ганс Кюн писал: «Колиско, невысокий и мягкий, с удивительным взглядом, обладал как врач непреклонной волей к исцелению, которая в сочетании с его шармом делала его любимым всеми».
И все же деятельность врача и пребывание в Унтерлегенхарте были недолгими: летом 1936 года он с женой и дочерью иммигрировал в Англию. Английские друзья, в особенности Даниэль Николь Данлоп возложили на него задачу создать в Англии нечто «Всеобъемлющее, мировое для антропософии». Возможность подобной деятельности в Унтерлегенхарте в национал–социалистской Германии были в высшей степени ограничены; все Антропософское общество спустя семь месяцев после того, как из него был исключен Колиско само было исключено из общественной деятельности и запрещено.
Получив уверения в том, что в Англии он сможет работать свободно и способствовать созданию антропософских учреждений, Колиско окончательно покидает Германию через 3 года после Вальтера Иоханнеса Штайна, через год после внезапной смерти Даниэля Николя Данлопа. Колиско сказал Элеоноре Мерри: «Я знал, что должен приехать. Я знал, что я стану преемником Данлопа в Англии для того, чтобы пробудить к жизни истинно духовное движение». Этой задаче Колиско посвятил оставшиеся ему три года жизни, задействуя все свои силы познания, сердечности и воли.
Уже в сентябре 1936 года Ойгену Колиско удалось открыть в лондонском доме Рудольфа Штайнера «Школу духовной науки». Еще раз более 250 молодых людей из разных стран собрались для того, чтобы прослушать курсы по космологии и антропологии, минералогии, ботанике, физике, искусству и т.д., которые наряду с Колиско читали такие люди как Вальтер Иоханнес Штайн, Эрнст Лерс, Георг Кауфман–Адам и др., так что в доме стало тесно. Но и английское Антропософское общество причиняло Колиско все больше неудобств. Школа должна была платить обществу чрезмерно высокую арендную плату и несмотря или же, наоборот, вследствие своего успеха, социальной и духовной экспансии, ютилась на очень небольшой площади. В итоге Ойген Колиско был глубоко разочарован и огорчен, ушел, начал все заново: «В этот дом я больше не войду».
Как и в других местах, в Лондоне Колиско пережил интенсивные и плодотворные встречи; он помогал многим людям из Германии иммигрировать и находил самые разные формы духовного сотрудничества несмотря на бедственное положение. Хочется еще раз напомнить слова Рудольфа Штайнера из его доклада «Антропософия как стремление к христианизации мира»: «Антропософия требует действительно человеческого братского отношения до самых глубин души. Обычно говорят: одной из заповедей является братство. В отношении антропософии должно говорить: она произрастает лишь на почве братства, она не может расти там, где нет братства, она возникает там, где один делится с другим тем, что у него есть, и тем, что он может сделать». В Лондоне Колиско встречался в том числе и с пианистом Вальтером Руммелем, работал с Элеонорой Мерри, Дорой Крюк фон Потурцин, с Карлом Кенигом, который в конце 1938 года приехал в Лондон и некоторое время работал с Колиско, и наконец с Лили. Вместе с Вальтером Руммелем Колиско, который сам был удивительно одаренным пианистом, разрабатывал музыкальные и музыкально–терапевтические темы. У Ойгена Колиско было весьма глубокое, сущностное отношение к музыке, можно сослаться, например, на его чудесную статью в журнале «Natura» Иты Вегман под заголовком «Музыка и искусство исцеления у друидов и бардов».
Вальтер Руммель оставил замечательные воспоминания о лондонских встречах с Ойгеном Колиско, откуда взят следующий пассаж: «Он никогда не мог спокойно отд