Глава 21 Стратегии анализа сценариев

Каждый опытный психотерапевт интуитивно стремится избегать ролей Преследователя, Спасителя и Жертвы в своей работе, хотя он может и не знать, что они взаимо­связаны. Именно стремление избежать этих ролей объяс­няет, почему многие терапевты прячутся за маской не­вовлеченности.

К сожалению, строго придерживаясь отношений Взрос­лый—Взрослый, психотерапевт исключает из своей рабо­ты некоторые виды поведения и взаимодействия, кото­рые необходимы для эффективной терапии, особенно для успешной терапии сценариев. Игры и сценарии разыгры­ваются из состояния Ребенка или Родителя, поэтому их терапия требует «живого» ответа со стороны терапевта. Отказываясь от «живых» реакций и используя только своего Взрослого (то есть логику), терапевты с водой выбрасывают и ребенка, так как без живого участия (без участия Ребенка и Родителя терапевта) эффективный анализ сценария и его терапия невозможны.

Терапевтические стратегии, задействующие иные ка­налы коммуникации, нежели Взрослый—Взрослый, — это антитезис, веселье, разрешение и защита. Я расскажу о них подробнее. Их необходимо отличать от других «жи­вых реакций» терапевта, которые похожи на них, но на деле являются ходами игры в спасение.

Деятельность

Деятельность (рис. 14А) — это взаимодействие между Взрослым терапевта и Взрослым клиента. Оно распространено среди приверженцев «рациональной» терапии В этом взаимодействии терапевт, во-первых, собирает информацию: историю жизни клиента, его повторяю­щиеся проблемы, значительные события детства или не­давней жизни, сны; во-вторых, выводит заключение: ин­терпретирует сновидения, диагностирует эго-состояние игры и сценарии, интерпретирует сопротивление; в-тре­тьих, дает рекомендации в виде взрослых утверждений например: «Имея в виду все, что вы мне рассказали я прихожу к

выводу, что вы не в состоянии контролиро­вать свою тягу к алкоголю» или «Мне кажется, что ваши отношения с Джеком наносят вам вред; я полагаю, что вы не почувствуете себя лучше, пока не порвете с ним».

Взаимодействие Взрослый—Взрослый занимает наи­большую долю транзакций, которые происходят в груп­пе, и имеет свой стереотипный ход. Деятельность осуще­ствляется, как правило, когда один из членов группы на­ходится в центре внимания. Это не значит, что он сидит на «горячем стуле», просто он является центром или те­мой всех взаимодействий на данном отрезке времени. Первая фаза деятельности — прояснение. Человек заяв­ляет некую проблему или другой участник группы пред­полагает, что у него она есть, и потому предпринимается более тщательное исследование этого вопроса, чтобы ре­шить, стоит ли проблема того, чтобы над ней работали. Заявленная трудность может быть просто «костью», ко­торую участник бросает группе, чтобы отвлечь ее от бо­лее значимой трудности, которой он пока боится занять­ся. Проблема, наличие которой предположил у него дру­гой участник, может быть проекцией или неверной интерпретацией его поведения. Иными словами, процесс прояснения продолжается до тех пор, пока у большин­ства участников не возникнет чувство, что данная про­блема является настоящей и что есть возможность изме­нить положение дел.

Прояснение сменяется вызовом, когда кто-то из груп­пы, явно или неявно, задает вопрос: «Теперь, когда ты знаешь, в чем твоя проблема, что ты будешь с ней де­лать?» Как правило, у того, кому был задан этот вопрос, нет решения проблемы или он не хочет принять решения, которые ему предлагают. Привычный стереотип поведе­ния описан, родительскому запрету брошен вызов, и При­способленный Ребенок начинает упрямиться. Это тупик, или граница, за которую человек может продвинуться только в том случае, если на него надавят, с одной сторо­ны, и поддержат — с другой. Необходимое давление мо­жет исходить только от Ребенка или Родителя другого человека.

В этот момент терапевту, ориентированному на дея­тельность, пришлось бы обратиться к членам группы, что­бы получить необходимую реакцию. Транзактный анали­тик, к счастью, имеет в своем распоряжении транзакцию разрешение и может использовать ее в нужный момент. Если человек принимает разрешение, происходит пере­ход от вызова к кульминации, а если не принимает — к антикулъминации. Когда разрешение принимается, все чле­ны группы ощущают близость и положительные чувства, после чего воцаряется тишина, и через некоторое время работа возобновляется уже с другим членом группы. Если разрешение появляется в самой группе в виде зло­сти, слез, откровенности, просьбы о поглаживаниях или проявлений Большого Свина, человек может быть потря­сен, и ему дают заботу и защиту.

Иногда человек слишком напуган, чтобы продолжать свое путешествие во взрослом состоянии. Во время про­яснения или вызова он может почувствовать желание за­щищаться, вину, «плохость», стыд или злость. Если это произошло, нужно остановить работу и предоставить этому участнику заботу и защиту. Некоторые терапевты предпочитают в такой ситуации пользоваться приемом нападения — техникой, заимствованной у Синанона, — чтобы прорваться через защиту личности.

Я не буду сейчас говорить, что я думаю о нападении в терапии. Я скажу это потом. Сейчас я лишь замечу, что, на мой взгляд, когда человек защищается, правильнее дать ему защиту, чем нападать на него или продолжать работу.

Иногда попадание в тупик приводит не к кульмина­ции и не к антикульминации, а к игре «Почему бы вам не... — Да, но», и терапевт сталкивается с вопросом стра­тегии: продолжать давление или перейти к другому во­просу. В группе, которая напряженно работает, терапевт несет двойную ответственность: не тратить время впус­тую и в то же время доводить работу с каждым участ­ником до конца. Правильное решение в такой ситуации отличает опытного терапевта от новичка, который или занимается одним человеком до бесконечности, или бро­сает проблему, когда она уже находится на пороге разре­шения. В любом случае, когда работа над проблемой не завершена, группа испытывает антикульминационные чувства, следует тишина, после чего новый человек ока­зывается в фокусе внимания. Замечу, что в группе, где сложились отношения сотрудничества, решение — оста­вить проблему или продолжать работать над ней — при­нимается не только терапевтом, но и всеми участниками. У меня в группе люди пишут на доске, хотят ли они ра­ботать дальше, и каждый несет ответственность за разум­ное использование времени.

Игры

Нужно быть искусным ведущим, чтобы все время под­держивать группу в состоянии работы. Когда группа те­ряет ориентацию на работу, она может впасть в игру, на­пример в спасение (один из членов группы играет роль Жертвы, а другие бросаются его спасать). Такая группа может принять игру «Почему бы вам не...», «Сделайте для меня что-нибудь», «Если бы не они (он, она)». После игры как Жертва, так и Спасители оказываются во взвинченном и раздраженном состоянии. Очень часто, если группа поиграла в спасение, Спасатели могут превратиться в Преследователей и напасть на Жертву. Тог­да в качестве игр избираются «Скандал», «Бейте меня», «Ну что попался, негодяй!», «Дурачок» и т. д. Жертва также может принять роль Преследователя и сыграть в «Никто меня не любит» или «Посмотри, что я из-за тебя сделал». Роли будут меняться, время идти, а бесконеч­ная карусель спасения — бесконечно вращаться.

Роль Спасителя — ловушка, в которую часто попада­ют ведущие. За каждую минуту, в течение которой веду­щий спасал группу, ведущему придется столько же вре­мени преследовать ее. Ведущий должен вовремя заме­тить, что кто-то из участников перестал придерживаться заключенного договора, и тогда имеет смысл прервать ра­боту до того момента, когда будет заключен новый дого­вор. Стремление ведущего спасать включается чувством вины или преувеличенной ответственности за группу. Если ведущий будет придерживаться позиции «Я буду помогать тебе до тех пор, пока ты вкладываешь в работу столько же сил, сколько я», он сможет избежать ловуш­ки спасения. Не нужно говорить, что преследовать кого бы то ни было из членов группы еще вреднее, чем спасать. Я понял, что в терапии нет места садистским версиям игры «Я всего лишь пытаюсь помочь вам»: крикам, напа­дению или любым другим формам агрессии, и я заметил, что потребность в этих маневрах проходит, когда тера­певт приобретает навыки гуманного и искреннего обще­ния с клиентами.

Антитезис, или команда

Это транзакция Родитель—Ребенок, которая использу­ется в исключительных случаях для того, чтобы прекра­тить опасную для клиента или других людей поведенче­скую последовательность (см. рис. 14Б).

Например, если девушка-подросток, имеющая в про­шлом неудачные сексуальные отношения, и женатый мужчина значительно старше ее принимаются флирто­вать друг с другом в группе, терапевт имеет право сказать от лица своего Родителя их Ребенку: «Не общайтесь на­едине вне группы». Когда один из членов группы словес­но нападает на другого, терапевт имеет право потребо­вать, чтобы он прекратил. Когда участник, который при­шел на занятие нетрезвым, постоянно прерывает работу, терапевт имеет право потребовать, чтобы он замолчал. Терапевт должен иметь в своем распоряжении такую транзакцию, чтобы воздействовать на людей с самораз­рушительными сценариями, так как их поведение быва­ет опасно для них самих и окружающих и они нуждаются в прямом приказе, чтобы остановиться. При эффектив­ном антитезисе люди с суицидальными наклонностями или привыкшие бить своих детей, получив приказ (анти­тезис) «Не убивай себя» или «Не бей своих детей», при попытке совершить указанное действие слышат в своей голове голос терапевта, произносящий слова приказа. Как правило, потом они выражают благодарность тера­певту за запрет, так как без него они не смогли бы удер­жаться от совершения разрушительного акта.

Нападение

Антитезис, или команду, не следует путать с нападени­ем — транзакцией, в которой терапевт также использует свою родительскую часть, но только для критики и авто­ритарного поведения.

Я против использования нападения в терапевтичес­кой работе, так как, во-первых, это жестокий прием, во-вторых, он укрепляет позиции Большого Свина в чело­веке и, в-третьих, — ничем не помогает клиенту.

Мне приходилось видеть много клиентов, «раненных» терапевтом во время нападения. Некоторые из них ста­ли бояться групповой работы, и для них было большим облегчением узнать, что я не использую в своей работе этот прием. Другие научились «справляться» с такой ситуацией, ожесточившись, замкнувшись в себе, став на­пряженными и нечувствительными к обратной связи. Я слышал о злоупотреблениях этим приемом в тюрем­ных «терапев-тических» группах, где терапевтическая ра­бота превращалась в кошмар, сравнимый разве что с до­просом третьей степени в полиции. Терапия, использую­щая прием нападения, особенно вредна в ситуации, когда члены группы не могут покинуть ее в любой момент.

Некоторые мои коллеги возражают мне, говоря, что лично видели людей, которым помогло нападение, и что этот прием можно использовать по-разному. Возможно, да, но я считаю, что терапия, которая использует нападе­ние, пусть и с благими целями, не может называться транзактной.

Веселье

Веселье — это транзакция, происходящая между детской частью терапевта и детскими частями участников, ко­торая сопровождается чувством радости (см. рис. 14В). Иногда эту транзакцию бывает трудно отличить от так называемой транзакции висельника, и долг терапевта — избегать последней, так как она содержит в себе ряд опас­ностей. Наличие взаимодействия Ребенок—Ребенок яв­ляется одним из основных требований к эффективной транзактной терапии. Конечно, терапевтическая помощь возможна и без смеха и веселья, но со смехом и весельем работа идет быстрее, да и сам терапевт получает от нее больше удовольствия и потому меньше болеет и реже страдает от депрессии, чем тот, кто избегает веселья в своей работе.

Самое прямое выражение веселья — смех. Поэтому участник группы или ее ведущий, который не смеется от всего сердца по крайней мере один раз в течение встречи, Должен разобраться, почему он так мрачен и не спасает ли он кого-нибудь.

Транзакция висельника

Транзакция висельника имеет место, когда участнику уда­ется вызвать улыбку у других участников (а иногда — у терапевта), в то время как он рассказывает о своем сце­нарном поведении. У людей с трагическим сценарием саморазруши-тельное поведение всегда ассоциируется с улыбкой. Человек, который в такой ситуации объясняет свою улыбку: «Я улыбаюсь, потому что мне весело (что­бы не заплакать, потому что я смущен и т. д.)», говорит неправду. Улыбка — знак ощущения внутреннего благо­получия, а благополучие — следствие одобрения со сто­роны Большого Свина, который рад тому, что человек повинуется его запрету или предписанию. Например, Уайт, алкоголик, говорит: «Вчера вечером я попал в жут­кую аварию на дороге, ха-ха!» Словесное содержание его речи исходит от Взрослого и обращено к Взрослым, а не­словесное («ха-ха!») — от Ребенка или Родителя и обра­щено, соответственно, к Ребенку или Родителю другого человека, улыбка же адресована Большому Свину. Для его Ребенка улыбка другого человека — знак поощрения его саморазрушительного поведения, поэтому терапевт, который работает с человеком, имеющим трагический сценарий, должен понять, какое именно разрушительное поведение клиента обусловлено родительским програм­мированием, и никогда не улыбаться при сообщении о нем. Когда сущность транзакции висельника объясняет­ся в группе, участник с трагическим сценарием бывает потрясен: его детская часть чувствует себя так, как будто терапевт явился незваным гостем на вечеринку, а затем улизнул вместе с угощением. Однако запрет на транзак­цию висельника не означает, что в процессе терапии во­обще нельзя ни улыбаться, ни смеяться. Он значит толь­ко то, что саморазрушительное поведение — это не повод для радости. Избегание транзакции висельника означа­ет смех по поводу того, что радостно и весело, а не тра­гично в жизни участников. Избегание транзакции висельника помогает человеку справиться со своей разру­шительной частью, которая привыкла получать поглажи­вания за свои проявления.

Разрешение

Разрешение — это транзакция, смысл которой тесно свя­зан с теорией сценариев (рис. 15А).

Я разработал понятие о разрешении, когда работал с алкоголиками. Не зная, как помочь человеку, который страдает от тяги к спиртному, некоторые терапевты ре­шили, что ему нужно разрешение пить, не испытывая при этом чувства вины. Они полагают, что чувство вины за пьянство заставляет алкоголика чувствовать себя плохим и это ощущение «плохости» подталкивает его к дальней­шему пьянству. Сценарные аналитики пришли к неожи­данному заключению о том, что алкоголик нуждается в разрешении не пить, так как его сценарные запреты и предписания вынуждают его пить. Представьте себе мо­лодого рабочего, который на работе окружен пьющими старшими товарищами и рискует потерять самоуваже­ние (потеряв уважение коллег), если решит, что пьянство вредно для него, и перестанет пить. Очевидно, что он нуждается в разрешении прекратить пить и пойти против скрытых, а часто и явных побуждений к пьянству со сто­роны товарищей.

Разрешение — это попытка вернуть человека в есте­ственное, свободное от сценариев состояние (состояние Естественного Ребенка). Транзакция разрешения состо­ит из приказа Родителя терапевта Ребенку пациента («Прекрати пить!») и логического объяснения причин приказа Взрослым, адресованного Взрослому же («Вам нужно быть трезвым, чтобы сохранить работу» или «Ваш муж не останется с вами, если вы не бросите пить»).

Разрешение требует включения взрослой части кли­ента. Если аргументы взрослой части терапевта оказываются неубедительными, разрешение превращается в при­каз, который может вызвать сопротивление со стороны клиента. Тогда требуется очистить взрослую часть клиента от посторонних включений и попробовать еще раз. Например, человек, который близок к тому, чтобы по­терять работу из-за пьянства, может проигнорировать аргумент «Вам нужно быть трезвым, чтобы сохранить работу», так как убежден в обратном (что он потеряет ра­боту, если не будет пить со своими товарищами). Следо­вательно, он игнорирует сообщение Взрослого терапев­та, а так как объяснение не принято, разрешение не сра­ботает. Задача терапевта в этом случае — распознать «заражение Взрослого» (здесь — убежденность в том, что можно потерять работу, если бросить пить).

Каждый сценарный запрет требует отдельного разре­шения. Когда разрушаются более крупные запреты, на первый план выходят более мелкие. Например, женщи­на, страдавшая от тяги к алкоголю, которая в течение года воздерживалась от употребления спиртного, явно пре­одолела свое сценарное предписание «пить», но она ни­когда не инициировала социальные контакты, полагаясь в этом на своих друзей. Когда эта ее особенность была замечена, стало очевидным, что она нуждается в разреше­нии инициировать социальные контакты, то есть просить о поглаживаниях. В качестве домашнего задания ей было предложено позвонить одной из подруг и пригласить ее в кино. Задание оказалось для нее трудным. Она не мог­ла справиться с ним в течение нескольких недель, и эта трудность находилась в фокусе терапии в течение неко­торого времени. Запрет на просьбы о поглаживаниях ока­зался границей, которую ей нужно было перейти, чтобы достичь стойкого улучшения. Настойчивость терапевта и его заинтересованность в конце концов сделали свое Дело, и клиентке наконец удалось преодолеть запрет про­сить других людей о том, чего ей хотелось, что оказалось критическим для ее внутреннего благополучия.

Напомню, что Родитель, который дает разрешение должен быть взрослым, настоящим Родителем, а не Ро­дителем в Ребенке (см. рис. 2). Я уже говорил о различи­ях между ними и лишь добавлю, что именно Родитель в Ребенке играет роль Спасителя или Преследователя в игре «Спасение». У этой части, в отличие от настоящего Родителя, недостаточно сил, чтобы преодолеть родитель­ский запрет. По этой причине транзактный аналитик должен четко различать два этих эго-состояния в себе, так как любые действия из состояния Большого Свина (Родителя в Ребенке) осложняют терапию.

Защита

Концепция терапевтической защиты была разработана Патрицией Кроссман и теперь стала необходимой час­тью транзактного анализа. Когда клиент под влиянием разрешения, данного терапевтом, предпринимает дейст­вия, которые противоречат его сценарным запретам, он, таким образом, лишается родительской поддержки, что выражается в сильных чувствах тревоги и одиночества, которые терапевт не имеет права проигнорировать. Если терапевт в такой момент не окажет клиенту помощь, тот вернется в свое первоначальное состояние, в котором он чувствовал себя безопаснее. Таким образом, происходит «возвращение сценария», так как клиент не верит, что терапевт достаточно силен, чтобы справиться со Злым колдуном, и потому ему нельзя довериться в трудной ситуации.

Так как разрешение требует предоставить клиенту за­щиту, не следует давать ему значимые разрешения перед отпуском или когда у вас много клиентов и мало време­ни. Потребность в защите может появиться в любой мо­мент, а не только во время групповых или индивидуаль­ных занятий, поэтому у клиента должна быть возмож­ность позвонить терапевту домой, когда он почувствует панику. Мой опыт показывает, что когда у терапевта око­ло сорока клиентов, ему в среднем приходится оказывать поддержку дважды в неделю. Я даю клиентам свой номер телефона, и обычно это не создает мне больших сложно­стей. Зная, что любой звонок с просьбой о помощи может быть или настоящей просьбой о защите, или предложе­нием сыграть в спасение, нетрудно отличить одно от дру­гого. Как правило, «настоящий» телефонный разговор занимает не больше пятнадцати минут и является поло­жительным опытом как для звонящего, так и для тера­певта. Приглашение к игре в спасение вызывает совер­шенно другие чувства, так как любые предложения тера­певта здесь встречаются словами «да, но...». В этом случае терапевт должен свернуть беседу и напомнить клиенту о его ответственности за свои действия. Рассмотрим следу­ющий пример.

Джейн. Здравствуйте.

Терапевт. Здравствуйте.

Джейн (плачет). Мне страшно.

Терапевт. Что случилось?

Джейн. Я не знаю, мне очень страшно, и чувствую, как будто убиваю себя.

Терапевт. Я понимаю вас. Трудно поступать не так, как требует твой сценарий. Может быть, вам позвонить подруге и вместе пойти в кино?

Джейн. Хорошая мысль. Думаю, я так и сделаю.

Терапевт. Вот и отлично. Держитесь и не стесняйтесь звонить мне в любое время, если опять почувствуете страх.

Джейн. Спасибо, мне уже лучше.

Терапевт. До свидания.

Джейн. До свидания.

Этот диалог — типичный пример транзакции защиты. Заметьте, что Джейн принимает на себя ответственность за свое эмоциональное состояние и готова принять реко­мендации психотерапевта по его изменению. Джейн по-настоящему напугана, но ее состояние изменяется к луч­шему за относительно короткое время. Теперь сравните этот разговор со следующим диалогом.

Джейн. Здравствуйте.

Терапевт. Здравствуйте.

Джейн (плачет). Мне страшно.

Терапевт. Что случилось?

Джейн. Я не спала уже десять ночей и чувствую, как буд­то убиваю себя.

Терапевт. Я понимаю вас. Трудно поступать не так, как требует твой сценарий. Может быть, вам позвонить подруге и вместе пойти в кино?

Джейн. Я не думаю, что у меня получится. У меня нет друзей. Вы не посоветуете мне что-нибудь другое? Если вы мне больше ничего не предложите, я приму все свои снотворные таблетки.

Терапевт. Что вы хотите, чтобы я сделал?

Джейн. Поговорите со мной или сделайте что-нибудь.

Терапевт. Я готов вам помочь, но что вы сами готовы сде­лать для себя?

Джейн. Я не знаю, я хочу покончить со всем этим.

Терапевт. Я надеюсь, что вы этого не сделаете, но я не понимаю, чего именно вы хотите от меня. Я предлагаю вам сходить в кино, чтобы развеяться.

Джейн. Да, но... и т. д.

В данном случае имела место попытка Джейн вовлечь терапевта в игру «Спасение». Если он откликнется на ее просьбу, разговор может продолжаться часами без види­мого результата. Если же он откажется играть, Джейн станет в меньшей степени воспринимать его как потен­циального игрока в спасение и, скорее всего, не станет повторять попытку в будущем, а вместо этого попросит о защите.

Транзакцию защиты не следует путать с «трансфером» в психоанализе, где улучшение состояния клиента дости­гается за счет усиливающейся привязанности к терапев­ту. Как правило, человеку бывает нужна защита только в течение трех месяцев с момента перехода через родитель­ский запрет. Если же за такой промежуток времени кли­ент не успевает избавиться от панических чувств, стоит предположить, что терапевт играет в игру «Спасение».

Защита — функция Заботливого Родителя. Если рас­ставить эго-состояния по их значимости, я поставил бы на первое место двоих Взрослых (Взрослого и Малень­кого Профессора), затем, с небольшим отрывом, Заботли­вого Родителя и Естественного Ребенка. Большой Свин, или Критический Родитель, не приносит никакой пользы терапевтическому процессу.

Поэтому части, необходимые сценарному аналити­ку, — это Взрослый, владеющий логикой в такой же мере, как и интуицией, Заботливый Родитель и радостный Ес­тественный Ребенок. Большого Свина ему придется оста­вить за дверью, а если тому все-таки удастся вклиниться в процесс, терапевту следует попросить помощи у своего терапевта.

Потенциал

Эти четыре «живых» взаимодействия (антитезис, разре­шение, веселье и защита) в дополнение к взаимодей­ствию Взрослый—Взрослый составляют инструмента­рий транзактного аналитика. Когда деятельность допол­няется всеми этими возможностями, они дают терапевту гибкость и широту возможностей и, следовательно, увели­чивают его терапевтический потенциал. Потенциал — это способность терапевта помочь клиенту быстро решить его проблему. Потенциал терапевта должен быть соизме­рим с силой родительских запретов его клиентов. Как го­ворил Эрик Берн: «У застенчивого терапевта столько же шансов укротить злобного Родителя, сколько у слабого ковбоя — оседлать взбесившегося жеребца. И если Роди­тель сбросит с себя терапевта, тот приземлится прямо на Ребенка своего клиента». Потенциал включает желание терапевта решить проблему, его внутреннее разрешение на то, чтобы это сделать, и способность объективно оце­нить время, необходимое для этого. Это значит, что тера­певт готов помочь пациенту встретиться со своей цент­ральной проблемой и готов создать давление, необходи­мое для того, чтобы клиент нашел выход, а также, что немаловажно, он готов предоставить клиенту защиту тог­да, когда она ему понадобится. Потенциал, однако, не следует путать со всесилием: многих терапевтов, кото­рым известны как их собственные ограничения, так и ограничения концепции потенциала, часто преследуют мечты о всесилии, которые соответствуют сильному же­ланию принять роль Спасителя.

Концепция потенциала предполагает, что транзактный аналитик с готовностью станет использовать в сво­ей работе любую технику, которая может ускорить исце­ление его клиентов. Среди этих техник назову курсы раз­решения, марафоны и домашние задания.

Курсы разрешения

Групповые сессии как терапевтическое средство имеют определенные ограничения. Они предназначены для вер­бального общения десяти или менее человек в комнате ограниченных размеров. Кроме того, время занятия так­же ограничено, а этические принципы многих психоте­рапевтов серьезно ограни-чивают возможность физиче­ского контакта с клиентами.

Поэтому транзактные аналитики решили расширить возможности групповой терапии, прибавив к ней так на­зываемые курсы разрешения. Этот курс обычно рекомен­дуется клиентам, чьи родительские ограничения запре­щают им не только думать и говорить (с этой проблемой можно поработать и в обычной группе), но и прикасаться к другим людям, разрешать прикасаться к себе, актив­но красиво или уверенно двигаться, смеяться или пла­кать, танцевать или прыгать, выражать в движении сек­суальные или агрессивные чувства, расслабляться и т. д. Такие занятия лучше всего проводить в танцклассе, где много места и есть зеркала, а на пол можно положить мягкие маты. Каждый пациент направляется на курс со своим контрактом (целью), например: «Разрешение тан­цевать», «Разрешение прикасаться к другим», «Разреше­ние быть сексуальным(-ой)», «Разрешение вести себя уверенно» или «Разрешение вести, а не быть ведомым».

Марафон

Марафоны, или продленные во времени терапевтические встречи, которые длятся от восьми до тридцати шести часов, — еще одна техника, увеличивающая терапевти­ческий потенциал. Марафоны особенно полезны людям, которые, столкнувшись со своей центральной пробле­мой, не знают, как ее решить. Пациентам, которые, до­стигнув определенного улучшения, не могут двигаться дальше, равно как и пациентам, которым не удалось до­биться хоть какого-нибудь улучшения, также рекомен­дуется участие в марафоне.

Марафон может быть посвящен достижению различ­ных целей. Марафон разрешения — это продленная во времени разновидность курсов разрешения. Ходжи Викофф описывает марафон амазонок, разработанный ею, чтобы- познакомить женщин с их физическими возмож­ностями. Марафон поглажи-ваний посвящен исключи­тельно разрушению режима экономии поглаживаний. Телесный марафон помогает людям вступить в контакт со своей телесной сущностью. Марафон «Долой Большо­го Свина!» состоит из упражнений, с помощью которых ^люди избавляются от власти своего Критического Роди­теля. Как правило, работа на таких занятиях начинается с обсуждения целей, которые ставят перед собой участники. Цели записываются на большом листе бумаги, что­бы их было видно всем участникам, и работа по их до­стижению продол-жается в течение всего марафона. В кон­це занятия каждый участник оценивает свой прогресс в достижении поставленной цели и записывает свои дости­жения на листе против своей цели.

Результативность таких занятий бесспорна. После их окончания все участники испытывают сильный душев­ный подъем, удовлетворение от хорошо проделанной ра­боты и даже эйфорию, которая продолжается до двух не­дель. Положительный опыт марафона, как правило, де­лает более эффективной и дальнейшую групповую работу.

Домашнее задание

Домашнее задание — это работа, которая дается на дом участникам группы и которая помогает им в быстрейшем достижении их целей. Как правило, участники выполня­ют домашние задания без всякого понукания со стороны ведущего и других участников, и я не думаю, что им по­нравилась бы терапия психоаналитического толка, где главным считается то, что происходит во время терапев­тической сессии. Человек, который сам для себя приду­мывает домашнее задание, берет на себя ответственность за свою жизнь и признает, что именно он должен рабо­тать, чтобы изменить ее. Я не один раз повторял в этой книге, что все диагностические категории, разработан­ные моими коллегами, не имеют никакого смысла. Од­нако я думаю, что имеет смысл разделять клиентов на «работающих» и «неработающих». Последнюю катего­рию не следует смешивать с распространенным диагно­зом «отсутствие мотивации». Многие люди, которых можно с полным правом назвать высокомотивированны­ми, то есть люди, которые вовремя приходят на встречи, вовремя оплачивают занятия и т. д., — «неработающие». Понятие мотивации — это всего лишь гипотеза, зато «ра­бота» — объективно наблюдаемое поведенческое проявление. Человек, которому оно присуще, принимает и про­веряет предположения, высказанные терапевтом и чле­нами группы, отбрасывая неверные и оставляя те, что соответствуют его ситуации. От этого качества больше всего зависит прогресс клиента. Активный клиент, кото­рый терапевтам другой ориентации может показаться безнадежным психотиком, уже за год достигнет постав­ленных целей, а пассивный клиент с «легкими невроти­ческими нарушениями» даже за два года терапии не смо­жет решить свою проблему.

Я не имею в виду, что клиенты делятся на плохих (пас­сивных) и хороших (активных). Это лишь значит, что активный клиент обладает сценарным разрешением дей­ствовать, чтобы улучшить свою жизнь, а пассивный — нет. Разрешение действовать в данном случае включает разрешение использовать своего Взрослого для поиска решений, принимать обратную связь, эксперимен-тиро­вать с предположениями и т. д. Человеку, который обла­дает таким разрешением, значительно легче избавиться от давления своего сценария, чем человеку, который им не обладает; поэтому первая (и самая трудная) задача те­рапевта в работе с пассивным клиентом — дать ему Раз­решение работать над тем, чтобы добиться улучшения в своей жизни. При этом особенно важно заключить каче­ственный контракт и не играть в спасение.

Домашние задания различаются между собой так же сильно, как и проблемы, для решения которых они ис­пользуются. Некоторые задания направ-лены на ослабле­ние социальной тревожности методом систематической десен-сибилизации, заимствованным из поведенческой терапии. Человеку, страдаю-щему от застенчивости, пред­лагается выполнить ряд социальных действий, начиная с самых простых (например спросить у незнакомого че­ловека, который час). Каждое задание выполняется не­однократно, до тех пор, пока оно не перестанет вызывать тревогу. Каждое следующее задание немного сложнее, чем предыдущее: если первое задание требует спросить который час, второе — как пройти куда-либо, третье — улыбаться людям на улице, другие — сказать кому-ни­будь комплимент относительно его внешности, завести разговор и т. д. Цель этой работы — научиться самостоя­тельно получать поглаживания. Другое домашнее зада­ние может быть направлено на выработку уверенности в обще-нии с вышестоящими лицами. Оно может включать просьбу о повышении, обращенную к боссу; (для женщи­ны) сказать мужу, что отныне она один вечер будет про­водить вне дома; попросить свекровь переехать из их дома в другое место; позвонить мужчине, который ей нра­вится, и предложить ему встре-титься. О том, как разво­рачивался диалог, участники часто рассказывают в груп­пе, да и вся процедура разработки и назначения домаш­него задания, как правило, проходит под непрерывный смех и шутки.

Человеку, чей Взрослый придерживается необъектив­ных взглядов — «Я плохой», «Когда кто-то говорит, что я ему нравлюсь, он лжет, чтобы сделать мне приятное», «Все участники группы — шпионы СССР», — можно пред­ложить написать эссе, где бы аргументировалась проти­воположная точка зре-ния: «Я хороший», «Я нравлюсь другим людям», «Участники группы — такие же люди, как и я». Одна женщина, которая называла себя чудови­щем и даже не могла описать свою чудовищность слова­ми, получила задание нарисовать себя. Сделав это, она осознала, как до сих пор был искажен ее образ Я.

Такие домашние задания, как загрузить себя делами, развлекаться, повидать старых друзей, даются людям, чувствующим необходимость запол-нить время, раньше занимаемое игрой, от которой они недавно отказались. Домашние задания такие же разные, как люди. Они мо­гут потребовать: написать стихи о любви, мастурбиро­вать, потратить тысячу долларов, пого-лодать, провести ночь без сна и т. д.

Когда участнику дается домашнее задание, через неде­лю следует назначить отчет о том, как идет работа. Если задание не было выполнено, оно назначается снова, если это повторяется, значит, оно слишком трудное и его нуж­но переформулировать, сделав легче.

Эти дополнительные техники повышают потенциал транзактного терапевта. Естественно, это далеко не все методы, которые могут сделать групповую работу инте­реснее и эффективнее, и каждый имеет полное право придумывать свои.