Сценарный анализ в психиатрии

Когда люди чувствуют, что они несчастны и больше не могут справиться со своей жизнью, следовало бы ожи­дать, что они обратятся к психиатрии за ответом. Тем не менее психиатрия — далеко не единственная инстанция, к которой обращаются люди со своими душевными стра­даниями: прежде чем прибегнуть к этому последнему средству, они могут пойти к священнику, к врачу или к другу. Большинство американцев не доверяют психиат­рии и обращаются к ней, только если у них нет другого выхода или когда подход конкретного специалиста вы­зывает их доверие.

Ассоциации душевного здоровья по всей стране стре­мятся убедить людей в том, что психиатрия может при­нести им пользу. Да, люди избегают психиатров и, когда сталкиваются с эмоциональными проблемами, предпо­читают не обращаться за помощью вообще, надеясь на це­лительную силу природы. Психиатры воспринимают это недоверие как признак недостатка здравого смысла, а не­которые даже интерпретируют это как желание «быть (и оставаться) больным». На мой же взгляд, отказ от пси­хиатрической помощи говорит именно о здравом смыс­ле пациента.

Из того небольшого числа людей, которые обращают­ся к психиатрам, большинству не наносится большого вреда. С другой стороны, американский сенатор Томас Иглтон не стал вице-президентом США именно из-за того, что обратился к психиатрам, которые стали лечить его от депрессии электрошоком. Если бы он избрал пси­хиатра вроде Эрика Берна, не пользующегося электро­шоком, тот помог бы ему справиться с депрессией други­ми средствами.

Большинство людей, которым помогают психиатры, после этого успокаиваются и временно возвращаются к нормальному функционированию, но мало кто из них меняется по-настоящему. Я уверен, что психиатрам, ко­торые по-настоящему помогают людям, это удается по­тому, что они отходят от традиции и полагаются на соб­ственный опыт, мудрость и гуманистические убеждения, более полезные для клиента, чем психиатрические мето­ды, подавляющие личность и вредные для здоровья.

В психиатрии существует несколько якобы разных течений, различиями между которыми, на мой взгляд, можно пренебречь, так как эти мелкие теоретические раз­ногласия нужны лишь для того, чтобы скрыть полное со­гласие всех течений психиатрии по трем вопросам.

1.Одни люди нормальные, а другие — ненормальные. Между ними существует ясная граница, и психиатры претендуют на то, что могут отличить психически здо­ровых людей от «психически больных».

2.Причину «душевной болезни» и эмоциональных на­рушений следует искать внутри человека, и работа психиатра состоит в том, чтобы поставить диагноз и в индивидуальном порядке лечить найденную «бо­лезнь». Некоторые нарушения (шизофрения, алкого­лизм и маниакально-депрессивный психоз) неизлечи­мы. Цель психиатра — облегчить мучения «жертв» та­кой «болезни», чаще всего с помощью лекарств.

3.Душевнобольные люди не осознают своей болезни и не могут ее контролировать так же, как это бывает в случае физического недуга.

Эти три убеждения пронизывают мышление боль­шинства (более 50 %) специалистов в психотерапии, кем бы они ни были (в убывающем порядке престижности): врачами, психологами, социальными работниками, ме­дицинскими сестрами или теми, кто осуществляет конт­роль за условно осужденными лицами. Причем чем бли­же к вершине этой воображаемой пирамиды, тем пробле­ма острее.

Неудивительно, что люди с эмоциональными пробле­мами не хотят идти к психотерапевту. Никто не хочет услышать, что причина его затруднений находится ис­ключительно внутри его и что он не может ни контроли­ровать, ни понять свое состояние. Мы не хотим услышать подобные вещи не потому, что «сопротивляемся измене­нию» или у нас «нет мотивации» лечиться, а потому, что это ложь, и потому, что такое мнение принижает наши умственные способности и отнимает у нас власть над сво­ей жизнью и судьбой.

Теория сценариев предлагает альтернативное мнение. Прежде всего мы уверены в том, что люди рождаются ду­шевно здоровыми, и в том, что, когда у них возникают эмоциональные проблемы, их все равно следует считать нормальными. Мы верим, что эти проблемы можно по­нять и разрешить, проанализировав взаимодействие че­ловека с другими людьми и поняв, какие именно подав­ляющие запреты и предписания были наложены на чело­века в детстве и поддерживались в течение его жизни. Транзактный анализ сценариев не является теорией, по­нятной только психотерапевтам. Он дает объяснения на языке здравого смысла, понятные человеку, который в них нуждается, а именно человеку с эмоциональными за­труднениями.

Сценарный анализ — это теория решений, а не теория нарушений. Она основана на вере в то, что в детстве и Раннем подростковом возрасте люди составляют жизненные планы, которые делают предсказуемыми даль­нейшие события их жизни. Когда в основе жизни какого-то человека лежит такое решение, говорят, что у него есть жизненный сценарий. Как и болезни, сценарии име­ют начало, течение и исход. По причине такого сходства сценарий легко принять за болезнь. Тем не менее, так как сценарий основан на сознательно принятых решениях, а не на болезненных изменениях тканей, он может быть модифицирован или отменен таким же сознательным ре­шением. Даже трагические жизненные сценарии, такие как суицид, пристрастие к наркотикам или неизлечи­мые душевные болезни» (шизофрения или маниакально-депрессивный психоз), являются результатом раннего планирования, а не заболевания. А когда проблема явля­ется результатом сценария, а не неизлечимого заболева­ния, становится возможным понять ее причины и найти способ помочь клиенту, как говорил Берн, «прекратить шоу и начать другое, лучшее». Как показали исследова­ния Франка и Голдстайна, убеждения социальных работ­ников относительно причин затруднений их клиентов сильнейшим образом влияют на результат их работы. Убежденность в том, что клиент «хронически болен», по­рождает у клиента хроническую форму болезни, а убеж­денность в том, что заболевание клиента излечимо, ведет к улучшению его состояния. Таким образом, отношение к эмоциональному затруднению как к болезни, которое распространено среди специалистов, работающих с людь­ми, потенциально вредно для их клиентов. С другой сто­роны, убежденность в том, что эмоциональные затрудне­ния излечимы, так как основаны на обратимых решени­ях, высвобождает потенциал человека и помогает ему справиться со своими несчастьями. Психотерапевты, ко­торые сочетают позитивные ожидания с помощью в ре­шении проблем, помогают людям с эмоциональными за­труднениями вернуть власть над своей жизнью и разра­ботать новые жизненные планы.

Далее я более подробно опишу жизненные сценарии и объясню, как с ними работают, используя приемы транзактного анализа.

Часть 1

Теория

Транзактного анализа

Когда я занимался систематизацией материала книги, мне было трудно решить, куда поместить эту часть. Рас­суждая логически, следовало бы поставить обзор теории транзактного анализа (ТА) впереди остальных частей.

Я должен предупредить, что эта часть может показать­ся читателю сухой и скучной. Она может создать впечат­ление нагромождения понятий и сведений. Я даже думал одно время поставить эту часть в конец книги в виде при­ложения, чтобы она не была непреодолимым барьером, стоящим на пути в страну трагических и банальных сце­нариев и к богатствам Счастливой Жизни.

Однако, как вы видите, логика победила. Тем не менее одним движением большого пальца вы можете пропус­тить эту часть — и обращаться к ней только за определе­ниями терминов, которые вы встретите. Каждое новое понятие выделено курсивом и имеется в указателе тер­минов, так что вам будет нетрудно его найти. Так что чи­тайте или пропустите — в любом случае я надеюсь, что книга вам понравится.

Глава 1 Структурный

И транзактный анализ

Кирпичики, из которых построена теория транзактного анализа (ТА), — три наблюдаемые формы функциониро­вания Я: Родитель, Взрослый и Ребенок. Они чем-то на­поминают три базовых психоаналитических понятия (суперэго, эго и ид), но на деле отличаются от них.

Родитель, Взрослый и Ребенок отличаются от супер-эго, эго и ид тем, что все они являются проявлениями эго. Кроме того, когда говорят об этих состояниях, имеют в виду наблюдаемое поведение, а не теоретические кон­струкции. Например, когда человек находится в детском эго-состоянии, наблюдатель видит детские прыжки и слышит пение и смех. Транзактные терапевты работают с сознательной частью психики, так как это помогает им лучше объяснять и предсказывать социальное поведение человека.

Структурный анализ

В каждый данный момент времени личность пользуется одним из трех состояний Я.

Диагностика актуального состояния Я осуществляется на основе видимых и слы­шимых особенностей поведения человека. Состояние Я человека определяется по его движениям, тембру голоса, употребляемым словам. Некоторые жесты, позы, мане­ры, выражения лица и интонации, а также некоторые сло­ва ассоциируются с определенным состоянием Я. Кроме объективно наблюдаемых особенностей поведения чело­века терапевт должен обращать внимание и на свои эмо­циональные реакции и мысли, так как они могут содержать полезную информацию. «Родительская» реакция терапевта говорит о том, что у пациента активно «дет­ское» состояние, в то время как ощущение приниженно­сти и желание бунта у терапевта говорят об активном «родительском» состоянии пациента, и т. д.

Диагностика эго-состояния человека должна осуще­ствляться с опорой на три источника информации: 1) по­ведение самого человека; 2) эмоциональную реакцию на­блюдателя; 3) мнение самого человека. Следовательно, определив, в каком состоянии находится клиент, транзактный аналитик не говорит: «Это ваш Ребенок!» Он сообщает клиенту: «Вы ведете себя и разговариваете, как если бы находились в детском эго-состоянии; кроме того, ваше поведение вызывает у меня желание позаботиться о вас. А что думаете вы?» Естественно, если есть и дру­гие наблюдатели, их мнение тоже должно учитываться (см. также гл. 6).

Ребенок

Детское эго-состояние делает поведение человека таким, каким оно было в детстве. Ребенку никогда не бывает больше семи лет, а иногда может быть даже одна неделя или один день. Человек в детском эго-состоянии сидит, стоит, ходит и говорит так же, как он это делал, когда ему было, скажем, три года. Детское поведение сопровожда­ется соответствующим восприятием мира, мыслями и чувствами трехлетнего ребенка.

Детское эго-состояние у взрослых проявляется лишь мимолетно, так как вести себя по-детски не принято. Тем не менее детские проявления можно наблюдать в неко­торых особых ситуациях, например во время игры в фут­бол, где радость и гнев выражаются непосредственно и где взрослого мужчину, прыгающего от радости, когда его команда выигрывает, невозможно было бы отличить от пятилетнего мальчугана, если бы не рост и не щетина на лице. Это сходство выходит за пределы наблюдаемо­го поведения, так как в этот момент взрослый мужчина не только ведет себя, но и воспринимает мир как ребенок.

В детском эго-состоянии человек тяготеет к употреб­лению коротких слов и междометий вроде «ого!», «здоро­во!», «фу ты!» и произносит их тонким детским голосом. Он принимает характерные для ребенка позы и жесты: опущенная голова, поднятые кверху глаза, косолапость. Сидя, он съезжает на край сиденья, раскачивается на сту­ле, ерзает или горбится. Прыжки, хлопанье в ладоши, громкий смех и крики — все это принадлежит к реперту­ару детского эго-состояния.

Кроме ситуаций, в которых общество разрешает детс­кое поведение, оно также может наблюдаться в фиксиро­ванной форме у так называемых больных шизофренией, а также у актеров, чья профессия требует умения входить в детское состояние Я. Естественно, детское состояние Я наблюдается у детей.

Ребенка младше года во взрослом встретить трудно, если же это произошло, значит у этого человека серьез­ные трудности. У «нормальных» взрослых людей такой маленький Ребенок проявляет себя в случае сильного стресса, сильной боли или большой радости.

Невозможно недооценить роль Ребенка в психике че­ловека. Это лучшая часть человека и единственная часть, которая умеет радоваться жизни. Это источник спонтан­ности, сексуальности, творческих изменений и радости.

Взрослый

Взрослое эго-состояние — это компьютер, бесстрастный орган личности, который собирает и обрабатывает ин­формацию и прогнозирует ситуацию. Взрослый собира­ет данные о мире с помощью органов чувств, обрабаты­вает их логической программой и, если это необходимо, выдает прогноз. Он воспринимает мир через диаграммы. В то время как Ребенок воспринимает мир в цвете и толь­ко с одной точки зрения, Взрослый видит мир черно-белым и наблюдает его с нескольких точек зрения одно­временно. Во взрослом эго-состоянии человек временно отключается от своих эмоциональных и других внутрен­них реакций, так как они мешают объективно восприни­мать и анализировать внешнюю реальность. Таким об­разом, в состоянии Взрослого у человека «нет чувств», хотя при этом он может осознавать чувства своего Ре­бенка или Родителя. Родительское эго-состояние часто путают со Взрослым, особенно если Родитель спокоен и внешне ведет себя рационально. Тем не менее Взрослый, не только рационален, у него еще и отсутствуют чувства.

Судя по описанным Жаном Пиаже «стадиям развития формальных операций», можно предположить, что взрос­лое состояние формируется у человека постепенно в те­чение детства как результат его взаимодействия с вне­шним миром.

Родитель

Поведение родительской части обычно скопировано с родителей человека или других авторитетных фигур. Оно перенимается целиком, без каких бы то ни было из­менений. Человек в родительском эго-состоянии — это видеозапись поведения одного из его родителей.

Родительское эго-состояние не воспринимает и не ана­лизирует. Его содержание постоянно. Родительское со­стояние иногда помогает принимать решения, оно хра­нит традиции и ценности и в этом качестве является важ­ным для воспитания детей и сохранения цивилизации. Оно включается, когда недоступна информация, необхо­димая для принятия решения Взрослым; но у некоторых людей оно всегда заменяет собой взрослое эго-состояние.

Родительское состояние не зафиксировано полностью: оно может изменяться в связи с тем, что личность что-то прибавляет к своему Родительскому репертуару или что-то исключает из него. Например, воспитание первенца увеличивает количество родительских реакций лично­сти. Начиная с подросткового возраста и до старости, когда человек сталкивается с новыми ситуациями, требу­ющими родительского поведения, а также когда он встре­чает новые авторитетные фигуры или образцы для под­ражания, его Родители в чем-то изменяется.

В частности, человек может научиться развивать сво­его Заботливого Родителя и исключать подавляющие ас­пекты поведения этой части. Некоторые родительские действия генетически заложены в человеке (желание за­ботиться о своем ребенке и защищать его), но другая, большая часть родительского репертуара приобретается в процессе научения, надстраиваясь над двумя врожден­ными тенденциями: заботиться и защищать.

Голоса в голове

Структурный анализ организован вокруг этих трех по­нятий, но в нем существует и ряд дополнительных кон­цепций.

Состояния Я действуют по очереди; следовательно, в один момент времени человек может находиться в од­ном, и только в одном состоянии. Такое состояние назы­вается исполнительным, так как осуществляет исполни­тельную власть над личностью. Когда одно из состояний Я является исполнительным, человек может осознавать то, что с ним происходит, как бы наблюдая за собой со стороны. Это ощущение обычно возникает, когда состо­яние Родителя или Ребенка является исполнительным, в то время как «настоящее Я» (как правило, Взрослый) наблюдает за событиями, не имея возможности включить­ся. Таким образом, второе активное состояние Я осознает происходящее, при этом не влияя на двигательные ре­акции (феномен катексиса).

В связи с тем, что могут быть одновременно включе­ны два состояния Я (одно — действующее, а другое — на­блюдающее), между ними возможен внутренний диалог. Например, некто, изрядно выпив на вечеринке, пускает­ся в пляс. Таким образом, в данный момент действует его детское состояние, в то время как родительское наблюда­ет за его прыжками и отпускает реплики типа «не смеши людей, Чарли!» или «а как насчет твоего позвоночника?». Часто одного такого комментария бывает достаточно, что­бы отключить Ребенка (феномен декатексиса) и передать исполнительную власть Родителю. В этом случае Чарли внезапно оборвет свой танец, возможно, смутится и вер­нется на свое место, после чего ситуация «перевернется», и теперь уже сам Чарли, находясь в родительском состо­янии, будет со своего места с неодобрением взирать на танцоров. Научиться осознавать такие внутренние диа­логи между исполняющей и наблюдающей частями — важный шаг в процессе терапии.

Такой диалог может происходить между двумя любы­ми состояниями Я. В процессе психотерапии часто воз­никают диалоги между Критическим Родителем и Есте­ственным Ребенком (см. гл. 2, «Структурный анализ вто­рого порядка»).

Других людей преследуют «голоса в голове». Обычно они подают агрессивные, критические реплики вроде «Ты плохой (глупый, уродливый, ненормальный, боль­ной)», то есть «Ты не в порядке», или предсказывают не­удачу: «У тебя не получится» или «Это дурацкая затея, лучше брось ее».

Такие «послания изнутри» были описаны Эллисом и Фрейдом. Первый назвал их «катастрофическими ожи­даниями», а второй — проявлениями «примитивного, жестокого суперэго». Викофф назвала такое родительское состояние, враждебное Естественному Ребенку, Большим Свином.

Исключение и заражение

Иногда бывает трудно определить активное состояние Я из-за того, что многие люди маскируют своего Ребенка или Родителя под Взрослого. Самоуверенное и неспра­ведливое критическое мнение часто выражается в раци­ональных терминах. Родитель, со спокойным выражени­ем лица притворяющийся Взрослым, может выражаться вполне логично. Будучи во взрослом состоянии Я, муж спрашивает жену: «Почему обед еще не готов?» Будучи в состоянии Родителя, замаскированного под Взросло­го, он задает тот же вопрос. Разница лишь в том, что в первом случае муж просто хочет получить ответ на свой вопрос, а во втором — он пытается надавить на жену и обвинить ее в лени и неорганизованности.

Иногда две группы мышц могут быть активированы двумя разными состояниями Я одновременно. Например, голос и выражение лица преподавателя демонстрируют взрослое состояние Я, а нетерпеливое постукивание руки выдает Родителя. В таком случае следует думать, что по­ведением человека руководит Родитель в обличье Взрос­лого, то есть просто Родитель, либо родительское и взрос­лое состояния чередуются в нем с большой скоростью.

Чередование состояний Я зависит от проницаемости границ этих состояний. Проницаемость — важная вели­чина в психотерапии. Низкая проницаемость ведет к ис­ключению одним состоянием другого, зачастую более по­лезного в данной ситуации, чем исключающее состояние.

Например, в ситуации вечеринки исключающий Взрос­лый менее уместен, чем исключенный им Ребенок. Цель вечеринки — отдых и веселье; Ребенок умеет это делать, а анализирующий Взрослый — нет. Когда у отца активен исключающий Взрослый, он не дает исключенному Ро­дителю заботиться о детях. Например, маленький Джон­ни спрашивает отца: «Папа, а зачем надо идти спать?» — отец (от лица Взрослого) отвечает ему целой лекцией по физиологии, психологии и социологии сна. Между тем Родитель дал бы более понятный ответ: «Потому что ты устал и, если не поспишь, завтра утром будешь разбитым».

С другой стороны, чрезмерная проницаемость созда­ет сложности другого рода; чаще всего — это неспособ­ность личности оставаться во взрослом состоянии в те­чение более или менее продолжительного времени.

Каждое состояние Я является в некотором роде адап­тивным «органом», помогающим Я как целому приспосо­биться к реальности. Каждое состояние специально пред­назначено для решения проблем определенного рода. Можно сказать, что родительское состояние идеально под­ходит для ситуаций, требующих контроля — над детьми, над страхами, над новой ситуацией, над нежелательным поведением и над Ребенком. Взрослый востребован в слу­чаях, когда необходим точный прогноз. Ребенок подхо­дит для всех творческих действий: для рождения новых идей, для создания новой жизни, для встречи с новым опытом, для отдыха, веселья, игры и т. д.

Адаптация или приспособление в данном случае озна­чает реагирование на стимулы реальности. Адаптация к деспотичным требованиям есть специальная форма реа­гирования, которая в большинстве случаев — при усло­вии, что человек не находится под полным физическим контролем тирана, — является ненужной и нездоровой. Следовательно, адаптация в целом полезна для индиви­да, если только она не является реакцией на действия людей, которые не заботятся о его благополучии. У хро­нически несчастного человека детское состояние Я вы­нуждено адаптироваться к действиям Большого Свина. Такая ситуация является результатом деспотичности ро­дителей, которые принуждали своего ребенка к подчине­нию, не давая ему возможности собственного выбора.

Еще одно важное явление — заражение. Оно характе­ризуется тем, что Взрослый человека считает объектив­ным фактом мнение его Родителя или Ребенка. Например, взрослое состояние Я человека поддерживает по сути родительскую мысль о том, что «мастурбация вред­на для здоровья», или о том, что «женщина должна быть пассивной». Или, например, Взрослый человека может верить в то, что «взрослым нельзя доверять». Избавление Взрослого от такого заражения — одна из первых задач терапии, которая может быть осуществлена посредством демонстрации Взрослым терапевта несоответствия дан­ных идей истине.

Эффективной является также техника, которая пред­полагает «разговор» пациента со всеми его частями по очереди. Эта техника зародилась в недрах психодрамы и позднее была воспринята гештальт-терапией. Она ярко демонстрирует существование состояний Я. Человек, ко­торый ощущает вину из-за мастурбации, может по прось­бе терапевта рассказать от лица своего Родителя, что он думает о вреде мастурбации, от лица Ребенка — о чув­ствах страха и вины в связи с этим, а от лица Взрослого — что мастурбация безвредна и естественна. Вербализация точек зрения разных состояний Я помогает отделить их друг от друга и облегчает «очищение» Взрослого от мыс­лей, заимствованных у других состояний.

Транзактный анализ

Состояние Я — единица структурного анализа, транзак­ция —единица транзактного анализа. Сторонники тео­рии ТА придерживаются того мнения, что поведение человека может быть понято наилучшим образом в тер­минах состояний Я, а общение между двумя или несколь­кими людьми — в терминах транзакций. Транзакция со­стоит из стимулам реакции и обычно происходит между двумя определенными состояниями Я людей, вступив­ших во взаимодействие. Такая транзакция называется простой транзакцией, так как в ней задействованы только два состояния Я. Пример такой транзакции между двумя взрослыми состояниями: «Сколько будет семью пять?» — «Тридцать пять». В простой транзакции воз­можны любые комбинации состояний. Тем не менее из девяти возможных сочетаний наиболее употребительны­ми являются четыре: между Родителем (Ро) и Ребенком (Ре), между двумя Родителями, между двумя Взрослы­ми и между двумя Детьми.

Транзакции следуют одна за другой до тех пор, пока стимул и реакция параллельны или дополняют друг дру­га (рис. 1А).

В любой серии транзакций коммуникация возможна в случае, если реакция на предыдущий стимул адресует­ся состоянию Я, которое было источником этого стимула, а источником этой реакции является то состояние, кото­рому был адресован стимул. Любой другой ответ создает пересекающуюся транзакцию и прерывает процесс ком­муникации. На рис. 1 транзакция А дополнительна и пред­полагает дальнейшее общение, тогда как транзакция Б является пересекающейся и прерывает коммуникацию. Пересекающиеся транзакции не только прерывают ком­муникацию, но и являются основой игр. Игнорирова­ние (см. гл. 9) — одно из важных качеств пересекающих­ся транзакций.

Кроме простых и пересекающихся транзакций суще­ствуют также двойные, или скрытые, транзакции. Они происходят одновременно на двух уровнях — социальном и психологическом. На рисунке 1В стимул передается Взрослым Взрослому: «Давайте подольше поработаем над этими счетами, мисс Смит, а перед этим где-нибудь поужинаем» — и одновременно Ребенком Ребенку: «Да­вай поужинаем и выпьем вместе, Салли, а потом, может быть, поработаем». В двойной транзакции социальный смысл взаимодействия обычно скрывает психологиче­ский (истинный) смысл; следовательно, поведение не бу­дет понято, если неизвестны суть скрытого взаимодей­ствия и участвующие в нем состояния. Человек, видящий только «верхний» уровень транзакции между мисс Смит и ее коллегой, подумает, что сегодня вечером они соби­раются много работать, а опытный наблюдатель поймет, что более вероятен другой исход.

Игры и выигрыши

Игра — это последовательность взаимодействий между людьми, которая, во-первых, является последовательно­стью транзакций, имеющих начало и конец, во-вторых, содержит скрытый мотив, то есть психологический уро­вень, который отличается по своему содержанию от со­циального, и, в-третьих, дает выигрыш обоим игрокам.

Причина того, что человек играет в игры, лежит в на­личии выигрыша. Если провести аналогию с техникой, структурный анализ описывает части личности так же, как техническое описание — части машины или механиз­ма. Транзактный анализ описывает, как эти части взаи­модействуют между собой, так же как чертеж среза меха­низма показывает, как его части соединяются между со­бой. Но для того чтобы понять, почему люди вообще стремятся общаться друг с другом, необходимо постули­ровать существование некой движущей силы, наподобие бензина; для этого в транзактном анализе существуют мотивационные концепции стимульного голода, струк­турного голода и позиционного голода. Игры утоляют го­лод всех трех видов, и удовлетворение от игр связано с наличием в них выигрыша.

Стимульный голод

Многие научные исследования показали, что сенсорная стимуляция является одной из первых потребностей высших организмов. На основе этих открытий и клини­ческих исследований Эрик Берн сформулировал поня­тия стимульного голода и поглаживания.

Поглаживание является специфической формой сти­муляции друг друга. Так как поглаживания жизненно не­обходимы человеку, обмен поглаживаниями является одной из самых важных форм деятельности, в которую вовлечены люди. Поглаживания могут принимать раз­личные формы: от настоящего физического прикоснове­ния до краткого приветствия. Чтобы поглаживание было эффективным, оно должно подходить тому, кто его полу­чает. Например, Спитц показал, что маленькие дети нуж­даются в физических поглаживаниях, для того чтобы выжить. С другой стороны, взрослым людям бывает до­статочно редких символических поглаживаний, напри­мер похвалы или знака уважения. Тем не менее, хотя че­ловек и может выжить, получая «минимальную норму» поглаживаний, дефицит поглаживания вреден как для физического, так и для эмоционального состояния чело­века, и именно поэтому он является одной из главных движущих сил человеческого поведения.

Стимульный голод утоляется поглаживанием или признанием. Потребность в поглаживании является бо­лее важной, чем потребность в признании. Эрик Берн го­ворил, что человеку нужны поглаживания, чтобы «его позвоночник не высох». Как правило, потребность в по­глаживании может быть удовлетворена через признание, следовательно, средний взрослый человек, кроме всего прочего, может удовлетворить свою потребность в погла­живании с помощью ритуальных действий, которые на Деле являются обменом поглаживаниями. Вот, к приме­ру, ритуал, включающий в себя шесть поглаживаний.

— Привет.

— Привет.

— Как дела?

— Отлично, а у тебя?

— Отлично. Ну что, увидимся позже?

— Увидимся.

Игра сложнее, чем ритуал, но и она является обменом поглаживаниями. Надо заметить, что «пошел к черту!» — это такое же поглаживание, как и «привет!», и что, когда люди не получают позитивных знаков внимания друг от друга, они соглашаются на негативные.

Некоторым людям их Родитель запрещает принимать прямые знаки внимания, поэтому им требуются более тонкие, завуалированные формы признания. В качестве примера можно привести женщину, которая отвергает любые комплименты своей внешности и вкусу, интер­претируя их как сексуальные предложения, но принима­ет похвалы своему портновскому искусству, скрывая при этом свое раздражение. Когда человек не может получить или принять прямое признание в той или иной форме, он стремится получить его через игру, которая является бо­гатым источником поглаживаний.

Структурный голод

Удовлетворение структурного голода — это социальное преимущество игры. Чтобы удовлетворить свой струк­турный голод, индивид ищет участия в социальных си­туациях, в которых время структурировано (организова­но) взаимными поглаживаниями. Структурный голод — это потребность в социальной ситуации, в которой ин­дивид мог бы общаться с другими людьми. Потребность в структурировании времени является производной от стимульного голода, следовательно, более сложной его формой. Игра структурирует время множеством спосо­бов. Например, игра «Если бы не ты» (ЕНТ) отлично за­нимает время взаимными обвинениями. Кроме того, она делает возможным времяпрепровождение[1]«Если бы не он (она)», которое разыгрывается с соседями и родственниками, а также «Если бы не они», которое пользуется большим успехом в барах и бридж-клубах.

Позиционный голод

Удовлетворение позиционного голода — экзистенциаль­ное преимущество игры. Позиционный голод — это по­требность отстоять свою основную, занимаемую в про­должение всей жизни экзистенциальную позицию. Экзи­стенциальную позицию личности можно обозначить фразой, например «я плохой», «они плохие» или «все люди плохие». Эта потребность удовлетворяется внут­ренними транзакциями, которые происходят в уме игро­ка между ним самим и другим лицом, чаще всего одним из родителей. Удовлетворение позиционного голода про­исходит при поглаживании или признании, которое иг­рок получает от внутреннего Родителя.

Например, после игры в «Насилие» игроки расходят­ся по домам, и Уайт думает: «Прав был папа: все мужчи­ны — животные!» — и слышит в ответ «Ах ты умница!» от своего Родителя. Такая внутренняя транзакция имеет ценность, равную ценности поглаживания, и в то же вре­мя усиливает экзистенциальную позицию игрока. Как вы увидите позже, каждая игра имеет свой дополнительный эффект, так как является частью реализации жизненно­го плана человека или сценария.

Игра дает человеку поглаживания без угрозы близос­ти. Теория транзактного анализа говорит, что двое или несколько людей могут совместно структурировать свое время лишь с помощью ограниченного числа способов, а именно: деятельности, ритуалов, времяпрепровожде­нии, игр, замкнутости или близости. Близость — это со­циальная ситуация, свободная от других структурирую­щих элементов, ситуация, в которой поглаживания даются и принимаются непосредственно. Близость часто Угает людей, так как она нарушает родительский запрет на обмен поглаживаниями. В то же время игра является специально сбалансированной ситуацией, которая по­зволяет получить поглаживания и при этом избежать критики внутреннего Родителя.

Нужно заметить, что поглаживания можно получить и не прибегая к играм, которые в основе своей являются уловками и передаются ребенку от родителей как пред­почтительный метод получения стимуляции. Поэтому че­ловек, который отказывается от игр, должен придумать для себя другой способ получать поглаживания и струк­турировать свое время, в противном случае быстро ста­нет похож на детей, у которых Спитц наблюдал маразм[2], вызванный недостатком поглаживаний.

Я опишу подробно две игры. Первая из них — мягкий вариант, или первая степень, игры под названием «Поче­му бы вам не... — Да, но», а вторая — игра средней жест­кости (второй степени), или «Насилие». Мягкость или жесткость игры определяется ее интенсивностью и опас­ностью для здоровья и жизни. Первая степень соответ­ствует самой мягкой версии, а третья — самой жесткой. «Почему бы вам не... — Да, но» (ПБВДН) — весьма распространенная игра, в которую играют везде, где люди собираются в группы, и которая обычно разворачивает­ся следующим образом. (Блэк и Уайт — матери, у кото­рых дети ходят в начальную школу.)

Уайт.Я бы хотела пойти на собрание, но мне не с кем оставить детей. Что мне делать?

Блэк.Позвоните Мэри. Она будет рада вам помочь.

Уайт.Она очаровательная девушка, но слишком моло­денькая.

Блэк.Позвоните в гувернерское агентство. У них рабо­тают женщины с опытом.

Уайт.Я боюсь, как бы они не оказались слишком строги.

Блэк.Почему бы вам не взять детей с собой? Уайт. Я боюсь, мне будет

неудобно оттого, что я одна привела с собой детей.

После нескольких таких транзакций воцаряется ти­шина, за которой может последовать высказывание тре­тьего лица, присутствовавшего при разговоре, напри­мер:

Грин.Да, трудно с детьми.

ПБВДН, первая игра, описанная Берном, соответству­ет всем трем частям определения игры. Она представля­ет собой серию транзакций, имеющую начало (вопрос) и конец (напряженная тишина). Она содержит скрытый мотив, так как на социальном уровне она выглядит как серия вопросов, заданных Взрослым, на которые отвеча­ет другой Взрослый, а на психологическом уровне авто­ром вопросов оказывается требовательный, сопротивля­ющийся Ребенок, не способный разрешить свою пробле­му самостоятельно, а ответов — пытающийся ему помочь Родитель, по ходу игры все более раздражающийся.

Эта игра содержит следующие вознаграждения: она является богатым источником поглаживаний, помогает структурировать время группе людей и подкрепляет жиз­ненные позиции собравшихся. Пример такой позиции — фраза миссис Грин: «Да, трудно с детьми». Для миссис Уайт игра доказывает, что «родители» (советчики) — пло­хие и хотят ею командовать, а дети плохи, потому что не дают матери жить в свое удовольствие. Для миссис Блэк игра лишний раз демонстрирует, что дети или взрослые, ведущие себя как дети, неблагодарны и не желают сотрудничать. И у Блэк, и у Уайт вознаграждение полностью соответствует их сценариям. Обе женщины выходят из игры разозленными или подавленными, в зависимо­сти от того, каково их любимое чувство. После достаточ­но долгой последовательности ПБВДН и других игр Уайт или Блэк почувствуют себя вправе учинить над со­бой нечто ужасное, например запить, отправиться в пси­хиатрическую больницу, попытаться убить себя или про­сто бросить все.

В ПБВДН может играть кто угодно. Психологическое содержание игры «Насилие» притягивает меньше людей. Это сексуальная игра, поэтому для нее требуются муж­чина и женщина, хотя в нее при желании могут играть и лица одного пола. Чаще всего в нее играют следующим образом.

На вечеринке, после продолжительного флирта, Уайт и Блэк оказывают