Анализ психотерапевтического дискурса

Общая схема анализа дискурса в психотерапии опреде­ляется целями и задачами психотерапевтической помо­щи. Для этого терапевту необходимо владеть навыками анализа содержательной стороны высказываний клиента, т.е. уметь выделять бессознательные основы личностных концептов и моделей, лежащих в основе психологических трудностей и проблем (этому посвящены предыдущие главы книги), а также понимать лингвистические и се­мантические механизмы производства речевых высказы­ваний, в которых находят отражение эти проблемы.

В свою очередь, дискурс психотерапевта выстраивается так, чтобы в процессе терапевтического взаимодействия с клиентом он научился понимать роль неосознаваемых

[323]

компонентов внутреннего опыта в возникновении своих проблем или невротических симптомов и, соответствен­но, находить продуктивные способы их разрешения и снятия. Содержательная сторона анализа определяется психоаналитической традицией (в широком смысле это­го слова), формальная — структурно-лингвистическими принципами текстового анализа.

Анализ дискурса как сложившаяся, устойчивая форма эпистемологической практики сформировался в 60-70 го­ды на стыке логики, лингвистики, психоанализа и фило­софии языка. Перечень его объектов весьма широк — это политические, идеологические, этносоциальные и социокультурные дискурсы о самых различных сторонах и ас­пектах человеческой жизни — от дискурса вещей (Ж.Бо-дрийяр) до советского политического дискурса (П.Серио) и дискурса трансгрессивной сексуальности (Ж-Делез). В отечественной традиции он известен очень мало и прак­тически не используется в качестве исследовательской парадигмы. Работы по анализу бессознательной основы психотерапевтического дискурса представлены, в основ­ном, лакановской школой..

Существуют два основных способа понимания предме­та анализа дискурса, выступающего в качестве единого объекта. Лингвистическая модель рассматривает дискурс как объект, с которым сталкивается исследователь, откры­вающий следы субъекта речи и языка, автора высказыва­ния, указывающие на присвоение языка говорящим субъ­ектом. Лакан называет их шифтерами или индексами, указывающими на того, кто говорит — разумно мысля­щий клиент или его Другой (желание реального, ирраци­ональный страх, логика психоза). В рамках психологичес­кой модели дискурс понимается как способ языкового конституирования субъекта, полный и всеобъемлющий репрезентант его внутреннего опыта. Психоанализ естест­венно сочетает эти две непротиворечивые и взаимно до­полняющие друг друга точки зрения.

В семиотическом пространстве психотерапии процесс анализа любого дискурса опирается на две материальные основы: архив и язык. Архив (в том понимании, которое

[324]

сформировал для этого слова М.Фуко) — это, во-первых, совокупность текстов, содержащих описание теории и практики психотерапевтической работы в истории чело­веческой цивилизации. Во-вторых, это социальные ин­ституции, которые сохранили соответствующие формы практики, обеспечив условия для их воспроизводства, расширения, изменения, передачи. В-третьих, это уст­ройство (механизм), создающий разнообразные сочета­ния отдельных элементов, формирующих новые объекты, пополняющие архив. И наконец, это самонастраивающа­яся система с обратной связью, позволяющая регулиро­вать и детерминировать производство смыслов внутри указанного семиотического пространства.

Язык, обеспечивая саму возможность существования и производства значений и смыслов, образующих семиосферу психотерапии, представлен не только уникальнос­тью своих конкретных составляющих (семантики, син­таксиса и прагматики, изменяющихся в другом языке), но и общими (во всяком случае, для основных европей­ских языков) правилами оформления актов "психотера­певтической речи", функция которых представлена преж­де всего целями психотерапевтического воздействия.

Анализ дискурса как объект скорее психологии, чем лингвистики, опирается на ряд принципов,первым и важнейшим из которых является принцип субъектности. В противовес "чисто лингвистической" точке зрения, пола­гающей, что повседневное использование языка людьми (речь) не должно интересовать науку о языке, этот прин­цип восстанавливает в правах субъекта, автора и хозяина языковой реальности.

Прагматика психотерапевтического дискурса изучает не столько систему языка, сколько высказывание и гово­рение — речевые акты в качестве поступков, проявлений личностной активности. Ведь в психотерапии говорить — это не столько обмениваться информацией, сколько осу­ществлять вмешательство, воздействовать на собеседни­ка, владеть коммуникативной ситуацией, менять систему представлений клиента, его мысли и поведение.




[325]

Целевая функция актов речи психотерапевта и клиен­та может быть адекватно понята только в рамках семи­отической целостности аналитического процесса, где синонимия и двусмысленность, семантическое и аргументативное значение высказывания, содержание пресуппозиций гибко смещаются относительно некоего им­плицитного (подразумеваемого) центра, выражающего намерения обоих субъектов. Процесс высказывания, пре­образующий язык (существовавший до этого как возмож­ность) в дискурс, подразумевает доминирующую роль субъекта не только в прагматике, но и в семантико-синтаксических отношениях. "Кто говорит?", "почему?" и "зачем?" — вот основные вопросы, которые задает се­бе психотерапевт, слушая клиента. От ответов на них за­висит стратегия и тактика терапевтического анализа.

Второй принцип — диалогичности — можно назвать уче­том присутствия Другого. Он отсылает аналитика к пред­ставлению о необходимости точно атрибутировать выска­зывание некоему субъекту, который во многих случаях не обязательно совпадает с сознательным Я (эго) говорящего. Во всех случаях, когда один собеседник сказал нечто, чего вовсе не намеревался говорить, а его партнер услышал не то, что было произнесено (или не услышал произнесенно­го), мы имеем дело с удвоением участников диалога. Ре­флексия по поводу Другого, имеющего конститутивный характер, исходит из теории высказывания и под влияни­ем глубинной психологии (особенно структурного психо­анализа) претерпевает существенное расширение, затраги­вая проблему субъекта, тесно связанную с его незнанием как смысла высказывания, так и коннотативной семанти­ки произнесенного.

Присутствие Другого является составной частью речи любого субъекта, причем их диалог в психотерапии чаще понимается как противостояние, взаимоисключение, а не взаимодействие. Связь с Другим заключает рефлексию смысла высказываний в очень жесткие рамки. Кроме того, субъект речи детерминирован своей связью с внеш­ним миром, окружающей действительностью; это децен­трализованный, расщепленный субъект, причем расщеп-

[326]

ление, вводящее Другого, имеет конституирующий (для субъекта) и структурирующий (для дискурса) характер.

Психотерапевт, слушая речь клиента, всегда имеет в виду, что сама материальная структура языка позволяет, чтобы в линейности речевой цепочки звучала непредумы­шленная полифония, через которую и можно выявить следы бессознательного. Когда клиент говорит, он ис­пользует язык в том числе и как поразительный способ создания двусмысленности — к его услугам полисемия, омонимия, безграничные просторы коннотативных зна­чений, тропы (в особенности метафора и метонимия), риторические фигуры речи. В ходе речевого взаимодейст­вия всегда имеется что-нибудь дополнительное и непро­шеное, и не только в случае оговорки, когда "другое оз­начающее" занимает в цепочке место запланированного, а постоянно, за счет избытка смысла по сравнению с тем, что хотелось высказать, так что ни один говорящий субъ­ект не может похвастаться тем, что он имеет власть над многочисленными отзвуками произнесенного.

Это свойство акта речи я, вслед за Ж-Отье-Ревю [27], склонна считать неизбежным и позитивным. Психоанали­тическая терапия имеет сугубо лингвистический характер. Она возможна лишь постольку, поскольку клиенты гово­рят больше, чем знают, не знают, что говорят, говорят не то, что произносят и т.п. Дискурс весь пронизан бессозна­тельным вследствие того, что структурно внутри субъекта имеется Другой. Разведение позиций субъекта и Другого, равно как и атрибуция дискурса одному из них, возможны чисто лингвистическим способом, при котором Я рассма­тривается как означающее, "шифтер" или индикатив, ука­зывающий в подлежащем того, кто ведет речь. Соответст­венно, ответ аналитика может быть обращен к субъекту, или Другому, или адресоваться им обоим. Так анализ дис­курса позволяет терапевту в ходе беседы с клиентом вклю­читься в полифонию составляющих ее голосов.

Третий принцип — это принцип идеологичности. Понятие идеологии здесь используется в буквалистском его значе­нии, как совокупность некоторых скрытых идей, не всегда и не полностью осознаваемое влияние которых обуславли-

[327]

вает смысл высказываний, слагающих дискурс. Идеи, вы­ступающие как вторичные означающие дискурса, распола­гаются в пространстве коннотативной семантики высказы­ваний и определяют скрытый смысл речи, который способен заменить и вытеснить явный в любой момент. В психотерапии искусство аналитика должно быть выше способности клиента жонглировать скрытым смыслом своего дискурса, иначе терапевт не сможет проводить осознанную стратегию воздействия и рано или поздно окажется в плену бессознательных намерений своего собе­седника. Множество пустых, ни к чему не ведущих тера­певтических сеансов возникает именно по этой причине.

Изучение различных способов идеологической "дефор­мации" дискурса клиента позволяет аналитику наметить конечную цель терапии. Учитывая коннотативные смыс­лы, последний лучше понимает, совокупность каких бес­сознательных идей (содержаний, мотивов) пропитывает речь пациента и может прямо указать на них, осуществив тем самым демистификацию совместного дискурсивного пространства.

Четвертый принцип — интенциональности — предпола­гает понимание сознательных и учет бессознательных ин­тенций клиента в качестве множественного субъекта вы­сказываний. Как правило, даже небольшие по объему фрагменты дискурса могут содержать несколько различ­ных, часто противоположно направленных и даже взаим­но исключающих друг друга намерений и стремлений. Процесс вытеснения, безусловно, определяет основные противоречия, связанные с желанием одновременно вы­сказать и утаить бессознательные означаемые, связанные с личностью клиента и историей его жизни.

Различные интенции клиента в дискурсе могут быть представлены как интенции высказываний и интенции сопровождающих эти высказывания значимых пережива­ний. Поэтому (в особенности, если переживания интен­сивно эмоционально окрашены и очевидно модулируют процесс порождения высказываний) необходим феноме­нологический анализ, позволяющий развести указанные типы намерений. Это важно прежде всего для тех особен-

[328]

ностей высказываний клиента, которые обусловлены трансферентными отношениями. В равной степени в дискурсе терапевта должны быть замечены и учтены ин­тенции, вызванные контр-переносом.

Помимо этих четырех основных принципов, которые могут быть положены в основу анализа психотерапевти­ческого дискурса, нужно учитывать также следующее. В процессе анализа рассеянное множество высказываний приводится к позиционному единству. Производимая пе­регруппировка высказываний соответствует некоторой "точке зарождения" дискурса, понимаемой не как субъ­ективная форма, а, скорее, как позиция субъекта, задаю­щая определенную формацию дискурса. Каждая дискурсная формация определяет то, что может и должно быть сказано в зависимости от позиции субъекта. Комплекс дискурсных формаций в целом определяет "универсум" высказываемого и устанавливает границы речи клиента.

При анализе высказываемое в отношении субъекта оп­ределяется связью между различными дискурсными фор­мациями. Эти формации очерчивают некоторую иден­тичность, не обязательно совпадающую с предъявляемой в ходе терапии (в психоанализе — обязательноне совпа­дающую). Учитывая, что клиент не всегда говорит "от своего имени", можно предполагать, что он имеет статус субъекта высказывания, который определяется той дис­курсивной формацией, в которую он попадает. Аналитик обязан помнить, что разнообразие дискурсивных форма­ций отнюдь не является случайным, оно детерминирова­но ядром устойчивых смыслов, конфигурация которых и составляет основу проблемы клиента.

Как для терапевта, так и для клиента актуальный дис­курс всегда соотносится с "уже сказанным" и "уже слы­шанным". В концептуальной практике анализа дискурса эти особенности конкретного дискурса называют преконструктом. В психотерапии преконструкт образуют рамки терапевтических отношений, взаимно направленные ожидания терапевта и клиента и их устойчивые личностно-смысловые системы, актуализирующиеся в процессе понимания и оценки личности собеседника. В качестве

[329]

отметок, "следов" предшествующих дискурсов (или от­дельных высказываний) преконструкт обеспечивает эф­фект очевидности. Любой терапевт хорошо знаком с са­мо собой разумеющимися, очевидными выводами и утверждениями клиентов, которые в конечном счете ока­зываются либо неверными от начала до конца, либо во­обще не поддающимися верификации в силу нарушения логики предикатов73.

Очевидность, на которую рассчитывает клиент, при­дает его речевой деятельности иллюзорность, являющую­ся важным аспектом его способа высказывания. Можно говорить о "прозрачности" дискурса клиента, понимая ее как совокупность очевидностей, эффектов дискурса, которые пронизывают производство смыслов; парадок­сальным образом в результате формируется "затемненность" границ между смыслом и его субъектом. Клиент в определенном смысле постепенно становится залож­ником высказанного им, он уже не может изменить смысл в соответствии со внезапно возникшим намере­нием. В его распоряжении остается лишь иносказание (перифраз).

Для терапевта-аналитика выделение иносказаний в речи клиента имеет первостепенное значение. С его по­мощью можно наблюдать связь между различными по­зициями субъекта, его переходы из одной дискурсной формации в другую, поскольку все они связаны между собой отношениями перифразирования. Иносказание — безошибочный диагностический признак присутствия Другого (Иного), а вся совокупность перифраз задает расстояния между смыслами в различных, связанных между собой дискурсных образованиях. Посредством иносказаний смыслы (и субъекты) сближаются друг с другом и удаляются друг от друга, смешиваются и раз­личаются. Это происходит в силу того, что субъект (кли­ент), сконцентрировавшись в самом себе (на своей про­блеме), при производстве смысла рассматривает себя не как предмет высказывания (референции), а как сово­купность связей между различными дискурсными фор­мациями.

[330]

Наличие преконструктов обеспечивает порождение эф­фекта значения внутри дискурсной формации, благодаря чему субъект высказывания (клиент) может занять поло­жение, способствующее иллюзии субъективности, т.е. ил­люзии того, что он (субъект) и есть источник смысла. Все происходит таким образом, как если бы язык сам по себе поставлял элементы, требуемые для создания "необходи­мой конституирующей иллюзии субъекта". Фактически же в процессе производства дискурса имеет место двойное вытеснение: сначала клиент отторгает тот факт, что смысл высказывания формируется в процессе, детерминирован­ном законами языка (внележащими частной логике субъ­екта)74. Затем он "забывает" о разделении субъективного семиотического пространства, посредством которого в нем формируется зона высказанного (явного) и отбро­шенного (невысказанного, тайного). Разумеется, чаще всего отбрасываются (в качестве второстепенных, неваж­ных) как раз те моменты, совокупность которых составля­ет "неудобные" аспекты смысла. Могу добавить, что в анализе литературно-художественных и политических дискурсов это называется "эффектом Мюнхгаузена".

В дискурсе терапевта присутствие преконструкта обус­ловлено прежде всего его теоретическими знаниями и установками, сформировавшимися в рамках одной или нескольких психотерапевтических школ. Элементы дискурсивных практик психоанализа, теории М.Кляйн и интерперсонального подхода Г.С.Салливана могут со­ставлять, к примеру, "материально-историческую объек­тивность" дискурса терапевта, работающего с глубинны­ми нарушениями межличностных отношений; правила индирективной терапии определяют стиль работы и по­рядок дискурса консультанта в ходе проведения роджерианского интервью. Профессиональная идентификация терапевта с той или иной психологической теорией де­терминирует его дискурс, навязывая и одновременно скрывая его подчинение под видимостью независимости субъекта отдельно взятого высказывания.

В процессе рассказывания личной истории дискурс клиента апеллирует к совокупности смыслов внутреннего

[331]

опыта, используя формулы, конституирующие первона­чальный, воображаемый дискурс, относящийся к области памяти. Это проявляется в ритуалах непрерывности, кото­рые перекраивают время, соединяя смысл актуальных высказываний с прошлыми и будущими формациями ин­дивидуального дискурса. Такие ритуалы наблюдаются также в процессе структурирования продолжительной по времени терапевтической работы психоаналитического характера. Эта ритуализация имеет лингвистическую природу, поскольку опирается на гибкую систему транс­формаций глагольных времен, а не на традиционные ре­чевые формулы. Ритуалы непрерывности соотносятся с формами умолчания — любой психоаналитик знает: то, что не высказано, тоже имеет смысл.

Молчание и умалчивание в анализе психотерапевтиче­ского дискурса важны своей конститутивной ролью. Как правило, в речи клиента всегда имеется основополагаю­щее умолчание, соответствующее сильно вытесненным, глубинным слоям бессознательного, локальное умолча­ние, соотносимое с иррелевантными обсуждаемой про­блеме аспектами опыта, и замещающее умолчание, со­ставляющее суть того, что можно назвать "речевой политикой": говорить об А, чтобы не высказать В. Про­цесс умалчивания связан с борьбой смыслов и нарушени­ем свободы передвижений из одной дискурсной форма­ции в другую. При исключении некоторых смыслов в речи клиента возникают семантические зоны (а, следова­тельно, и позиции субъекта), которые он не может зани­мать, так как они становятся для него запретными. Пси­хотерапевт в качестве пансемиотического субъекта может говорить с этих позиций, возвращая клиента в сферу то­го, о чем он пытался умолчать. Это весьма эффективный способ работы с сопротивлением.

В конечном счете, анализ дискурса в ходе психотера­певтического взаимодействия представляет собой проце­дуру, посредством которой терапевт способен преодолеть исходящее от клиента принуждение к интерпретации (од­ной из возможных, которая, тем не менее, представляет­ся последнему единственно верной). Бессознательная

[332]

идеология речи клиента образует смысловое и семантиче­ское ядро его проблемы, а запрос определяется возмож­ностью понимания. Задачей аналитика является понима­ние властной (детерминирующей) роли бессознательных содержаний, в рамках которой конкретная интерпрета­ция тяготеет не к недостатку смысла (его сокрытию, ис­кажению, изъяну), а к избытку, насыщению, исчерпыва­ющей полноте, производящей эффект очевидности.

Анализ предоставляет возможность рассматривать смысл как незаполненный, свободный для множества различных интерпретаций. Ассимилируя результаты та­кого взаимодействия, клиент в итоге оказывается спосо­бен включить в свой дискурс сделанные совместно с ана­литиком открытия, проливающие свет на подлинную природу его трудностей и проблем, и выбрать адекватный способ их разрешения и преодоления.

Общую графическую схему анализа психотерапевтичес­кого дискурса представлена на следующей странице.

Таким образом, формальная сторона анализа бессозна­тельных компонентов дискурса, опирающаяся на пере­численные выше принципы, представлена интерпретативными процедурами лингвистического характера. Однако модифицированной парадигмы текстового анализа недо­статочно для того, чтобы обеспечить адекватное и психо­терапевтически конструктивное понимание речи клиента. Необходимо хотя бы в общих чертах описать стратегию идентификации имеющейся у клиента бессознательной основы психического моделирования реальности (см. па­раграф 8.1), которая рассматривается как источник воз­никновения проблем и, следовательно, основной объект терапевтического воздействия. Здесь и далее речь пойдет о способе установления соответствия между дескриптив­ным бессознательным (в его фрейдовском понимании как психического процесса, существование которого следует предполагать, выводить на основе наблюдения явлений душевной жизни, которые иначе оказываются необъясни­мыми), и динамическим бессознательным.

[333]

Тип дискурсивной практики

Анализ психотерапевтического дискурса - student2.ru

Дискурс

Наши рекомендации