Ядро личности в способностях и нарушениях

В главе «Я и его судьба» (ср. стр. 8) уже была предпринята попытка охарактеризовать ядро личности, человеческое Я. Далее говорилось о сущностных структурах человека, особенно о Я-организации, которая отличает человека от животного. Эта Я-организация, как уже было сказано, ни в коем случае не идентична с Я, с ядром личности. Четыре сущностные структуры заново создаются в зависимости от предстоящих задач в каждой земной жизни (ср.стр 25). Но все же согласно закономерностям судьбы в них продолжают оказывать свое влияние поступки и события прежних земных жизней. Они являются инструментами Я в данной земной жизни, его инвентарем, возможностью выражения, рабочим полем -но они все же не сама суть. Нигде нельзя это наблюдать лучше, чем у людей с тяжелейшими многократными повреждениями или у людей, находящихся при смерти. Т.к. при такой форме проявления человеческого существования сущностная структура представляется не более чем оболочка, которая не может больше служить Я для работы или как инструмент для жизни. Чем меньше Я может выражаться через свои сущностные структуры, тем четче можно отделить его от сущностный структур. У людей, которые часто сопровождают умирающих или ухаживают за людьми с тяжелейшими нарушениями, развивается особая чувствительность этой собственной сущности, которая может проявляться через оболочку сущностных структур при крайнем напряжении и часто

очень незначительно. Они ощущают присутствие больного как силу, как тепло, как сильное чувство присутствия определенного духа - существование другого. Это ощущение присутствия познается в окружении больного; или оно вспыхивает внутри ухаживающего за ним, в сердечной области. Таким образом, ясно, что вопрос о человеческой сущности нельзя рассмотреть, не сформировав понятия о бестелесном духовном мире. Кто испытывал предсмертное состояние, в реанимации, в результате тяжелого шока или при употреблении наркотиков, испытал свое бестелесное существование - он познал себя в виде светлого, легкого и все же сильного мыслящего существа, которое может проходить через предметы и больше не привязано к пространству. Кто сам не испытал этого, тот зависит от своего мышления. И даже элементарное наблюдение за собой показывает, что человек в мышлении может ощутить себя свободным, независимым от плоти, бестелесным существом (см. стр. 28). Каждый человек может покинуть физическое тело, ощутить себя в эфирном теле мыслящим существом и познать астральное тело и Я вих чисто духовной природе как бестелесное ощущение и желание.

После смерти человек ощущает себя еще некоторое время в надчувственной оболочке, состоящей из мыслей, чувств и волевых импульсов. В жизни после смерти они тоже изымаются и прорабатываются в сфере иерархии ангелов. Человеческое существо берет с собой из сущностной структуры только то, с чем оно могло себя полностью идентифицировать на протяжении земной жизни, то, что стало его собственностью. Такие возможности идентификации в достаточной мере предоставляет мыслительная, чувственная и волевая жизнь сущностных структур. Для того чтобы мысль, чувство или волевая интенция стали неотъемлемой частью сущности Я, человек должен прежде осознанно присвоить их себе. Идентификационная сила Я принадлежит к самому таинственному природы человеческого Я (ср. стр. 9). Так, вооружившись самым «существенным», человеческая сущность входит в следующей жизни после смерти мир духов и переживает там полуночные часы бытия, издавна описанные в мистериях, прежде чем будет подготовлена новая инкарнация.⁴⁰

Рассматривая человека таким образом, необходимо различать между вечным ядром сущности и личностью, проявляющейся в течение земной жизни. “Personare” означает по чувству слова «звучать, пробиваться (о звуке)». Личность показывает, как вечное человеческое Я «пробивается» через конфигурацию сущностных структур, неповторимую, специфическую в каждой земной жизни, и проживается соответствующим образом.

58
Нашему повседневному взору человек представляется тем одареннее, чем совершеннее он может представить себя посредством своего тела или своих четырех сущностных структур, и тем более неспособным, чем меньше ему это удается. Но это также явно говорит о том, что человеческое Я как ядро личности не одарено и не подвержено нарушению, не больно и не здорово. Оно просто явственнее или слабее пробивается через физические и духовные нарушения и способности конфигурации сущностной структуры. Оно работает над этим телом, искореняет нарушения и становится еще сознательнее. Это личностное ядро, Я, является по своей сути общечеловеческим в каждом человеке и вместе с тем носителем всех человеческих свойств, которые каждый должен индивидуальным образом осознать и выработать. Это происходит в ходе инкарнации посредством множества учебных процессов. Мы все несем в себе принадлежность к человечеству как начало и цель - но нам необходимы болезненные процессы развития и опыт, чтобы действительно осознать эту человечность и самоосознанно прожить человеческое бытие.

Элис Миллер (Alice Miller) в своей книге «Драма одаренного ребенка — и поиски настоящего себя» („Das Drama des begabten Kindes - und die suche nach dem wahren Selbst“)⁴' представила личность ребенка как изначальное, спонтанное самовыражение и действие. Главная идея ее книги заключается в том, что самоуважение и нахождение себя в последующей жизни зависит от того, мог ли ребенок в раннем детстве непосредственно и спонтанно выражать себя, разрешалось ли ему открыто проживать свои чувства и эмоции, одним словом: приветствовали ли родители и воспитатели богатое сокровище его способностей, его такого, какой он есть, или считали, что это дико, невоспитанно, дерзко, неуважительно и мешает; или страх перед тем, что родители отвернутся, лишат своей любви, если он будет продолжать вести себя так, положил конец этой спонтанности; было ли это богатство задушено полезными наставлениями, репрессиями и условностями или задавлено пренебрежением, строгостью, смирением и злоупотреблением. Элис Миллер также показывает, в какой степени депрессии в дальнейшей жизни или стремление проявить себя особо успешным, сильным и способным на протяжении всей жизни являются попыткой компенсировать нарекания и обиды раннего детства. Ее работа представляет, насколько это существенно для воспитателя развить доверие в личностном ядре ребенка, особенно тогда, когда оно выражается через сущностные структуры неожиданным, необычным, возможно агрессивным способом. Если воспитателю не удастся наладить надежный доверительный контакт с сущностью ребенка, то

могут быть действительно разрушены многие задатки и возможности. Особенно это может нанести вред самоуважению и воспрепятствовать развитию здорового самосознания. Следствием этого является то, что данный человек может уважать себя лишь в зеркале признания другими людьми или вследствие достигнутых им результатов, и сразу лишает себя права на существование, если результаты не такие успешные или нет признания других. Об этих закономерностях речь пойдет и далее в главе о возможностях развития посредством воспитания (см. стр. 62).

1. Нарушения и способности в социальной действительности

Барбара Бейс (Barbara Beuys) в книге «Родители детей с нарушениями заново учатся жить» („Eltem behinderter Kinder lernen neu leben“) показала, как родители, у которых появился больной ребенок, прорабатывают шок и заново учатся жить. Она пишет: «В этой книге родители рассказывают о том, как они справляются с шоком от нарушения. Как они учатся любить ребенка и воспринимать таким, какой он есть. Как они, «семья с нарушением», снова радуются жизни. Это происходит в первые годы, когда проходит учебный процесс и решается, выйдет ли семья из кризиса и каким образом. Но конфронтация с миром, где нарушениям не отведено само собой разумеющегося места, не прекращается. Будущее, о котором думают родители вместе со своими больными детьми, не выглядит для этих семей в розовом свете. Сегодня (1984) около 120.000 людей с тяжелыми нарушениями не имеют работы. Германские федеральные земли выплачивают в год 25 миллионов марок, чтобы не трудоустраивать законодательно установленное количество инвалидов в своих учреждениях. По информации федерального правительства от апреля 1984 года, отсутствуют 10.000 мест жительства для взрослых инвалидов. Тем временем финансирование первых амбулаторных служб, которые должны сделать независимыми некоторых инвалидов и «семьи с нарушениями», полностью не застраховано. [...] Работа родителей, без которой всякое раннее развитие детей с нарушениями не имеет смысла, во многих местностях находится под угрозой. Больничная касса оплачивает только медицинские услуги, так что для важных

60 совместных, разговоров между родителями, лечебным гимнастом, лечебным педагогом и психологом денег не находится. В церковных общинах есть много начинаний. Учреждения не скупятся на разглагольствования, но создают трудности, если студенты-инвалиды после сдачи экзаменов хотят пойти на церковную службу. Священник в инвалидном кресле у алтаря? Нет, это немыслимо. [...] И этот список можно продолжать»⁴². А что происходит в 1997 году?

Кто дружит с человеком, у которого физическое или умственное нарушение, или профессионально имеет дело с такими людьми, с их родителями и воспитателями, часто находится вне себя от социального опыта, через который должен пройти инвалид. Непонимание, страх, даже отвращение и ненависть проявляются таким образом, что это не сразу воспринимается возможным. Сегодня сюда добавляется плачевная финансовая ситуация в общинах и в сфере страхования или вопрошающий или даже полный упрека взгляд обычно дружелюбных соседей, почему же не была предпринята дородовая диагностика и/или «терапевтическое» прерывание беременности. Наряду с этим по всему миру наблюдается всплеск активности союзов инвалидов и лечебно-педагогических и социально-терапевтических учреждений, где создаются образцовые социальные формы, в которых человек с нарушениями может жить, сохраняя свое человеческое достоинство.

Если же мы посмотрим на особо способных детей и их родителей и воспитателей, то на первый взгляд ситуация кажется совершенно иной: гордость за отличные математические, музыкальные или технические способности, уважение за особые интеллектуальные заслуги, хороший способ языкового выражения, возможность полезного социального применения. Но если судить, находясь вблизи, то и в такой биографии обозначится множество проблем. Выдающиеся способности часто вызывают зависть окружающих. Одаренные люди не уверены, любят ли их за их выдающиеся качества или это действительно уважение, дружелюбие и дружественные отношения. Одиночество, конфронтация с завистью и ненавистью ведут к кризису, когда дарование перешагнет свой зенит, подойдет к концу, а ничего нового не произойдет. Если способности односторонние, то одаренных людей часто переоценивают, т.к. невозможно себе представить, что выдающийся ум идет рука об руку с поразительным инфантилизмом в эмоциональной сфере и с социальной незрелостью. Или, обманываясь крупным, сильным строением тела и красивой внешностью, на ребенка постоянно возлагают чрезмерные требования, принимая его за более старшего, зрелого и осознающего

проблему, чем он есть. Также односторонние способности могут приводить к тому, что в процессе воспитания не уделяется внимание другим важным способностям. Ведь в человеке заложена многосторонность. Так же как в организме должны вместе работать согласованные друг с другом функции различных систем органов, чтобы он оставался здоровым, так и основой здоровой душевной и духовной деятельности служит гармоничное взаимодействие познавательной, чувственной и волевой жизни. Поэтому при воспитании способных детей или детей с нарушениями, нужно иметь в виду личностное развитие в целом, и не уделять отдельной способности или нарушению слишком много внимания и уж ни в коем случае не уделять им все внимание. Но, прежде всего, необходимо удалить из сознания спонтанную симпатию к любым способностям, как к некоему желаемому и полезному качеству, и спонтанную антипатию к нарушениям как чему-то, что нужно избегать, и не позволять им проявляться. Если не удастся поставить в центр интереса сущность воспитываемого ребенка, то мы сможем не многим поспособствовать тому, чтобы одаренный ребенок или ребенок с нарушениями научился обращаться с тем, что ему принадлежит. Это проясняет то, что без определенной школы, самовоспитания и постоянных упражнений невозможно создать такой педагогический климат, в котором дети с особыми способностями и нарушениями могли бы процветать. Воспитание предполагает самовоспитание. Кто не ищет в самом себе личностное ядро, Я, не сможет воспринять его и у воспитываемого ребенка и не сможет помочь ребенку в его личностном развитии. Чем родители и учителя будут более едины в том, что они сами еще учатся и нуждаются в самовоспитании, тем больше дети смогут открыться в основанной и действующей на этом принципе школе и участвовать в учебном процессе.