Глава 9 Ряд практических вопросов

В предыдущих главах была предпринята попытка довес­ти до читателя смысл конкретного и понятного процесса, при помощи которого консультирование достигает своей цели. Была поставлена задача добиться понимания того факта, что этот процесс характеризуется единством и последовательностью, что он развивается по предсказуемой и упорядоченной схеме, что его различные аспекты могут быть подвержены объективной оценке. При такой кон­центрации внимания на сущностных принципах консуль­тирования многие другие вопросы, которые весьма закон­но могли возникнуть, несколько игнорировались. Мы избегали тех из них, которые могли бы заставить нас обратить все внимание скорее на какие-то несущественные, чем на значимые детали консультирования, вопросов, основанных на совершенно иных концепциях консуль­тирования и ведущих лишь к предположениям. Однако, закончив обзор процесса терапии, мы можем теперь об­ратиться к некоторым более насущным практическим вопросам, часто возникающим по поводу консультирова­ния в целом или в отношении клиент-центрированного подхода к терапии, в частности. Мы не будем пытаться ответить на все имеющиеся вопросы, но определенные комментарии могут оказаться весьма полезными для формирования более адекватного представления. При рас­смотрении вопросов не будет соблюдаться никакого оп­ределенного порядка, за исключением того, что самые важные и значимые моменты будут помещены в самом конце. Для того чтобы читатель мог легко выбрать то, что интересует его в большей степени, каждая тема выделена в форме специального вопроса.

Какой должна быть продолжительность терапевтических бесед? У нас нет необходимых экспериментальных дан­ных, чтобы ответить на этот вопрос. Вполне очевидно, что известный участникам беседы предел, будь то предел, ог­раниченный пятнадцатью, тридцатью или сорока пятью минутами, — более важный фактор, чем фактическая про­должительность беседы. Автор считает, что уделять боль­ше одного часа для одной беседы неразумно, хотя кон­сультанты Вестерн Электрик Компани, чья цель — поощ­рение полного свободного выражения установок и эмо­ций, отмечают, что их беседы в среднем продолжаются по восемьдесят минут.

Некоторые беседы продолжительностью в один час, особенно в начале консультирования, от начала до конца заполнены очень важным материалом. Когда эмоции уже выражены и беседа в большей мере направлена на дости­жение инсайта и на выполнение тех решений, в основе которых лежат новые шаги, клиент может предпочесть какой-то отрезок часа посвятить беседе, где будет избе­гать своих актуальных проблем, с которыми он борется. В таких случаях только приближающееся окончание се­анса может заставить его выражать мысли или принять решение, в отношении которого он испытывает амбива­лентные чувства. В ряде случаев такого рода весьма веро­ятно, что как за короткое время, так и за более продолжи­тельное можно добиться одинакового по силе и глубине прогресса. Чтобы окончательно решить этот вопрос, ви­димо, необходимо экспериментальное консультирование, включающее запись бесед.

Каким должен быть интервал между беседами? Этот воп­рос также требует экспериментального изучения. Каза­лось бы, ясно, что встречи не должны назначаться через слишком короткие промежутки времени. Возможно, нет какого-то решительного оправдания ежедневных сеансов, которыми прославился классический психоанализ. Такие ежедневные сеансы необходимы только тогда, когда про­цесс фокусируется в значительной степени на терапевте, нежели на клиенте. Интервью с промежутком в несколь­ко дней или еженедельные встречи представляются наи­более эффективными, дающими клиенту возможность ассимилировать свои приобретения, достичь в определен­ной степени нового инсайта и предпринять действия, ко­торые будут способствовать его росту.

Что необходимо предпринять консультанту, когда после­довательность сеансов прерывается? Во многих организа­циях, где практикуется директивный тип консультирова­ния, случаи прерывания сеансов составляют значитель­ную долю всей терапевтической работы. Автор не особен­но надеется, что его утверждение о том, что в практике клиент-центрированной терапии, о которой речь шла выше, срыв сеансов почти не встречается, будет принято на веру. Несмотря ни на что, это утверждение истинно. Человек может заболеть, может сломаться транспорт, но, если эти неприятности возникают внезапно, клиент со­общает об этом консультанту. Назначенный сеанс не от­меняется без уведомления, при условии, что не было до­пущено какого-то ошибочного действия в процессе кон­сультирования.

В случае сорвавшейся встречи консультанту следует предпринять два необходимых шага. Первый — это изу­чение записей, в частности относящихся к последней бе­седе. Имело ли место некоторое давление с его стороны, способное вызвать сопротивление? Не была ли интерпре­тация слишком поспешной? Не оказался ли клиент ли­цом к лицу перед выбором, к которому еще не был готов? Не показал ли он своим состоянием, что готов к заверше­нию сеансов, и не было ли проигнорировано или не при­нято консультантом это его новое чувство независимости? Вероятно, что один из этих факторов будет обнару­жен в качестве причины либо срыва назначенной встре­чи, либо нежелания клиента предупредить консультанта.

Второй шаг заключается в том, чтобы постараться, насколько это возможно, сделать так, чтобы клиенту было легко вернуться, одновременно дав ему понять, что, если он предпочтет не возвращаться, этот результат также при­емлем для консультанта. Чаще всего наиболее подходя­щим средством для этого служит письмо. Такое сообще­ние можно сформулировать следующим образом: “После того, как Вы в среду не пришли на сеанс, я подумал, что это может означать, что Вы больше не хотите продолжать наши встречи. Я знаю, что иногда люди достигают того момента, когда они не хотят больше участвовать в подоб­ных беседах.Тем не менее если у Вас появится желание прийти еще раз, я с радостью организую это. Пожалуй­ста, не стесняйтесь и звоните мне в любое время, сооб­щите, когда Вы сможете встретиться со мной, и я назначу удобное нам обоим время встречи”. Это не образец, но в нем отражены определенные важные моменты. Консуль­тант не выражает никакого разочарования, поскольку это может создать ложное впечатление, будто клиенту не уда­лось каким-то образом помочь консультанту или что он приходит только потому, что консультант желает этого. В письме не назначается новая встреча, а право выбора ос­тается за клиентом. Он сам должен решить, хочет он по­лучить помощь или нет. Сообщение составлено таким образом, что, если клиент никогда не ответит, чувство вины по поводу прерывания сеансов будет сведено к ми­нимуму. Это важно, поскольку означает, что клиент по­лучает возможность вернуться в любое время, если ему потребуется помощь.

Следует ли консультанту делать записи во время бесе­ды? По некоторым причинам этот вопрос, наверное, вы­зовет большое возмущение у большинства консультантов. Можно сказать с уверенностью, что успех терапии напрямую зависит от точности записи. В ходе терапевтическо­го взаимодействия мы имеем дело с тончайшими и неуло­вимыми факторами. Чем достовернее мы зафиксируем процесс, тем точнее мы сможем определить, что же на самом деле происходит и какие были допущены ошибки. Истинность этого положения полностью подтверждает­ся тем, что записанные на фонограмму беседы обладают огромной ценностью с точки зрения обучения, о чем до­вольно подробно говорилось ранее. Консультанты едино­гласно отмечают, что прослушивание собственных бесед, даже без критических замечаний, а особенно если это со­провождается некоторой конструктивной критикой, было одним из самых полезных, с точки зрения практических навыков, инструментов в их учебной терапевтической подготовке.

Развивая эту мысль, нужно отметить, что достаточно подробные записи, содержащие как высказывания кон­сультанта, так и слова клиента, следует, если это возмож­но, делать во время беседы. В этом смысле весьма полез­на форма диалога с краткими высказываниями.

Однако мы еще не затронули основную причину, ко­торая порождает некоторую нерешительность по поводу целесообразности ведения записей. Консультант боится, что клиент подумает, будто он пытается что-то скрыть от него. Эта тревога возникает у него из-за собственного чув­ства вины. Если он не пытается что-то скрыть, если сеан­сы первоначально задумывались как мероприятие, при участии в котором клиент может научиться помогать са­мому себе, то тогда клиент не будет обеспокоен ведением записей, при условии, что ему объясняется цель. Консуль­тант может сказать что-нибудь, вроде: “Я надеюсь, вы не будете возражать, если я буду записывать то, что вы гово­рите. Мне бы хотелось изучить ваши слова после сеанса, чтобы понять, чего мы достигли”. Или консультант пред­лагал клиенту самому посмотреть эти записи, когда он того пожелает. Иногда такая просьба высказывается по завершении терапевтического процесса, по результатам того, как у клиента созревает инсаит.

В какой форме должны вестись такие записи — долж­ны ли они надиктовываться, стенографироваться или быть частью текущей фонографической записи — это бо­лее сложный вопрос. Каждый консультант должен все за­писывать от начала до конца и очень тщательно изучать каждое высказывание. Однако во многих агентствах с це­лью непрерывного ведения записей в ходе беседы дела­ются пометки, которые служат рабочим материалом, а в конце концов представляется только краткий отчет по проблемам, с которыми пришлось столкнуться, о достиг­нутом инсайте, первых позитивных действиях. Но когда двое консультантов работают с одной и той же ситуаци­ей, например, один — с родителем, другой — с ребенком, важно, чтобы каждый из них имел полное представление о работе другого. Часто полная запись беседы является для этого лучшим средством. В целом такие вопросы должны определяться задачей и функцией организации: учебная, исследовательская или в чистом виде психологическая услуга. Более полная запись необходима скорее в первых двух, чем в третьем случае.

Что делать, если клиент говорит неправду? В дискус­сиях по поводу практики консультирования этому воп­росу никогда не удавалось “поднять свою седую голову”. При диагностике неприспособленных индивидов иног­да необходимо знать, является их утверждение объектив­ной истиной или ложью. При расследовании преступ­ления, возможно, есть некоторое различие в формули­ровке проблемы, связанной с тем, совершил ли человек правонарушение и сейчас отрицает это, или он говорит правду, отрицая свое участие. При терапевтическом ле­чении, однако, такие объективные факты абсолютно не­существенны. Единственное, что имеет значение для те­рапии, — это чувства, которые клиент способен привне­сти в ситуацию.

Соответственно, нам нет нужды волноваться по пово­ду того, истинны или ложны высказывания клиента. Его эмоциональное отношение — вот элемент, который зна­чим. Таким образом, говорит ли студент правду, утверж­дая, что он получил низкую оценку по предмету, потому что у профессора было предвзятое отношение к нему, ме­нее важно для консультирования, чем его чувство, что он подвергается гонению. Когда ему позволяют выговорить­ся, он обязательно придет к более реалистичной оценке фактов, и со временем консультант скорее всего узнает правду, но для консультирования это вовсе не обязатель­но.

Конечно, можно расспросить клиента, чтобы попы­таться выяснить, что же на самом деле произошло. Это законная цель, тем более если речь идет о правовой рабо­те, например. Но консультирование, или терапия, — это совсем другая сфера. В большинстве случаев успешного консультирования полная запись бесед вскрывает ряд от­кровенных противоречий клиента как в его установках или фактах, так и в том и в другом одновременно. Это большей частью примеры внутренних противоречивых отношений самого индивида, которые еще не были им интегрированы. Они представляют две подвижные сто­роны его амбивалентного желания. Если консультант ос­паривает это противоречие на интеллектуальном уровне, он скорее всего не сможет помочь индивиду достичь той интеграции, которая приведет к согласию установок и отношений.

Влияет ли установление гонорара на консультирование?Существует множество примеров терапевтических ситу­аций, в которых оплата не соответствует затратам. При работе с учащимися средней школы, например, ученик не в состоянии сам платить за себя, и оплата консульти­рования его родителями может наложить отпечаток на зависимость, против которой он борется, чтобы обрести свободу. В то же время, когда клиент взрослый или когда за помощью обращаются родитель и ребенок, гонорар может соответствовать реальным затратам в терапии. Оп­лата вознаграждения, установленная на первоначальном этапе, может служить средством, с помощью которого клиент может продемонстрировать всю серьезность сво­их намерений при посещении сеансов, а также средством подкрепления его самоуважения во время принятия по­мощи от другого.

Существует несколько вопросов, связанных с эффек­тивностью терапии, которые возникают при установле­нии вознаграждения. Во-первых, вопрос оплаты, который нужно откровенно проговорить на первой встрече, если, конечно, вообще подразумевается какая-то оплата, обес­печивает определенную степень ответственности, кото­рую клиент решает, принять или отвергнуть. Это его пер­вая ступень в новом направлении развития, начальное представление об усилиях, необходимых, чтобы работать с ситуацией. Во-вторых, оплата обеспечивает мотивацию для более ускоренного продвижения вперед. Гонорар за каждый сеанс побуждает индивида говорить настолько свободно, насколько возможно работать, чтобы добиться своего усовершенствования в наиболее кратчайшие сро­ки. Оплата также отбрасывает всякую необходимость в чувстве зависимости или благодарности, когда терапев­тическая цель достигнута. Услуги оплачены. Обе стороны чем-то пожертвовали в ходе работы.

Нужно подчеркнуть, что данные преимущества име­ют место, если вознаграждение изначально устанавлива­ется в соответствии с финансовыми возможностями ин­дивида. Цена, которую клиент не может заплатить, не сво­дя при этом к минимуму свой бюджет, безусловно, может помешать лечению, став реальной преградой для продол­жения сеансов. В Центре содействия, директором кото­рого был автор, вошло в практику обсуждать размер оп­латы отдельно с каждым родителем, который приводил своего ребенка к консультанту. В руках опытного специалиста это предоставляло возможность дать понять клиенту, что он сделает все, что от него можно ожидать, даже несмотря на то, что цена за сеанс десять центов или опла­ты вообще нет.

В некоторых консультационных центрах для студен­тов и учащихся установленные правила сводились к тому, что прямая оплата определялась для каждого студента за отдельную консультацию и непосредственно за курс ле­чения и что студент мог последовательно использовать эти ресурсы так, как ему удобно. Это, без всякого сомнения, хороший метод оказания услуг, он имеет некоторые пре­имущества в том, чтобы дать понять студенту, что он — уважающий себя человек, который платит за полученную помощь. Однако других преимуществ, которые уже были упомянуты, он не имеет.

В заключение этого краткого обсуждения проблемы гонорара нужно четко обозначить, что недирективное кон­сультирование может осуществляться весьма и весьма ус­пешно, вне зависимости от того, назначено или нет какое бы то ни было вознаграждение. В этом смысле оно отлича­ется от ортодоксального психоанализа, в котором оплата — почти обязательная часть лечения. Метод консультирова­ния, рассматриваемый нами здесь, предполагает, что кли­ент затрачивает много усилий в самом процессе. Терапев­тическая процедура в целом во всех отношениях делает акцент на его базовую автономию, которая является осно­вой самоуважения. Таким образом, он может использовать такую благоприятную атмосферу конструктивно, без ощу­щения того, что он должен затрачиваться еще и в финан­совом смысле. Автор не видит особого различия в процес­се или в результате между теми случаями, когда клиенты платили за услуги и когда оплаты не было.

Требуется ли от консультанта меньше усилий в отношении концентрации, анализа, ведения записи и т. д. при использо­вании клиент-центрированной терапии? Этот вопрос со всей справедливостью возникает у тех индивидов, которые привыкли к директивному стилю консультирования. Лучше всего ответить на него, поговорив с практикующими кон­сультантами, осваивающими технику недирективной бе­седы. По их мнению, клиент-центрированная терапия тре­бует значительно больших усилий от консультанта. Тот факт, что в рамках данного подхода консультант говорит гораздо меньше, обязывает его при этом больше думать. Оставаться постоянно восприимчивым к чувствам клиен­та, использовать слова не в качестве дубинки, а в качестве хирургического инструмента, чтобы высвободить развива­ющие силы, — все это создает большое напряжение для консультанта. Клиент-центрированная терапия, по сути, пытается перевести исцеляющую беседу из донаучной ста­дии, где “что-то происходит”, так как исходит из добрых намерений, в то состояние, где каждая реакция со сторо­ны консультанта или консультируемого признается как нечто имеющее свое значение и свой эффект, либо тормо­зящее, либо стимулирующее психологическое развитие клиента. Соответственно, записи, отчеты должны быть более полными и'должны активно использоваться, а не просто выполнять роль попутной работы. В перерывах меж­ду беседами такие пометки и записи должны быть тщатель­но изучены. Какие чувства выражал клиент? Какие ошиб­ки в осознании были допущены? Каков подлинный смысл утверждений, которые при непрерывном темпе беседы были лишь смутно обозначены как нечто важное? Каковы установки, которые скорее всего проявятся у клиента на следующей беседе? Консультант будет с гораздо большим вниманием относится к реальным чувствам, если подроб­но изучит материалы предыдущего сеанса и предугадает напряжение, которое, вероятно, будет иметь место на сле­дующем сеансе.

Тщательный разбор фонографических записей под­тверждает очевидность того факта, что большей частью консультирование и так называемая психотерапия срав­нимы с расчленением комара ножом мясника или с обрабатыванием мельчайших растительных культур при по­мощи огромного трактора. Жизненно важно признать, что процесс, который протекает во время беседы, настолько тонок, что те возможности роста, которые он содержит, могут быть полностью уничтожены “силовым” методом, свойственным большинству наших взаимоотношений. Чтобы понять действие незаметных на первый взгляд фак­торов, чтобы использовать их и взаимодействовать с ними, требуется предельная концентрация и тщательный ана­лиз, а также максимальная полнота записей, которые ото­бражают процесс во всех его мельчайших подробностях.

Может ли быть проведено консультирование, если воз­можен только очень непродолжительный контакт? Этот воп­рос уже поднимался нами в главе 6. Мы только повторим, что такие отношения в процессе консультирования, ко­торые здесь описаны, особенно важны, если контакт сво­дится к одному короткому сеансу. Кажущиеся преимуще­ства директивного подхода в условиях кратковременного сеанса совершенно не соответствуют действительному положению вещей. Если мы будем четко представлять себе всю сложность человеческой жизни, мы поймем, что за один час или менее маловероятно, что мы сможем реор­ганизовать жизненную структуру индивида. Если мы осоз­наем это ограничение и откажемся от роли самоудовлет­воренного Яхве, то можно предложить весьма конкрет­ный вид помощи, реальной даже за короткое время. Мы можем побудить клиента к свободному выражению своих проблем и чувств, с которыми ему пришлось столкнуть­ся, и добиться более четкого осознания. Если мы потра­тим время на то, чтобы попытаться управлять им, появ­ление удовлетворения будет связано только с тем, что мы не увидим замешательства, зависимости и сопротивления, которые последуют за нашим неоправданным вмешательством в его жизнь.

Можно ли консультировать друзей и родственников?Довольно часто, особенно у менее опытных консультантов, возникает вопрос о том, можно ли эффективно по­мочь другу, у которого есть проблема, или соседу по ком­нате в общежитии, или даже мужу или жене. В таких слу­чаях желание помочь другому человеку естественно. Од­нако требуется четко продумать формы, в которых наше участие может оказаться полезным другим людям.

Как мы говорили в предыдущей главе, консультиро­вание эффективно в основном потому, что консультант, не будучи эмоционально глубоко вовлеченным в ситуа­цию, способен распознать чувства клиента, вынести их на сознательное рассмотрение и дать клиенту возмож­ность выбрать в процессе этого осмысления свое соб­ственное направление поведения. Нужно усвоить, что глу­бокие эмоции консультанта не эффективны для осуще­ствления задач консультирования. Муж не сможет быть хорошим консультантом для своей жены. Близкий друг не будет способен одновременно исполнять роли хоро­шего друга и консультанта. Муж в первую очередь дол­жен быть понимающим супругом, разрешая искреннос­тью и участием взаимные супружеские проблемы. Друг может лучше проявить свою дружбу, разделяя взгляды, являясь внимательным, понимающим слушателем и в некотором роде источником эмоциональной поддержки. В таких случаях консультирование может быть успешным лишь при условии, что участники процесса ясно осозна­ют, что в этой ситуации имеет место их эмоциональная вовлеченность.

Если отношения не столь близкие, например, в случае со знакомым, который ищет поддержки в консультиро­вании, оно может быть выполнено успешно, если тера­певтические сеансы проходят со строгим разделением между терапией и какими-то дружескими проявлениями.

Это обсуждение еще раз подчеркивает точку зрения, которая была освещена нами в главе 4. Взаимоотноше­ния во время консультирования отличаются от дружес­ких отношений или любых других близких эмоциональных связей. Ничего хорошего от смешения различных типов взаимоотношений мы не получим. Как родители, мы можем установить хорошие родительско-детские от­ношения, но это не означает, что мы станем наилучшими консультантами для своих детей. Мы можем поддержи­вать глубокую привязанность к своим друзьям, но, если мы попытаемся одновременно выступить в роли и кон­сультанта, и друга, мы, вероятнее всего, плохо справимся и с той, и с другой задачей. Даже врач не оперирует свою жену или своего ребенка. Он знает, что не сможет быть полностью объективным и уверенным в собственной оценке, которая в другой ситуации была бы иной. Эти же причины относятся и к консультированию.

В действительности индивид думает, что он должен вести себя как консультант по отношению к другу или родственнику часто из-за того, что он стремится “переде­лать” другого человека. Одного этого достаточно, чтобы сделать истинную терапию невозможной.

Каковы отношения психометрии и консультирования?Психометрические тесты были задуманы как некоторая составная часть любой программы консультирования, и читатели, придерживающиеся соответствующей точки зрения, могут быть озадачены тем, что эти тесты были едва упомянуты. Использование нами психометрических ме­тодов, так же как и сбора анамнеза (упомянутое в главе 3), нуждается в тщательном пересмотре в свете получе­ния более глубоких знаний, относящихся к терапевтичес­кому процессу. Мы не пытаемся дать полный или окон­чательный ответ на этот вопрос, но наш ответ, основан­ный на предварительных результатах, будет стимулиро­вать более адекватное представление.

Не может быть никаких сомнений в том, что психо­метрические тесты способностей, достижений, склонно­стей, интересов и личностных черт или приспособленно­сти в первую очередь должны использоваться в процессе диагностического исследования неприспособленных индивидов. Диагностическая оценка трудновоспитуемых школьников, несовершеннолетних правонарушителей и взрослых преступников, которые должны предстать пе­ред судом, анализ кандидатов при приеме на работу или для найма на военную службу с целью классификации на основе учета их предпочтений и задатков — вся эта тру­доемкая работа прямо направлена на получение инфор­мации именно при помощи психометрических тестов. В дальнейшем мы не намерены подвергать сомнению зна­чительную ценность тестирования при задачах подобно­го рода.

Какое место занимает тестирование в терапевтическом консультировании, не настолько ясно. Недостатки ис­пользования тестов в начале проведения терапии анало­гичны тем, которые были отмечены нами в отношении использования анамнеза. Если психолог начинает свою работу с целой батареи тестов, то напрашивается вывод, что он может предоставить клиенту решение всех его про­блем. Точка зрения, поддерживаемая нами на протяже­нии всей книги, заключается в том, что такие “решения” не являются подлинными и оказывают весьма поверхно­стную помощь индивиду. Они направлены на то, чтобы сделать его либо слишком зависимым, либо оказывающим сопротивление.

Но нельзя утверждать, что тесты совсем не применя­ются в консультировании. Вероятнее всего, в ряде случа­ев они могут быть эффективными, если используются ближе к окончанию терапии, а главное — по просьбе кли­ента. Например, студент может прийти к осознанию сво­ей проблемы профессионального выбора и быть готовым двигаться дальше. Однако он искренне признает, что у него нет достаточно объективного представления о своих интересах и предпочтениях, необходимых для разумного выбора. Тогда консультант может предложить ему соот­ветствующие тесты, которые могли бы пролить свет на его профессиональные наклонности. Если у него есть желание пройти их, то результаты могут быть весьма конст­руктивными при условии, что они обсуждаются и оцени­ваются в совокупности с процессом его самоосознавания.

Барбара, молодая девушка, из беседы с которой мы уже приводили ряд отрывков в двух предыдущих главах, на­конец решила пройти тест на интеллект. Гораздо раньше, на первых сеансах, когда она говорила о своих “завышен­ных” интеллектуальных амбициях, ею был затронут воп­рос о собственных реальных способностях. Ей была пре­доставлена возможность пройти тест, но она очень боялась этой процедуры. Было ясно, что она думала, тест может разрушить ее амбиции или покажет, что у нее нет способностей. Позже, когда Барбара стала готовой к самопринятию, она говорила о тесте с меньшим страхом и на одном из последних сеансов обратилась с просьбой выполнить этот тест. Когда тест показал, что ее способ­ности выше среднего, но не более того, она уже смогла нормально принять такой результат. Если бы тест был проведен раньше, Барбара была бы или раздавлена резуль­татом, или вынуждена прибегнуть к его рационализации. Если бы ей не сообщили результат, она бы крайне встревожилась.

Именно в тех случаях, когда тесты используются, ис­ходя из потребности самого клиента, нежели просто как информация для консультанта, они оказывают терапев­тический эффект. Студент решил, что его интересы свя­заны с коммерцией, а не с его настоящей деятельностью, но подходит ли он на самом деле для коммерции? Тесты могут предоставить информацию на этот счет. Ученик средней школы, который работал над своей проблемой неприспособленности, захотел узнать, годится ли он для университета. Тесты могут помочь получить нужную ин­формацию для принятия решения.

Последнее утверждение дает ключ к разгадке целесо­образности использования тестов. С точки зрения успеш­ной терапии, тесты ценны, когда они могут конструктивно использоваться клиентом при принятии решений или при осуществлении каких-то позитивных действий. Их использование в качестве инструментов для получения консультантом информации не даст достаточно показа­тельных результатов, за исключением определения в на­чале работы того, подходит ли индивид для терапии ме­тодом консультирования. Здесь, как и при использовании анамнеза, тесты могут быть необходимы на предваритель­ном этапе изучения, чтобы определить, проходит ли ин­дивид по критериям, указанным в главе 3. Такое предва­рительное исследование, возможно, несколько осложня­ет лечение, но является необходимой мерой предосторож­ности в тех случаях, когда есть сомнения относительно того, следует ли делать основной упор на метод консуль­тирования или же на “средовой” подход.

Обобщая все вышесказанное в отношении этого экс­периментального механизма, относящегося к тестирова­нию и консультированию, отметим, что, не считая воз­можностей их применения с целью диагностики, тесты могут широко использоваться, как правило, на заключи­тельном этапе консультирования. К этому времени у кли­ента есть реальная потребность в дальнейшей информа­ции, она будет способствовать развитию инсайта и задаст более четкую направленность предпринимаемым позитивным шагам. Очевидно, что такая позиция радикально отличается от существующей практики, которой придер­живаются многие современные организации.

Применяется ли клиент-центрированный метод консуль­тирования в таких областях, как профессиональная ориен­тация? Для многих специалистов в этой области ориента­ция означает предоставление индивиду информации. Его информируют о различных профессиональных новше­ствах или учебных курсах, уровнях, профпригодности, требованиях к профессиональной степени и т. д. Ему может быть предоставлена информация о нем самом — ре­зультаты тестов на профпригодность, уровень образования или относительно наличия тех или иных предпочте­ний. Нет сомнений в пользе такого просвещения для со­ответствующих групп. Когда индивид нормально приспо­соблен и просто нуждается в детальной информации, пре­доставление такой информации — весьма полезная вещь с точки зрения образования.

Консультирование особенно подходит, как было ука­зано ранее, индивидам с повышенным уровнем конфлик­тности, неприспособленности, которые сражаются сами с собой или с внешней средой. Для человека, находяще­гося в замешательстве либо по поводу того, какую про­фессию или какое образование выбрать, либо чьи личные конфликты — результат профессиональных и образова­тельных неудач, клиент-центрированное консультирова­ние может предложить многое. Кажется вполне логич­ным, что каждая организация или агентство, оказываю­щие общую образовательную помощь в ориентации, так­же должны обеспечить возможность консультирования тех, кто в этом нуждается.

Вероятно, что большая часть нашей работы по ориен­тации базируется на принципах и тактике, при которых не поощряется независимый психологический рост. Ко­нечно, необходимы еще дальнейшие разработки, чтобы адаптировать открытия в области терапии к разного рода смежным областям, которые, однако, имеют свои специ­фические возможности и ограничения.

Кто может осуществлять консультирование? Очевидно, что и личность, и профессиональная квалификация дол­жны учитываться при оценке человека как консультанта. Остановимся на личностных характеристиках, а вопрос профессиональной подготовки будет рассматриваться нами в следующем разделе.

В некоторых рассуждениях по поводу терапии идеаль­ный консультант изображается как своего рода психоло­гический супермен — всезнающий, мудрый, находящий­ся выше мелких реакций обычных людей. Это неверное представление. Существуют определенные личностные качества, которыми должен обладать человек, если он хочет стать хорошим консультантом, но нет основания полагать, что они встречаются реже, чем качества, необ­ходимые для хорошего художника или первоклассного летчика. Это абсолютно справедливо, если мы говорим о клиент-центрированном консультировании и терапии, которые обсуждаются в этой книге. Директивный кон­сультант, безусловно, должен быть более всемогущим. Даже в наших фонографических записях мы видим имен­но таких консультантов — с уверенностью решающих раз­нообразные вопросы, например: как изучать историю, как вести себя с родителями, как решить вопрос расовой дис­криминации и какая жизненная философия является наи­более правильной. Из других записей мы узнаем, что та­кие консультанты решают проблемы адаптации в браке, вопросы профессионального выбора, проблемы дисцип­лины, то есть фактически все непростые личные вопро­сы, с которыми сбитый с толку человек встречается в жиз­ни. Очевидно, что от человека, занимающего всезнающую позицию, требуется сверхъестественная мудрость. Когда цель консультанта более скромна и состоит в том, чтобы помочь человеку освободиться самому настолько, чтобы он мог решать свои вопросы самостоятельно, собствен­ными методами, тогда необходимые атрибуты консультирования сводятся к простым человеческим масштабам.

Возможно, одно из основных качеств консультанта заключается в том, чтобы он был человеком, точно чув­ствующим специфику человеческих взаимоотношений. Это свойство трудно определить, но оно очевидно почти в любой социальной ситуации. Человек, который в неко­торой мере глух к реакциям других и не осознает, что его замечания вызывают у другого удовольствие или боль, который не чувствует враждебности или расположения, создавшегося между ним и окружающими или между дву­мя его знакомыми, скорее всего не станет хорошим консультантом. Нет сомнения в том, что перечисленные качества можно развить, но, если индивид не обладает в до­статочной мере такой социальной восприимчивостью, маловероятно, что в консультировании он сможет добить­ся многообещающих результатов. С другой стороны, ин­дивид, который от природы наблюдателен и чувствите­лен к реакциям других, может выделить в классе неблаго­получных детей, почувствовать личный антагонизм, скрываемый за случайной фразой, чувствительный к неулови­мым различиям в действиях, демонстрирующим, что у одного родителя благоприятные отношения с ребенком, а у другого — напряженные, — такой человек обладает природной предрасположенностью для развития у него навыков консультирования.

Мы рассматриваем социальную восприимчивость как основную характеристику, но, естественно, существуют и другие качества, также важные для хорошего консультан­та. Ниже дается их краткое описание. Хотя эти утвержде­ния справедливы в основном для специалиста, работаю­щего с детьми, они в равной степени относятся и к тем, кто занимается взрослыми.

Объективность. В целом считается, что для того, что­бы быть полезным в качестве терапевта, клиницист дол­жен обладать чувством объективности. В разных случаях это качество определялось как “контролируемая иденти­фикация”, “конструктивное самообладание” и как “эмо­ционально отстраненное отношение”. Определение это­го термина, используемого в клинической практике, от­личается от строго научной формулировки. В это поня­тие включается способность к проявлению симпатии в разумных пределах, естественная восприимчивость и за­интересованное отношение, глубокое понимание, где нет места жестким оценочным суждениям моралистического характера или проявлениям реакций шокированное™ и ужаса. Человеку такого склада чуждо чувство холодной и безличной беспристрастности, с одной стороны, а с друтой — он сильно отличается от чрезмерно сочувствующе­го и сентиментального человека, который настолько по­гружается в детские проблемы, что становится неспособ­ным оказать помощь. Это, если вернуться к первому опи­санию, уровень сочувствующей “идентификации” с ре­бенком, достаточный для развития понимания чувств и проблем, беспокоящих подростка, но это такая иденти­фикация, которая “находится под контролем”, посколь­ку осознается терапевтом (См. Rogers Carl R. “The Clinical Treatment of the Problem Child”, P.281).

Уважение к индивиду. Вторая характеристика хороше­го терапевта — глубокое уважение