Глава 2 Старые и новые представления о консультировании и психотерапии

Для ориентации в области консультирования и определе­ния его перспектив, видимо, имеет смысл предложить краткий очерк, касающийся некоторых методов, предше­ствовавших современному консультированию, а также охватить беглым взглядом ряд новых концепций, которые будут более подробно описаны в последующих главах кни­ги. Рассматривая устаревшие методы в качестве того исходного материала, на почве которого возникли последу­ющие терапевтические техники, мы глубже поймем со­временные точки зрения и обретем возможность более конструктивной критики в их адрес, что послужит их даль­нейшему усовершенствованию. Соответственно, в данной главе мы попытаемся взглянуть на прошлое и настоящее консультирования, так сказать, с высоты птичьего поле­та, прежде чем перейдем к более детальному рассмотре­нию его отдельных процессов.

В этом кратком обзоре основное внимание будет уде­ляться именно процессам консультирования, а не ана­лизу теоретических подходов различных интеллектуаль­ных школ. Здесь мы не будем пытаться проследить ис­торию разного рода “измов”, которые как стимулирова­ли развитие психотерапевтического мышления, так и тормозили его. Углубиться в историю означало бы под­ключить читателя к тому или иному лагерю, что увело бы от глубокого обсуждения методов и техник, применяемых на практике. А именно они занимают нас более всего.

Психотерапия — понятие не новое, хотя сам термин появился не так уж давно. На протяжении многих столе­тий люди по-разному использовали ситуации общения с глазу на глаз, пытаясь изменить поведение и установки неприспособленного человека в более конструктивном направлении. У нас есть возможность проанализировать подобные приемы использования определенных ситуаций прямого контакта, которые должны были способствовать более успешному приспособлению.

Ряд устаревших методов

Дискредитировавшие себя методы. Один из древнейших методов влияния на человека — метод приказов и запре­тов. Будет вполне достаточно небольшой иллюстрации. На протяжении нескольких лет автор сотрудничал с од­ной социальной службой, чья история началась еще до 1900 года. Весьма интересно взглянуть на ряд самых ран­них документов этого агентства. Это были карточки, каж­дая из которых содержала описание ситуации, чаще все­го примеров крайней социальной и личностной дезадаптации. Во многих случаях описание сопровождалось сле­дующей фразой: “Родителям строго указано”. Совершен­но очевидно, исходя из самодовольного тона этих запи­сей, работники службы считали, что выполнили свой долг. Они путем собственных усилий оказали давление на ин­дивида, что, по их мнению, должно было иметь терапев­тический эффект. Впоследствии, по всеобщему призна­нию, этот метод был признан полностью неэффективным, и сейчас он — всего-навсего музейный экспонат. Следует отметить, что отказ от него явился следствием его исклю­чительной беспомощности, а не недостаточной гуманно­сти. Подобные приказы и угрозы не относятся к числу тех методов, которые основательно меняют человеческое по­ведение. В действительности, они влияют на внешнее поведение, его поверхностный уровень, лишь когда сопровождаются принудительными мерами, находящими весьма ограниченное применение в демократическом об­ществе.

Второй метод в рамках нашего исторического обзора можно было бы назвать увещеванием. Сюда следует от­нести использование зароков и обязательств. В общем виде, это процедура, доводящая “проработку” индивида до той точки, когда он уже готов поклясться бросить пить, прекратить воровать, помогать своей жене, хорошо учить­ся, усердно работать или добиться еще какого-нибудь до­стойного результата. Таким образом, он предположитель­но берет на себя обязательства осуществить свои благие намерения. Этот прием использовался как в группе, так и индивидуально. С точки зрения психологии, его можно было бы описать как создание временного эмоциональ­ного подъема и затем как попытку “удерживания” инди­вида на высоком уровне его положительных устремлений. Сейчас нет никаких сомнений в том, что этот метод по­чти совершенно непригоден. Причину не надо долго ис­кать. Уже даже не специалист четко осознает, что обыч­ным следствием данного метода является рецидив. Уве­щевания, клятвы и обещания не приносят успеха и ре­ально ничего не меняют.

Третий подход основывался на внушении, в плане разубеждения и убеждения. Сюда относится такая проце­дура, как использовавшееся Куэ самовнушение. Сюда же относится множество способов разубеждения, применя­емых консультантами и специалистами по всему миру. Клиенту говорят: “Тебе становится лучше”, “У тебя улуч­шение”, “Ты хорошо себя чувствуешь”, — и все это в на­дежде усилить его мотивации в этом направлении. Шеффер (Shaffer L. F. “The Psychology of Adjustment”, pp. 480-481, Boston: Houghton Mifflin Company, 1936.) весьма удачно отметил, что такое внушение, по су­ществу, репрессивно. Оно отрицает проблему, которая существует, и отрицает чувства индивида в связи с этой проблемой.

Довольно часто консультант или клиницист высказы­вает такое количество твердых утверждений в духе одоб­рения или оптимистических убеждений, что в клиничес­кой ситуации клиент не имеет возможности свободно выразить свои менее приемлемые для подобных устано­вок побуждения. Несмотря на то, что данный подход все еще используется многими специалистами, нет сомнений в том, что доверие к этому методу постепенно ослабевает.

Катарсис. Еще один психотерапевтический метод древ­нейшего происхождения — это исповедь и катарсис. На протяжении многих веков церковь использует метод ис­поведи. Исповедь позволяет человеку открыть свои про­блемы исповеднику, от которого он ждет определенного понимания и приятия. И сами люди, и церковь считают этот метод весьма действенным и благотворным.

Психоанализ принял учение о катарсисе на вооруже­ние и разработал более глубокое его применение. Мы уз­нали, что катарсис не только освобождает индивида от осознанных страхов и чувства вины, но что при его даль­нейшем развитии он может пролить свет на глубоко скры­тые установки, которые также влияют на поведение ин­дивида. В последние годы мы узнали о новых способах применения этого древнего метода. Вся техника игровой терапии основана на фундаментальных принципах катар­сиса; рисование пальцами, психодрама, разыгрывание сценок — все это имеет отношение к этому далеко не но­вому, прочно укоренившемуся методу психотерапии. Ме­тод катарсиса не был дискредитирован; он развивался, а применение его расширялось.

Советы и рекомендации. Один из наиболее распрост­раненных приемов психотерапии — это убеждение и со­веты. Его можно было бы также назвать интервенцией. В рамках данного приема консультант выбирает необходи­мую цель и внедряется в жизнь клиента с тем, чтобы убелиться, что он развивается в заданном направлении. При­мером крайнего проявления этого метода могут служить знакомые нам так называемые “эксперты”, выступающие по радио, которые, прослушав повествование человека о какой-то сложной проблеме, в течение трех-четырех ми­нут выдают точные предписания, касающиеся его даль­нейших действий. Хотя каждый хорошо подготовленный консультант знает об ошибочности данного метода, уди­вительно, как часто советы и рекомендации используют­ся в современной консультативной практике. К сожале­нию, консультант не отдает себе отчета в том, какую он берет на себя ответственность, и не осознает степени сво­его вмешательства в жизнь клиента. В любой целиком записанной на фонограмму беседе такие фразы, как: “Если бы я был на вашем месте...”, “Я бы предложил...”, “Я ду­маю, что вам следует...”, встречаются довольно часто. Ви­димо, имеет смысл привести пример случая подобного использования метода. Цитируемая выдержка взята из фонограммы одной из бесед. Это типичный случай, ког­да консультант считает нужным давать полезные советы в процессе сеанса.

В ходе беседы студент, от которого требовалось сдать курс психологии “4” (курс навыков обучения), рассказывает кон­сультанту о своей временной работе, и тот задает рад воп­росов, касающихся данной темы. Перед нами продолжение беседы.

Консультант. Итак, я действительно думаю, что вам сле­дует проводить все свое время за книгами. Если вы, конеч­но, не рискуете умереть от голода, я не рекомендовал бы вам работать. Скажите, какие оценки вы должны получить в этой четверти, чтобы остаться в колледже?

Субъект. Я точно не знаю, в среднем около 2 или 2,1.

Консультант. Так, если вы действительно хотите остать­ся в колледже, вы должны потуже затянуть ремень и очень интенсивно заниматься, и я не представляю, как у вас это получится, если вы столько времени отдаете работе. Мне кажется, что это время необходимо потратить на занятия. Но это лишь мое мнение. Вы лучше других должны разби­раться в своей ситуации. Я — лишь тот человек, который наблюдает со стороны и производит сравнение, основыва­ясь на своем личном опыте и знании других студентов ва­шего курса, которым я помогаю при прохождении курса “4”. Я знаю — у меня была возможность наблюдать некоторых из них с того момента, когда они приступили к этому курсу, и вплоть до выпуска. Некоторые из них уже завершили обу­чение, некоторые — нет, и так в каждом классе колледжа. Но в целом, чтобы стать выпускником, если только человек не обладает какими-то выдающимися умственными способ­ностями — так называемым врожденным интеллектом, и ему не надо учиться, — и если вам не посчастливилось быть одним из таких людей, — это означает, что вы должны про­водить за книгами достаточное количество времени. (Пау­за.) Вы живете в общежитии?

При чтении данного отрывка необходимо отметить ряд моментов. Он поучителен в том смысле, что позволяет оценить, в сколь жесткой форме дается совет, а также то, что беседа сопровождается завуалированной угрозой от­носительно возможности продолжения учебы. Имеет зна­чение и то, что консультант в итоге извиняется за то, что дает такое строгое и решительное предписание. Нам встречаются такие фразы, как “это лишь мое мнение”. Почти всегда у консультанта, дающего совет, есть чувство, что неверно навязывать другому собственное решение проблемы. Также стоит отметить, что в конце этого отрывка консультант меняет тему, чтобы избежать сопро­тивления, которое может возникнуть у клиента.

Приведем еще один пример беседы со студентом, в котором оказывается более сильное давление. Этот отры­вок пересказан со слов самого консультанта.

Эмоциональная проблема. Частично лечение концентрирова­лось вокруг катарсиса. Фрэнк, казалось, получал некоторое облегчение, рассказывая о своих проблемах заинтересованному и симпатизирующему ему слушателю. Он поведал мне о многочисленных случаях, когда он чувствовал себя несча­стным, потому что не смог научиться сходиться с людьми (многие из таких случаев отражены в клинических данных). Мой первый шаг заключался в том, чтобы дать ему понять, что такая личностная черта нежелательна, с точки зрения жизненной адаптации, и что нужно предпринять шаги по ее исправлению. Я задал вопрос: “Вы хотите исправить этот дефект в личности, в остальных отношениях достойной?” Он ответил утвердительно. Я наметил следующие шаги по его социальной реабилитации: 1) записаться на курсы со­циальных способностей при УМСА; 2) посещать собрания клуба “Космополитен”, где он мог бы использовать свои знания о происходящих в мире событиях; 3) участвовать в работе смешанных групп при УМСА. (Соответствующему представителю каждой группы были разосланы письма, что­бы обеспечить клиенту индивидуальный подход.)

Проблема образования. Моя работа заключалась в том, чтобы отговорить его продолжать обучение в сфере чисто коммерческого бизнеса и перейти на общеобразовательную программу. Сначала я обратил его внимание на условия кон­курса для поступающих в профессиональную школу бизне­са. Это ничуть не поколебало его. Он по-прежнему утверж­дал, что его средняя оценка “Д” поднимется до отметки “С” в этом году. Зная его негативное отношение к предметам, включающим математику, я перечислил ему некоторые дис­циплины, которые входят в учебный план: статистика, фи­нансы, банковское дело, теоретическая экономика, бухгал­терский учет и т. д. (мысленно извиняясь перед моими дру­зьями, которые преподают данные дисциплины). Я расска­зал студенту, что эти предметы “в высшей степени теоретизированы и абстрактны” и считаются “весьма сухими”. С другой стороны, дисциплины общеобразовательного характера более практичны и интересны, не требуют никакой экономической или математической подготовки. Я перечис­лил несколько интересных особенностей курсов общей ориентации. Наконец он согласился все это обдумать. Я наме­тил следующий план действий: 1) встретиться с консультан­том по общеобразовательной подготовке для получения бо­лее подробной информации (я организовал встречу); 2) обсудить проблему с его родителями; 3) получить бланки для перевода в отделе регистрации (Salbin Т. R. “The Case Record in Psychological Counseling”, Journal of Applied Psychology, vol.24,1940, p. 195.).

Заметьте, насколько полно консультант управляет хо­дом мыслей студента. Совершенно ясно, что консультант точно знает, к какой цели направить клиента. Пытаясь убедить его достичь этой цели, он предлагает, наряду с разумными и прямыми доводами, и один откровенно фальшивый, то есть, по сути, любое предложение, кото­рое ведет студента к цели, считается приемлемым.

Такой метод работы широко распространен как в учеб­ном консультировании, так и в клинической работе. У нас еще будет возможность более основательно проанализи­ровать его особенности и эффективность использования (глава 5). Здесь же достаточно отметить, что тенденция к применению таких методов убеждения и предоставления советов, видимо, ослабевает. У этого подхода два основ­ных недостатка. Достаточно независимый человек отвер­гнет подобные наставления, чтобы сохранить собствен­ную целостность. Человек же, которому уже свойственно быть зависимым и позволять другим решать за него про­блемы, еще больше впадет в зависимость. Такая техника с ее убеждениями и советами, несмотря на то, что иногда может помочь в решении каких-то срочных, безотлага­тельных проблем, вовсе не обязательно способствует ста­новлению личности клиента.

Роль интеллекгуализированной интерпретации. Суще­ствует еще один психотерапевтический метод, который зас­луживает отдельного упоминания, прежде чем мы перей­дем к современному этапу развития терапии. Его можно определить как попытку изменить установки индивида при помощи разъяснения и интеллектуальной интерпретации. В целом, этот подход является результатом более глубоко­го понимания человеческого поведения. По мере того как консультанты учились более адекватно понимать факто­ры, лежащие в основе поведения человека, и причины воз­никновения специфических поведенческих паттернов, со­вершенствовалась диагностика индивидуальных ситуаций. Тогда возникла естественная ошибка, заключающаяся в том, что лечение — это просто оборотная сторона диагно­стики и что все, в чем нуждается индивид, — это в объяс­нении причин его поведения. В соответствии с этим кон­сультанты в клиниках стремятся объяснить родителям, что проблемы их детей — результат их собственного неприя­тия или что их проблема заключается в ограниченности собственной эмоциональной жизни и вытекающем отсю­да попустительстве в отношении ребенка. Специалист, ра­ботающий со студентами, объясняет кому-то из них, что отсутствие у него уверенности в себе, по-видимому, вызва­но постоянным неблагоприятным сравниванием себя со старшим братом. Существовала наивная вера в то, что по­добная интеллектуальная интерпретация проблемы будет весьма эффективна в плане изменения установок или чувств клиента. В одной из наших фонографических запи­сей был обнаружен довольно интересный пример такого рода консультирования студента. Консультант беседует с весьма одаренным учащимся высшей школы с различны­ми признаками социальной дезадаптации, который непри­нужденно говорит о своих многочисленных интеллектуаль­ных и художественных увлечениях. К концу второй беседы консультант пытается интерпретировать поведение Сэма — так зовут студента — с точки зрения механизма компенсации.

С. Ладно, я скажу вам. Мне кажется, я беспокоюсь из-за мысли, что у меня развивается комплекс превосходства или что-то в этом роде. На самом деле я не чувствую особого превосходства, но не знаю... Как бы то ни было, а что такое комплекс превосходства? Это когда ты думаешь, что ты луч­ше всех в божьем мире или что?

К. Кажется, ты действительно переживаешь из-за людей. Ты на самом деле чувствуешь, что люди не считают тебя та­ким уж неординарным, и ты обижаешься на них, потому что они, в свою очередь, смотрят на тебя свысока. И ты прибе­гаешь к разным приемам, которые, возможно, поддержи­вают твою уверенность в себе, но ты на самом деле не со­всем уверен в том, что это так.

С. (Молчание, длительная пауза.)

К. Сэм, ты создал себе эти интеллектуальные одеяния — твой атеизм, любовь к искусству, твое увлечение необычны­ми книгами и многое другое, — и ты веришь в них, однако ты не полностью уверен в них, ведь так?

С. Я абсолютно уверен, черт возьми.

К. Тогда, видимо, мне не все еще понятно. Разумом ты в них веришь, ты все их выдумал, и у тебя есть свои аргумен­ты, но ты предпочитаешь все-таки беспокоиться о себе из-за того, что веришь в них и отличаешься от других людей.

С. Э, я не знаю — я не беспокоюсь...

Без всякого сомнения, интерпретация консультанта в этом случае абсолютна верна. Но это не делает ее более приемлемой для студента. Если бы Сэм смог осознать, что придумал свои сверхинтеллекгуальные увлечения, чтобы компенсировать недостаток социального приятия, то вполне возможно, что ему не понадобился бы консуль­тант.

Применение интеллектуальной интерпретации состав­ляет важнейшую часть классического психоанализа. Ши­рокое распространение получила интерпретация снови­дений как проявлений скрытых враждебных импульсов, вытесненных инцестуозных и иных сексуальных желаний, стремления избежать наказаний. Часто на практике эти интерпретации отвергались клиентом. Только совсем не­давно основное внимание было переведено на другую часть уравнения: не имеет значения, насколькоточна интерпретация, важно лишь, в какой степени она принима­ется и ассимилируется клиентом.

Проследить симптомы до причин, до их зарождения в детском возрасте или осознать те пути, посредством ко­торых симптомы упрощают невыносимые жизненные ситуации, может оказаться либо вообще безрезультатным, либо повлечь за собой отрицательный результат, если кли­ент не может принять такую интерпретацию. Таким об­разом, и в работе с детьми, и в психоанализе, и в консуль­тировании все меньше внимания уделяется словесной, интеллектуальной интерпретации возможных причин или смысла человеческого поведения. Пришло время осоз­нать, что мы не меняем с должной эффективностью по­ведение человека, предлагая ему интеллектуальную кар­тину его паттернов, независимо от ее точности.

Базовые допущения. За исключением одного все мето­ды работы с неадаптированными индивидами базируют­ся на двух основных допущениях. Они подразумевают, что консультант более чем другие компетентен решать, какие цели должен иметь индивид и как оценить его ситуацию. Это утверждение справедливо для тех подходов, в рамках которых используются запреты или убеждения, личное влияние и даже интерпретирование. Из перечисленных методов все, кроме катарсиса (Возможно, это объясняет тот факт, что катарсис является един­ственным из этих методов, который был широко распространен и усо­вершенствован.), подразумевают цель, ко­торую определяет консультант, все они глубоко впитали в себя идею о том, что “консультант лучше знает”. Второе базовое представление сводится к тому, что в процессе анализа консультант сможет найти те приемы, которые приведут клиента к достижению поставленных консультантом целей наиболее эффективным способом. Поэто­му такие приемы считались лучшими методами консуль­тирования.

Новая психотерапия

Противоположным перечисленным методам психоте­рапии является современный подход, зародившийся в области направленной помощи детям и взрослым. По ряду признаков, которые будут определены в дальнейшем, он в корне отличается от всех остальных. Этот новый подход основывается на разнообразных многочисленных иссле­дованиях. Перечислить все источники довольно сложно. Одними из важнейших являются исследования Отго Ран­ка, которые, в свою очередь, были переработаны его последователями Тафтом, Алленом, Робинсоном, а также другими специалистами из области “терапии отношений”.

Важным источником новой психотерапии послужил современный психоанализ, который достаточно окреп, чтобы отнестись с должной критикой к терапевтическим процедурам самого Фрейда и усовершенствовать их. Мно­гие ученые и специалисты принимали участие в форми­ровании данного направления, но, пожалуй, самая изве­стная из них — Хорни. Быстрое развитие игровой тера­пии привлекло к ней интерес специалистов разных обла­стей и во многом способствовало появлению нового и более корректного взгляда на психотерапию. Экспери­менты в области групповой терапии, попытки привнести принципы индивидуального консультирования в группо­вой терапевтический процесс также значительным обра­зом способствовали развитию и совершенствованию но­вого терапевтического мышления (Библиография по данному вопросу представляет наиболее зна­чимые издания, повлиявшие на формирование современного взгляда на развитие терапевтического мышления.). По-видимому, имеет значение тот факт, что появление новой точки зрения на психотерапию во многом было обязано развитию прак­тики лечения в клиниках, школах и в рамках различных служб, а не академическим исследованиям. И хотя источ­ники различны, а специалисты, которые внесли существенный вклад в развитие нового подхода в терапии, яв­ляются представителями отличных друг от друга дисцип­лин и основываются на разных базовых представлениях, существует некое объединяющее ядро — практическая деятельность, развивающаяся на основе общих элемен­тов каждого из подходов.

Особенности. Современный подход отличается от предшествующих тем, что преследует совершенно другую цель. Он прямо направлен на большую независимость и целостность личности без расчета на то, что если консуль­тант будет помогать в решении проблемы, то будут дос­тигнуты и результаты. Человек, а не проблема ставится во главу угла. Цель — не решить отдельную проблему, а помочь индивиду “вырасти” таким образом, чтобы он сам смог справляться с существующей, а также с последую­щими проблемами, будучи уже более интегрированной личностью. Если он сможет обрести достаточную целостность, чтобы решить какую-то одну проблему, являясь в большей степени личностью независимой, ответственной, ясно мыслящей и хорошо организованной, то на этом же уровне он сможет решать и все свои новые проблемы.

Если сказанное представляется несколько туманным, можно прояснить это положение, обозначив ряд отличий нового подхода от старого. Во-первых, делается упор на стремление индивида к внутреннему росту, здоровью и адаптации. Терапия заключается не в том, чтобы что-то делать для индивида, и не в том, чтобы принуждать его совершить нечто с собой. Нет, ее задача — освободить его для того, чтобы он мог нормально развиваться, преодо­левать трудности и снова двигаться вперед.

Во-вторых, новый терапевтический подход уделяет больше внимания эмоциональным факторам, чувственным аспектам ситуации, нежели интеллектуальным ее аспектам. Такая позиция окончательно убеждает в справедливости давно известного положения о том, что большинство про­блем приспособления не связаны с ошибками знания; знания не являются действенным фактором, поскольку они блокируются эмоциональным удовлетворением, которое возникает у индивида в связи с дезадаптацией. Мальчик, который занимается воровством, знает, что это нехорошо и предосудительно. Родитель, который придирается и де­лает выговоры или отторгает собственного ребенка, знает, что будет осуждать за это других родителей. Ученик, кото­рый игнорирует класс, мысленно осознает причины этого действия. Студент, получающий низкие оценки, несмотря на хорошие способности, регулярно проваливается на экзаменах вследствие определенного эмоционального удов­летворения, которое приносит ему этот провал. Современ­ная терапия в максимальной степени направлена непос­редственно на мир эмоций и чувств и не пытается осуще­ствить эмоциональную реорганизацию индивида на осно­ве интеллектуального подхода.

В-третьих, подобная терапия уделяет значительно больше внимания настоящему, а не прошлому индивида. Важнейшие эмоциональные паттерны индивида, которые используются для функционирования психики, те, кото­рые по его ощущениям требуют серьезного рассмотрения, обнаруживаются в уже существующих способах приспо­собления, в том числе в ситуации консультирования, так же как и в его прошлом опыте. Прошлое очень важно с точки зрения исследователя, старающегося понять раз­витие человеческого поведения. Для терапии же оно не всегда имеет значение. Поэтому сейчас значительно меньше внимания, чем ранее, уделяется истории ради исто­рии. Весьма любопытно, что когда не применяется так­тика расследования “фактов” из прошлого индивида, точасто в терапевтическом контакте динамика развития личности определяется гораздо лучше.

Следует упомянуть еще одну специфическую особен­ность данного подхода. Вначале особо подчеркивалось, что терапевтическое взаимодействие само по себе явля­ется опытом роста. Во всех вышеупомянутых психологических направлениях предполагалось, что индивид раз­вивается и меняется, его решения становятся более адек­ватными уже после того, как он покинул терапевтичес­кий кабинет. В современной практике терапевтический сеанс — это сам по себе опыт роста, процесс роста. Здесь индивид учится понимать себя, осуществлять значимый для него, независимый выбор, успешно строить отноше­ния с другим человеком уже на другом, более зрелом уров­не. В каком-то смысле это, возможно, — самый важный аспект описываемого нами подхода. Подобное обсужде­ние проблем в чем-то аналогично дискуссиям в сфере об­разования, когда пытаются определить, является ли школьный этап подготовкой к жизни, или это сама жизнь. Без всякого сомнения, данный вид терапии — не подго­товка изменения, это и есть само изменение.

Типичные стадии терапевтического процесса

Нет ничего сложнее, чем формулировка точки зрения. Если все вышесказанное носило описательную форму, теперь позволим себе перейти непосредственно к рассмот­рению самого процесса терапии. Что происходит? Что изменяется в ходе контактов? Что делает консультант? Что делает клиент? В последующих разделах мы попытаемся кратко и в достаточно упрощенной форме определить раз­личные этапы консультативного процесса, поскольку ав­тор многократно наблюдал, как они протекают, и про­иллюстрировать их примерами из клинической практи­ки. Хотя различные аспекты терапии описываются от­дельно и в определенном порядке, следует подчеркнуть, что терапия — единый процесс, в котором определенные этапы могут накладываться друг на друга и в котором все они взаимосвязаны. Они следуют приблизительно в том порядке, который представлен ниже.

1. Человек обращается за помощью. Очевидно, это один из самых важных этапов терапевтического процесса. Индивид взял себя в руки и совершил поступок пер­востепенной важности. Он может отрицать независимость своего поступка. Но если это выстраданное решение, то оно может привести прямо к терапии. Здесь также стоит упомянуть, что события, сами по себе незначительные, часто служат столь же благоприятной почвой для само­понимания, как и те, что представляются более значитель­ными. Это можно подтвердить на примере интервью с Артуром, мальчиком, которого прислали для прохожде­ния лечебного курса (психология “4”), благодаря чему он и оказался на консультации. В течение первых трех ми­нут первой беседы произошло следующее изменение (за­пись с фонографа):

К. Я не слишком хорошо представляю, как ты здесь ока­зался. Я имею в виду, что не знаю, предложил ли тебе кто-то приехать ко мне или тебя самого что-то волнует, и поэтому ты захотел, чтобы тебе помогли.

С. Я разговаривал с мисс Дж. в школе искусств, и она предложила мне пройти курс. Потом мой педагог пореко­мендовал мне встретиться с вами, поэтому я здесь.

К. То есть ты будешь проходить курс, потому что тебе посоветовали.

С. М-м.

К. Поэтому, наверное, ты у меня и оказался,

С. Да.

К, Ну что ж, я хотел бы кое-что разъяснить. Если я могу помочь тебе справиться с теми проблемами, которые, воз­можно, беспокоят тебя, то буду рад это сделать. С другой стороны, я не хочу, чтобы ты полагал, что обязан приходить ко мне, что это часть твоего курса или что-то подобное. Иногда у человека бывают трудности с учебой или с чем-то другим. Их можно лучше проработать, если обсудить с кем-то, постараться докопаться до сути, но я думаю, что реше­ние прийти должно зависеть от самого человека. И я хочу, чтобы было понятно с самого начала: если ты захочешь при­ходить ко мне, то я смогу выделить тебе определенное время — раз в неделю, и ты можешь приходить и говорить о сво­их проблемах, но ты не обязан это делать. А теперь, не знаю, — может быть, ты еще немного расскажешь о том, как ты попал на курс “4”? Я понял, что миссис Дж. предложила тебе это.

С. Да, мне посоветовала мисс Дж. Ей показалось, что мои учебные навыки не на высоте. Если бы это было не так, то это, наверное, не слишком сказывалось бы на моих оцен­ках и на всем остальном. Поэтому она подумала, что если я пройду этот курс, то, может быть, научусь более эффектив­ным методам работы и смогу лучше использовать свое вре­мя, концентрироваться и так далее.

К. Таким образом, твоя цель — пройти курс, чтобы удов­летворить мисс Дж.

С Точно. Нет, это не так. Это нужно для того, чтобы я сам стал лучше.

К. Понимаю.

С. Плевать на мои учебные занятия, распределение вре­мени и на то, как лучше сосредотачиваться.

К. М-м.

С. Я просто прохожу курс. Она предложила это мне, а я согласился для моей же личной пользы.

К. Я понимаю. Так ты пришел сюда отчасти потому, что она тебе это предложила, а отчасти это твое собственное желание пройти через что-то подобное, ведь так?

С. Мне казалось, что мне это нужно, поэтому я согла­сился. (Смеется.)

К. Хорошо, тогда меня больше интересует то, почему ты думал, что это необходимо тебе, а не только мисс Дж. Поче­му ты думал, что тебе это нужно?

Обратите внимание, что в начале первой беседы в пер­вых высказываниях ученика видна полная зависимость. Он не берет на себя никакой ответственности ни за про­хождение курса, ни за обращение к консультанту. Когда эта установка осознается им, он постепенно переходит к высказыванию, в котором ответственность уже разделяется (“Она предложила мне это, а я согласился для моей же личной пользы”), и, наконец, берет на себя всю ответ­ственность за свои действия (“Мне казалось, что мне это нужно, поэтому я согласился”). Трудно переоценить, на­сколько это существенно для консультирования. Если подразумевается, что консультант или некое третье лицо ответственно за то, что студент оказался на приеме у те­рапевта, то чуть ли не единственными приемами здесь являются внушение и советы. Но если клиент берет на себя ответственность за то, что пришел сюда, он также принимает и ответственность за работу над своими про­блемами.

2. Ситуация оказания помощи, как правило, опреде­лена. Вначале клиенту дают понять, что консультант не имеет ответов, но что ситуация консультирования сама по себе обеспечивает клиенту возможность при поддержке консультанта выработать собственное решение его про­блемы. Иногда это происходит в довольно общем виде, хотя в других примерах ситуация более четко определена условиями конкретного случая, такими, как инициатива назначения встречи, или ответственность за шаги, кото­рые необходимо осуществить, или решения, которые нуж­но выполнить.

В беседе с Артуром, которая приводилась выше, мы находим пример, когда ситуация определена консультан­том. Он объясняет, что на Артура не оказывается давле­ния и что мальчик может воспользоваться ситуацией, если пожелает. Очевидно, что такого обращенного к интеллекту объяснения недостаточно. Весь процесс беседы должен всячески подкреплять эту идею до тех пор, пока клиент не почувствует, что у него есть возможность выработать необходимые решения.

Другим примером может послужить фрагмент из пер­вой беседы с миссис Л. Эта женщина обратилась в кли­нику с жалобами на своего десятилетнего сына. После двух сеансов диагностики в их взаимоотношениях была выявлена определенная проблема, и ее попросили ответить, хотела бы она проработать эту проблему вместе с сыном. Она как-то нерешительно и боязливо согласилась и в кон­це концов пришла на первый сеанс к психологу, который должен был взять на себя роль терапевта. Вот отрывки из ее первой беседы, которая приводится на основе письмен­ного отчета консультанта.

Наше время уже почти истекало, и, желая как-то подвести беседу к заключению, я спросил: “Что думает ваш муж о ва­ших визитах сюда, где с нашей помощью вы пытаетесь ре­шить некоторые проблемы?” Она с легким смешком сказала:

“Ну, он довольно безразличен к этому. Но он сказал еще, что-то вроде того, что не хочет, чтобы над ним ставили экспери­менты или чтобы с нами обращались, как с белыми крыса­ми”. На что я спросил: “Быть может, вы тоже думаете, что такое возможно?” — “Ну, я просто не знаю, чего ждать”. И я заверил ее, что мы не будем заниматься чем-то необычным или странным. Она будет обсуждать проблемы со мной, а Джим — с мистером А., с тем чтобы понять, как они оба вос­принимают ситуацию, подумать об отношениях между собой и членами их семьи и получить представление о взаимоотно­шениях в семье в целом. На что она ответила: “Хорошо, зна­чит, и о Марджори тоже; наверное, есть что-то важное, свя­занное с ней. Может быть, она тоже замешана в этом”.

Заметьте, консультант дает понять, что это именно ее задача — создать условия, в которых могут быть решены ее проблемы и более честно определены взаимоотноше­ния в семье. Она считала, что ни в коей мере не ответ­ственна за ответы. Но ее понимание проблемы вырази­лось в том, что она решила привнести новый аспект в си­туацию — отношение с дочкой — и высказала пожелание поработать с консультантом над этим.

Еще одним примером проиллюстрируем, что часто можно определить, установив реальную ответственность в самом, казалось бы, незначительном вопросе. На пер­вой консультативной беседе со студентом после того, как было установлено взаимодействие и прозвучало несколь­ко объяснений, к концу беседы произошел следующий диалог (фонограмма):

С Я думаю, может быть, в следующий раз, когда я приду к вам, что-то изменится. Может быть, тогда я буду немного лучше знать, о чем говорить.

К. Ты бы не смог прийти в пятницу в это же время?

С. Да, можно.

К. Как скажешь, так и будет.

С. Как я скажу?

А. Я в любом случае здесь и буду рад сделать для тебя все, что смогу.

С. Отлично, сэр, я думаю, что приду.

К. Хорошо.

За этот короткий эпизод произошло довольно мно­гое. Студент высказал в некоторой степени независимое утверждение, показывая, что он намеревается по край­ней мере разделить ответственность за участие в следу­ющем сеансе. Консультант поддержал его, предоставив возможность студенту самому принять решение по по­воду следующей встречи. Студент, чувствуя, что это обычная, ничего не значащая фраза, ос<