Официальный представитель города Джуно

Всех тех, кто прибывает в Джуно, штат Аляска, по воде, приветствует на пирсе собака по кличке Пэтси-Энн. Она не лает. Она не виляет хвостом. Она даже не реагирует, когда ее окликают.

Потому что Пэтси-Энн – это бронзовая статуя, внушительно и молчаливо стоящая посреди площади Пэтси-Энн, граничащей с проливом Гастино.

Настоящая Пэтси-Энн была стаффордширским бультерьером и прибыла в Джуно новорожденным щенком в конце 1929 года вместе со своей человеческой семьей. Хозяева не стали держать ее у себя, как только поняли, что она глуха и не умеет лаять.

Собаку взяли в другую семью, но по неизвестным причинам и эти владельцы позднее бросили ее. И Пэтси стала сиротой, вольно бродившей по улицам Джуно.

Пэтси-Энн ограничивала свои ежедневные странствия территорией городского центра, где местные торговцы и другие горожане улыбались при виде ее, радостно бегающей от одного магазинчика к другому.

Хоть и была Пэтси-Энн сироткой, каждую ночь ей давало приют здание гильдии портовых грузчиков. И неудивительно, что она искала тепла и ночлега именно там, учитывая, сколько времени она проводила в доках. Эта глухая собака обладала совершенно замечательной способностью. Всякий раз, как к проливу Гастино приближался корабль, Пэтси-Энн каким-то образом ухитрялась «услышать» его свисток, даже если до судна было еще добрых полмили. Она сразу же спешила на причал, чтобы ожидать прибытия судна.

Жители Джуно понятия не имели, как Пэтси-Энн удавалось ощутить неминуемое приближение судна. Непонятно было и то, каким образом собака так точно знает, на каком пирсе следует дожидаться. Но они научились доверять ее безошибочному действию.

Однажды днем горожане собрались на пирсе – его номер был объявлен заранее – ждать прибывающего судна. Пэтси-Энн присоединилась было к толпе встречающих, а потом вдруг побежала на другой пирс. Люди были озадачены ее поведением, пока до них не дошло, что им дали неверные сведения. Корабль вошел в пролив и пришвартовался в том самом доке, где дожидалась его глухая собака!

Да, Пэтси-Энн любила местных жителей, которые кормили и ласково гладили ее. Наверное, портовые грузчики вызывали у нее особенно нежные чувства. Но в первую очередь счастье Пэтси-Энн состояло в том, чтобы сидеть на причале и ждать возможности приветствовать прибывший корабль.

И в 1934 году мэр Джуно счел уместным объявить Пэтси-Энн «официальным собачьим представителем города Джуно, штат Аляска».

В том же году городские власти издали официальное предписание, согласно которому все городские собаки подлежали лицензированию. После того как сотрудник службы контроля животных отловил Пэтси-Энн, сразу несколько местных жителей вступились за собаку, наперебой предлагая оплатить ее лицензию и купить ярко-красный ошейник. После этого она снова могла продолжать исполнять свои обязанности портового дозорного.

На протяжении тринадцати лет, день за днем, весело виляющий хвост и дарящее радость присутствие этой собаки придавали жизни обитателей Джуно приятное постоянство. Она не слышала, как они говорили ей «хорошая девочка», но видела их улыбки и ощущала их привязанность.

А потом, в 1942 году, Пэтси-Энн умерла от естественных причин.

Члены опечаленного городского сообщества уложили тело собаки в маленький деревянный гробик и опустили его в пролив Гастино. Отныне она была навеки связана с сердцами жителей Джуно и спокойными водами, на которые так любила смотреть при жизни.

Почти через пятьдесят лет после смерти Пэтси-Энн была запущена агитационная кампания по увековечению ее памяти. Небольшой клочок земли на пристани Гастино стал теперь называться площадью Пэтси-Энн, и была заказана крупная, больше натуральной величины, бронзовая статуя – в комплекте с бронзовым ошейником, который лежит у ее ног.

Сегодня у подножия этого памятника растут цветы самых разных радостных оттенков, люди сидят на скамейках и мечтательно всматриваются в горизонт – так же, как бронзовая Пэтси-Энн.

Пэтси-Энн, любимица жителей Джуно, по-прежнему является официальным представителем своего города. Статуя этой собаки, которая была лишена слуха, вечно находится рядом с деревянной табличкой, и ее бронзовое присутствие вторит вырезанным на табличке словам: «Добро пожаловать в Джуно, штат Аляска».

Роберта Сэндлер

Саймон

Никаких обыкновенных кошек не существует.

Колетт

Только пятьдесят три животных (по состоянию на апрель 2015 года их шестьдесят четыре) за всю историю были удостоены медали Дикин – награды, к которой представляют животных, связанных с британскими вооруженными силами или гражданской обороной и проявивших «выдающуюся отвагу или преданность долгу». Эти медали, названные по имени основательницы Народной ветеринарной амбулатории (People’s Dispensary for Sick Animals – PDSA ) Марии Дикин, вручали животным за героизм, проявленный во время Второй мировой войны или в вооруженных конфликтах сразу по их окончании. Этой медалью были награждены восемнадцать собак, три лошади, тридцать один голубь и один кот. Единственным удостоенным этой чести представителем семейства кошачьих был Саймон, судовой кот корабля Е.В. «Аметист»[6].

Ранним утром 20 апреля 1949 года британский военный корабль «Аметист» стоял на якоре в водах китайской реки Янцзы. В состав его команды входил и небольшой черно-белый кот по кличке Саймон.

Ни одно морское судно не может обойтись без кота. Мыши и крысы обожают жить на кораблях, забираясь на них по канатам и кабелям, прыгая на борт из доков, проникая «зайцами» вместе с грузами. Грызуны повреждают детали кораблей, разоряют запасы провизии и грызут материи, сооружая из них гнезда для своих детенышей. Они также переносят возбудителей болезней, способных передаться команде и пассажирам через комаров или блох, которые кусают зараженных грызунов, а потом людей. Один Саймон на борту стоил больше, чем сто крысоловок.

В то апрельское утро капитан ждал рассвета, чтобы продолжить путь вверх по опасной реке. Китайские националисты, контролировавшие реку, запретили все водное движение по ночам. Гражданская война могла вспыхнуть в любой момент, и капитан «Аметиста» получил приказ плыть вверх по реке в Нанкин для защиты находившегося там британского посольства.

С наступлением рассвета «Аметист» еще не успел сняться с якоря, как река Янцзы превратилась в зону военных действий. Взрывы сотрясали воздух. Снаряды ревели, пролетая над судном, и сначала один, а потом и другой попали прямо в него. Когда артобстрел прекратился, «Аметист» недосчитался значительной части своей команды. Многие погибли, еще больше были ранены, включая и Саймона. Изувеченный «Аметист» сел на мель, и похоже было, что кораблю, принадлежавшему военно-морскому флоту Великобритании, грозит долгая осада по политическим причинам. Проверив запасы провизии, воды и топлива, капитан судна определил, что их хватит примерно на два месяца. Наверняка мы сможем спастись раньше этого срока , думал он.

Жизнь посреди Янцзы превратилась в однообразную, знойную, влажную вереницу тусклых дней, занятых ремонтом судна. Саймон достаточно оправился от ранений, чтобы продолжить исполнять свои обязанности крысолова.

Однажды судовой врач увидел, что Саймон, прихрамывая, пробирается мимо лазарета в трюм, собираясь охотиться на крыс.

– Почему бы тебе не зайти сюда навестить ребят? – обратился к коту доктор и пошире распахнул дверь. Саймон вошел в лазаретную каюту, где на рядах коек лежали многочисленные раненые.

– Хочу попробовать одну штуку, – пояснил врач своему помощнику. Он подхватил Саймона и поднес его к койке в углу, на которой лежал с закрытыми глазами матрос Марк Аллен. Парнишка, которому было всего шестнадцать лет, во время обстрела лишился обеих ног ниже колена. На протяжении четырех суток, с момента прихода в сознание, он отказывался разговаривать, есть и даже открывать глаза.

Врач опустил кота на койку. Саймон спокойно уселся, разглядывая пациента, но тот по-прежнему не открывал глаз. Врач пересадил Саймона на грудь парню и положил безвольную руку юноши на пушистую спину кота.

– Тут кое-кто пришел проведать тебя, Марк, – проговорил врач.

Марк неохотно приоткрыл глаза. Встретившись с пристальным взглядом Саймона, они раскрылись шире. Уголки губ юноши чуть дернулись кверху.

– У меня дома тоже есть кот, – проговорил он. – Но я его больше не увижу.

Он спихнул с себя Саймона и, отвернувшись, зарылся лицом в подушку.

На следующий день врач снова привел Саймона повидаться с Марком и оставил кота на койке больного. Саймон перебрался на живот к Марку и принялся мять его лапами, как часто делал, собираясь улечься спать. Марк открыл глаза. Его исхудалая рука потянулась погладить густой мех Саймона. Парнишка начал всхлипывать.

Врач поспешил к нему.

– Наш кок сварганил на камбузе отличный овощной супчик. Хочешь, я принесу тебе миску? А Саймон пока побудет с тобой.

Марк еле заметно кивнул. Он гладил Саймона, который устроился у него под боком и вовсю мурлыкал.

С этого дня Марк начал есть и набираться сил. Саймон приходил навещать его каждый день. По прошествии месяца Марк уже мог ездить по судну в инвалидной коляске.

День да ночь – сутки прочь; дни превращались в недели. В помещениях под палубой столбик термометра поднимался до +43 °C. Жара и урезанные до минимума пайки сделали жизнь на судне почти невыносимой.

Команда исхудала, рты у людей ввалились, силы стремительно покидали их, изнемогавших в изнурительном зное. Только один член экипажа продолжал свою ежедневную деятельность с неизменной бодростью и в хорошем настроении – матрос 1-го класса Саймон. Он патрулировал судно, навещал больных, истреблял мышей и крыс и делал жизнь своих собратьев-моряков более сносной. Он ни разу не пожаловался ни на жару, ни на здоровье.

Девятнадцатого июля температура достигла +43 °C на палубах и +48 °C в моторном отсеке. Даже Саймон передвигался по палубе чуть ли не ползком. Было ясно, что долго людям в таких условиях не продержаться. Их запасы почти истощились, не хватало воды – а это при безжалостной жаре самая большая трудность. Корабль был отремонтирован, но взят в осаду воинственными китайцами, и сняться с якоря было невозможно, не подвергнув команду и судно риску нового серьезного ущерба.

К началу августа стало ясно, что больше на месте оставаться нельзя. Капитан решил предпринять попытку бегства под покровом темноты. Это была опасная игра, но других вариантов все равно не имелось.

Сочетание погодных условий, хитро рассчитанных действий, введших противника в заблуждение, и простой удачи позволило кораблю беспрепятственно скрыться. Третьего августа «Аметист», вырвавшись на свободу, двинулся вдоль китайского побережья к Гонконгу. Сотни британцев ждали его прибытия в доках, чтобы радостными криками приветствовать корабль, приближавшийся к пристани.

Вскоре после этого один из офицеров судна подал в PDSA рапорт с просьбой представить Саймона к медали Дикин. Пока судно стояло в Гонконге, из Англии пришел ответ: комитет по наградам единодушно проголосовал за вручение Саймону медали. Церемония награждения должна была состояться после возвращения «Аметиста» в Англию. А пока члены комитета прислали для Саймона красивый трехцветный ошейник и дали объявление в мировую прессу: «Имеем сообщить, что с 22 апреля по 4 августа Саймон, судовой кот корабля Е.В. «Аметист», с неослабевающим рвением избавлял свой корабль от вредителей. На протяжении всего этого времени поведение Саймона было превыше всяких похвал, и его присутствие явилось решающим фактором в поддержании высокого боевого духа экипажа судна».

Саймон мгновенно стал героем. Фотография небольшого черно-белого кота была перепечатана сотнями газет и журналов. В течение нескольких недель Саймон получал свыше двухсот единиц почтовых отправлений в день. Но самого Саймона, казалось, это внимание ничуть не трогало. Он неохотно позировал для фото и продолжал ловить крыс.

На пути в Англию Саймон заразился каким-то вирусом. Организм, ослабленный ранами, полученными во время артобстрела, не выдержал, и кот умер. Церемония в честь награждения Саймона, запланированная после прибытия судна в Англию, превратилась в его похороны.

На кладбище домашних животных PDSA есть арочные кованые чугунные ворота, поверх которых выбиты слова: «Они тоже служили». В день похорон Саймона маленький гробик, покрытый «Юнион Джеком» [флаг Великобритании. – Прим. пер .], стоял в окружении цветочных корзин и букетов на этом необычном кладбище.

Когда должна была начаться церемония, красивый молодой человек в морской форме с надписью «Е.В. “Аметист”» на бескозырке медленно вошел в ворота и присоединился к небольшой группе людей, собравшихся вокруг открытой могилы. Он пользовался костылями, но не сутулился, и ботинки на его протезах сияли на солнце. Это был Марк Аллен, матрос, который, пожалуй, больше других был обязан Саймону жизнью.

И когда маленького героя «Аметиста» опускали в землю, сильный, молодой голос Марка звенел в утреннем воздухе: «Господь – Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться…»

Розамонд Янг

Глава 6

О партнерстве

Животные – милейшие друзья!

Не задают вопросов

И не критикуют.

Джордж Элиот

Некрасивый щеночек

Когда любишь, все кажется прекрасным.

Жан Ануй

Весной 1980 года, когда я жила в Вудстоке, штат Нью-Йорк, моя собака, тибетский терьер Шэдоу, принесла шестерых щенков.

Единственного щенка, которого я не смогла продать, сочли непривлекательным. Тибетские терьеры славятся своей сияющей двойной шубкой. Подшерсток у них густой и похож на хлопок, а покровные волосы напоминают человеческие – они шелковистые и блестящие. Такое сочетание придает этим собакам очень пушистый вид. Кроме того, люди ценят строение их мордочек – очень пропорциональное. А этот щенок не обладал ни одной из указанных черт. У маленькой сучки были слишком вытянутый нос и ужасно неприглядная шерстка. Подшерстка не было и в помине, и из-за этого внешний покров шерсти казался редким, прилизанным и проволочным. Это придавало собаке вид бродяжки, вымокшей под дождем. Покупатели, которые приходили смотреть ее, говорили: «Похоже, у нее довольно приятный характер, но выглядит она как-то неряшливо и некрасиво». Наша маленькая подружка никому не была нужна даже даром!

Меня просто поражало то, что никто не видел в ней редчайшего качества. Эта девочка была от природы очень веселой, и хотя у большинства щенков веселый нрав, в ней присутствовала какая-то необъяснимая внутренняя радость, шестое чувство, явное духовное присутствие, словно она была способна читать мысли и помогать людям обретать большее довольство жизнью.

В июне этот «вечно непричесанный» щенок продолжал жить у меня. Меньше чем через неделю мне предстояло вернуться к учебе, а я не хотела уезжать, так и не найдя для собаки подходящего дома.

Однажды вечером у меня возникла идея. Примерно в километре от моего дома располагался тибетский монастырь, и я пару раз бывала там, участвовала в групповых медитациях, даже познакомилась с несколькими монахами. Может быть, кто-то из них пожелает взять ее к себе? Словом, стоило попробовать.

На следующее утро я повезла свою маленькую подружку в монастырь. Когда мы приехали туда, на парковке оказалось необычно много машин. Я подумала: Ничего себе, ведь здесь всегда было так тихо! Интересно, что случилось? Вышла из машины с щенком на руках и поднялась по лестнице к знакомому по прошлым посещениям центральному входу. Вошла в холл и обнаружила, что люди выстроились там вдоль всех стен, явно ожидая чего-то, что должно было произойти за внутренними дверьми, покрытыми искусной, выполненной вручную резьбой. Потом я приметила знакомое лицо – одного из монахов, с которыми познакомилась в прошлый приезд. Увидев, что я держу на руках собаку, он радостно улыбнулся мне и сказал:

«Ага! Пойдемте-ка поскорее со мной!»

Он ухватил меня за рукав и протащил в первые ряды очереди. Постучал в дверь – явно условный стук. Двойные двери распахнулись, и нас приветствовал другой монах. Первый шепнул ему что-то на ухо, и второй монах тоже воскликнул: «Ага!» После этого нас с щенком провели к началу еще одной очереди, в которой все держали в руках подношения, состоявшие из фруктов, сладостей, растений, оригинальных сосудов и ремесленных изделий.

Я повернулась лицом к передней части помещения – и прямо передо мной оказался сияющий, с необыкновенно радостным взглядом человек, с ног до головы одетый в красный и золотисто-желтый бархат. Он бросил взгляд на щенка, потом в упор посмотрел на меня. Протянул вперед руки с раскрытыми ладонями и проговорил: «Да, да. О да!» Затем этот удивительный человек повязал красный шнурок на шейку щенка, затянул песнопение на незнакомом языке, а после этого повязал такой же шнурок и мне. Продолжая петь, он медленно принял щенка из моих рук и бережно поместил его к себе за пазуху. Потом принялся кивать и кланяться, что-то говоря все на том же непонятном языке, погладил меня по голове и, развернувшись, пошел к своему высокому креслу, не выпуская щенка из рук.

После этого монах, который привел меня туда, проворно выпроводил меня из комнаты. В прихожей меня подхватили под локотки другие монахи и с такой же быстротой вывели через входные двери монастыря. Там меня попросили подождать дальнейших распоряжений на вершине лестницы.

В этот момент во мне уже бурлила материнская тревога. Где моя собака и что с ней случилось? – думала я. Обратившись к одному из зрителей-буддистов, пересказала ему события последних пятнадцати минут.

Он улыбнулся и пояснил, что я удостоилась встречи с Кармапой – монахом, который занимает очень высокое положение в традиции тибетского буддизма, третье по старшинству после панчен-ламы и далай-ламы. Он прибавил, что мне очень повезло, поскольку сегодня знаменитый и любимый буддистами Кармапа приехал сюда из Тибета, чтобы благословить монастырь и окрестные земли. Люди со всего мира прибыли засвидетельствовать ему свое почтение, но редко кто удостаивался приглашения в его личную приемную. То, что я смогла попасть туда и получить благословение Его Святейшества, да еще что он принял мой щедрый дар, – это было необыкновенно благоприятное событие, из тех, что случаются не в каждой жизни! Мой собеседник покачал головой:

– Должно быть, вы заработали очень хорошую карму в прошлых жизнях; вам необычайно повезло, дорогая.

Прикрыв глаза, он с минуту размышлял, а потом добавил:

– С другой стороны, может быть, повезло и вашей собаке!

Тут двери монастыря снова распахнулись, и этот удивительный буддийский монах вышел из здания и спустился по застеленной красной ковровой дорожкой лестнице, высоко подняв голову и приветствуя собравшихся. Вокруг него толпились женщины и дети с корзинками цветов, которые бросали ему под ноги.

Я была настолько очарована магией этого момента, что поначалу ничего не заметила. Но потом, к своему удивлению, увидела собственного щенка – того самого щенка, которого сочли некрасивым, – теперь он стал похож на прекрасную звезду! Кармапа высоко поднял мою девочку с выражением величайшей гордости на лице, и толпа взревела от восторга. Могу поклясться, что щенок при этом тоже улыбался.

С этого момента мне казалось, что все происходило словно в замедленной съемке. Процессия продолжила свой путь вниз по лестнице. Кармапа и его сопровождающие сели в ожидавший их черный лимузин. Сквозь плотно сомкнувшуюся толпу я в последний раз увидела собаку и монаха за тонированными стеклами машины. В том, как они сидели вместе на сиденье, что-то подсказало мне, что с моей девочкой все будет в порядке. Она не просто была рядом с Кармапой: он усадил ее к себе на колени. Похоже, они очень быстро прониклись уважением и доверием друг к другу. Лимузин увез их прочь, оставив за собой след из разноцветных розовых лепестков.

После этого монахи из монастыря регулярно держали меня в курсе ее приключений и странствий. Я узнала, что Кармапа ездил со своим тибетским терьером по всему миру. Вид ее забавной мордочки всегда дарил ему и другим чувство радости, и поэтому он дал ей имя, которое переводится с тибетского как «прекрасная счастливица». Она стала его другом и преданной спутницей, и на протяжении всей ее жизни они редко расставались.

Лишь немногие сумели оценить дар собаки, считая ее поначалу уродливой, однако с момента рождения она буквально лучилась счастьем. Она словно знала, что непременно встретит замечательного друга, Кармапу, который распознает в ней истинную красоту и полюбит ее великую душу.

Энджел ди Бенедетто

Наши рекомендации