Отец — связующее звено поколений.

Именно ему культурой отведена роль воспитателя родового сознания — важнейшего составляющего аспекта защищенности.

Родовое сознание — буквально это осознание принадлежности к своему роду, знание его особенностей и информация обо всех членах рода — позволяет человеку не только осознать свое место в мире, но и является необходимым стартовым условием для формирования здоровой идентичности, целостности и личностной силы человека.

Имея здоровое родовое сознание, дети через принадлежность к своему роду естественным образом ощущают свою значимость, а мальчики — осваивают ответственность за судьбу родной земли, за благополучие своего рода и нации.

И исходить это обучение должно, прежде всего, от отца.

Что же произошло с отцовской функцией в советском и постсоветском пространствах?

Убийство последнего русского царя (для русского народа царь - всегда отец) и его семьи стало последней каплей в чреде российских цареубийств (отцеубийств) и привело к катастрофическому низложению роли отца в коллективном сознании русской нации.

Дальнейшим проявлением этого кризиса явился распад семьи как таковой на духовном, психологическом и социальном уровнях.

Специалист в области истории, теории и практики психоанализа, доктор философских наук В. М. Лейбин в своей книге "Эдипов комплекс: инцест и отцеубийство" [10] пишет:

"Основанная на симбиозе соборности и самобытности российская святость породила своеобразное явление, уходящее глубокими корнями в коллективное бессознательное и представляющее собой то, что может быть названо социальным Эдипом…

…В дореволюционной России неоднократно предпринимались попытки по убиению социального отца (царя) во имя любви к родине-матери…

Эдипов комплекс приобретал социальное звучание, блокируя сознание индивидов, бессознательно отстраняющихся от внутриличностных конфликтов, сопряженных с кровнородственными отношениями…

Предательство по отношению к собственному отцу не воспринималось в качестве трагедии, не вызывало внутриличностных переживаний, поскольку ответственность за содеянное со стороны сына брал на себя социальный отец.

Вытесненный из индивидуального сознания Эдипов комплекс превращался в своего рода добродетель, следование которой отождествлялось с долгом сына перед родиной-матерью.

Социальный Эдип порождал не Эдипов комплекс в его психоаналитическом значении, а образ героя, с которого следовало брать пример и которому следовало подражать.

В постсталинской России социальные отцы сменяли один другого.

В отличие от предшествующих периодов истории, главы государства хотя и претендовали на роль социальных отцов, тем не менее, часто воспринимались россиянами в качестве шутов и придурков, ради жизни и процветания которых никто не собирался жертвовать своим биологическим отцом.

Пришло осознание того, что, обладая властью, очередной социальный отец не пользуется авторитетом у сыновей…

Сегодня социальный Эдип в России оказывает свое воздействие не столько на поведение, сколько на мышление значительной части россиян, бессознательно отвергающих возможность проявления Эдипова комплекса в их жизни".

В. Н. Дружинин так видит роль отца: "…Связь времен" — тонкая нить, связывающая поколения. Связующий — всегда мужчина… Если мужчина несет ответственность за себя и семью, ее настоящее и будущее, — семью можно считать "нормальной".

Социальная структура советского общества, по Дружинину, привела к трагедии отцовства: "…Наиболее ярким проявлением краха нормальной семьи является семья в СССР… Лишение мужчины социальных и экономических возможностей обеспечивать семью и нести за нее ответственность, а также воспитывать детей, привело к краху семьи как социального института.

Тоталитарное государство взяло на себя весь груз ответственности и заменило отца собой". Внутри же семьи ответственность легла на плечи работающей матери.

Сегодня можно наблюдать признаки восстановления статуса отцовства: растет численность обеспеченных слоев общества, где кормильцем в семье чаще всего становится мужчина, а материальный вклад женщины в бюджет семьи постепенно перестает быть обязательным. Растущая социальная ответственность мужской фигуры все более придает ей очертания отцовской, и выводит ее в иерархической структуре семьи на первый план.

В то же время в современных прозападных семьях в той или иной степени пока еще остается доминирующим тип отношений супругов "женщина-мать - мужчина-сын". Это самый незрелый вид супружеских отношений. В таких семьях происходит дозревание мужчины-мальчика, что сопровождается процессом его сепарации (отделения) теперь уже не от родительской семьи, а от жены-матери. Проявляется это отделение в изменах со стороны мужа, в протестном игнорировании мужчиной своей ответственности мужа и отца.

Мужчина выражает это в форме подростковой борьбы за "свободу", но не столько со своими родителями, сколько — с женой и даже детьми.

Реже встречаются семьи с другим инфантильным типом супружеских отношений: женщина-дочь и мужчина-отец. Функция мужчины является здесь больше гиперотцовской, чем отцовской.

Гиперотец

На первый взгляд, тип супружеских отношений "жена-дочь — муж-отец" производит впечатление крепкой семьи.

Так как кажется, что в основе таких отношений лежит фундаментальная мужская защита: мужчина-гиперотец либо сверхзаботлив и предельно внимателен, часто берет на себя многие функции жены, контролирует все уровни жизни семьи, либо — деспотичен и уверенно царствует в семье, создавая режим явной или тайной тирании.

Можно предположить, что в основе гиперотцовской ответственности лежит мужская зрелость.

Браки, основанные на системе отношений "жена-дочь - муж-отец", в течение многих лет могут выглядеть вполне надежными.

Однако мужчина-гиперотец только кажется зрелым.

С точти зрения архетипического строения личности, гиперотцовская позиция — результат слияния Я (центральной области личности) реального мужчины с его внутренней гиперматеринской защитной структурой, а также — с той областью мужского начала, которая принимает на себя наиболее сильное давление гиперматеринской защиты, то есть с областью внутреннего Кощея. Как уже упоминалось, в этой наиболее сдавленной области мужского начала образуется огромное напряжение, сходное с гиперматеринским (рис. 10).

Эта мужская область (Кощей) вытеснена глубоко в бессознательное и обладает той же защитной стратегией захвата и удерживания развивающихся мужских и женских аспектов личности, что и гипермать.

Подобно сказочному Кощею, гиперотец пленяет женское и держит его взаперти, в изоляции, в тайне — как некое сокровище.

Истинным же, растущим мужским силам личности внутренний гиперотец противостоит так же, как и сказочный Кощей противостоит Ивану-царевичу, стремясь победить и уничтожить его в ходе соперничества за Василису (см. раздел "Для чего нужны битвы?" — "Битва с Кощеем").

Рис. 10. Гиперотцовский феномен с точки зрения