Общество и ребёнок до рождения.

Альберт Эйнштейн, сидевший за столом в Швейцарском Патентном Бюро и раздумывавший о загадках относительности, возможно, занимался чистейшей наукой, но его теория возникла не в вакууме. Она возникла в условиях строго структурированного общества, и как большинство научных открытий, оказалась важной для развития социальной, этической, моральной и правовой сторон жизни этого общества. То же самое можно сказать об открытиях всех великих учёных: они изменяют жизнь общества, в котором они возникают, самым фундаментальным образом. Я уверен, что открытия тех людей, о которых вы прочитали в этой книге, будут иметь такие же последствия.

Наш взгляд на способ и время зарождения жизни, на ребёнка в утробе матери и новорожденного благодаря им изменится, в результате чего перед всеми нами: врачами, юристами, законодателями и родителями встанут новые правовые и моральные вопросы, требующие разрешения. Аборт – одна из проблем, которая требует нового подхода в свете того, что мы узнали в последнее время о жизни человека до рождения. Жизнь в пробирке – ещё одна из таких проблем. Правомерно ли добиваться возможности “выращивания” человеческого плода в пробирке, зная о существовании его эмоциональных потребностей? В этой главе я хотел бы рассмотреть, как концепции пренатальной и перинатальной психологии повлияют в будущем на наши социальные учреждения и на наше отношение к некоторым из заявленных мною проблем.

Аборт

Строго говоря, ни один из аспектов проблемы аборта не связан напрямую с последними открытиями в области эмбриологии и пренатальной психологии. Споры идут в основном о допустимости аборта на первых месяцах беременности, в то время как наши новые открытия связаны в основном со временем начиная с шестого месяца со дня зачатия. Но мы не можем оставить эту проблему вне поля нашего зрения, хотя бы потому, что мы всё больше узнаём о более ранних периодах жизни человека в материнской утробе, постоянно приближаясь в наших знаниях к началу этой жизни.

Десять или двадцать лет тому назад утверждение о том, что ребёнок на шестом месяце внутриутробного развития обладает сознанием, было бы встречено смехом. Сейчас это общепризнанный факт. Лет через десять, по мере того, как будут увеличиваться наши технические возможности, мы, вероятно, обнаружим, что граница возникновения сознания находится на уровне третьего, а то и второго месяца внутриутробной жизни. Доктор Роберт Рагг и доктор Лэндрэм Шеттл в своей книге “От зачатия к рождению”, одной из лучших современных книг по эмбриологии, пишут, что “к концу третьего месяца у плода уже сформированы все основные системы, и он является фактически функционирующим организмом”, что означает, что к концу третьего месяца ребёнок полностью сформировался; его руки, ноги, глаза, уши, сердце и кровеносные сосуды, в миниатюре, имеют ту форму, которую они сохранят в течение всей жизни. Более того, первые различимые признаки деятельности мозга появляются именно в этот период.

Волны мозга, которые обычно начинают регистрироваться приборами на восьмой или девятой неделе (хотя были случаи их регистрации и на пятой неделе), очень быстро приобретают, выражаясь словами исследователя, “отчётливый индивидуальный характер”. То же самое происходит и с характером движений плода, которые возникают примерно в это же время. Первые перемещения (обычно это бывает небольшое изменение в положении плода) видны уже на восьмой неделе, но активные движения возникают на десятой-одиннадцатой. Начиная с этого момента, ребёнок начинает овладевать набором сложных движений, всё более индивидуализированных по характеру, причём делает это довольно быстро. На плёнке зафиксировано, что дети in utero чешут нос, сосут большие пальцы на руках, поднимают голову и вытягивают руки. Поскольку на десятой-одиннадцатой неделе развития ребёнок не просто двигается, а двигается целенаправленно, возможно, те волны мозга, которые регистрируют наши приборы, на втором и третьем месяце от зачатия, свидетельствуют об умственной деятельности ребёнка.

Если бы ребёнок находился в это время по ту сторону жизни, именно таким было бы объяснение его электроэнцефалограммы. Как пишет доктор Бернард Натансон в своей замечательной книге “Америка, делающая аборты”, ребёнок в это время отвечает всем требованиям, определённым Гарвардской медицинской школой. Называемые просто “гарвардскими критериями”, эти требования были разработаны в конце 1960-х годов и имели целью помочь врачам определить границу между жизнью и смертью в свете новых достижений медицинской технологии. Четырьмя признаками смерти являются следующие: отсутствие реакции на внешнее раздражение; отсутствие глубоких рефлексов; отсутствие непроизвольных движений и попыток дыхательных движений; отсутствие мозговой деятельности. Эти физиологические признаки – лучшее, что мы способны определить как критерии границы между жизнью и смертью, поскольку эго, дух, сознание, душа – все эти явления не измеряются доступными нам приборами. Тот факт, что по всем гарвардским критериям плод является живым человеком, заставляет нас серьёзным образом пересмотреть наше отношение к аборту.

Я не выступаю против абортов и считаю, что снятие запретов на аборты в начале 1970-х было, безусловно, мудрым шагом. Я считаю, что каждая женщина сама должна решать, рожать или не рожать ребёнка. Её тело и её сознание принадлежит только ей, и последнее слово в вопросе о том, каким образом они будут использованы, остаётся за ней. Более того, вынуждать женщину, не собирающуюся рожать ребёнка, вынашивать его и рожать – преступно, поскольку это, как показывает практика, заканчивается травмой как для неё самой, так и для ребёнка. Легализация также вывела аборты из подполья и отдала их в руки медиков-профессионалов, где им и следует быть.

Тем не менее, меня волнует, что доступность этой процедуры дурно повлияла на некоторые аспекты нашего отношения к жизни. Одно из последствий этого – огромное количество абортов, выполняемых с целью контрацепции. Их причиной становится скорее недостаток образования, чем неосторожность, поскольку большинство женщин, прибегающих к аборту как к средству прерывания нежелательной беременности, или очень молоды, или очень бедны, или и то и другое вместе. Многие из этих беременностей могли бы быть предотвращены, если бы сексуальное образование в школе, дома и в медицинских учреждениях было бы на более высоком уровне. Но поскольку образование часто недоступно тем, кто в нём больше всего нуждается, исследования показывают, что число абортов как средства контрацепции настолько велико, что не может не вызывать беспокойства. Доктор Марлин Хантер, опросивший более шестисот женщин, обратившихся с целью сделать аборт в одну из небольших местных больниц, называет цифру 70%. Психиатр Элоиз Джонз, опросившая пятьсот женщин, называет близкую цифру: 80% женщин, собирающихся делать аборт, не пользовались никакими средствами контрацепции.

Ещё более пугающим является использование аборта в целях выбора пола ребёнка. Благодаря последним достижениям медицинской технологии мы можем определить пол ребёнка на ранней стадии беременности. По данным, сообщённым генетиками из нескольких медицинских центров Журналу Американской Медицинской Ассоциации, некоторые пары стали использовать эту возможность с целью избавиться от ребёнка, если его пол не соответствует желанию родителей (обычно эти пары хотят, чтобы родился мальчик).

К счастью, подобные случаи пока редки. Я имею достаточный опыт работы с женщинами, решившимися на аборт, чтобы утверждать, что для большинства из них это нелёгкое решение. Оно принимается в результате мучительных раздумий и очень болезненно. Всё, что семья, друзья, врачи и общество могут сделать для облегчения их страданий, должно быть сделано. Но я также считаю, что женщины должны сознавать, что на карту ставится не существование комочка безразличных к происходящему клеток, а начало человеческой жизни. Те, кто защищает аборты, спорят с подобной точкой зрения, называя её предубеждением. Они считают её несправедливой. Но несправедливой по отношению к кому? Право на информированность – это право, которое наши пациенты завоевали уже более десяти лет назад. Не должен ли этот принцип действовать и в отношении абортов? Если врач может потратить несколько минут на то, чтобы объяснить пациенту, как он собирается удалять такой сложный орган, как аппендикс, не следует ли ему – не следует ли нам – уделить то же время своей пациентку, принимающей решение сделать аборт?

Я не говорю о том, что обоснованных причин для принятия решения о прерывании беременности не существует. К тому же ответственность за столь частое применение абортов лежит не только на женщинах. Мужчины мало интересуются последствиями и редко принимают на себя ответственность за результаты своей сексуальной деятельности. В большинстве своём мужчины считают, что именно женщина должна отвечать за предотвращение беременности и, если появляется необходимость, за аборт. Только если мужчина женат на женщине или его отношение к ней действительно серьёзно и глубоко, он обычно признаёт за собой ту роль, которую ему предстоит сыграть в принятии решения об аборте. Но этого недостаточно для решения проблемы аборта в целом.

Как противники, так и защитники аборта предлагают консультативную помощь тем женщинам, которые вынуждены решаться на аборт, но обе стороны часто заинтересованы не в том, чтобы дать приемлемый совет, а в том, чтобы склонить женщину на свою сторону. Для того, чтобы соблюсти некоторое равновесие, женщина может воспользоваться услугами и тех, и других, а затем принять своё собственное решение. Идеальный случай – это поддержка и консультация чуткого и понимающего семейного врача, гинеколога, психиатра или акушерки. Конечно, таких нелегко найти.

Решившись на аборт, женщина должна быть уверена, что эта процедура в большинстве случаев безопасна с точки зрения эмоциональных и физических осложнений. Как показывает одно из новейших американских исследований, серьёзные эмоциональные расстройства в результате аборта происходят реже, чем в одном случае на тысячу. Английское исследование даёт даже более низкую цифру: 0,3 случая синдрома, называемого послеабортным психозом, на тысячу. Это сами по себе не столь уж низкие показатели, но они значительно ниже, чем показатели частоты послеродового психоза: 1,7 случая на тысячу родов.

Дети с конвейера.

Искусственное осеменение суррогатной матери – вариант, ставший недавно доступным для бесплодных пар, где женщина стерильна. Примерно за двадцать тысяч долларов доктор Ричард Левин, возглавляющий Луизвилльскую Ассоциацию Суррогатного Родительства, организует осеменение суррогатной матери от спермы мужа (посредством переноса спермы), следит за развитием беременности до родов и подписывает документы супружеской пары после рождения ребёнка. Первый ребёнок, зачатый таким образом, родился в ноябре 1980 года. Несомненно, в ближайшем будущем таких детей будет много.

С точки зрения медицины весь этот процесс отработан: перенос спермы – процедура простая, недорогостоящая и безопасная. С точки же зрения закона возникают некоторые довольно сложные вопросы. Первый и наиболее важный – кому принадлежит ребёнок: супружеской паре или мужу и суррогатной матери. Существующие контракты требуют, чтобы ребёнок был отдан на усыновление супружеской паре. Но юристы утверждают, что ни один суд не отберёт ребёнка у его родной матери, какие бы условия ни были оговорены в контракте. Анджела Холдер, директор программы Йельского университета по юридическим делам, науке и медицине, говорит: “В США ни один суд не поддержит условия контракта, если суррогатная мать захочет оставить ребёнка себе”. Джордж Эннэс, профессор юриспруденции и медицины из Бостонского университета, утверждает, что пара, которая не захочет брать ребёнка, если он родится уродом, психически неполноценным или по каким-то другим причинам, также сможет с лёгкостью нарушить условия контракта.

Даже если бы эти юридические проблемы могли быть решены, такой ли мудрый путь – суррогатные матери? Конечно, он даёт бездетной паре ребёнка, который хотя бы наполовину биологически принадлежит им, и я понимаю, почему многие пары предпочитают этот путь просто усыновлению. По меньшей мере, надо спросить суррогатную мать о мотивах, которые ею движут. Делает ли она это, потому что ей нравится быть беременной, или из-за денег? Я думаю, что в большинстве случаев причина – деньги. Суррогатная мать, естественно, будет сопротивляться установлению эмоциональной связи со своим ребёнком. Если же этого не произойдёт, расставание с ним будет слишком тяжело для неё. Бросит ли она курить, будет ли воздерживаться от алкоголя и следить за своим питанием? Согласится ли она на естественные, возможно, более болезненные роды или легко примет анальгетики и анестетики, независимо от того, как это повлияет на ребёнка? Позволит ли она себе любить и уважать существо, живущее в ней, в данных обстоятельствах?

Без сомнения, сторонники этой практики выдвинули бы довод, что внимательное наблюдение за развитием плода при помощи ультразвука и мониторов предотвращает опасности. Возможно, это и так, но прежде чем это будет научно подтверждено, я думаю, к этому явлению надо подходить с величайшей осторожностью.

Похожие вопросы вызывает и другое достижение последнего времени, дети, “зачатые в пробирке”. Луиз Браун была первой из детей, чья жизнь началась таким образом, при помощи докторов Патрика К. Стептоу и Роберта Эдвардза и их коллег по Лондонскому университету. Хотя Луиз родилась всего несколько лет назад, прогресс в этой области был настолько быстрым, что к концу 1980-х, возможно уже тысячи детей были зачаты таким образом. С медицинской точки зрения, процедура довольно простая. Она состоит в хирургическом извлечении зрелых яйцеклеток из тела матери, и их оплодотворении спермой отца в пробирке. Когда оплодотворение произошло, производится имплантация плодного яйца в матку матери. Таким образом, ребёнок созревает в нормальной среде, в матке, что, как может показаться является идеальным разрешением проблемы бесплодия при одной из наиболее часто встречающихся причин: повреждённых или неправильной формы фаллопиевых трубах. И во многих отношениях это действительно так: женщина не только беременеет от своего мужа, но и способна сама выносить ребёнка. Ребёнок, в свою очередь, развивается в теле любящей, заботливой матери, которая, как подтверждает её жизнь до беременности, готова сделать всё возможное ради его благополучия.

При всех этих положительных сторонах данного явления есть некоторые нюансы, вызывающие у меня тревогу. Производство жизни – вмешательство в природу, и, как показывает наш опыт, нас на этом пути могут поджидать опасности, о которых мы даже не подозреваем. Часто эти опасности являются результатом не самого вмешательства, а того, каким образом оно производится и к чему это приводит. Учитывая пристрастие нашей медицины к механистическому и биологическому “клепанию”, массового применения этой методики? История применения электронных систем слежения за состоянием плода во время родов свидетельствует не в пользу характерных для нашей медицины тенденций. Эти приборы были предназначены для тех случаев, когда ребёнку во время родов грозит опасность. Применение же их в массовом порядке привело к резкому увеличению количества кесаревых сечений. Случаи использования инкубаторов, щипцов, применения стимуляции родовой деятельности без необходимости также стали более частыми. Зачатие в пробирке может пойти по тому же пути. А поскольку это явление представляет собой значительное вмешательство в природный процесс, его потенциальная опасность гораздо более велика. Мы не знаем, например, не нарушается ли генная структура плодного яйца в процессе трансплантации. До тех пор, пока опасности данного явления не будут столь же хорошо изучены, как его преимущества, эта технология не должна применяться широко.

Акушерство.

Недавно доктор Джон Б.Фрэнклин, медицинский директор Центра Материнства Бута в Филадельфии, назвал область медицины, занимающуюся заботой о здоровых беременных, “полем великого сражения” в современном акушерстве. “Относимся ли мы к этим женщинам как к больным до тех пор, пока не докажем, что они здоровы, или как к здоровым, до тех пор, пока не докажем, что они больны?” Доктор Фрэнклин говорит, что слишком часто “мы относимся к ним как к больным, пока не докажем, что они здоровы”. Как я уже писал ранее, тысячи совершенно здоровых женщин и детей подвергаются неоправданному риску в результате подобного отношения. Не каждой женщине, входящей в акушерское отделение, необходимы медикаменты, мониторное наблюдение, операция, и, как мне кажется, всё большее количество акушеров приходит к пониманию этого факта. Ведомые желанием своих пациенток и своим собственным чувством того, что было бы правильно с медицинской точки зрения, многие из них стали уменьшать использование сложных технологий в своей практике, оставляя их для тех случаев, когда их применение действительно необходимо. В крупных городах в последнее время действительно чувствуется стремление к переменам в акушерской практике. Оно проявляется в признании акушерами своего желания принимать участие в естественных родах, в изменении их отношения к естественным родам, в желании работать вместе с акушерками и вести роды в альтернативных родильных центрах и других немедицинских заведения.

Эта тенденция обнадёживает, но одного этого недостаточно. Если мы хотим коренным образом изменить к лучшему опыт беременности и родов, нам необходим совершенно новый тип пренатального обслуживания, при котором внимание сосредоточивалось бы на благородстве, гуманности и естественности беременности и родов, в результате чего психологические потребности женщины учитывались бы в такой же степени, как её физические потребности, а также сама женщина и её семья имели бы право голоса в решении любой проблемы. Конкретно же нам необходим план всестороннего обслуживания (лучше, если все службы, занимающиеся этим, были бы сосредоточены под крышей, в медицинском центре или специализированной клинике), которое имело бы своей целью всестороннюю поддержку женщины: медицинскую, физиологическую, социальную. Это должны быть следующие службы:

¨ Консультант по родам.Опытный специалист и чуткий человек, акушерка или врач, который мог бы помочь женщине определить цели, которых она хотела бы достичь во время беременности и родов. Он (или она) помогал бы женщине в достижении этих целей, направлял её на консультацию к тем специалистам и в те заведения, которые обеспечили бы то обслуживание, которое она сама считает приемлемым и необходимым.

¨ Медицинские службы. Сюда должны быть включены все обычные виды обследования, такие как регулярное физическое обследование и лабораторные исследования, а также специальные службы для женщин, относящихся к группе высокого риска, и генетическая консультация.

¨ Пренатальные классы. Во время занятий студенты получали бы знания в области сексуального поведения и рационального питания, анатомии и физиологии родов, а также обучались бы дыхательным упражнениям и упражнениям на расслабление.

¨ Психологическая консультация. Эта служба психологической поддержки обеспечивала бы психотерапию тем, у кого есть какие-либо проблемы: одинокие женщины, пары, столкнувшиеся с проблемами при адаптации к беременности; но в основе работы этой службы должно быть психологическое тестирование, которое проходили бы все беременные женщины. В эти тесты, уже с успехом используемые в Швеции, Западной Германии и многих других европейских странах с целью выявления женщин, относящихся к группе высокого эмоционального риска, включены вопросы, связанные с областями эмоциональной ранимости, такими как отношения женщины с её матерью, самовосприятие, чувства и страхи, связанные с родами, отношения с мужем и отцом, психиатрическую историю.

Ценность такой системы обслуживания беременных состоит в том, что она работает как система профилактики. Психологическое тестирование, например, должно проводиться во время первого или второго визита; если беременная набирает большое количество очков по какому-либо разделу или по нескольким разделам теста, у нас есть ещё достаточно времени для оказания помощи. Обычно вид помощи зависит от того, в какой области проявляются тенденции к эмоциональной ранимости, но почти всегда одна из основных форм работы – индивидуальные психотерапевтические сеансы. Они могут быть посвящены проблемам брака, если отношения в паре напряжены; это может быть сеанс психотерапии для группы беременных, если страхи у женщин сконцентрированы на самой беременности.

Другое, менее заметное на первый взгляд преимущество данного вида тестирования состоит в том, что они заставляют акушеров и психологов работать в более тесном контакте, что полезно не только для матерей и их детей, но и для самих специалистов.

Психиатрия.

В настоящее время акушеры и психиатры похожи на двух очень дальних родственников. Они вежливы друг к другу, но встречаются нечасто, и в основном для того, чтобы обменяться информацией по поводу общих пациентов. Однако возможность того, что у них могут быть общие интересы, возможность поделиться знаниями на жизненно важном перекрёстке общечеловеческого опыта, пока не очень-то ценится представителями обеих профессий. Акушеры до сих пор предпочитают работать в одиночку по свою сторону забора, а психиатры заглядывают в святая святых акушерства в первый раз во время студенческой практики, а второй раз – или когда у них самих рождаются дети, или когда к ним обращаются за помощью в случае послеродовой депрессии. Подобные отношения должны быть изменены, и если первый шаг на этом пути – более психологически ориентированное акушерство, то вторым должно быть появление более вовлечённой в акушерство психиатрии.

Пролистайте любой взятый наугад журнал по психиатрии – и вы найдёте там статьи, посвящённые новым транквилизаторам, антидепрессантам, лечению электрическими разрядами, поведенческой терапии для страдающих шизофренией. Но редко в каком из них вы встретите статью, посвящённую стрессам и беспокойным состояниям во время беременности, и ни в одном из них – о психике ребёнка до рождения. В то же время активное привлечение внимания психиатров к эмоциональным проблемам, связанным с беременностью и родами – акушерскими вопросами, было бы исключительно полезно для тысяч женщин и их детей. Предметом особого внимания и специальных исследований должны стать беременные, относящиеся к группе высокого риска. Мы уже выделили три подгруппы внутри этой группы: женщины, особенно обеспокоенные своим внешним видом, женщины, имеющие плохие отношения со своими матерями и женщины, имеющие проблемы в отношениях с мужьями. Возможны и другие причины для отнесения женщин к этому разряду. Это может быть беременная женщина, работа которой является основным источником дохода семьи, или женщина, которая переезжает на новое место жительства во время беременности. Опыт показывает, что отношение женщины к родам предопределяет, какими они будут, но нам необходимо как можно больше знать об этом отношении, чтобы выявить его как можно раньше и иметь возможность повлиять на него. Психиатры могли бы помочь программой краткосрочной, направленной на решение определённой проблемы терапии во время беременности. Каждая женщина, наблюдающая изменения своего тела, обеспокоенная тем, как это повлияет на чувства её мужа, страдающая кошмарами, в которых ей видится, что ребёнок родился уродливый или с отставанием в развитии, обеспокоенная тем, что она, возможно будет недостаточно хорошей матерью, переживает стресс, обусловленный беременностью. Беспокойства такого рода встречаются очень часто и могут быть совсем неопасными, но для некоторых беременных они могут быть опасными и выбить их из колеи. Это не значит, что такие женщины слабее других, и они не должны думать о себе так. Как показывает мой профессиональный опыт, наиболее распространённая проблема для таких беременных – отсутствие поддержки со стороны мужа, друзей и родных, с которыми они могли бы поделиться своими страхами. Невысказанные страхи со временем растут. Часто возможность высказаться – всё, что необходимо в таком случае. Обеспокоенность такого рода может быть снята в результате нескольких бесед с чутким профессиональным консультантом. Дополнительные психологические нагрузки, связанные с беременностью, могут выбить из колеи и мужчин. Многим из них тоже было бы полезно несколько раз посетить психотерапевта.

Часто бывает так: просвещённый врач-акушер замечает, что его пациентка обеспокоена чем-то, и обращается за помощью к психиатру, или психиатр находит, что женщина, бывшая его постоянной пациенткой, плохо адаптируется к состоянию беременности, и начинает искать информацию по этой теме. Система же, которую предлагаю я, гораздо более радикальна: её структура подразумевает столь же тесную связь в работе акушеров и психиатров во всех вопросах, касающихся беременности, как существующая уже связь в системе взаимодействия акушеров и педиатров.

Эта идея, как и другие мои предложения, о которых я писал в этой книге, не столь трудны для воплощения на практике. Но если мы хотим, чтобы психиатрия стала более эффективной и отвечающей нуждам родителей и детей, в лечении эмоциональных расстройств тех и других должны быть использованы открытия, сделанные в таких науках, как психология и эмбриология, результатом чего стали бы фундаментальные и, возможно, болезненные для многих специалистов изменения в психиатрии.

Меня обрадовали результаты опроса, проведённого мною среди моих коллег в Психиатрической Ассоциации Онтарио, который показал их удивительную и внушающую надежды готовность принять многие из идей, изложенных в этой книге. Связано ли это с их личным опытом работы со спонтанными воспоминаниями пренатального существования и опыта рождения или с осознанием результатов новейших исследований, я не знаю, но более половины опрошенных считают, что опыт рождения влияет на формирование личности; три четверти опрошенных уверены в том, что механизм памяти существует у ребёнка до достижения им двухлетнего возраста, значительное число из них – что память наличествует у ребёнка до рождения. Последний факт свидетельствует о том, что информация об открытиях пренатальной психологии доходит до моих коллег. Может показаться, что эти данные опроса несовместимы с признаниями тех же респондентов о том, что они пока не применяют свои новые знания в практической работе с пациентами. Частично это связано с трудностями в изменении укоренившихся привычек, частично – с техническими проблемами, поскольку любое открытие должно быть каким-то образом обработано и приспособлено к реалиям лечебного процесса.

Открытия пренатальной психологии только начинают использоваться на практике, но некоторые новые методы, предложенные этой наукой, уже дают многообещающие результаты. Одно из мест, в которых они широко применяются - очаровательная деревня на берегу моря, Канье-сюр-Мер, расположенная в нескольких милях от Ниццы на французской Ривьере. Сюда, в необычную больницу, созданную отоларингологом Альфредом Томатисом, привозят на лечение детей с различными нарушениями из всех уголков Европы.

Отоларингология – необычная специальность для человека, интересующегося опытом рождения. Но доктор Томатис заинтересовался проблемой рождения в результате своей работы над исправлением дефектов речи и слуха у детей. Наблюдая за поведением своих пациентов, доктор Томатис пришёл к двум важным выводам: во-первых, центры, отвечающие за эмоциональное состояние человека и за слуховое восприятие, расположены в одной и той же области мозга; во-вторых, из-за такого расположения нарушения слуха часто являются лишь отражением тех эмоциональных напряжений, которые ребёнок пережил во время внутриутробного развития и травматических родов. Чтобы лечить первые, необходимо начинать с лечения вторых. Это и привело к созданию доктором Томатисом больницы в Париже, а также в других городах Западной Европы и Канады. В больницы принимаются пациенты в возрасте от одного месяца до 12 лет (доктор Томатис принимает на лечение также и взрослых в своём центре в Париже), страдающие от самых разных эмоциональных проблем; но почти все они имеют одну общую беду, будучи жертвами травматических беременностей и родов.

Во время своего посещения Канье-сюр-Мер в 1980 году я был потрясён тем, как скрупулёзно врачи этой больницы восстанавливают опыт жизни ребёнка в утробе матери и его рождения. Центром программы являются сеансы восстановления воспоминаний о процессе рождения, проводимые в специальной комнате в форме яйца. Всё в её обстановке направлено на то, чтобы воспроизвести тёплую, комфортную атмосферу, в которой ребёнок пребывает в теле матери. Перед тем, как ребёнок входит в эту комнату, ему делают массаж с кокосовым маслом, а в самой комнате он сидит в ванне, вода в которой подогрета до температуры амниотической жидкости. Комната освещается ультрафиолетовым светом, который воспроизводит тот свет, который ребёнок видит in utero, когда его мать лежит на солнце (свет может меняться в зависимости от состояния ребёнка: если он перевозбуждён, используется голубой цвет, – если апатичен, – красный).

Звуковое воздействие – ещё один важный элемент этих сеансов. Запись голоса матери, которую ребёнок слушает во время каждого сеанса, обработана таким образом, что её голос звучит так, как его слышит ребёнок, находясь в матке. Но по мере продвижения лечения искажения голоса становятся всё менее заметными, и в конце концов ребёнок слышит её обычный голос. Сразу же после сеанса ребёнок идёт в игровую комнату, выходящую окнами в красивейший парк, где его поощряют к игре, рисованию или лепке. Эта часть лечения имеет целью помочь пациенту высвободить и выразить действием старую травму.

Директор этой больницы, детский психолог Анн Мари Сурей сказала мне, что 70% пациентов выходят из больницы здоровыми, с исправленными недостатками. Чтобы проиллюстрировать свой рассказ, она рассказала мне о полуторагодовалом ребёнке по имени Клод, которого привезли сюда с мышечным спазмом, в результате которого его голова была буквально приклеена к левому плечу, а движения левой руки были настолько ограниченными, что он едва мог ползать. Он также всячески избегал прикосновений матери, что приводило её в такое же отчаяние, как и физический недостаток ребёнка. Когда врачи стали изучать историю ребёнка, выяснилось, что на восьмом месяце беременности его мать подверглась амниоскопии, и во время процедуры игла уколола Клода в шею с левой стороны. Этим объяснялся тот факт, что ребёнок всячески пытался защитить эту часть своего тела от прикосновений, а также испытывал сильнейшее недоверие к матери. Этот ребёнок полностью выздоровел после шести месяцев пребывания в больнице. Лечебный курс доктора Томатиса – единственный известный мне пример лечебной практики, который может помочь детям, страдающим в результате имеющихся у них психологических проблем, посредством невербальных методов. Я считаю, что его метод – уникальный пример прогресса в терапевтических подходах на сегодняшний день. Ванны для взрослых, которые стали популярны в некоторых частях Соединённых Штатов в последнее время, несколько напоминают ванны, используемые доктором Томатисом для проведения сеансов второго рождения. В них также создаются условия, имитирующие условия внутри матки, в воду добавляется Эпсомская соль[§§§§] и клиент остаётся в одиночестве; час этой процедуры стоим 15 долларов и выше. Я не сомневаюсь, что это приятный способ расслабления. Несмотря на это, сходство этих ванн с описанной мною ранее медицинской методикой чисто случайное.

Педиатрия.

В педиатрии, как и в акушерстве, за последние десятилетия произошёл огромный технологический скачок. Технология теперь позволяет спасать огромное количество недоношенных и больных детей, которые ещё несколько лет назад умерли бы. В то же время, в связи с технологическим прогрессом возникла проблема, которая во многом напоминает проблемы, с которыми столкнулось акушерство. Создание неонатальных отделений интенсивной терапии (НОИТ) привело к возникновению особых опасностей, грозящих спасённому от смерти ребёнку. Исследования показывают, что ребёнок в изоляции растёт гораздо медленнее, но эта проблема бледнеет по сравнению с опасностью охлаждения чувств, которое иногда возникает у родителей и детей в результате насильственной изоляции. Как я писал ранее, нарушение механизма формирования привязанности может повлиять на отношение матери к своему ребёнку, а изоляция новорожденных детей в НОИТ – пример массового нарушения этого механизма. Не удивительно, что, по данным, поступившим из России, процент детей, от которых отказываются матери, гораздо выше для недоношенных, чем для детей, родившихся в срок. То же верно и для случаев насилия над детьми.

Поскольку нет сомнения в том, что эти проблемы – следствие изоляции ребёнка от матери в НОИТ, становится ясно, что решением их может быть возможность для родителей посещать своих детей, находящихся в таких отделениях. Все доступные нам данные говорят о том, что дети и матери в этом случае чувствовали бы себя лучше. Я уже упоминал в этой книге об исследовании, которое показало, что недоношенные дети, которые регулярно общались со своими матерями и получали сенсорную стимуляцию посредством поглаживания, впоследствии имели гораздо более высокие показатели при тестировании интеллектуального уровня, чем дети, которые этого были лишены. Кроме того, не существует оправдания для изоляции недоношенных и с медицинской точки зрения. Когда НОИТ Стэнфордского университета было открыто для посещения родителями, педиатры ожидали повышения уровня заболеваемости в результате инфекции. Но их ожидания так и не оправдались. На деле оказалось, что самыми усердными и старательными блюстителями чистоты, которые когда-либо переступали порог этого отделения были мамы новорожденных, что легко объяснимо, поскольку их собственные дети подвергались риску заболеть. Этот факт был зарегистрирован учёными, занимавшимися исследованием последствий политики свободного посещения.

Слишком многие медики-профессионалы, возглавляющие подобные отделения, до сих пор ставят на первое место административную строгость, а не эмоциональное здоровье своих пациентов. Как показывают исследования последнего времени, только треть неонатальных отделений в США на сегодняшний день допускают посещение детей родителями. К сожалению, ребёнок одной молодой мамы, а которой я узнал не так давно, не попал в дружественно настроенное к родителям неонатальное отделение. Он родился более чем на два месяца раньше срока и был немедленно доставлен в НОИТ, где и пребывал в изоляции в течение нескольких недель. Почти всё время, пока он находился между жизнью и смертью, его мать просидела в бездействии в холле больницы. Когда ребёнка разрешили забрать домой, матери потребовалась не одна неделя, чтобы научиться относиться к нему как к нормальному ребёнку. В таких трагедиях нет никакой необходимости. Родителей можно, и они должны настаивать на этом, привлекать к уходу за недоношенными детьми, даже если они находятся в специализированных отделениях. У меня вызывает надежду тенденция, появившаяся у педиатров, неонатологов и других специалистов, вовлечённых в уход за недоношенными детьми, приветствовать большее участие матерей в этом процессе, даже если их дети находятся в инкубаторах.

Как бы ни складывались обстоятельства, беременная женщина всегда должна иметь в виду, что ей может потребоваться кесарево сечение или что ребёнок может род