Г. Влияние дедушки и бабушки

Самое сложное в сценарном анализе в клинической практике — проследить влияние дедушки и бабушки. Это показано на рисунке 17, который является более детальной версией рисунка 7. Здесь можно видеть, что РРе в матери разделен на две части: ОРРе и МРРЕ. ОРРе представляет влияние ее отца, когда она была совсем маленькой (отцовский Родитель в ее Ребенке), а МРРе представляет влияние ее матери (материнский Родитель в ее Ребенке). На первый взгляд, такое разделение может показаться слишком сложным и непрактичным, но для человека, привыкшего к рассуждениям в терминах состояния Я, это не так. Например, пациенту не требуется много времени, чтобы научиться различать в самом себе ОРРе и МРРе. "Когда я была маленькой, отцу нравилось заставлять меня плакать, а мама любила наряжать меня так, чтобы подчеркивать сексуальность", — говорила красивая плачущая проститутка. "Папа хотел, чтобы я была умной, а мама любила нарядно одевать меня", — сказала умная, хорошо одетая женщина-психолог. "Папа говорил, что девочки ни на что не годятся, а мама одевала меня как мальчика", — говорила испуганная девушка-битник в своем мальчишеском наряде. Каждая из этих женщин очень хорошо понимала, когда ее поведение в раннем возрасте определяло влияние отца (ОРРе), а когда — матери (МРРе). Когда они плакали, проявляли ум или пугались, они делали это для отца, а когда выглядели сексуально, хорошо одевались или вели себя по-мальчишески — поступали так в соответствии с материнскими инструкциями.

Передача от дедушки и бабушки

Рис. 17

Вспомним, что родительские ограничения приходят от родителей противоположного пола. В таком случае ОРРе в матери — это ее «электрод», а МРРе в отце — его «электрод» (см. рисунок 10). Таким образом, сценарные указания матери приходят к мальчику от ее отца, и поэтому можно заключить, что "сценарное программирование мальчика исходит от его дедушки с материнской стороны". Отцовский приказ приходит к девочке от матери отца, то есть программирование сценария девочки осуществляется ее бабушкой с отцовской стороны. То есть электрод — это мать (дед) в голове мальчика, а в случае девочки — отец (бабушка) в ее голове. Вернемся к описанным выше случаям. Бабушка проститутки несколько раз была замужем и разводилась с мужьями; бабушка женщины-психолога была известной писательницей, а бабушка девушки-битника всю жизнь боролась за права женщин.

Теперь становится ясно, почему на семейном параде, изображенном на рисунке 15, поколения чередуются по полу: бабушка, отец, пациентка, сын, внучка. С другой стороны, рисунок 16 показывает, как можно приспособить такую диаграмму, чтобы проследить поколения по мужской или женской линиям. Эта универсальность и делает диаграмму сценарной матрицы ценным инструментом. Диаграмма обладает свойствами, о которых не подозревал даже ее изобретатель. Это сравнительно простой метод, который позволяет понять такие сложные проблемы, как семейная история, передача культуры и психологическое влияние дедушки и бабушки.

Д. Сверхсценарий

Для передачи сценария необходимо соблюдение двух условий. Ребенок должен быть способен к восприятию, готов к нему и должен хотеть его принять. Его родители должны хотеть передать сценарий.

Ребенок способен, потому что его нервная система создана для того, чтобы быть запрограммированной, получать чувственные и социальные стимулы и организовать их в модель, которая и будет определять его поведение. По мере того как взрослеют его тело и мозг, он становится готов к принятию все более и более сложных типов программирования. Он хочет принимать их, потому что нуждается в способе структурировать свое время и организовать деятельность. В сущности, он не только хочет, но и горячо стремится к этому, потому что человек — не просто пассивный компьютер. Подобно большинству животных, он стремится к «закрытию», к завершению начатого; а кроме того, у него есть великое человеческое свойство — стремление к цели.

Начиная со случайных попыток, человек в конце концов приходит к тому, что точно знает, что сказать после того, как сказал «Здравствуйте». Вначале его реакции самоцельны, он получает удовольствие от деятельности и ее успешного завершения: например, благополучно набрать еду в ложку и донести до рта, самостоятельно пройти по комнате. Вначале цель — просто идти, затем — идти к чему-то. Начиная идти к людям, ребенок должен уже знать, что делать, когда он до них доберется. Вначале ему улыбаются, его обнимают, и он в ответ должен только обнимать. От него ничего не ждут, кроме того, что он подойдет самостоятельно. Позже от него начинают еще чего-то ожидать, и он учится говорить «Здравствуйте». Немного погодя и этого становится недостаточно, от него ждут большего. И он учится вырабатывать различные стимулы, чтобы получать в ответ нужные реакции. Он вечно благодарен (хотите верьте, хотите нет) своим родителям за то, что они дают ему модель: как обращаться к людям таким образом, чтобы получить ожидаемый ответ. Это структурный голод, стремление к образцу, к модели, а в конечном счете — сценарный голод. Таким образом, сценарий воспринимается потому, что человек испытывает сценарный голод.

Родители, в свою очередь, способны, готовы и стремятся, потому что это встроено в них веками эволюции: желание заботиться о своих отпрысках, защищать и учить их, стремление, которое способны подавить только очень мощные внешние и внутренние силы. Но помимо этого, если они сами получили необходимый сценарий, родители не только хотят, но и стремятся растить детей и получают от этого большую радость.

Однако некоторые родители в этом отношении перегибают палку. Воспитание детей для них не радость и не обуза, а непреодолимое стремление. В особенности необходимо им передать предписания, образцы и советы в объеме, который намного превосходит потребности ребенка в родительском программировании. Это принуждение представляется сложным явлением, которое можно грубо разделить на три аспекта. 1. Стремление к бессмертию. 2. Требования собственных родительских сценариев, которые могут быть очень разными: от "Не допускай никаких ошибок" до "Погуби своих детей". 3. Желание родителей избавиться от контроля собственного сценария, передав его другому и тем самым освободившись. Конечно, получается это очень редко, и потому попытки предпринимаются снова и снова.

Эти постоянные нападки на детскую психику хорошо известны детским психиатрам и семейным врачам, которые называют их по-разному. С точки зрения сценарного аналитика это — форма избыточного программирования, а предписания, полученные ребенком и далеко превосходящие его сценарный голод, можно назвать эписценарием, или сверхсценарием. Обычная реакция ребенка — отказ от таких наставлений, но он может последовать родительской политике и попытаться передать эти наставления кому-нибудь еще. По этой причине Фанита Инглиш назвала сверхсценарий "горячей картофелиной", а постоянные попытки передать его из рук в руки она называет "игрой в горячую картофелину".

Как указывает в своей оригинальной статье на эту тему Ф.Инглиш, в эту игру играют все, в том числе и терапевты. В качестве примера она рассказывает о Джо, студенте-психологе, который в качестве сценарной развязки получил от матери предписание: "Попади в сумасшедший дом". Поэтому у него сложилась привычка выбирать для своих неумелых психологических экспериментов кандидатов в психиатрическую лечебницу и пытаться им помочь по-своему. К счастью, его преподаватель заметил сценарную улыбку Джо, когда пациент находился на грани нервного срыва, и прекратил всю процедуру. Он убедил Джо отказаться от изучения психологии, попытаться сделать карьеру в бизнесе и самому полечиться. Сценарная развязка Джо — это сверхсценарий, или "горячая картофелина" его матери, которая всю жизнь провела, стараясь "не попасть в сумасшедший дом", как она неоднократно говорила. Предписание попасть в сумасшедший дом она сама получила от одного из своих родителей и пыталась избавиться от него, передав Джо, который, в свою очередь, пытался передать его пациентам.

Таким образом, родители передают сценарий как часть своих нормальных родительских обязанностей, кормя ребенка, защищая его и показывая, насколько могут, как строить свою жизнь. Избыточное программирование может возникнуть по разным причинам. Наиболее патологичной является попытка избавиться от сверхсценария, передав его своим детям. Сверхсценарий, особенно трагичный, или «хамартический», становится "горячей картофелиной", который никто не хочет держать в руках. Как отмечает Инглиш, это Профессор, Взрослый в Ребенке, говорит: "Кому это нужно?" и решает, что нужно от него избавиться, как от проклятия в сказке — передав кому-то другому.