Эффект ожиданий экспериментатора

САМОСБЫВАЮЩИЕСЯ ПРОРОЧЕСТВА

Нередко события происходят именно так, как ожида­лось или предсказывалось, но не благодаря предвидению будущего, а лишь потому, что само поведение людей заставляет эти предсказания сбываться. К примеру, если кто-то из преподавателей предсказывает, что один из его студентов неудачно закончит год, это может зас­тавить студента вести себя так, что неудача станет впол­не вероятной, и в итоге предсказание преподавателя сбудется. Такого рода явления хорошо известны в эко­номике, политике, религии. Немалую роль отводит им и практическая психология. Различные способы ис­пользовать это явление на практике описываются в кни­гах по аутотренингу, обучающих избегать негативных контактов и использовать позитивные, чтобы добиться заметных успехов в политике, бизнесе и личной жизни. Точно так же доверие и оптимизм играют важную роль в медицине и целительстве, в спорте, боевых искусствах и других видах деятельности.

Хорошо известно, что позитивные и негативные ожи­дания часто оказывают влияние на реальный ход собы­тий. Самосбывающиеся пророчества — явление обще­известное. Но какое отношение они имеют к науке? Дело в том, что многие ученые проводят эксперименты, уже по ходу их уверенно предполагая, какие именно результаты они получат в итоге, и что в эксперименте возможно, а что полностью исключается. Могут ли та­кие ожидания влиять на результаты исследования? Да, могут.

Во-первых, ожидания воздействуют на тот круг воп­росов, которые ставятся перед началом экспериментов. А эти вопросы, в свою очередь, предопределяют отве­ты, которые будут получены в результате исследова­ний. Такая тенденция четко прослеживается в кванто­вой физике, где сама схема эксперимента определяет тип окончательного результата — к примеру, будет ли ответ получен в волновой или корпускулярной форме. Тот же принцип прослеживается и во всех других обла­стях науки. «Схема эксперимента похожа на трафарет. Она определяет, насколько конечный результат будет соответствовать истине и какую картину предполагает­ся получить в итоге»[274].

Во-вторых, ожидания экспериментатора оказывают воздействие на то, что он наблюдает: он видит то, что соответствует его ожиданиям, и не замечает того, что им противоречит. Подобная тенденция может порож­дать подсознательные пристрастия в процессе исследо­вания, а также при записи и анализе данных, когда нежелательные результаты отбрасываются на том осно­вании, что они якобы ошибочны, а публикуются толь­ко тщательно отобранные данные. Об этом явлении уже рассказывалось в начале третьей части.

В-третьих, присутствует еще один необъяснимый момент. Ожидания экспериментатора могут каким-то образом воздействовать на то, каким образом будет проходить сам эксперимент. Эту сторону проблемы я и собираюсь рассмотреть в данной главе.

ВОЗДЕЙСТВИЕ СО СТОРОНЫ ЭКСПЕРИМЕНТАТОРА

Многим поколениям студентов, изучавших социальную психологию, хорошо известны факты, связанные с широ­комасштабным исследованием, с 1927 по 1929 гг. прово­дившимся на заводе «Вестерн электрик» в Чикаго. Было открыто явление, которое сейчас называется «хоторнский эффект»[275]. Цель исследования заключалась в том, чтобы выяснить воздействие различных нововведений, касавших­ся перерывов в работе, на производственные показатели. Производительность труда действительно увеличилась примерно на 30%, однако, к удивлению исследователей, это не было следствием каких-то условий эксперимента. Выяснилось, что внимание, которое уделили рабочим в ходе исследования, повлияло на них гораздо больше, чем изменение конкретных условий труда.

Хоторнский эффект может играть определенную роль во многих областях науки — прежде всего в пси­хологии, медицине, а также в области изучения поведе­ния животных. Исследователи оказывают воздействие на испытуемых самим фактом своих исследований, просто привлекая к себе их внимание. Более того, они мо­гут оказывать не только общее влияние, привлекая к себе внимание и вызывая заинтересованность, но также и специфическое воздействие на то, как испытуемые будут вести себя в ходе эксперимента. Как правило, от­мечается, что испытуемые ведут себя в соответствии с ожиданиями экспериментаторов.

Явление, при котором в результате эксперимента по­являются именно ожидаемые исследователем данные, получило название «эффекта экспериментатора», или, точнее, «эффекта ожиданий экспериментатора». Боль­шинство исследователей в области поведенческих наук и медицины хорошо с ним знакомы и стараются огра­дить от него свои эксперименты, используя методы так называемого слепого контроля. При методе обычного слепого контроля испытуемые не знают, какое именно воздействие будет на них оказано в ходе эксперимента. При методе двойного слепого контроля сам эксперимен­татор также остается в неведении относительно воз­можного воздействия на испытуемого. В последнем слу­чае все исследования кодируются третьим участником эксперимента, а сам экспериментатор не получает дос­тупа к коду до тех пор, пока не будет закончен весь процесс сбора данных.

При исследованиях человека и животных эффект экс­периментатора играет весьма существенную роль. Но до сих пор неизвестно, насколько широко он проявляется в Других областях науки. Считается, что эффект экспери­ментатора уже достаточно хорошо известен, но его учи­тывают только при исследованиях поведения животных, в психологии и в медицине. В других областях науки он в подавляющем большинстве случаев полностью игнориру­ется, что легко увидеть, посетив научную библиотеку и познакомившись со специальной литературой по различным дисциплинам. Оказывается, что при проведении ис­следований в биологии, химии, физике и технике метод двойного слепого контроля используется крайне редко. Специалисты в этих областях, как правило, даже не пред­полагают, что экспериментатор может оказывать воздействие на ту систему, которую исследует.

И это наводит на тревожные размышления. Не явля­ются ли результаты экспериментов в большинстве об­ластей всего лишь отражением влияния эксперимента­тора — если не его непосредственных действий, то нео­сознанных психокинетических или каких-то других паранормальных воздействий? Ведь этот эффект может вызываться не только ожиданиями отдельных исследо­вателей. Он может выражать ожидания целой группы ученых. Различные системы научного мировоззрения, всевозможные модели реальности, одобряемые профессионалами, могут оказывать на общую картину ожида­ний огромное влияние, а потому способны повлиять и на конечные результаты многих экспериментов.

Иногда в шутку говорят, что физики-ядерщики не столько открывают элементарные частицы, сколько придумывают их. Начать с того, что существование большинства открытых элементарных частиц было сна­чала теоретически предсказано. Если достаточно представительная группа ученых заявляет о том, что какие-то частицы можно обнаружить экспериментально, то для поиска их строят всевозможные ускорители и коллайдеры, тратя на это огромные средства. Потом, разу­меется, искомые частицы регистрируются по их следам в пузырьковой камере или на фотографических плен­ках. Чем чаще они обнаруживаются, тем легче будет на­ходить их снова и снова. Укореняется мнение, что эти частицы существуют. Отдача от вложения сотен милли­онов долларов оправдывает еще большие материальные затраты, заставляет бомбардировать более тяжелые атомы и находить еще больше предсказанных в теории элементарных частиц. Создается впечатление, что пре­делы таким исследованиям устанавливает не сама при­рода, а конгресс США, который до сих пор соглашает­ся тратить миллиарды долларов на поиски гипотетиче­ских элементарных частиц.

Число исследований, посвященных воздействию эф­фекта экспериментатора в различных областях физики, ничтожно мало; однако проводилось много серьезных обсуждений, где рассматривалась роль наблюдателя в квантовой теории. На языке философии такого наблюда­теля можно определить как беспристрастный разум не­коего идеального «объективного ученого». Если к актив­ному влиянию разума экспериментатора отнестись серь­езно, открывается множество новых возможностей — даже возможность того, что разум наблюдателя облада­ет психокинетическими способностями. Вполне возмож­но, что некое «превосходство разума над материей» дей­ствительно проявляется в сфере микромира, который яв­ляется предметом исследований квантовой физики. Возможно, что разум может повлиять на реализацию событий, которые по своей природе являются не жест­ко предопределенными, а лишь «вероятными». Эта идея лежит в основе многочисленных дискуссий среди пара­психологов[276] и является одним из вариантов, объясняю­щих взаимодействие между физиологическими и мыслительными процессами в головном мозгу[277].

В науке о поведении животных получены веские экспериментальные доказательства влияния экспери­ментатора на поведение изучаемых животных. О них я расскажу немного позднее. Но в большинстве других областей биологии возможность проявления этого эф­фекта, как правило, игнорируется. К примеру, эмбрио­лог может хорошо осознавать необходимость иск­лючить пристрастное наблюдение и использовать для обработки эмпирических данных соответствующие ста­тистические методы. Но едва ли он серьезно восприни­мает идею о том, что его ожидания могут каким-то та­инственным образом повлиять на развитие самих эмб­риональных тканей.

В психологии и медицине эффект экспериментато­ра обычно объясняется влиянием «трудноуловимых неосознанных сигналов». Насколько эти сигналы трудноуловимы — это уже другой вопрос. Обычно подразумеваются сигналы, которые могут восприни­маться только известными органами чувств, действие которых, в свою очередь, основано на привычных и понятных физических принципах. Возможность су­ществования паранормальных воздействий — к при­меру, телепатии или психокинеза — в добропорядоч­ной научной среде вообще не принято обсуждать. Тем не менее я убежден, что лучше рассмотреть эту воз­можность, чем заранее сбрасывать ее со счетов. По­этому я предлагаю провести исследование эффекта экспериментатора, в рамках которого рассмотреть и возможность воздействия, основанного на «превос­ходстве разума над материей». Однако прежде всего следует ознакомиться с уже проведенными исследо­ваниями.

ВОЗДЕЙСТВИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАТОРА НА ПОВЕДЕНИЕ ЛЮДЕЙ

Обычно люди ведут себя так, как ожидают окружаю­щие. Если мы предполагаем, что люди будут с нами при­ветливы, они будут вести себя именно так, — и напро­тив, если мы ожидаем каких-то враждебных действий и ведем себя соответствующим образом, мы нередко стал­киваемся с агрессией. У пациентов тех психоаналитиков, которые придерживаются фрейдистских взглядов, обычно выявляются фрейдистские фантазии, а у паци­ентов — последователей Юнга — юнгианские сны. Во всех областях человеческого опыта мы найдем множе­ство примеров, подтверждающих этот принцип.

По сравнению с богатством личного опыта и количе­ством имеющихся сообщений, эксперименты по иссле­дованию воздействия ожидания на поведение людей могут показаться надуманными и банальными. Тем не менее они позволят эмпирически изучить данный эф­фект и перенести его в область научного обсуждения. И сотни экспериментов действительно показали, что экспериментаторы могут воздействовать на конечный результат психологических исследований, по своему желанию проводя их в ожидаемом направлении[278].

Вот один пример. Группе из четырнадцати аспиран­тов-психологов было предложено пройти «специальный курс» по «новому методу обучения тестированию по Роршаху». Студенты должны были выяснить, какие об­разы испытуемые видят в чернильных кляксах. Семи аспирантам внушили, что опытные психологи в результате тестирования получили больше человеческих образов, чем образов животных. Остальным семи аспи­рантам сказали, что те же «опытные психологи» получали преимущественно образы животных. Вполне есте­ственно, что вторая группа аспирантов получила гораз­до больше образов животных, чем первая.

Менее тривиальна эмпирическая демонстрация того факта, что воздействие подобных ожиданий не ог­раничивается кратковременными лабораторными экс­периментами. Например, метод, который учитель вы­бирает для обучения своих учеников, — а следовательно, и то, как эти ученики усваивают новые знания, — в значительной мере зависит от ожиданий. Самым про­стым примером исследования в этой области можно считать так называемый «эксперимент Пигмалиона», проводившийся психологом из Гарвардского универси­тета Робертом Розенталем и его коллегами в одной из общеобразовательных школ Сан-Франциско. Автори­тетные ученые внушили учителям, что некоторые уче­ники в их классах обладают незаурядными интеллек­туальными способностями и в текущем учебном году могли бы добиться заметных успехов. Вера учителей подкреплялась тестированием всех учеников, прове­денным этими психологами. Тестирование было пред­ставлено как новый метод выявления интеллектуаль­ного «расцвета», а сам тест назывался «Гарвардским тестом новой формы познания». Затем учителям был выдан список, в котором указывались имена двадцати учеников, показавших в проведенном исследовании наивысший результат. В действительности проводил­ся стандартный невербальный тест на интеллект, а имена учеников, которые якобы показали неординар­ные интеллектуальные способности, выбирались слу­чайным образом.

В конце учебного года, когда все дети повторно про­шли точно такое же тестирование, «многообещающие» ученики-первоклассники набрали в среднем на 15,4 бал­ла больше, чем ученики из контрольной группы. К кон­цу второго года обучения превышение составило 9,5 балла. Дело было не только в том, что «многообещаю­щие» дети обладали большими способностями, чем ка­залось прежде. Учителя стали оценивать их как более привлекательных, спокойных, чувствительных, лю­бознательных и удачливых. Но начиная с третьего года обучения этот эффект возрастания коэффициента ум­ственного развития проявлялся уже в гораздо меньшей степени — вероятно, потому, что у преподавателей сформировались собственные ожидания по поводу этих детей. Те ожидания, которые Розенталь и его коллеги внушали учителям, оказывались гораздо ме­нее эффективными, когда они касались учеников с ут­вердившейся негативной репутацией[279]. Множество пос­ледующих экспериментов подтвердило и приумножи­ло эти выводы[280].

Суть критических замечаний, выдвигаемых против Розенталя и его коллег, заключалась в том, что они сами подпали под влияние исследуемого эффекта и в стрем­лении обнаружить его признаки истолковали получен­ные результаты пристрастно. Розенталь ответил, что в таком случае его точка зрения только получила бы еще одно доказательство:

«Мы могли бы провести эксперимент, в котором ис­следователи эффекта ожидания были бы случайным образом разделены на две группы. В первой группе эксперимент проводился бы по обычной схеме, а во второй группе были бы приняты особые меры, в ре­зультате которых испытуемый не мог общаться с эк­спериментатором. Теперь предположим, что в пер­вой группе мы получили семь, а во второй группе ноль. И из этого бы точно так же явствовало, что ожидание оказывает воздействие на окончательный результат эксперимента!»[281]

В медицине и в области поведенческих наук методы двойного слепого контроля применяются для исключе­ния эффекта экспериментатора регулярно, но дают лишь частичный результат. Наиболее ярко воздействие ожидания проявляется в эффекте плацебо, который отмечается во многих медицинских исследованиях.

ЭФФЕКТ ПЛАЦЕБО

Плацебо — это лекарственные препараты, которые не оказывают абсолютно никакого терапевтического дей­ствия, но тем не менее улучшают самочувствие многих людей. Исследователи обнаружили, что эффект плаце­бо проявляется во всех областях медицины. Если в ка­ком-либо терапевтическом исследовании этот эффект не выявляется, результаты исследования считаются нена­дежными. Эффект плацебо зарегистрирован при кашле, депрессии, ангине, головной боли, морской болезни, повышенной тревоге, гипертонии, астме, перепадах на­строения, насморке, лимфосаркоме, желудочно-кишеч­ных расстройствах, дерматитах, ревматоидных артри­тах, лихорадке, бородавках, бессонице и болевых ощу­щениях в различных органах тела[282].

На протяжении веков большую часть случаев успеш­ного лечения пациентов с различными заболевания­ми — независимо от методов лечения и теорий, на ко­торых основывались эти методы, — можно отнести на счет эффекта плацебо. Можно с уверенностью утверж­дать, что этот эффект продолжает играть свою роль и в наши дни. Обзор эффективности различных лекарствен­ных препаратов, используемых при лечении многих за­болеваний, показал, что в среднем положительное воз­действие от использования плацебо в полтора раза выше, чем от медикаментозных средств, — огромный эффект для пустышек, не стоящих ни гроша! Но плаце­бо не просто бесполезные пилюли. Существуют и пла­цебо-консультации, или плацебо-психотерапия; возмож­на даже плацебо-хирургия, при которой пациентам вну­шают, что та или иная хирургическая операция имеет огромное значение для их выздоровления, хотя на са­мом деле не оказывает абсолютно никакого лечебного воздействия. Например, в одной хирургической опера­ции для устранения острых болей пациентам осу­ществляли перевязку грудных артерий. Когда эффек­тивность данной процедуры была экспериментально подтверждена, пациентам контрольной группы сделали точно такие же надрезы на теле, но перевязку проводить не стали. «Ослабление болей было совершенно одинаковым и в группе оперированных, и в контрольной груп­пе. Помимо этого у пациентов обеих групп наблюдались различные физиологические изменения, включая умень­шение инвертированной Т-волны на электрокардио­граммах»[283].

Что же такое плацебо? Ответ дает сама история это­го слова. Это первое слово одного средневекового пес­нопения из заупокойной службы «Placebo domino», то есть «Я буду угоден Господу». Этим словом обычно на­зывали профессиональных плакальщиков, которым пла­тили за то, чтобы у могилы усопшего они «распевали плацебо» вместо членов семьи, которые, по обычаю, должны были делать это сами. Несколько веков спустя это слово получило дополнительный насмешливый смысл. Им стали называть льстецов, подхалимов и социальных паразитов. В медицинской практике оно впер­вые появилось в 1785 г., имело уничижительный смысл и означало «один из обычных методов врачевания»[284].

Вне всяких сомнений, средневековые плакальщики не испытывали никаких чувств к покойным. Тем не ме­нее считалось, что их песнопения ценны как часть об­щепринятого ритуала. Современные плацебо даются в терапевтических целях, и эффективность их также зависит от веры и ожиданий — как врача, так и самого больного. Во всех культурах, древних и современных, все методы врачевания оцениваются по одним и тем же критериям: пациент должен считать его заслуживаю­щим доверия, а врач — в принципе эффективным.

Врачи нередко спешат приписать эффекту плацебо действенность того или иного древнего или «ненаучно­го» метода врачевания, а также подозревают в исполь­зовании плацебо своих коллег, работающих в других областях медицины. Примечательно, что своя специаль­ность, как правило, исключается из этого списка. В од­ном обзоре, касающемся отношения врачей различных специальностей к эффекту плацебо, обнаружилось, что хирурги считали неприемлемым его использование в хирургии, терапевты — в терапии, психотерапевты — в психотерапии, а психоаналитики — в психоанализе[285]. Более того, в одном медицинском исследовании эффект плацебо вообще квалифицировался как вредный. Веро­ятнее всего, подобная неприязнь врачей к плацебо объясняется как раз тем, что они безоговорочно верят в действенность собственных методов лечения, которые в результате и действуют лучше — в соответствии все с тем же эффектом плацебо!

В максимальной степени эффект плацебо проявляет­ся в экспериментах с двойным слепым контролем, ког­да и пациент, и врач верят в эффективность нового ме­тода лечения, который будет использован в предстоя­щих опытах. Как правило, если врач сомневается в эффективности нового метода лечения, эффект плаце­бо сказывается в меньшей степени. Поэтому в обычных «слепых» тестах, когда врач знает, что больной получа­ет плацебо, а пациенту об этом не сообщают, плацебо оказывается менее действенным. Наименьший эффект наблюдается в тех случаях, когда и врач, и пациент зна­ют о том, что в эксперименте будет использоваться плацебо. Иными словами, наилучшие результаты достига­ются в том случае, когда и врач, и пациент думают, что новый метод должен оказать сильное лечебное воздей­ствие. И наоборот, в тех экспериментах, когда больным давали весьма сильные препараты, но сообщали, что это плацебо, воздействие препаратов оказывало крайне низкий клинический эффект[286].

Таким образом, чем меньше пациенты и врачи ожи­дают положительного воздействия плацебо, тем мень­ший эффект оно оказывает. Кстати, именно это явле­ние помогает объяснить, почему у людей появляется надежда на выздоровление после изобретения каких-то новых «чудодейственных препаратов», которые в конце концов не оправдывают ожиданий. В XIX в. это хорошо осознал французский врач Арман Труссо, ко­торый советовал своим коллегам «использовать новые лекарственные препараты для лечения как можно большего числа больных до тех пор, пока пациенты верят в их чудодейственность»[287]. Существует и множе­ство современных примеров. Например, в течение ка­кого-то времени лекарственный препарат хлорпромазин считался чрезвычайно эффективным при лечении шизофрении, но потом вера в него постепенно стала слабеть и в конце концов сошла на нет. В ряде экспе­риментов препарат с каждым разом оказывался все менее и менее действенным. Очевидно, что проявля­лось уменьшение воздействия плацебо. «По-видимому, после того, как исследователи начали осознавать, что новый "чудодейственный препарат" далеко не так эф­фективен, как они надеялись, их ожидания, а возмож­но, и интерес к пациентам, резко снизились»[288]. А вот чрезвычайно характерный клинический случай, за­фиксированный в 50-е гг.:

«У одного мужчины при обследовании обнаружи­лась злокачественная опухоль, причем в этом слу­чае даже лучевая терапия оказалась бессильной. Ему сделали укол, введя новый экспериментальный лекарственный препарат "Кребиозен", который в то время некоторые врачи считали "чудодейственным средством" (позднее выяснилось, что он абсолютно неэффективен). Результаты вызвали настоящий шок у врачей, которые лечили пациента. По их сло­вам, злокачественные опухоли "плавились, как снежки на горячей плите". Позднее этот человек случайно прочитал статью, где утверждалось, что препарат в действительности не мог оказать ни ма­лейшего положительного воздействия. После это­го у него вновь стали появляться злокачественные новообразования. В этот момент его лечащий врач чисто интуитивно распорядился вводить плацебо внутривенно. Пациенту сказали, что физиологиче­ский раствор, который ему вводили, был "новой, улучшенной формой" препарата "Кребиозен". Все злокачественные новообразования вновь стали быстро исчезать. Но потом пациент прочел в газетах официальное заявление Американской медицинской ассоциации, гласившее, что "Кребиозен" оказался совершенно бесполезным препаратом. Тогда он окончательно потерял веру в этот препарат и скон­чался буквально через считанные дни»[289].

Похожие принципы лежат и в основе всех медицинс­ких исследований. Уверовавшие в чудодейственность новых методов лечения и не верящие в них показывают совершенно различные результаты. «Наблюдается устой­чивая схема количественного распределения. Энтузиас­ты сообщают об эффективности плацебо в 70—90% слу­чаев, а скептики — только о 30—40% »[290].

Примечательно еще и то, что пациенты не только ис­пытывают лечебное воздействие этих совершенно нейт­ральных препаратов, но и страдают от аллергий и различ­ных побочных эффектов, как при приеме настоящих ле­карств. В отчете о 67 тестах, проведенных в условиях двойного слепого контроля при исследовании нового ле­карственного препарата, в котором принимали участие 3549 пациентов, 29% больных жаловались на различные побочные эффекты — анорексию, тошноту, головные боли, головокружение, тремор, кожную сыпь, — хотя на самом деле им давали плацебо. Иногда побочные действия оказывались настолько серьезными, что приходилось ис­пользовать настоящие лекарственные препараты для их нейтрализации. Более того, эти эксперименты показали зависимость лечебного воздействия от того, насколько врачи и пациенты верили в эффективность используемых новых лекарственных препаратов[291]. Например, в ходе широкомасштабных испытаний пероральных контрацепти­вов 30% женщин, получавших плацебо, сообщили о сни­жении полового влечения, 17% жаловались на головные боли, 14% сообщали об усилении болевых ощущений во время менструаций, а 8% утверждали, что стали более нервными и раздражительными[292].

Зеркальное отражение эффекта плацебо — так на­зываемое «негативное плацебо», или «ноцебо», при­званное причинить вред. Впечатляющие тому приме­ры, известные антропологам как «проклятие вуду», встречаются в Африке, Латинской Америке и в дру­гих частях света. Менее яркие примеры «негативно­го плацебо» были продемонстрированы в лаборатор­ных экспериментах, в ходе которых испытуемым со­общали, что сквозь их голову через приложенные электроды будет пропущен слабый электрический ток, при этом предупреждая о возможном появлении головных болей. Хотя на самом деле ток в экспери­ментах не использовался, две трети испытуемых со­общили о появлении головных болей[293]. Как плацебо, так и ноцебо обусловлены господствующими обыча­ями — в том числе и верой в официальную медицину. «Попросту говоря, вера вызывает болезнь; вера уби­вает; вера исцеляет»[294].

ВОЗДЕЙСТВИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАТОРА НА ПОВЕДЕНИЕ ЖИВОТНЫХ

Дрессировщикам и любым владельцам домашних жи­вотных известно, что наши меньшие братья относятся к разным людям по-разному. Они узнают и приветству­ют людей, с которыми часто встречаются, а к незнаком­цам относятся настороженно. По всей видимости, они чувствуют исходящие от человека дружелюбие, страх или доверие и ведут себя в соответствии с его ожидани­ями. В том, что ученые, ставящие различные экспе­рименты с участием животных, оказывают на них опре­деленное воздействие, с общепринятой точки зрения, основанной на повседневном опыте, нет ничего удиви­тельного. Иными словами, личное отношение и ожида­ния экспериментатора влияют на тех животных, с ко­торыми он работает.

В 60-е гг. Роберт Розенталь и его коллеги провели классические эксперименты по воздействию ожиданий экспериментатора на животных. Экспериментаторами были студенты, а испытуемыми — крысы. Обычных ла­бораторных крыс случайным образом разделили на две группы, одну из которых охарактеризовали как «крыс, хорошо проходящих лабиринт», а другую — как «крыс, плохо проходящих лабиринт». Студентам сообщили, что животные выведены в результате новой селекционной программы, которая осуществлялась в Беркли, и пока­зывают разную способность прохождения стандартного лабиринта. Естественно, студенты ожидали, что крысы из первой группы будут проходить лабиринт намного лучше, чем животные из второй группы. Нет ничего уди­вительного в том, что так оно и оказалось. Окончатель­ный результат был следующим: крысы из первой груп­пы проходили лабиринт на 51% точнее и обучались в процессе эксперимента на 29% быстрее, чем крысы из второй группы[295].

Эти результаты подтвердились в других лаборатори­ях и с другими формами обучения[296]. Сопоставимым об­разом эффект экспериментатора проявился даже в опы­тах с плоскими червями — низшими живыми существа­ми, обитающими в тине на дне стоячих водоемов. В процессе одного исследования черви семейства Planaria были разделены на две группы. Животные из пер­вой группы описывались как поколение червей, которые редко поворачивают голову и редко сокращают мышцы тела (так называемая группа «червей с пониженной реакцией»), а животным из второй группы приписывалась большая частота поворотов головы и сокращений мышц тела (группа «червей с повышенной реакцией»). Под влиянием предварительных ожиданий экспериментато­ры обнаружили, что «черви с повышенной реакцией» в пять раз чаще поворачивали голову и в двадцать раз чаще сокращали мышцы тела, чем «черви с пониженной реакцией»[297].

Как и в экспериментах Розенталя с крысами, студен­ты университета оказались восприимчивыми к воздей­ствию ожидания и были склонны видеть (или даже при­творяться, что видят) именно то, что предполагали в соответствии с описанием условий эксперимента. Более опытные биологи могли демонстрировать меньшую под­верженность эффекту ожидания. Например, в экспери­ментах с теми же червями семейства Planaria результаты выглядели иначе в том случае, когда в качестве экспериментаторов выступали уже опытные исследова­тели. Они обнаружили, что количество сокращений мышц тела в группе «червей с повышенной реакцией» превышает тот же показатель в группе «червей с пони­женной реакцией» в пропорции от двух до семи раз, в то время как студенты оценивали подобное превышение в двадцать раз. Тем не менее превышение в два—семь раз также свидетельствует о сильном воздействии ожида­ния и вносит элемент пристрастности в конечные ре­зультаты.

С другой стороны, опытные исследователи могут иметь устойчивую приверженность той или иной систе­ме научных воззрений, что прямо или косвенно будет создавать гораздо более сильный эффект ожидания, чем у экспериментаторов-новичков, у которых еще не сло­жились устоявшиеся предубеждения. Кроме того, опыт­ные ученые могут создавать обстановку ожидания впол­не определенных результатов среди своих коллег и по­мощников, что, в свою очередь, может повлиять на поведение подопытных животных.

Хотя эффект ожидания начали систематически изу­чать только в 60-е гг. и лишь в наше время его проявле­ние доказано сотнями специальных исследований[298], об­щий принцип далеко не нов. Бертран Рассел с присущи­ми ему остроумием и четкостью еще в 1927 г. описывал этот эффект так:

«Способ, которым обучают животных, в последние годы подвергся тщательному изучению, причем особое внимание уделялось наблюдению и экспери­менту. (...) В целом можно подытожить, что все жи­вотные, принимавшие участие в экспериментах, вели себя так, будто старались подтвердить то мне­ние экспериментатора, с которым он только присту­пал к испытаниям. Более того, своим поведением они даже демонстрировали национальные особенно­сти исследователя. Животные, с которыми экспери­ментировали американцы, неистово носились по комнате с удивительной энергией и задором и в кон­це концов всегда добивались желаемого результата. Животные, которых изучали немцы, тихо и спокой­но сидели в ожидании, пока созреет правильное решение»[299].

ЭФФЕКТ ЭКСПЕРИМЕНТАТОРА В ПАРАПСИХОЛОГИИ

Эффект экспериментатора хорошо известен в парапси­хологии, притом по нескольким причинам. Во-первых, опытные экспериментаторы давно заметили, что все испытуемые показывают максимальные способности в том случае, когда чувствуют себя непринужденно и ощущают атмосферу благожелательности и одобрения. Если же они чувствуют беспричинную тревогу, диском­форт или давление со стороны официального и беспри­страстного исследователя, их показатели становятся гораздо хуже. В такой обстановке они могут вовсе не раскрыть своих паранормальных способностей — или, в терминологии парапсихологов, не продемонстриро­вать «пси-данных».

Во-вторых, в среде исследователей общепризнанным является тот факт, что испытуемые, проявляющие зна­чительные парнормальные способности, зачастую пол­ностью теряют их, когда в лабораторию заходят и при­соединяются к экспериментаторам какие-то незнакомые люди. Один из пионеров парапсихологии, Д.Б. Райн, даже провел количественную оценку данного эффекта в серии испытаний с особо одаренным испытуемым Хью­бертом Пирсом. Когда кто-нибудь заходил в лаборато­рию во время эксперимента с Пирсом, результаты стре­мительно ухудшались. «Мы начали записывать каждый подобный факт и иногда даже приглашали посетителей, чтобы проверить этот эффект, или же сами выступали в роли нежданных гостей. Всего было зарегистрирова­но семь приходов и уходов различных лиц, причем один посетитель появлялся в лаборатории дважды. Все без исключения посещения вызывали ухудшение показате­лей Пирса»[300].

Особенно сильно посещения мешают в тех случаях, когда незнакомцы скептически или неодобрительно на­строены по отношению к подобным экспериментам и к людям, которые их проводят. Однако в тех ситуациях, когда незнакомые люди демонстрируют дружелюбие, и в особенности тогда, когда они готовы сами тем или иным образом принять участие в эксперименте, испы­туемые очень быстро привыкают к ним, и их результаты вновь начинают улучшаться[301]. Тот факт, что испы­туемые с трудом демонстрируют свои парапсихические способности в присутствии критически настроен­ных наблюдателей, Скептики, как правило, объясняют исключительно тем, что такого рода явлений в реаль­ности не существует, раз их невозможно обнаружить в условиях открытого эксперимента. Но отрицательное воздействие подобных ученых может вызываться са­мим их присутствием и их негативными ожиданиями, которые передаются испытуемым посредством еле за­метных — а подчас и вполне недвусмысленных — сиг­налов.

В-третьих, как хорошо известно большинству пара­психологов, одни экспериментаторы получают почти исключительно положительные результаты, а другие чаще всего терпят неудачу. В 50-е гг. подобный эффект был тщательно исследован двумя британскими учены­ми. Один из них, Ч.У. Фиск, изобретатель на пенсии, в своих исследованиях неизменно получал высокие ре­зультаты. Второй же, Д.Д. Уэст, позднее ставший про­фессором криминологии в Кембриджском университе­те, в попытках выявить паранормальные способности почти никогда не добивался успеха. В проведенных ис­следованиях каждый ученый готовил половину тесто­вых объектов, а в конце подсчитывал количество бал­лов, набранных испытуемыми. Сами испытуемые не зна­ли, что в эксперименте участвуют два исследователя, и никогда с ними не встречались. Они получали задания по почте и точно так же отправляли свои ответы. Половина опытов, проведенная Фиском, показала замет­ное, статистически значимое обладание ясновидением и психокинезом. В той половине исследований, которую проводил Уэст, результаты были на уровне случайных значений. В итоге было решено, что у Уэста «тяжелая рука»[302].

В-четвертых, в экспериментах по выявлению пси­хокинетических способностей многократно обнару­живалось, что те исследователи, которые добиваются максимальных положительных результатов, сами яв­ляются отличными кандидатами на роль испытуемых. Например, Гельмут Шмидт, изобретатель «машины Шмидта» (квантово-механического генератора случай­ных чисел, который субъект эксперимента пытается «склонить» к выбору определенного числа), обнару­жил, что чаще всего наилучшим испытуемым оказы­вался он сам[303]. А исследователь Чарльз Хонортон даже показал, что максимальное психокинетическое воздей­ствие на генератор случайных чисел чаще всего выяв­ляется не благодаря способностям испытуемых, а толь­ко в случае его личного присутствия в лаборатории во время проведения эксперимента[304]. Психокинетические способности выявлялись у испытуемых, когда сам уче­ный присутствовал при исследовании и демонстриро­вал эти способности на личном примере, но стоило ему отлучиться и поручить проведение испытаний друго­му человеку, как пси-эффект тут же пропадал. Изучив подобные факты, Хонортон и его коллега Барксдейл при­шли к заключению, что «традиционное разграничение между испытуемыми и экспериментаторами соблюсти трудно». Они интерпретировали свои результаты как «воздействие <