Психодрама с закоренелыми преступниками

В камере гриндонской тюрьмы на расстеленном на полу матрасе неподвижно лежит накрытая одеялом женщина-ассистент (ассистент директора психодрамы - В.М.). Встав около нее на колени, Джон представляет себя у смертного ложа матери и рассказывает ей, как тяжело ему было в детстве переносить многочисленные унижения и побои. Мать Джона скоропостижно скончалась, когда он уже отбывал наказание. На глазах у Джона появились слезы.

Директор: Что происходит сейчас, во время вашего разговора с матерью?

Джон: Я очень сильно на себя злюсь.

Директор: А ваша печаль - она о чем?

Джон: О любви, о ненависти, о запоздалых сожалениях. Я пытаюсь найти повод, чтобы как-то себя оправдать, но не нахожу. Я говорю: это мать во всем виновата. Не знаю, так ли это.

Гриндон

Джон был одним из 260 человек, которые предпочли отбывать срок заключения в гриндонской тюрьме. Эта тюрьма построена в 1962 году специально, чтобы заключенные, имеющие серьезные нарушения в поведении и личностные проблемы, получили возможность лечения. Каждому осужденному, пожелавшему попасть в Гриндон, следовало пройти медицинскую комиссию. Среднее время пребывания в этой специализированной тюрьме составляло около двух лет, но лечение могло быть прекращено в любой момент по воле заключенного или в соответствии с решением администрации. Завершая свое пребывание в Гриндоне, заключенные возвращались в распределитель, откуда их направляли в другое место заключения.

По прибытии в Гриндон заключенные проходят осмотр и размещаются в специальном отделении. Они живут в одиночных камерах, которые, в отличие от камер в других тюрьмах, в дневное время специально не запираются, чтобы люди могли свободно общаться между собой. Контингент этого отделения состоит из насильников, убийц и других заключенных, совершивших тяжкие преступления, а также ставших преступниками наркоманов. В этой тюрьме существует запрет на совершение преступлений, и тот, кто его нарушает, должен покинуть Гриндон. В другой тюрьме многие из этих заключенных могли бы отбывать наказание в соответствии с “правилом № 43”, допускающим фактическую изоляцию. Многие преступники выбирают именно такой режим, чтобы не подвергать себя риску общения с другими заключенными, так как боятся возможных последствий, если остальным станет известно про совершенное ими преступление.

Проживая в специальном отделении, заключенные участвуют в интенсивной групповой терапии. Им необходимо регулярно посещать группу, на которой они могли бы говорить о себе, своих отношениях и своих преступлениях. Кроме того, они обязаны посещать общее собрание, которое дает отдельным малым группам возможность обменяться информацией и быть в курсе дел, касающихся всего “сообщества”. Тюремная администрация активно участвует в групповой терапии; служащие помогают создавать модели ролей и отношений, которые иначе могли бы остаться для заключенных совершенно неизвестными. Наряду с терапевтической службой в этой тюрьме организованы рабочие группы и учебные классы, но терапевтической работе в Гриндоне всегда отдается предпочтение.

Каждую неделю психодрама что-то привносит в жизнь заключенных трех отделений; продолжительность еженедельной психодраматической сессии составляет два часа, длительность цикла - 12 недель. Все сессии проводит психодраматист, иногда - при помощи женщины-ассистента из другого отделения. Эти ассистентки не обучаются психодраме специально, но их присутствие очень ценно, если на роль вспомогательного лица требуется женщина. В начале каждого двенадцатинедельного цикла члены группы проходят азы обучения техникам исполнения ролей вспомогательных лиц и дублирования, которые позже им пригодятся для участия в психодраме.

Желающие участвовать в психодраматических сессиях должны рассказать о своем намерении малой группе. В течение трех месяцев администрация может обсуждать с заключенным возможность его участия в психодраме, составляющего часть лечебной программы. Перед началом двенадцатинедельного цикла этот заключенный беседует с психодраматистом, и во время этой беседы они выясняют проблемы, над которыми собираются работать. После этого они заключают контракт, в котором оговаривается, что новый участник обязан посещать группу в течение всех двенадцати недель, так как она является закрытой.

Каждую неделю после сессии члены психодраматической группы рассказывают о своих впечатлениях на малой группе и всему сообществу; психодраматист делится своими впечатлениями с неинформированной частью администрации и гражданскими служащими в присутствии терапевта отделения. Плюс ко всему, протокол сессии заносится в книгу регистрации ежедневных событий и происшествий, поэтому дежурный персонал имеет полную информацию о том, что происходило на сессии.

Клиентская группа

Большинство из нас питает отвращение к преступлениям и не представляют себе, как можно причинить боль и страдания другому. Мы не в состоянии понять, как такое вообще может случиться, а бульварная пресса пестрит статьями с заголовками: “Животное”, “Зверь”, “Дьявол” и т.п., - которые только распаляют нашу ненависть.

Многие из обитателей Гриндона, подобно Джону, - несчастные, одинокие, попавшие в беду люди. То, что произошло в прошлом, зачастую более губительно для них, чем совершенное преступление. Очень многих людейв детстве били, унижали, бросали - по крайней мере, один из родителей, а иногда и оба. Мы приходим в ужас, узнавая про преступные кровосмесительные связи, невероятную жестокость, про детей, которым жгли руки на электрической плите, заставляли есть свои испражнения или всевозможными способами удовлетворять сексуальные желания отца или матери. Можно услышать множество рассказов о незнакомцах, которые использовали детскую незащищенность, или о детях, превратившихся в беспомощных свидетелей ужасных преступлений своих родителей или в объект для вымещения их ненависти. Теперь это взрослые люди с заниженной самооценкой, у них нет опыта доверительных отношений, но есть сильная злость за перенесенные лишения и намерения наверстать упущенное. “Стремление относиться к окружающим так, как когда-то относились к нам, составляет суть человеческой природы (Bowlby 1988: 91). Пытаясь самоутвердиться, эти пострадавшие от насилия люди переносят негативные чувства со своих родителей на окружающих, которых находят слабее себя.

Вдобавок к совершенным преступлениям некоторые заключенные бьют своих жен, издеваются над собственными детьми или даже вовсе их бросают. Как только их отношениям начинает что-то угрожать, возникают какие-то неприятности на работе или финансовые трудности, их ответ повторяет типичную реакцию на стрессовую ситуацию: Папа и Мама ссорятся; Папа бьет Маму; злость вымещается на ребенке, и Папа идет пить или просто уходит из дома. Никакой другой модели у них нет.

Теория приспособления

Работа Джона Боулби, посвященная “теории эмоциональных связей” и ее клиническому применению (Bowlby 1988), подтверждает то, что обнаружила я, работая с этими проблемами в качестве психодраматиста. Более того, эта работа создала некоторые теоретические предпосылки, которые помогли мне понять, что происходит с оказавшимися в Гриндоне людьми.

Боулби считает, что целая гамма детских переживаний и все формы эмоциональных связей, которые человек усваивает с детства, впоследствии становятся ключевыми в его развитии. “Ранний опыт в любом случае оказывает на человека решающее влияние, вне зависимости от того, ожидает он впоследствии найти лучшее отношение или нет; это влияние определяет также уровень компетентности, необходимый ему для того, чтобы начать любые взаимоприемлемые отношения”(Bowlby 1979: 104). Только через взаимообогащающие отношения и повторяющиеся взаимодействия с окружающими развивается здоровая личность.

Исследования, посвященные проверке теории Боулби, показали, что многие люди, которые чувствуют тревогу и не ощущают себя в безопасности, а также демонстрируют признаки зависимости, незрелости и низкого самосознания, - люди, у которых было трудное и неблагополучное детство, до сих пор отзывающееся сильной обидой, - обычно переносят эту обиду с родителей, вымещая ее на другом, слабом человеке (Henderson 1974). По мнению Боулби, весьма вероятно, что такая личность, будет ощущать сильную бессознательную тоску по любви и заботе, которая может проявляться в аномальном поведении, провоцирующем проявление заботы и внимания со стороны других людей: например, в симуляции попыток самоубийства или конверсионных симптомах (Bowlby 1979).

Точка зрения, в соответствии с которой пренебрежение к себе имеет определенную связь с преступными наклонностями, очень популярна в криминологии (Cohen 1955; Hewit 1970; Kaplin 1975). Наличие связи между низкой самооценкой, с одной стороны, и враждебностью и агрессией - с другой, подтверждается в целом ряде источников (Green and Murray 1973). Розенбаум и де Чармс (Rosenbaum and de Charms 1960) рассматривают низкую самооценку не только в связи с мягкой, скрытной или самоуничижающейся личностью, но и с личностью, проявляющей прямо противоположный тип поведения: агрессивный, довлеющий и нахальный.

Стремясь понять причины тяжких семейных преступлений, Боулби видит зависимость между тревожностью и гневом, связанным с риском потери близких отношений. Существует три типа таких отношений: отношения с родителями, с ребенком и с сексуальным партнером. “Прекращение каждого из них сопровождается сильным эмоциональным потрясением... Вся эмоциональная жизнь человека и самые глубокие чувства определяются состоянием его долговременных отношений, связанных с чувством долга и определенными обязательствами” (Bowlby 1988: 80). Выражение гнева рассматривается автором как функциональное поведение, цель которого состоит в поддержании жизненно важных долговременных отношений. Преступление, которое совершается во время семейного скандала, Боулби считает поведенческим проявлением искаженной и преувеличенной тоски по вниманию и заботе.

В результате изучения особенностей личностного развития детей, испытавших физическое и психологическое насилие, Мартин Родехеффер, которого цитирует Боулби (Martin Rodeheffer in Boulby 1988), определил, что они были депрессивными, пассивными и закрытыми, но вместе с тем, раздраженными и агрессивными. Наблюдения Боулби над маленькими детьми, испытавшими истязания и насилие, однозначно показали, в каком раннем возрасте устанавливаются соответствующие паттерны поведения. Он пишет: “Значительное количество отвергавшихся и испытавших дурное обращение детей, вырастая, продолжают цикл семейного насилия - в ответ на различные ситуации они постоянно воспроизводят тот же самый тип поведения, который у них развился в период раннего детства” (Bowlby 1988 :92).

Д ж о н

Психодраматическая работа Джона может служить хорошим подтверждением теоретических взглядов Боулби и результатов других исследований в этой области.

Как только Джон перешел от сцены монолога у постели умершей матери к сцене воспроизведения своего преступления, он признался группе, что совершенно не соображал, что делал. “Полиция хорошо знала, что я могу подраться, что-нибудь прихватить с прилавка, деньги у кого-то отнять, но женщину изнасиловать... Нет, такого они про меня сказать не могли. И сам я бы никогда не сказал про себя такого.

В ночь, когда совершилось преступление, он выписался из госпиталя, куда попал после попытки самоубийства, когда вскрыл себе вены и едва не потерял руку. У него на руке был наклеен пластырь. Восстанавливая связанные с преступлением события, Джон схватил свою жертву, которую играла женщина-ассистент.

Джон: Я не понимаю, что со мной происходит. Я не знаю, как это получилось. Простите меня.

Жертва рыдает, лежа на полу.

Джон: Я начинаю соображать, что сделал ей больно. Я, наверное, ее очень унизил. Минут десять мы вместе стояли и плакали. Я плакал даже больше, чем она. Я стал понимать, что я наделал.

Директор: Не надо ничего говорить, покажите, как все происходило.

Джон и вспомогательное “я” стоят и плачут. Все его действия “там и тогда” эмоционально переживаются “здесь и теперь”.

Джон: Я ведь не бил тебя, правда?

Вместо того, чтобы прервать излияния Джона и обменяться ролями, вспомогательное “я” отрицательно качает головой.

Джон: Каждый раз, когда я начинаю думать о том, что наделал, мне хочется взять стакан и раздавить его в кулаке. Я хочу потерять эту руку, чтобы доктор не смог ее спасти. Наверное, я рехнулся, я хочу, чтобы меня разорвало на части. Я ненавижу себя за то, что я с тобой сделал. Единственный человек, которому я хотел отомстить, была моя мать. Один Бог знает, что было у меня в голове той ночью. Я ничего не понимаю.

После этого нападения он бродил две недели, пьянствуя и ночуя на газонах в парках. При помощи нескольких стоек, которые находились в комнате, мы сооружаем “в парке” символические кусты и просим Джона побродить какое-то время, а затем, когда сочтет нужным, прилечь под кустом. При этом предупреждаем, чтобы он проговаривал свои мысли вслух.

Джон: Я пытаюсь найти повод, чтобы как-то себя оправдать, но не нахожу. Я считаю во всем виноватой свою мать. Не знаю, слышит ли она меня. Не понимаю, за что я обидел эту женщину. Я не могу себе простить... Что я наделал... Когда я ее изнасиловал, то поступил хуже, чем со мной поступала мать. Мне кажется, теперь это стало до меня доходить.

Джон встает, принимается бродить по комнате, останавливается, затем снова бродит и снова останавливается.

Джон: Я хочу научиться доверять людям и любить людей, хочу быть с ними рядом, потому что очень приятно успокоить того, кто находится рядом, просто сказать ему: “У тебя все в порядке” или “Я люблю тебя” и еще что-нибудь в таком духе. Это было бы очень здорово.

Психодрама в Гриндоне

Психодрама в Гриндоне опирается на результаты самого доступного исследования. Они свидетельствуют о том, что антиобщественное поведение часто является следствием низкой самооценки, недостаточной уверенности в себе и оказывается бессознательным переносом выражения гнева и обиды за детские унижения с объектов внутреннего мира человека на его окружение.

Психодраматическое действие позволяет заключенному исследовать влияние своих отношений с родителями в раннем детстве на свои теперешние отношения и поведение с эмоционально значимыми людьми. По Боулби, в данном случае коррекционной работой может считаться наиболее честный способ возвращения человека к детским переживаниям (Bowlby 1979). C точки зрения психодрамы это означает возвращение заключенного к первичной травме, которая является главным источником его страданий: “там и тогда” превращается в “здесь и теперь”, тем самым давая человеку возможность вступить в контакт с вытесненными или подавленными чувствами. В психодраматической реальности человек получает возможность выразить свои негативные эмоции, направив их на их “реальный” источник. Это помогает ему осознать, как произошел перенос этих эмоций и объектов своего внутреннего мира на окружающих. А в свое время, вместо того чтобы разбираться со своими чувствами к матери, с переживаниями своего нелегкого детства и ощущением собственной неадекватности, Джон изнасиловал женщину.

Директор подхватывает последнюю фразу Джона: “Моя мать была единственным человеком, кому я хотел сделать больно”. Джон уже увидел связь между своими недавними поступками и своими чувствами в прошлом. Директор помогает Джону построить сцену, где он находит мать в ванной, истекающей кровью из порезов, которые она сама себе нанесла. Тогда он не сказал ей ничего, а просто закрыл дверь. Позже она сама спустилась вниз, чтобы вызвать скорую помощь. Но сейчас его попросили высказать ей все, что не было сказано тогда.

Джон: Я часто хотел, чтобы ты умерла. Иногда я думаю, что если бы я позволил тебе умереть, я был бы намного лучше, чем сейчас. Я тебя ненавижу (Здесь возникает длинная пауза, во время которой Джон смотрит в глаза своей беспомощной матери.) Зачем ты меня била?

В этот ключевой момент было очень важно совершить обмен ролями с матерью, чтобы Джон мог продолжать свои обвинения, не теряя надежды понять, почему она с ним так поступала и что в это время чувствовала. Совершая обмен ролями со значимыми людьми (в их число может входить и сама жертва), заключенный учится смотреть на события глазами других, проясняя для себя полную картину взаимоотношений. В это время он может изменить свое отношение к действительности.

Мама (в роли которой сейчас выступает Джон): Ты напоминаешь мне твоего отца, и поэтому я хотела сделать тебе больно. Ты всегда защищаешь своего отца и всем говоришь, какая я плохая.

Джон (роль которого играет другой заключенный): Но ведь я любил отца. Почему же ты не любила меня?

Мама: Мне кажется, я тебя ненавидела. Я ненавидела тебя так же, как и твоего отца. Ты - вылитый отец, такой же грубый, самовлюбленный и недалекий.

Джон: Ты не лучше. Ты пьянствовала, не обращала на детей внимания. Ты ничего для нас не сделала.

Мама: Это сущая правда, я на вас не давила. Если бы я стала смотреть за детьми, ты убежал бы из дома.

Директор просит вспомогательное “я” снова принять роль матери, прекрасно понимая, как важно для Джона высказать вслух то, о чем он до сих пор не говорил никогда в жизни. (Вспомним, что мать Джона умерла, когда он находился в тюрьме.)

Директор: Вы никогда не говорили об этом раньше?

Джон: Нет.

Директор (чувствуя, что сейчас происходит у Джона в душе и помогая ему, старается как можно точнее выразить словами его переживания): И хотя прошло уже 6 лет с тех, как она умерла, эти чувства по-прежнему сжигают вас изнутри?

Джон: Да, вы правы.

Действие начинается. Женщину, играющую роль вспомогательного “я”, просят произнести вслух все, что сказал Джон из роли своей матери.

Мама: Я не могу бросить пить. Ты что, не видишь, как мне тяжело. У меня девять детей на руках.

Джон (опять из своей роли): Но ведь ты ничего и не делала. Ты даже не хотела пойти в туалет, а просто ходила в ведро и говорила: “Пойди вылей, а потом вымой”.

Мама: Пойди вылей, а потом вымой.

Подхватив ключевую фразу, которую обронил Джон, вспомогательное “я” ввела в происходившее между ними взаимодействие отношение “здесь и теперь”. Джон стал кричать, выражая свой гнев.

Джон: Я тебя ненавижу, ненавижу! Нужно было дать тебе помереть. Ты продолжала это делать на глазах у детей. Ты раскрыла мне глаза на свою болезнь. Ты изнасиловала меня.

Один из участников, заключенный, подал знак, что он хочет продублировать.

Дубль: На самом деле ты мне не мать.

Джон (подхватывая слова дубля): Нет, ты мне не мать.

Дубль: И мне больнее всего, что ты меня не любишь.

После этой фразы дубля Джон останавливается, как вкопаный. Дубль помогает Джону достичь самой глубокой точки в его отношении к матери. Джон борется со слезами.

Джон: Это правда. Мне больнее всего, что ты меня не любишь. Я считаю, что каждая мать должна любить своего сына. (Поворачиваясь к директору и выходя из своей роли): Она мне так навредила.

Директор просит Джона сказать своей матери о том, как она ему навредила, когда не любила его. На этом этапе драмы он начинает устанавливать связь между своими переживаниями в прошлом и нынешним поведением, а также с возникающими проблемами при вступлении в близкие отношения.

Джон: Как только мне исполнилось 16, ты выгнала меня из дома. Ты меня научила только пить. Я просто сидел в пивной и напивался; ты загубила мою жизнь только потому, что заставляла меня все это делать, потому что не любила меня. Я всегда спрашивал разных людей, зачем они говорят: “Я тебя люблю”. Меня всегда так и подмывало спросить: “За что?” Если они старались меня удержать или обнять, я тут же их отталкивал. Я не выносил этого. У меня всегда было подозрение, что они собираются поступить со мной так же, как ты: сперва погладить по головке, а потом - коленом в зубы.

Джона попросили сказать матери, чего он от нее хотел.

Джон: Все, чего я хотел, - чтобы ты меня любила. Все, что я хочу, - жениться и иметь двух или трех детей. Вот все, что я всегда хотел. Я никогда не стремился стать богатым. Я хочу лишь иметь возможность обеспечить жену и детей, и тогда я буду счастлив. За что ты меня не любила? Почему ты напивалась?

Теперь его просят поменяться ролями, чтобы он мог услышать ее ответ.

Мама: Я была замужем пятнадцать лет, когда узнала, что у твоего отца есть другая женщина. Твой отец делал со мной все, что хотел, а когда я убедилась в том, что он спал с другой женщиной, это меня совсем подкосило. У меня были проблемы со здоровьем: я сильно располнела. Твой отец был жокеем: я могу себе представить, как он себя чувствовал, но такого я от него не ожидала. Когда я стала весить слишком много, ему было очень несладко со мной спать. Я была счастлива, только если удавалось напиться.

После того, как немного прояснилось его отношения с матерью и Джону удалось выразить свой гнев, действие развивается дальше, и теперь он имеет возможность получить или сделать то, чего был лишен в детстве. “Единственное, что я хотел сделать, - когда она напивалась или была в плохом настроении - просто подойти и к ней прижаться, но всегда очень боялся”.

Психодраматическая “сверхреальность” (“surplus reality”) позволяет заключенному, испытывающему эмоциональный голод, возможно, впервые в жизни узнать, что чувствует человек, когда его обнамают и говорят, что любят, - и впервые в жизни принять нежность и ласку вместо грубости и жестокости.

В последней сцене его умирающая мать лежит в больнице, и Джон может услышать от нее все то, что он надеялся бы услышать, если бы в реальной жизни их примирение состоялось вовремя. Вспомогательное “я” берет Джона за руку, но тот ее отдергивает: для физического контакта время еще не настало, ибо единственный известный ему способ физического контакта - либо самому переживать насилие, либо насиловать других. По окончании сессии Джон делился своими мечтами о дне, когда он сможет взять в охапку “ту женщину” (вспомогательное “я”) и крепко-крепко ее обнять.

Мама: Здравствуй, сынок. Я не думала, что придешь. Когда тебя вижу, чувствую себя плохо. Плохи наши дела. Сначала было хорошо, потом все хуже и хуже. (Она напоминает ему о лучших временах и говорит, что его любит).

Джон: Да, были лучшие времена.

Директор замечает, что Джон переполнен чувствами, которые не может выразить, и потому “застрял на месте”; она просит другого участника группы стать доктором и сказать Джону, что мать скончалась. Когда Джон это услышал, по его щекам потекли слезы.

Директор (обращаясь к Джону): Позвольте мне спросить: могли бы вы найти в себе силы, чтобы перед смертью матери простить ее?

Джон: Нет.

Хорошо представляя, что прошло еще слишком мало времени для того, чтобы рана затянулась, директор спрашивает Джона, что он хочет сказать напоследок.

Джон: Я до сих пор не могу понять некоторые твои поступки. Я могу понять, что сделал мой отец. Я думаю о тебе, но никого не люблю. Но какие-то вещи я могу понимать.

Доктор покрывает одеялом тело матери, а Джон хочет выйти из комнаты, но его удерживают.

Многим таким людям легче всего скрывать слезы за гневом, и для большинства из них слезы, которые появляются в психодраме, - это первые слезы в присутствии окружающих за много лет. Плачущего Джона поддерживает за плечи другой заключенный. На вопрос, какую надпись он бы хотел видеть на могильной плите матери, Джон отвечает: “Я тебя люблю и прощаю”. Он совершил свое путешествие, переходя от прошлого к настоящему и обратно - от настоящего к прошлому. Когда участники группы собираются в круг, чтобы поделиться с Джоном своими переживаниями, он чувствует понимание, поддержку и сочувствие, чего никогда не ощущал в детстве.

Вот слова одного заключенного, выступавшего в 1985 году по “Би-Би-Си Радио-4” в программе “Действительность”:

“Единственное, чего у заключенных никогда не было, - это любви и заботы. Вот чего они хотят. Им бы чуток того и другого - и вы добьетесь от них больше толку, чем если их колотить и скручивать им руки. Я бы не советовал этого делать, они от этого только звереют. Они так жили всю жизнь, и уж с этим-то могут справиться. А вы дайте им любовь и заботу и посмотрите, как они с этим могут справиться. Я видел, как некоторые парни ломались просто потому, что не знали, как это делается. Сам так сломался. Я не знаю, как отвечать на любовь и заботу, вот что пробирает по-настоящему. Это будет покруче, чем любая решетка, - когда люди по-человечески говорят: слушай, мы тебя любим. И никто из нас такого не только не говорил, а даже и не чувствовал.

Практические соображения

Нет никаких сомнений, что проведение психодраматической группы в таких условиях наталкивается на определенные сложности. Прежде всего, группа формируется из заключенных, совершивших разные преступления, и вряд ли найдется человек, проявляющий к заключенному больше нетерпимости, чем его собрат. Психодраматический процесс и психодраматист зависят от поддержки группы. Если с этим поспешить, то позже, когда интенсивность работы возрастет и директору понадобится поддержка группы, за это придется “заплатить”. Реплики заключенных: “Я не хочу тратить свое время на этого насильника”, или “Ты последняя скотина”, или “Даже я не врубаюсь, как такое можно сделать” - не способствуют тому, чтобы люди поделились своими чувствами, которые испытывают по отношению к самим себе и своим преступлениям.

В течение первых сессий для директора очень важно быть уверенным в том, что каждому участнику группы, вне зависимости от преступления и степени осознания своих чувств, хватает “психологического пространства”, чтобы исследовать все проблемы, которые требуется, - безотносительно к тому, насколько эти проблемы будут затрагивать остальных. Применение психодраматических разогревов способствует сближению участников и подводит их к осознанию того, что создание в группе атмосферы взаимопомощи и взаимной поддержки (в противоположность тому, к чему они привыкли во всех прочих группах) предполагает не взаимные распри, а поддержку, помощь и участие. Если после негативной оценки какого-то события или поступка в психодраматической реальности действие прекращается, все усилия перечеркиваются. Многие недели работы, посвященной воспроизведению сцены, где отец-детоубийца наконец-то находит в себе силы посмотреть на свое злодеяние или взять на руки своего мертвого ребенка, из-за одной-единственной реплики окажутся затраченными впустую. Протагонист вновь будет “отброшен” к изоляции и самоистязанию и лишен открывшейся было возможности высказать невысказанное.

Кроме типичных трудностей начального этапа ведения такой группы, мы сталкиваемся с тем, что заключенные (особенно склонные к неконтролируемому насилию, “бешеные”) часто боятся эмоционального воздействия психодрамы. “А что будет, если я вообще потеряю контроль над собой?” - вот самый распространенный вопрос, в котором слышится подлинный страх. Именно отсутствие сдерживающего начала и привело их в тюрьму. Кроме того, преступные действия по отношению друг к другу влекут за собой выдворение из Гриндона. Переживания чувств, которые до сих пор были неведомы, вызывают огромную тревогу: сможет ли вся группа, включая протагониста, директора и остальных участников, выдержать сильные эмоции, которые обязательно выйдут на поверхность?

Придя на сессию, заключенный Тони предупредил группу о крайней степени своего гнева, направленного на его дядю, заставлявшего мальчика есть свои испражнения перед тем, как его изнасиловать. Группа замялась в нерешительности, не будучи уверенной в том, что она само и директор смогут выдержать открытое выражение такого гнева. Никто не соглашался добровольно взять роль его дяди, опасаясь за свою безопасность при столь очевидном негативном переносе. В таких случаях протагонист и группа находятся в разных “пространствах”. И тогда, несмотря на разогретого и готового к работе протагониста, дальше идти не стоит, пока группа недостаточно разогрета для определенного протагониста или для работы с той или иной темой, или для исследования собственных (групповых) проблем. Крайне важно признавать существование у группы потребности в “запасе прочности” при работе с некоторыми темами и допускать, что для определенной работы она может быть не готова. Мы ведь имеем дело не с теми, кто только тешится агрессивными фантазиями: наши клиенты уже претворили свои фантазии, так сказать, в жизнь - такую, какая и привела их в тюрьму (Coln 1990). Директору приходится во многом полагаться на группу, особенно при использовании психодраматических техник “отреагирования с удержанием”: некоторые техники этого круга требуют непосредственного участия всей группы в физическом сдерживании протагониста в момент отреагирования сверхсильных чувств - с тем, чтобы он не причинил вреда ни себе, ни другим, при этом получив возможность для максимально интенсивного выражения чувств вслух. следует прилагать немалые усилия, чтобы найти подходящий способ сдержать человека и продолжать его удерживать в определенных рамках. Для многих из них это важнейший момент в работе. Они знают, как превратить свои чувства в действия, и обычно делают это за чужой счет. Для некоторых задача состоит в том, чтобы найти слова, которые до сих пор заменялись действиями. Для других, наряду со словами, очень важно найти подходящее место действия, где бы они почувствовали себя спокойно.

Прошло несколько недель, прежде чем группа нашла возможность вернуться к проблеме Тони. Всем вместе нам удалось творчески подойти к ее решению и найти психодраматический подход, безопасный для каждого члена группы, включая протагониста, - при этом не лишая его шанса выразить свой гнев, который он боялся обнаружить в двенадцатилетнем возрасте.

Взрывы гнева следуют за слезами сожаления и раскаяния в том, что человек совершил, и обиды за все, что он недополучил в детстве, чаще, чем может показаться. Для многих из нас слезы - это естественный способ выражения эмоций. Для этих людей, выросших в окружении, где моделью мужского поведения является образ бесчувственного “крутого” парня, а человека бьют только за то, что он плачет, психодраматическая сессия может быть первым действительно безопасным и самым подходящим местом для проявления таких чувств. Один из заключенных, получивший 17 лет за вооруженное ограбление, известный в уголовной среде своей жесткостью, с репутацией человека, готового на все, и многочисленными надписями на “книжке своего тела”, впервые зарыдал в голос, увидев психодраму своего собрата-заключенного. Когда в детстве он начинал плакать, отец брал ремень или выгонял его на улицу, где его били ребята, бывшие значительно старше по возрасту. Это его ожесточило.

Во время каждой сессии директору следует задаваться вопросом: “Чего еще желательно было бы достичь сегодня и настало ли для этого время?” Пытаясь достичь максимума, можно всю работу свести на нет. Следует неукоснительно придерживаться условий контракта. Работать с заключенным без предварительной договоренности, выходя за рамки его запроса или его желания, - значит идти на риск. Иногда следует умерить свой энтузиазм, чтобы достичь большего, и всегда иметь в виду, что существует очень тонкий баланс между поощрением к действию и готовностью признать право заключенного просто побыть на сессии, не участвуя в действии.

Такие люди тоже по-своему ранимы. Одни из них пытались покончить с собой, полностью осознав, что совершили. Проходить снова весь мучительный путь, опускаться в глубину, находящуюся за пределами их отчаяния от содеянного, - к их собственному отчаянию, следует крайне осмотрительно; здесь огромную роль играют профессиональное чувство меры и выбор подходящего момента. Заключенный, который действительно держал на руках убитого им собственного ребенка, на первых сессиях оказался не в силах сделать больше ничего. Он просто оставался в комнате, пока остальные работали со своими проблемами, делились своими эмоциями и переживаниями. Следующий шаг директора - дублирование чувства, которому протагонист не может выразить вербально. Успокаивающие прикосновения окружающих, слова, в которых звучит поддержка и убежденность в том, что человек в драме делал все правильно, приводят его драму туда, куда она должна прийти. Соединив свой собственный опыт с исследованиями и идеями Боулби и других сторонников теории эмоциональных связей, я пришла к выводу, что психодрама - самый эффективный и содержательный метод работы в таких условиях. Она включает в себя драматическое самопредставление каждого человека, способствуя проявлению его поведения, чувств и убеждений. Как и для всех прочих психотерапевтических методов, ее фундамент составляет формула: человек способен измениться сам, получив точную информацию о своем поведении. Проведенные в Гриндоне исследования продемонстрировали, что психодрама играет важную роль в изменении эмоционального состояния заключенных и расширении их представления о самих себе (Jeffries 1987).

Вот как заключенный Тони описывает этот процесс:

“Я бы сказал, что здесь мы разряжаем бомбы. Вы что, думаете от меня чего-нибудь добиться, посадив на восемь лет за решетку и вздувая меня дубинкой? И чего вы после этого от меня хотите? Вы только сделаете меня еще хуже, чем я был раньше. И то же самое вам скажет любой. Это серьезная штука. Меня всего переворачивает, когда я слышу, что психодрама - это сборище профанов. Зайдите ко мне на полчасика, и я покажу вам, что это такое”.

Хотелось бы мне, чтобы мы могли разряжать больше бомб во многих других тюрьмах. Я не верю, что люди рождаются преступниками, насильниками, убийцами или мучителями собственных детей, хотя я согласна с тем, что у некоторых из них есть патологические проблемы, которые проявляются в антисоциальном поведении. Наше общество должно принять на себя ответственность за то, как мы друг к другу относимся. Очень грустно, что мы по-прежнему ищем панацею от всех бед. Но каким бы ужасным ни было совершенное человеком преступление, просто запереть его на 24 часа в сутки, не попытавшись добиться каких-то изменений в его убеждениях и поведении, пока он отбывает свой срок, - значит заведомо рассчитывать на его возвращение в общество куда более ожесточенным и безнадежным, чем он был до попадания в тюрьму. В противоположность такому отношению к заключенным, применение психодрамы показывает, что установки и поведение можно изменить, а подход к людям, совершившим тяжкие преступления, может стать гораздо более конструктивным и человечным.

Литература

Bowlby, J. (1979) Making and Breaking of Affectional Bonds, London: Tavistock.

Bowlby, J. (1988) A Secure Base - Clinical Applications of Attachment Theory, London: Routledge.

Cohen, A (1955) Delinquent Boys - the Culture of the Gang, New York: New York Free Press.

Coln, H. (1990) The Place of the Actual in Psychotherapy, London: Associated Press.

Green, R. and Murray, E. (1973) “Instigation to aggression as a function of self-disclousure and threat to self-esteem”, Journal of Councelling and Clinical Psychology 40: 440-3.

Henderson, A. (1974) “Care-eliciting behaviour in man”, Journal of Nervous and Mental Diseases 159: 172-81.

Hewit, J. (1970) Social Stratification of Deviant Behavior, New York: Random House.

Jeffries, J.I. (1987) “The effect of psychodrama on the self-concept of prisoners” unpublished M.Sc. thesis, University of Surrey.

Kaplin, H. (1975) Self Attitudes of Deviant Behaviour, Pacific Palisades, CA: Goodyear.

Rosenbaum, M. and de Charmes, R. (1960) “Direct and vicarious reduction of hostilities”, Journal of Abstracts and Social Psychology 66: 54-61.

Дополнительная литература

Becker, H. (1963) Outsiders, Studies in the Sociology of Deviants, New York: New York Press.

Bois, K. (1972) “Role playing as behaviour change technique”, Psychotherapy: Theory Research Practices 9: 185-92.

Charney, M. (1975) “Psychodrama and self-identity”, Journal of Group Psychotherapy 28: 118-27.

Cooley, C. (1922) Human Nature and Social Order, New York: Scriber.

Fine, L. (1978) “Psychodrama” in R.Corsini (ed.) Current Psychotherapies, Illinoi