Часть четвертая Глухой мальчик 12 октября 1851 г. 7 страница
Несколько дней спустя они с сыном работали в доме. Сара увидела в нескольких домах в Рок-Айленде новые напольные покрытия и упрашивала Роба Джея до тех пор, пока он не пообещал ей сделать три таких покрытия. Их делали, просмолив полотно и покрыв его пятью слоями краски. Материал в результате получался грязеустойчивым, водонепроницаемым и просто красивым. Она велела Алексу и Олдену нанести смолу и первые четыре слоя краски, но для последнего слоя ей понадобился муж.
Роб Джей смешивал краску для всех пяти слоев, используя пахту, приобретенное в магазине растительное масло и мелко помеленную коричневую яичную скорлупу, чтобы получить хороший цвет молодой пшеницы. Они с Шаманом наносили последний слой вместе, и теперь, солнечным воскресным утром, аккуратно проводили тонкую черную кайму по внешним краям каждой полосы, пытаясь закончить работу до того, как Сара вернется из церкви.
Шаман был удивительно терпелив. Роб Джей знал, что на кухне его ждет Рэйчел, но он видел, что юноша не пытается ускорить работу – в тот момент они чертили декоративную кайму на последней полосе покрытия.
– Папа! – внезапно произнес Шаман. – А чтобы жениться, нужно много денег?
– Хм. Прилично. – Он вытер кисточку о тряпку. – Ну, раз на раз не приходится, конечно. Некоторые пары живут с ее или его родителями, пока не обзаведутся своим жильем. – Он сделал трафарет из тонкой планки, чтобы облегчить себе работу, и теперь Шаман двигал его по новому полу и наводил черную кайму, заканчивая работу.
Они вымыли кисточки и убрали инструменты обратно в сарай. Не успели они повернуть назад к дому, как Шаман кивнул:
– Я понял, что раз на раз не приходится.
– Что куда не приходится? – рассеянно переспросил Роб Джей; он уже полностью сосредоточился на том, как откачать жидкость из распухшего колена Гарольда Гейса.
– Сумма, которая нужна, чтобы жениться. Она зависит от того, сколько мужчина зарабатывает, когда появится ребенок, ну и все в таком роде.
– Вот именно, – согласился Роб Джей. Он был заинтригован и озадачен, поняв, что пропустил какую-то очень важную часть разговора.
Но несколько минут спустя Шаман и Рэйчел Гайгер прошли мимо сарая по направлению к дороге, ведущей к дому. Шаман не сводил глаз с Рэйчел, чтобы видеть, что она говорит, но, посмотрев на лицо сына, Роб Джей сразу же понял, что происходит.
Несколько кусочков мозаики легли на свое место, и Роб скривился.
Прежде чем позаботиться о колене Гарольда Гейса, он направился к ферме Гайгеров. Его друг точил косы в сарае с инструментами. Он улыбнулся вместо приветствия и продолжил широкими движениями водить точильным камнем по лезвию.
– Роб Джей!
– Джейсон!
На полу лежал еще один точильный камень; Роб Джей поднял его и начал точить вторую косу.
– Я пришел поговорить об одной проблеме, – начал он.
Взросление
Последний жизнестойкий слой снега все еще покрывал поля тонкой глазурью, когда Роб Джей начал весенние работы на овечьей ферме. Шамана, к его испугу и радости, впервые включили в эту деятельность. Раньше он выполнял кое-какие обязанности только от случая к случаю, а в основном ему давали возможность учиться и тренировать речь.
– В этом году нам не обойтись без твоей помощи, – сказал ему отец. – Олден и Алекс ни за что не признаются, но трем мужчинам, вместе или поодиночке, не справиться с работой, которую выполнял один Идет Поет. Кроме того, каждый год отара растет, и мы решили увеличить размеры пастбища. Я говорил и с Дороти Коуэн, и с Рэйчел. Они обе считают, что в Академии ты изучил все, что можно было. Они сказали мне, что тебе больше не нужно тренировать речь, и, – тут он широко улыбнулся, – должен заметить, что я с ними согласен. Как по мне, ты прекрасно разговариваешь!
Роб Джей постарался донести до Шамана, что работа в поле не будет для него постоянной: «Я знаю, что ты не хочешь заниматься сельским хозяйством. Но выручи нас сейчас, и мы подумаем о том, чем ты хочешь заниматься дальше».
Олден и Алекс забивали ягнят. Шаману поручили высадить живую изгородь из кустов, как только земля станет достаточно мягкой. Ограда из параллельных земле жердей не годится, когда имеешь дело с овцами, потому что животные легко убегают, протискиваясь между жердями; и тем же путем на ферму заходят хищники. Чтобы очертить границы нового пастбища, Шаман вспахал узкую полосу по периметру, а затем посадил маклюру, на достаточно близком расстоянии друг от друга, чтобы создать надежное препятствие. Семена он клал в землю с большой осторожностью, потому что они стоили пять долларов за фунт. Деревья вырастали сильными и ветвистыми, с длинными острыми шипами.
Живая изгородь надежно удерживала овец внутри, защищала от проникновения волков и койотов снаружи. Забор, который полностью отвечал этим требованиям, вырастал в течение трех лет. Но Роб Джей начал высаживать колючую ограду с момента создания фермы, и, когда Шаман высадил новые кусты, он целыми днями стоял на лестнице, обрезая уже выросшие. Закончив это дело, принялся убирать с земли валуны, собирать хворост, ставить сваи, выкорчевывать пни на границе с лесом.
Его руки были поцарапаны шипами, на ладонях образовались мозоли. Поначалу мышцы сильно болели, но постепенно адаптировались к нагрузкам и окрепли. По ночам ему снились эротические сны. Иногда он не мог вспомнить, что ему снилось, или забывал приснившихся ему женщин, но несколько раз, проснувшись, он четко помнил, что ему снилась Рэйчел. По крайней мере однажды героиней его сна была Маква, и это смутило и напугало его. Он отчаянно, но напрасно старался уничтожить улики прежде, чем простыню бросят в корзину с грязным бельем, ожидающим кипячения.
В течение многих лет он видел Рэйчел каждый день, а теперь они встречались крайне редко. Одним воскресным днем он пришел к ней домой, но на стук вышла ее мать.
– Рэйчел занята и не может с тобой разговаривать. Я передам ей привет от тебя, Роб Джей, – любезно сказала Лилиан.
Иногда субботним вечером, когда их семьи собирались, чтобы поиграть на музыкальных инструментах и пообщаться, ему удавалось сесть рядом с Рэйчел и поговорить о школе. Он скучал по своим урокам арифметики и расспрашивал ее об учениках, помогал составлять планы дальнейших уроков. Но она почему-то чувствовала себя очень неловко. Излучаемые ею тепло и свет погасли, как огонь, в который подбросили слишком много дров. Когда он предложил ей пойти погулять, ему показалось, что присутствовавшие в комнате взрослые напряженно ожидают ее ответа. Она сказала: «Нет, я не хочу идти прямо сейчас, но спасибо, Шаман». Родители явно вздохнули с облегчением и расслабились, услышав ее отказ.
Мать и отец объяснили Рэйчел ситуацию, с пониманием говоря о безумном увлечении юноши и четко заявляя, что именно на ней лежит ответственность за то, чтобы никоим образом не подпитывать его иллюзии. Однако сделать это оказалось очень тяжело. Шаман был ее другом, и она скучала по нему. Она волновалась о его будущем, но стояла на краю собственной пропасти, и попытки заглянуть в ее темные глубины вызывали у нее ужасное беспокойство и страх.
Рэйчел должна была догадаться, что безумное увлечение Шамана станет катализатором перемен, но с таким упрямством закрывала глаза на свое будущее, что когда Иоганн К. Регенсберг приехал на выходные в гости к ее родителям, она сначала восприняла его как друга отца. Это был среднего роста толстоватый приветливый мужчина лет сорока, который с уважением именовал хозяина дома «мистер Гайгер», себя же попросил называть просто – Джо. У него было приятное лицо, обрамленное короткой бородкой, но внимание собеседника всегда привлекали его живые, немного косящие синие глаза, глубокомысленно глядящие на мир из-за очков в металлической оправе. Редеющие каштановые волосы росли в основном на самой макушке, что позволило Лилиан позже описать его друзьям как обладателя «высокого лба».
Джо Регенсберг появился на ферме в пятницу, задолго до начала традиционного субботнего обеда. Вечер и весь следующий день он провел, разделяя досуг с семейством Гайгеров. В субботу утром они с Джейсоном почитали Тору, уделив особое внимание Книге Левит. Пообедав холодными закусками, он осмотрел амбар и аптеку, а затем, несмотря на пасмурный день, пошел взглянуть на поля, которые засеют весной.
Гайгеры закончили день отдыха ужином, во время которого подали чолнт – блюдо, содержащее бобы, мясо, перловую крупу и чернослив, оно медленно готовится на горячих углях с предыдущего дня, потому что евреям запрещено разжигать огонь во время Шаббата. Позже пришло время музыки: Джейсон сыграл часть скрипичной сонаты Бетховена, уступив оставшуюся часть Рэйчел, которая любила играть последние такты, – а гость наблюдал за происходящим с очевидным удовольствием. В конце вечера Джо Регенсберг открыл свой огромный гобеленовый чемодан и достал оттуда подарки: для Лилиан – набор противней для выпечки, изготовленный на его собственной фабрике в Чикаго; для Джея – бутылку прекрасного старого бренди; а для Рэйчел – книгу «Посмертные записки Пиквикского клуба».
Она заметила, что для ее братьев он никаких подарков не привез. Тут же стала понятна цель его визита, и ее охватили ужас и растерянность. Омертвевшими губами она поблагодарила его, заметив, что ей нравится творчество мистера Диккенса, но к настоящему времени она прочитала только «Николаса Никлби».
– «Посмертные записки Пиквикского клуба» – мое самое любимое произведение, – сообщил он. – Мы непременно должны обсудить его, когда вы его прочитаете.
Ни один честный человек не назвал бы его красавцем, но лицо у него было умное. И она признала, что книга, пожалуй, наиболее уместный подарок, который деликатный мужчина вручил бы женщине в данных обстоятельствах.
– Я подумал, что это подходящий подарок для учительницы, – добавил он, словно мог прочитать ее мысли. Одежда на нем сидела лучше, чем на знакомых ей мужчинах; наверное, ее просто лучше сшили. Когда он улыбался, в уголках глаз разбегались лучики морщин.
Незадолго до описываемых событий Джейсон написал письмо Бенджамину Шёнбергу, шадхену в Пеории, и для страховки отправил аналогичное письмо свахе по имени Соломон Розен в Чикаго, где число евреев неуклонно росло. Ответ Шёнберга был весьма цветист: он заявлял, что у него есть много молодых людей, из которых получатся замечательные женихи, и Гайгеры могут познакомиться с ними, когда приедут в Пеорию на Святые дни. Соломон Розен не стал сидеть сложа руки. Иоганн Регенсберг был одним из его лучших потенциальных женихов. Когда Регенсберг упомянул, что собирается поехать в западную часть Иллинойса, чтобы посетить магазины, торгующие его товарами, включая несколько магазинов в Рок-Айленде и Давенпорте, Соломон Розен немедленно устроил знакомство.
Спустя несколько недель после посещения от мистера Розена пришло еще одно письмо. Рэйчел произвела на Иоганна Регенсберга весьма благоприятное впечатление. Мистер Розен сообщал им, что у семьи Регенсберга ичез – прекрасная родословная, его предки в течение многих поколений служили нуждам общины. В письме указывалось, что среди предков мистера Регенсберга были учителя и библеисты, и род его восходит к четырнадцатому столетию.
Родители Иоганна, Леон и Голда Регенсберг, умерли. В этом деле его интересы представляла сестра покойного Леона Регенсберга, миссис Гарриет Фербер…
Когда Джей прочитал дальше, его лицо потемнело от негодования, – миссис Фербер, ссылаясь на семейные традиции, просила предоставить ей доказательства девственности невесты.
«Здесь не Европа. И они не корову покупают», – возмущенно воскликнул Джейсон.
На его холодный отказ ответили сразу. В своем примирительным письме мистер Розен просил прощения за бестактный вопрос и интересовался, нельзя ли тете Иоганна навестить Гайгеров. И вот, несколько недель спустя, в Холден-Кроссинг прибыла миссис Фербер – маленькая женщина с очень прямой спиной и ослепительно-белыми волосами, туго стянутыми в узел на затылке. Она привезла с собой корзинку с цукатами, пирогами, пропитанными бренди, и дюжиной бутылок кошерного вина. Появилась она как раз перед Шаббатом. Она по достоинству оценила кулинарные таланты Лилиан и музыкальные способности членов семьи, но не сводила глаз с Рэйчел, постоянно беседовала с ней об образовании и детях. Было видно, что она сразу полюбила девушку всей душой.
Она оказалась вовсе не такой противной, как они боялись. Поздно вечером, пока Рэйчел наводила порядок в кухне, миссис Фербер уединилась с Джеем и Лилиан, и они поведали друг другу историю своих семей.
Предки Лилиан были испанскими евреями, сбежавшими от инквизиции: сначала в Голландию, а затем в Англию. В Америке у них было политическое наследство. Со стороны отца она состояла в родстве с Френсисом Сальвадором, который был избран своими соседями-христианами в Провинциальный конгресс Южной Каролины. Во время службы в рядах милиции, спустя несколько недель после принятия Декларации независимости, он стал первым евреем, погибшим за Соединенные Штаты: попал в засаду и был скальпирован тори и индейцами. Со стороны матери она состояла в родстве с Мендесом, кузеном Иуды Беньямина, сенатором Соединенных Штатов от Луизианы.
Джейсон Гайгер был из рода потомственных аптекарей с корнями в Германии. В 1819 году семья прибыла в Чарльстон, спасаясь от погромов, во время которых по улицам бежали толпы людей, разыскивая евреев и крича: «Хеп! Хеп! Хеп!» – клич этот восходил к крестоносцам и был составлен из первых букв фразы «Hierosolyma est perdita » – «Иерусалим разрушен».
Регенсберги уехали из Германии за десять лет до погромов Хеп-Хеп, сообщила миссис Фербер. У них были виноградники в Рейнской области. Большим богатством семейство не обладало, но жило вполне обеспеченно. Торговля жестяными изделиями Джо Регенсберга процветала. Он был из колена коэнов, и в его жилах текла кровь первосвященников Храма Соломонова. Если брак будет заключен, тонко намекнула она Лилиан и Джею, то их внуки будут вести свой род от двух главных раввинов Иерусалима. Они сидели, обменивались довольными взглядами и пили прекрасный английский чай, извлеченный из все той же корзинки миссис Фербер. «Сестру моей матери тоже звали Гарриет, – сказала Лилиан. – Мы звали ее Хетти». Миссис Фербер тут же уточнила, что уж ее-то все называют исключительно полным именем – Гарриет, но произнесла она это с такой теплотой и так добродушно, что они с легкостью приняли приглашение навестить ее в Чикаго.
Несколько недель спустя, в среду, все шесть членов семьи Гайгер сели в вагон поезда в Рок-Айленде, собираясь предпринять пятичасовую поездку до самого Чикаго, без пересадок. Город оказался крупным, растянувшимся на десятки миль, полным людей, грязным и шумным, но, с точки зрения Рэйчел, просто захватывающим. Ее семья поселилась в номерах на четвертом этаже гостиницы «Палмерс Иллинойс хаус хоутел». В четверг и в пятницу, во время двух вечеров в доме Гарриет на Саут-Вабаш-авеню, они познакомились с другими родственниками, а в субботу утром посетили богослужение в семейной синагоге Регенсбергов, Конгрегации «Кехилат Анше Маариб», где Джейсону оказали высокую честь, попросив его благословить собравшихся. Вечером они отправились в мюзик-холл, где гастролирующая оперная труппа представляла «Волшебного стрелка» Карла Марии фон Вебера. Рэйчел еще никогда не была в опере, и протяжные, романтичные арии привели ее в бурный восторг. В первом антракте между действиями Джо Регенсберг вывел Рэйчел на улицу и сделал ей предложение. Она согласилась стать его женой. Все прошло очень гладко, потому что настоящие договоренности были достигнуты между родителями и теткой. Из кармана он вынул кольцо, принадлежавшее его матери. Бриллиант, первый в жизни Рэйчел, был скромным, но красиво оправленным. Кольцо оказалось ей великовато, и она сжала руку в кулак, чтобы оно не соскользнуло с пальца и не потерялось. Они вернулись на свои места. Началось следующее действие. Сидя в темноте рядом с Лилиан, Рэйчел взяла ее руку, положила ладонью на кольцо и улыбнулась, когда та восторженно ахнула. Позволив великолепной музыке отнести ее назад в немецкий лес, она подумала, что событие, которого она так боялась, возможно, является дверью к свободе и очень приятной власти.
В то жаркое майское утро, когда она пришла на овечью ферму, Шаман несколько часов подряд, до седьмого пота, косил траву, а затем собирал ее граблями в кучи, и был покрыт пылью и сеном. На Рэйчел было знакомое ему серое платье, местами потемневшее от влаги из-за жары, широкая серая шляпа, которую он еще не видел, и белые хлопковые перчатки. Когда она спросила, не может ли он проводить ее домой, он с радостью бросил грабли на землю.
Они немного поболтали о делах в Академии, но почти сразу она начала рассказывать ему о себе и о том, что произошло в ее жизни.
Улыбнувшись, Рэйчел сняла перчатку с левой руки и продемонстрировала ему кольцо – и он понял, что она выходит замуж.
– Так значит, ты переедешь?
Она взяла его за руку. Несколько лет спустя, снова и снова прокручивая в памяти эту сцену, Шаман чувствовал стыд за то, что не поговорил с ней. Не пожелал ей счастливого замужества, не открыл, что она значила для него, не поблагодарил ее.
Не попрощался.
Но он просто не мог поднять на нее глаза и потому не знал, что она говорит. Он стоял, словно окаменев, и ее слова скатывались с него, словно капли дождя.
Когда они дошли до ведущей к ее дому дороги, а он развернулся и пошел назад, то понял, что у него болит рука, потому что она слишком сильно сжимала ее.
На следующий день после того, как Гайгеры снова поехали в Чикаго, где Рэйчел должны были обручить под специальным навесом в синагоге, Роб Джей пришел домой и увидел Алекса, который сказал, что сам позаботится о лошади. «Ты лучше иди, посмотри, что происходит с Шаманом».
Войдя в дом, Роб Джей подошел к двери комнаты Шамана и постоял, прислушиваясь к хриплым, сдавленным рыданиям. Когда ему было столько же лет, сколько сейчас его сыну, он так же горько рыдал – потому что его собака стала агрессивной и кусачей, и мать отдала ее арендатору, который жил один на холмах. Но он понимал, что сын горюет о человеке, а не о животном.
Он вошел и сел на кровать.
– Есть кое-что, о чем тебе следует знать. Евреев очень мало, и они в основном окружены нами, а нас очень много. Потому они считают, что, если не будут заключать браки между собой, то не смогут выжить. Но к тебе это не относится. У тебя никогда не было ни единого шанса. – Он протянул руку и отбросил влажные волосы сына со лба, а затем положил ладонь ему на макушку. – Потому что она – женщина, а ты – мальчик.
Летом школьный комитет, роя носом землю в поисках хорошего учителя, который согласился бы работать за маленькую зарплату по причине своей молодости, предложил работу в Академии Шаману, но он сказал «нет».
– Чем ты тогда хочешь заниматься? – спросил его отец.
– Не знаю.
– В Гейлсберге есть высшая школа, называется Нокс-колледж, – сказал Роб Джей. – Говорят, очень хорошее заведение. Может, ты хочешь продолжить образование? И сменить обстановку?
Сын кивнул.
– Думаю, да, – ответил он.
И так, через два месяца после своего пятнадцатого дня рождения, Шаман покинул родительский дом.
Победители и проигравшие
В сентябре 1858 года преподобного Джозефа Хиллса Перкинса назначили священником самой большой баптистской церкви в Спрингфилде. В числе его новой преуспевающей паствы были губернатор и многие члены законодательного собрания штата. Назначение вызвало у мистера Перкинса большое изумление. Прихожане его церкви в Холден-Кроссинге рассматривали его успех как неопровержимое доказательство собственной прозорливости: ведь когда-то они выбрали именно его! Какое-то время Сара была занята организацией прощальных обедов и вечеринок; а когда Перкинсы уехали, жителям городка снова пришлось искать нового священника, кормить и размещать целую армию странствующих проповедников и снова вести горячие споры о желательности отдельных кандидатов.
Какое-то время они отдавали предпочтение мужчине из северной части Иллинойса, который отличился пламенными речами, изобличающими грехи; но, к облегчению тех немногих, кому его стиль совершенно не импонировал (в их число входила и Сара), его пришлось исключить из списка по той простой причине, что у него было уже шестеро детей и седьмой на подходе, а приход был невелик. Наконец они остановились на мистере Люциане Блэкмере: краснощеком, толстом, как бочка, джентльмене, недавно переехавшем на Запад. «С морских просторов на просторы веры», отрекомендовал его Кэррол Вилкенсон, знакомя Роба Джея с новым священником. Мистер Блэкмер производил впечатление человека приятного, но настроение Роба Джея резко упало, когда он познакомился с его женой. Джулия Блэкмер была женщиной худой и нервной, а ее бледность и кашель выдавали запущенное заболевание легких. Приветствуя ее в Холден-Кроссинге, Роб Джей чувствовал на себе пристальный взгляд ее мужа, словно Блэкмер ждал заверений, что доктор Коул даст ему новую надежду и безошибочный курс лечения.
Холден-Кроссинг, Иллинойс
12 октября 1858 г.
Дорогой Шаман!
Я был рад узнать из твоего письма, что ты уже обосновался в Гейлсберге, здоров и с удовольствием учишься. У нас все хорошо. Олден и Алекс закончили резать свиней, и мы устраиваем настоящий пир, подавая на стол свежий бекон, ребрышки, лопатки, окорок (вареный, копченый и соленый), маринованное мясо, зельц и сало.
Ходят слухи, что новый священник начинает говорить с кафедры очень интересные вещи. Надо отдать ему должное, он мужественный человек, потому что свою первую проповедь посвятил определенным вопросам морали, вызываемых рабством; и хотя ему, похоже, удалось получить одобрение большинства присутствующих, после окончания проповеди достаточно упрямое и шумное меньшинство (включая и твою мать) высказали резкое несогласие с ним.
Я очень обрадовался, узнав, что Авраам Линкольн из Спрингфилда и сенатор Дуглас планировали устроить дебаты в Нокс-колледже 7 октября, и я надеюсь, что ты нашел возможность сходить туда. Их предвыборные кампании за место в сенате заканчиваются, и на своих первых в жизни выборах в качестве американского гражданина я должен буду отдать голос кому-то из них, а я никак не могу понять, кто же из них хуже. Дуглас мечет гром и молнии против невежественного фанатизма «ничего не знающих», но поддерживает права рабовладельцев. Линкольн набрасывается на рабство, но принимает – а точнее, добивается – поддержки «ничего не знающих». Оба они очень меня раздражают. Одним словом, политиканы!
Предметы в твоем списке, как я считаю, очень интересные. Но имей в виду, что помимо тайн ботаники, астрономии и физиологии кое-какие секреты можно почерпнуть и из поэзии.
Надеюсь, приложение к письму облегчит тебе задачу покупки рождественских подарков. С нетерпением жду встречи с тобой во время каникул!
Твой любящий
Отец
Он скучал по Шаману. Его отношения с Алексом были скорее настороженными, чем теплыми, а Сара всегда была слишком занята церковными делами. Он наслаждался редкими музыкальными вечерами с Гайгерами, но, когда игра заканчивалась, они начинали ссориться из-за расхождений в политических взглядах. И потому все чаще, ближе к вечеру, посетив всех своих больных, он направлял лошадь к женскому монастырю Святого Франциска Ассизского. С каждым уходящим годом он все четче понимал, что матушка Мириам скорее мужественная, чем суровая, и скорее притягательная, чем отталкивающая.
«У меня для вас кое-что есть», – заявила она однажды днем и вручила ему стопку коричневых листков бумаги, исписанных водянистыми черными чернилами мелким, убористым почерком. Он прочитал листки, сидя на обтянутом кожей стуле и попивая кофе, и понял, что это описание внутренних операций Ордена звездно-полосатого флага и что текст, возможно, написал человек, входивший в эту организацию.
В самом начале находилась схема общегосударственной структуры политического тайного общества. Его основа состояла из районных советов, каждый из которых сам выбирал своих служащих, издавал собственные указы и сам принимал членов. Выше находились окружные советы, куда входило по одному делегату от каждого из районных советов. Окружные советы контролировали политические действия районных советов и решали, кто из местных политических деятелей достоин поддержки ордена.
Все отделения ордена в штате контролировал большой совет, состоящий из трех делегатов от каждого районного совета, а управлял им почетный председатель и другие избираемые чиновники. На самом верху замысловатой структуры организации находился национальный совет, принимавший решения по всем вопросам национальной политики, включая выбор кандидатов от ордена в президенты и вице-президенты Соединенных Штатов. Национальный совет назначал наказания своим членам за неисполнение служебного долга и разрабатывал сложные ритуалы ордена.
В ордене существовало два уровня членства. Чтобы достичь первого, кандидат должен был быть взрослым мужчиной, родившимся в Соединенных Штатах от родителей-протестантов и не состоящим в браке с католичкой.
Каждому желающему стать членом ордена задавали прямой вопрос: «Готовы ли вы использовать свое влияние и голосовать только за коренных американских граждан при выборах на почетную, доверительную или оплачиваемую должность, дарованную народом, за исключением всех иностранцев и католиков, в частности, и невзирая на партийные предпочтения?»
Человек, который давал такую клятву, был обязан отказаться от верности любой другой партии, поддерживать политическую волю ордена и делать все возможное для внесения изменений в законы о натурализации. После этого его посвящали в тайны, подробно описанные в отчете: знак узнавания, манера рукопожатия, вызовы и предупреждения.
Чтобы достичь второго уровня членства, кандидат должен был быть долговременным членом ордена, заслужившим доверие. Только члены, достигшие второго уровня, имели право занимать в ордене посты, участвовать в его секретной деятельности и получать от него поддержку в политической борьбе на местном и национальном уровне. Когда их избирали или назначали на должность, то им давали приказ избавиться от всех иностранцев, чужаков или католиков, работающих под их началом, и ни в коем случае «не назначать оных ни на какие должности».
Роб Джей в ужасе уставился на Мириам Фероцию.
– Сколько их?
Она пожала плечами.
– Мы не думаем, что в этом секретном ордене так уж много людей. Возможно, тысяча. Но они составляют костяк Американской партии. Я передаю вам эти страницы, потому что вы выступаете против этой группы, которая стремится навредить моей Матери-Церкви, и еще потому, что вы должны понять природу тех, кто причиняет нам зло и за чьи души мы молимся Богу. – Она серьезно посмотрела на него. – Но вы должны пообещать не использовать эту информацию для того, чтобы приблизиться к подозреваемому члену ордена в Иллинойсе: ибо, если вы меня не послушаете, то можете подвергнуть ужасной опасности составившего данный отчет.
Роб Джей кивнул. Он свернул листки и протянул их настоятельнице, но она покачала головой.
– Это для вас, – сказала она. – Вместе с моими молитвами.
– Вы не должны молиться за меня! – Ему было неловко говорить с ней о вопросах веры.
– Вы не сможете помешать мне. Вы заслуживаете молитв, и я часто говорю о вас с Богом.
– Так же, как молитесь за своих врагов, – ворчливо заметил он, но она не обратила на его фразу никакого внимания.
Позже, вернувшись домой, он еще раз перечитал отчет, тщательно исследуя небрежный почерк. Его написал человек (возможно, священник?), живший придуманной жизнью, притворявшийся тем, кем не являлся, рискуя своей безопасностью, а возможно, и жизнью. Робу Джею очень хотелось сесть рядом с этим человеком и поговорить.
Ник Холден с легкостью побеждал на перевыборах, проработав, таким образом, целых три срока – и все благодаря своей репутации ветерана индейской войны. Но теперь он баллотировался на четвертый срок и его противником был Джон Карленд, прокурор Рок-Айленда. Карленда высоко ценили и демократы, и представители других политических сил, и, похоже, партия Холдена «Ничего не знаю» теряла поддержку. Пошли слухи, что конгрессмен может потерять должность, и Роб Джей ждал, когда же Ник сделает очередной эффектный жест, чтобы получить голоса. Так что он не сильно удивился, когда, вернувшись вечером домой, узнал, что конгрессмен Холден и шериф Грэм собирают новый добровольческий отряд.
– Шериф говорит, что Фрэнк Мосби, этот бандит, скрывается в северной части штата, – сообщил ему Олден. – Ник так взбудоражил народ, что люди больше хотят линчевать, чем арестовать Мосби, если хотите знать мое мнение. Грэм назначает себе заместителей направо и налево. Алекс ушел, и он сильно нервничал. Он взял с собой гусиное ружье, оседлал Вики и поехал в город. – Он сконфуженно нахмурился. – Пытался отговорить его, но… – Он пожал плечами.
Труди еще не успела остыть, но Роб Джей снова положил на нее седло и отправился в город, вслед за сыном.
На улице там и сям стояли небольшие группки мужчин. На крыльце магазина, где выступали Ник и шериф, звучал громкий голос, но Роб не обратил на это внимания. Алекс стоял вместе с Мэлом Говардом и двумя другими молодыми людьми, все они держали в руках оружие, а глаза у них светились от осознания собственной важности. Лицо Алекса вытянулось, когда он увидел отца.