Применение метода утилизации

В работе с детьми симптомы для нас - не столько

проявления психологической и социальной патологии, сколько результат блокировки ресурсов (естественных способностей и возможностей ребенка).

Ребенок открывает для себя безбрежный океан ощущений, и в ходе их осмысления (как правильного, так и неправильного) могут возникнуть такие блокировки. Проблемы в семье, отношения с друзьями, осложнения в школе - все это может вызвать стрессовые перегрузки, которые мешают нормальному проявлению способностей ребенка и его обучению. А это, в свою очередь, ведет к искажению эмоциональных и поведенческих реакций, которые перестают соответствовать истинной натуре ребенка. Когда ребенок не может в полной мере быть самим собой и не получает прямого доступа к своим врожденным ресурсам, тогда возникают ограниченные решения, т.е. симптомы. Мы рассматриваем симптом как символическое или метафорическое послание подсознания. Последнее не только сигнализирует о нарушении в системе, но и дает четкий рисунок этого нарушения, который и становится предметом утилизации. Симптом, таким образом, является и посланием, и средством лечения.

"Я считаю, - полагал Геллер, - что видная глазу проблема или симптом являются на деле метафорами, в которых уже содержится рассказ о сути проблемы. Задача терапевта - правильно прочитать этот рассказ и, опираясь на него, создать свою метафору, в которой будут предложены возможные решения проблемы".

Что любит Сара

Среди моих клиенток была миловидная восьмилетняя девчушка по имени Сара. У нее было дневное недержание мочи. Когда она пришла ко мне в первый раз с мамой, я поинтересовалась, что она любит больше всего: какое мороженое, например? Какого цвета ее любимое платье? Ее любимые телевизионные передачи и т.д. Затем я предложила ей выбрать любимый день недели и ходить в этот день с мокрыми штанишками, ни о чем не беспокоясь. Озадаченное выражение у нее на лице быстро сменилось широкой улыбкой. "Мне больше всего нравятся вторник и среда", - с готовностью ответила девочка. "Вот и отлично", - с улыбкой одобрила я ее выбор. - Желаю тебе успешного вторника и среды, плавай в мокрых штанишках в свое удовольствие".

На следующей неделе Сара доложила мне, что успешно выполнила мое пожелание и весь вторник и среду штанишки у нее не высыхали. Мы снова поговорили о ее любимых вещах, а затем я предложила ей выбрать любимое время дня для своих мокрых "процедур".

В течение следующих пяти недель мы с Сарой постепенно добавляли все новые "любимые" условия для ее проблемы. Каждое нововведение давало девочке возможность одновременно проявлять свой симптом и контролировать его. С каждым новым ограничением, т.е. "любимым условием" (день недели, время дня, место, событие и т.д.) девочка училась управлять мочевым пузырем и выбирать время для его опорожнения. К концу пятой недели игра потеряла для девочки первоначальный интерес, а с ним пропала и привычка мочить штанишки.

Простите - извините

Однажды мне пришлось заняться лечением девочки-подростка, у которой были проблемы в общении со сверстниками. Анжела была крайне робкой и застенчивой, с очень низкой самооценкой и полным отсутствием уверенности в себе. Ее речь перемежалась бесконечными извинениями: "Извините... Я вам не помешала?... Простите... Кажется, я неясно выразилась?... Мне так жаль... Извините... Простите..." Когда я спросила, осознает ли она, как часто повторяет свои извинения, девочка смущенно ответила: "Да, к тому же мне все об этом говорят, но я ничего не могу с собой поделать, сколько ни пытаюсь".

Тогда мы условились, что Анжела будет вставлять в свой рассказ слова "извините, простите" после каждого пятого слова. Она заулыбалась, согласно закивала головой и начала рассказывать о себе. После первых пяти слов она с выразительным взглядом вставила свое "извините", потом после следующей пятерки, потом еще раз, но затем она стала сбиваться со счета, и произносила шесть-семь, а то и больше слов, прежде чем вспоминала про свое излюбленное "простите".

Такое нарушение договора совсем расстроило Анжелу, и она не смогла закончить важный для нее рассказ о мальчике, который ей нравился.

Понимая ее огорчение, я предложила свою помощь. Пусть она продолжает рассказывать, а считать слова буду я и после каждой пятерки буду поднимать указательный палец левой руки, чтобы она могла вставить очередное "простите". Девочка улыбнулась и поблагодарила меня за участие. Прошло минут пять после нашего уговора, и я заметила, как лицо Анжелы стало постепенно наливаться краской, а в голосе все заметнее звучало раздражение. Наконец, она не выдержала: "Надоело мне без конца повторять "простите"! Не хочу больше!"

"Собственно говоря, чего ты не хочешь?" - спросила я с невинным видом. "Не хочу больше повторять "извините", - возмущенно повторила Анжела. "Это твое дело, - мирно согласилась я. - Придется поискать другой способ помочь тебе. Видно, этот метод оказался неэффективным. Рассказывай мне дальше о своем друге".

На следующей неделе Анжела сообщила, что как только она произносит "извините", ее начинает одолевать смех. И вообще, она все реже стала вставлять в речь свои извинения. "Как-то глупо это выглядит", - заметила девочка.

Кто только раньше ни пытался отговорить ее от этой привычки (родители, преподаватели, друзья), но безрезультатно. Оказалось, требовался совсем иной подход: девочке надо было предоставить возможность выбора, помочь ей самой решить, как себя вести. Для этого на первом сеансе ее внимание было сфокусировано на бессмысленности и утомительности бесконечного повтора извинений в структуре нормальной речи.

Эриксон предупреждает о необходимости тонко чувствовать реальность детского мира, который можно изменить в определенном направлении, если этого требует явный симптом, но ни в коем случае нельзя искажать. В качестве примера он рассказал о своей четырехлетней дочери Кристи, которой пришлось побывать у хирурга.

"Вот видишь, было совсем не больно", - бодро заметил доктор, и тут же получил отповедь: "Какой ты гвупый! Еще как бойно, тойко я не показывава виду". Ребенок нуждался в понимании и одобрении, а не в выдумке взрослого (хоть и с благими намерениями). Если врач начинает со слов: "Тебе ни капельки не будет больно" - его ждет провал в общении с ребенком. У детей свои представления о действительности, и их надо уважать, но дети всегда готовы пересмотреть и изменить свои представления, если на то есть необходимость и она доведена до ребенка умно и тонко.

В литературе достаточно примеров, подтверждающих эту мысль. Приведем случай из практики Эриксона, когда он столкнулся с симптомом трихотилломании (привычке выдергивать ресницы). Он с пониманием входит в мир больного ребенка, приняв симптом как само собой разумеющееся, а затем находит способ изменить этот мир и вылечить ребенка, т.е. модифицирует симптом.

"Помню, ко мне привели девочку с совершенно голыми веками. Ни одной ресницы. Наверное, многие считают, что у нее некрасивые глаза, заметил я , но, по-моему, они выглядят интересно. Замечание девочке понравилось, и она поверила мне. Но мне и вправду веки показались интересными, потому что я посмотрел на них глазами ребенка.

Затем я предложил нам обоим подумать, как сделать веки еще интереснее. Может, если с каждой стороны будет по ресничке? Пожалуй, можно добавить еще одну посередине, по три реснички на каждом глазу, идет? Интересно, какая у них будет длина? А как они будут расти, с одинаковой скоростью или средняя быстрее других?... Единственный способ получить ответ на все эти вопросы - дать ресничкам вырасти!"

Такой подход требует от терапевта ума и изобретательности, но здесь можно переусердствовать и за хитросплетениями потерять из виду самого ребенка и нарушить главный принцип, который следует помнить, принимаясь за изменение его отношения к миру: "свою искреннюю убежденность в чем-то следует излагать другому человеку в доступной для него форме". Эриксон не сомневался в том, что ребенок имеет право сосать свой палец; проблема поведения ребенка - это исключительно его личное дело. Поэтому метод Эриксона сработает только в том случае, если вы искренне уважаете ребенка и допускаете, что перед вами целостная личность. Росси считает, что блестящий успех методики Эриксона следует в первую очередь отнести на счет его искреннего и неподдельного интереса к своим клиентам.

Ребенка можно легко увлечь словесной эквилибристикой и эффективной техникой. Однако дети необыкновенно проницательны и легко улавливают разницу между притворством, чистосердечием и тем, что можно назвать эгоцентричным умом. Каждому терапевту следует научиться сохранять очень важное и легко нарушаемое равновесие между техникой и философией лечения.

В ожидании грабителя

У меня самой была возможность убедиться, насколько искренность и убежденность важны для терапевта в его работе с клиентом. Произошло это два десятка лет тому назад, когда я была капитаном медицинской службы в одном военном городке. Мы лечили не только военных, но и членов их семей. Однажды ко мне на прием пришла девочка по имени Долорес и пожаловалась на проблемы со сном. С наступлением ночи ее охватывал страх, что в дом проберутся грабители. Десять лет тому назад в доме действительно побывали жулики, но в то время событие никак не отразилось на ее сне. Теперь же подготовка ко сну превратилась у нее в нечто вроде ритуала. Сначала оно проверяла, заперты ли парадная дверь и черный ход, затем проверяла каждое окно, затем складывала в определенном месте одежду на завтра, чтобы она была под рукой, если ночью произойдет нечто непредвиденное.

В то время я работала под руководством психиатра. Он и разработал стратегию лечения девочки, опираясь на идею "парадоксального намерения", как ее понимал Джей Хейли. В то время такой нестандартный подход был мне незнаком, и план моего руководителя изрядно меня насмешил. Он предложил использовать для лечения сложившийся у девочки ритуал подготовки ко сну. Перед сном она должна была проделать все, как обычно, и лечь спать. Если в течение часа уснуть не удалось, следует выбраться из кровати и еще раз проверить все двери и окна. Если и после этого сон не пришел, повторить еще раз, и так хоть всю ночь. В конце концов девочка подсознательно придет к выводу: уж лучше уснуть до истечения следующего часа, тогда не надо будет без конца повторять эту нудную процедуру.

Такой подход противоречил полученной мною в Бостоне психоаналитической подготовке и показался мне неуместным для лечения данного симптома. Хотя я выполнила рекомендации своего руководителя, видимо, мое подсознательное неверие передалось Долорес. Она согласилась сделать все, как ей сказали, но при следующей встрече призналась, что нарушила уговор. Мой руководитель пожурил меня за отсутствие настойчивости в осуществлении разработанного плана лечения. Тем самым я лишаю девочку шанса излечиться, подчеркнул он. Он обстоятельно побеседовал со мной, объяснив, почему мне надо поверить в этот новаторский метод лечения. Беседа помогла мне избавиться от предвзятости, сняла мои сомнения в результативности такого радикального метода.

На следующей неделе я встретилась с Долорес и на этот раз изложила свои задания с воодушевлением и уверенностью в успехе. Прошла еще неделя, и Долорес радостно сообщила мне, что пять ночей подряд спала спокойно. Выполнив "предписания", она тем самым разрушила сложившуюся модель бессонницы. О грабителях речи больше не было.

Гибкость при утилизации

Утилизация - это быстрая реакция терапевта на неожиданно возникающую реальность. Этот прием почти не оставляет места для традиционных методов лечения. Для Эриксона были характерны искреннее желание и готовность оказать помощь любым способом. Если пациент не мог прийти к нему, он сам шел к больному. Однажды к нему обратились родители девятилетней девочки. Они были встревожены ее заметным отставанием в школе и катастрофически нарастающей замкнутостью. Лечиться она отказалась. Каждый вечер в течение почти двух месяцев Эриксон приходил к девочке домой.

Из бесед выяснилось, что она переживает из-за своей полной неприспособленности к занятиям, требующим координации движений и физической активности. Обычные детские игры вызывали у нее раздражение. Тогда Эриксон предложил поиграть в камешки, кто скорее попадет в цель. После перенесенного в юности полиомиелита у Эриксона плохо работала правая рука, поэтому он заверил девочку, что как бы она ни старалась, хуже него ни за что не сыграет. Недели три они увлеченно играли в камешки, и девочка научилась отлично попадать в цель.

Следующие две недели они посвятили катанию на доске. Поскольку у Эриксона была повреждена и правая нога, то он поспорил с девочкой, что ей ни за что не прокатиться хуже него. Вызов был принят, и через две недели девочка научилась кататься на доске. Потом Эриксон попросил научить его прыгать через веревочку, хоть одна нога и не слушается его. Через неделю девочка прыгала, как заводная.

И, наконец, настала очередь велосипеда. На этот раз Эриксон заявил, что он обгонит ее в два счета, потому что все знали, что он отменный велосипедист. Девочка снова приняла вызов, заметив, что ее успехи в других видах игр придают ей уверенности. Правда, ее смущало то, что у Эриксона одна нога плохо работает. Чтобы все было честно, она сама проследит, чтобы Эриксон вовсю работал обеими ногами. Эриксон старался изо всех сил, но победила девочка. Хитрость заключалась в том, что Эриксон хорошо управлял велосипедом, работая только одной здоровой ногой, а когда ему пришлось вертеть педали двумя, вот тут-то он и оплошал. Но девочка знала только одно: доктор хорошо ездит на велосипеде, он старался изо всех сил, а она его обогнала. Этой победой и завершилась их последняя "терапевтическая" встреча. В школе девочка увлеклась спортом и, конечно, стала гораздо лучше учиться.

Здесь Эриксон продемонстрировал не только успех утилизационного подхода, но и исключительную гибкость в его применении. Он не стал углубляться в причину проблемы или напрямую обсуждать ее: они с девочкой никогда не говорили о занятиях в школе или о странностях в ее поведении. Эриксон сразу понял, что ребенку не хватает физической подготовки и она испытывает унижение от своего бессилия.

Вряд ли удалось бы решить проблему в сухой обстановке врачебного кабинета. Работа с ребенком у него дома, на его уровне была не менее важным элементом выздоровления, чем сам процесс лечения. Конечно, во всем должна быть мера, и никто не ожидает, что психотерапевт будет в любое время суток мотаться по городу. Гибкость заключается в том, чтобы помочь больному любым, даже самым нетрадиционным способом, если нет возможности помочь, как принято. Я сама убедилась в этом на следующей трогательной истории.

В розовом цвете

Приведя ко мне своего шестилетнего сынишку, мать рассказала, что у нее еще трое детей, но Стивен "какой-то не такой". Кроме того, у него проблемы со сном, и вообще он какой-то неуправляемый. Особенно безобразно он ведет себя в присутствии остальных детей, так что приходиться его изолировать. Стивен совершенно равнодушен к тому, что нравится другим ребятам, не любит кататься в детском автомобиле или играть в песочнице.

Прошел почти месяц, как я начала работать со Стивеном и его родителями, когда мне позвонила его мать и попросила связаться с учительницей Стивена. Мать была очень довольна результатами наших занятий, поскольку дома дела пошли на лад, но ей хотелось, чтобы я помогла мальчику адаптироваться в школьной обстановке. Хотя Стивен постепенно учился управлять собой и выражать свои реакции словами, а не действиями, все же дети воспринимали его по-прежнему, т.е. не слишком дружелюбно. Видя глубокую заинтересованность, мотивацию и сотрудничество Стивена и его родителей, я с готовностью согласилась расширить "терапевтический фронт работ". Позвонив учительнице, я попросила разрешения побывать на занятиях и пообщаться с детьми, чтобы помочь ребятам понять, что Стивен уже не такой, каким был раньше. Учительница любезно согласилась и сказала, что была бы рада узнать о результатах моих наблюдений в школе и услышать полезные рекомендации. Получив письменное согласие родителей Стивена, мы договорились о дне встречи.

Наблюдая за Стивеном на занятиях и на перемене, я отметила, как он старается показать себя с лучшей стороны. Но когда он попытался присоединиться к играющим в школьном дворе ребятам, они начали смеяться над ним и дразнить: "Чудо-юдо Стивен Шливен". Он пытался объяснить, что ему обидно, но дети еще громче повторяли свою дразнилку.

Мое присутствие вызвало всеобщее любопытство. Ребятишки подошли ко мне и спросили, кто я такая и почему я у них в школе. Я с достоинством ответила, что я очень хороший друг Стивена и пришла специально, чтобы поиграть с ним. Это был продуманный ход, который дал бы ребятам возможность взглянуть на Стивена по-иному, как на человека, достойного дружбы. Подняв лежащий на траве футбольный мяч, я предложила Стивену поймать его, что он с восторгом и сделал. Так мы стали перекидывать мяч, стоя на расстоянии метра три друг от друга. Я глянула на школьника, стоявшего к нам ближе остальных и по его лицу и едва заметным движениям тела поняла, что ему тоже хочется включиться в игру.

"Как тебя зовут?" - спросила я как бы невзначай. "Мэтью". "Хочешь с нами поиграть?" "Ага!" - радостно заулыбался мальчуган.

Я бросила мяч Мэтью, он вернул его мне, я направила его Стивену и предложила перекинуть мяч Мэтью. Вскоре к нам присоединились и остальные ребята и мы стали единой взаимодействующей командой.

Минут через двадцать время активного отдыха закончилось, и все вернулись в класс для "тихой минутки". Дети обычно усаживаются на мягкие коврики, а учительница рассказывает сказки и истории или ведет беседу на разные темы, например, как находить друзей. Я спросила учительницу, не будет ли она возражать, если сегодня историю расскажу я, а запись этого рассказа я с радостью ей оставлю (со мною был магнитофон). Учительница была в восторге от моего предложения.

Когда ребята угомонились, я сказала, как мне было приятно с ними играть и в знак признательности за их доброту и приветливость я расскажу им особенную историю. [Привожу дословную запись рассказа, придуманного по ходу дела, без предварительной подготовки.]

Представьте, что вы отправляетесь в невероятно занимательное путешествие... достаточно закрыть глаза и вообразить всякие чудесные, красивые и захватывающие вещи. И все это можно увидеть, почувствовать на вкус, на запах, на ощупь. Вот так, хорошо. Ваше путешествие начнется с того, что вы устроитесь как можно удобнее и просторнее... сделайте глубокий, медленный и полный вздох через нос и не спеша выдохните через рот. Вот так, отлично. Продолжайте дышать вольно и спокойно, путешествие начинается.

Вообразите все, что вам нравится. Возможно, вам захочется полетать над облаками. Куда бы вы ни отправились, я знаю, что ваше чудесное воображение унесет вас в самые прекрасные места, где вам будет хорошо и спокойно. А я тем временем расскажу вам о маленьком слонике, что жил в зоопарке. Правда, он отличался от других слонов своим цветом. Так уж получилось, что он родился розовым. Все остальные слоны были серого цвета, кто потемнее, кто посветлее, но только малыш был единственным розовым слоненком.

Малыш очень переживал по этому поводу, да и как было не расстраиваться, если остальные слоны смотрели на его розовый цвет косо и неодобрительно. А ему так хотелось быть вместе со всеми, бегать в одной компании наперегонки, перебрасываться с другими слонятами комьями земли и кувыркаться в грязи. Вы, должно быть, знаете, что все слоны обожают валяться в грязи, а потом поливать друг друга водой из хобота. В общем, скучать им было некогда. И всего этого был лишен розовый слоненок, и все из-за своего цвета. Поэтому все виделось ему не так, как другим слонам, и чувствовал он себя не так, как все. Иногда ему было так не по себе, что казалось, все внутри дрожало от какого-то непонятного чувства.

Чтобы много знать, слонам тоже надо учиться, а они ведь даже о себе самих не все знают. В один прекрасный день, когда слоненок одиноко бродил в уголке загона, к нему подошел старый, мудрый слон и спросил: "О чем печалишься, малыш?" "Понимаете, меня беспокоит, что я не такой, как все. У меня и игры свои, и делаю я все на свой лад, не так, как другие. Ну а потом, ведь я розовый. Знаете, как трудно быть розовым, когда все вокруг серые!"

Старый мудрый слон внимательно посмотрел на слоненка и произнес: "А попробуй-ка вспомнить, когда твой цвет выручил тебя, именно твой розовый цвет: не случалось ли такого?"

Малыш вспоминал, вспоминал и вдруг припомнил. Как-то очень давно он потерялся и одиноко плутал в темноте, в то время, как его разыскивали смотрители зоопарка.

"Верно, верно, я помню такой случай. Они с ног сбились, а меня нигде нет. Вечер становился все темнее, мне было очень страшно. Я брел по какой-то дороге, не зная, в какой стороне мой дом. И вдруг неподалеку остановилась машина и ко мне подбежали радостные смотрители. Они отыскали меня! А один служащий зоопарка сказал: "До чего же хорошо, что ты такой розовенький, прямо так и светишься в темноте. Был бы ты серый, мы бы тебя ни за что не нашли!"

В этот миг глаза слоненка весело сверкнули. Он понял, что бывают моменты, когда очень важно отличаться от других, когда так чудесно отличаться от других!

Мудрый слон потрепал его хоботом и сказал: "Ты все верно понял, малыш. В жизни бывает очень много моментов, когда отличаться от других - просто чудесное качество, как и все остальное, что ты еще умеешь делать. Я вот думаю: сможешь ли ты научить других тому, что сам умеешь, поделиться своим умением с теми, кто этого еще не знает?"

Розовый слоненок подумал, подумал и с той же искоркой в глазах ответил: "Конечно, научу!" Он подошел к месту, где резвились другие слонята и стал показывать им три своих умения. Пусть они узнают, как можно по-новому и необычно использовать эти три умения. Слоненок показал им все, чему научился благодаря своему розовому цвету. Слонята были просто в изумлении. Оказывается это так здорово - быть розовым и непохожим на других. Слонята даже приложили немало усилий, чтобы самим порозоветь. Однако, хоть они и остались серенькими, в душе у них все осветилось волшебным светом от одной только попытки порозоветь.

Им открылось друг в друге то, чего они раньше не замечали: оказывается, у каждого были свои неповторимые и замечательные способности. Это было так удивительно, так чудесно! Тем временем на зоопарк спустился вечер и розовый слоненок ласково подтолкнул своих друзей к дому, а его искрящиеся глазки словно хотели сказать: "Мы теперь друзья, и чем больше мы будем узнавать друг о друге, тем нам будет интереснее вместе". Наступила ночь, они закрыли глаза и уснули. Вот так.

Пока вы путешествуете по своим любимым местам, пусть все, о чем мы говорили и о чем вы узнали, представится вам по-новому, поможет вам успокоиться, расслабиться. Порадуйтесь тому, как много вы уже знаете и умеете. Взять хотя бы такое сложное дело, как завязывать шнурки на ботинках, или сложить два и два. И читать вы уже умеете. Разве это не чудесно? А теперь, пожалуй, можно и возвращаться из путешествия, не торопитесь, сами выбирайте время и скорость. Открываем постепенно глаза и помним только самое приятное о своем путешествии и забудем о том, что неприятно, чтобы ничто не нарушало наше ощущение полного покоя, чудесного, мирного отдыха. Вот так. Вы теперь сможете так мечтать каждый день, когда захотите. Вот как сейчас. Если вам не хочется спать, открываем глаза, делаем глубокий вдох полной грудью, потянемся - и вот мы полны бодрости и внимания. На сердце легко. Все в порядке.

Из чего сочиняется рассказ

Наблюдая, как солнечные блики, дрожа, переливаются на глади океана, мы заметили вдали большого серо-белого пеликана. Глядя на грациозные движения птицы, скользившей над водой в поисках пищи, мы подумали: как она узнает, где искать? Нам такое знание не дано. Выходит, такому незатейливому существу, как пеликан, по силам то, что недоступно нам.